ди вод
Топор я видел, весело плывущий.
Я видел: к югу клин коров ревущий
Тянулся, рассекая небосвод.

Я видел сам - ведь я мужчина пьющий -
Как ночью пивом бил водопровод.
Так не склоняйтесь над кофейной гущей,
Чтоб судьбоносный высмотреть развод.

Полна чудес ты, Русская земля,
И не предскажет никакой мудрец,
Какие впредь ты опрокинешь нормы:
К примеру, вдруг исчезнут из Кремля,
Наворовавшись вдоволь наконец,
Все деятели рыночной реформы.

1998


Волюнтаризм ужасен, как дракон,
Но мы срубили голову дракону.
При Брежневе как дышло был закон,
А нынче и воруют по закону.

Не нужно вору отдавать поклон,
Не нужно делать из него икону.
Клейми его на кухне, как Дантон,
Но воровству не составляй препону.

Ведь воры в будущем - наш средний класс,
И не годится, чтоб любой из нас,
Застукав их при совершенье взлома,
Мог запросто им в душу нахаркать.
К молчанию же нам не привыкать,
Наука эта с детства нам знакома.




Богемным бытием я страшно изнурен
И просьбой нудною терзаю слух фортуне:
"Позволь, как кораблю, в безветренной лагуне
Мне переждать тайфун теперешних времен".

Я отращу брюшко, отстаиваясь там,
В трико я облачусь, в помпончатые тапки
И девушку куплю - серебряные лапки,
Чтоб гладила меня по всяческим местам.

Да, именно куплю! Сумел я накопить
Деньжонок, поднося буржуям дифирамбы,
А с теми, кто твердит про дактили и ямбы,
Мне в драку хочется немедленно вступить.

Довольно тянется словесная страда,
Довольно нервы мне вопросами кромсали:
"Что новенького вы, маэстро, написали?"
Писать, всегда писать! А жить-то мне когда?

Довольно я уже стихом плодоносил
(А может быть, сказать вернее "плодоносил"?)
Я зубы растерял, почти обезволосел,
Растратил попусту запасы юных сил.

Я счастье выстрадал. Мне было нелегко.
Я право приобрел, кривляясь ради денег,
На блеклое трико, обвисшее в коленях,
И на урчащее под майкою брюшко.

Теперь ту девушку, которую люблю,
Мне мадригалами задабривать не нужно -
Я делаю ей знак и, пукнув благодушно,
На ложе жгучих нег в молчании валю.

1998



















                                                                              Андрей Добрынин

Печально я гляжу на трупик поросенка
В гастрономической зовущей смуглоте:
Еще вчера он жил, похрюкивая звонко,
Убийство удалось - и вот он на плите.

Убийство удалось, а нынче - расчлененка
И трупоеденье в застольной тесноте.
Хозяин поднял нож с ухмылкою подонка,
И содрогаюсь я в мгновенной тошноте.

Бесспорно, человек - опасное соседство:
Ни материнство он не пощадит, ни детство,
Упитывая плоть дородную свою.
Как небо нам воздаст? И, выпив чарку тминной
За упокой души младенческой невинной,
Я мясо нежное в унынии жую.

1998




Я на ночь форточку распахнул
И вот не сплю уже два часа.
В нее втекают далекий гул,
И смех, и гулкие голоса.

Вот разбивается разговор
На несколько стихших в ночи кусков
И слышно, как через иссохший двор
С шарканьем тянется цепь шагов.

Озябнуть я теперь не боюсь,
Ночная прохлада в мае легка,
Но в форточку, словно в открытый шлюз,
Влилась беспредельность, словно река.

Вплывают вместе с темной рекой
Все звуки ночи, как челноки,
И прочь несутся,- и мой покой
Уносят воды темной реки.

Шлюзы стеклянные приоткрой -
И вскоре уже не заметишь сам,
Как растворится в ночи покой,
Уплыв вслед гаснущим голосам.

1998







                                                                                          Андрей Добрынин
Хоть я невыносим в быту,
Хоть много пью и нравом злобен,
Но я к раскаянью способен
И в нем спасенье обрету.

Коль снова выход злобе дам
И нанесу бесчестье даме -
Я бью затем поклоны в храме
И по полу катаюсь там.

Рву на себе я волоса
И довожу старух до дрожи,
Когда реву:"Прости, о Боже!"-
Переменяя голоса.

Струятся слезы из очей,
Рыданья переходят в хохот,
И создаю я страшный грохот,
Валя подставки для свечей.

Господь услышит этот шум
В своем виталище высоком
И глянет милостивым оком,
Недюжинный являя ум.

Ведь он подумает:"Грехов
На этом человеке много,
Но он, однако, мастер слога,
Он создал тысячи стихов.

Я, Бог, терплю одну напасть -
Вокруг лишь серость и ничтожность,
А в этом человеке сложность
Мне импонирует и страсть.

Ишь как его разобрало,
Весь так и крутится, болезный",-
И спишет мне отец небесный
Грехов несметное число.

О да, я Господу милей
Ничтожеств, жмущихся поодаль -
И сладкая затопит одурь
Меня, как благостный елей.

И я взбрыкну, как вольный конь,
И прочь пойду походкой шаткой,
Юродивого пнув украдкой
И харкнув нищенке в ладонь.

1998





                                                                             Андрей Добрынин

Я вижу вновь картину эту,
И вновь мне делается жутко:
Стремится девушка к поэту,
Поправ все доводы рассудка.

Она встает, подобно кобре,
На зов свирели куртуазной,
Но я вовеки не одобрю
Ее поступок безобразный.

Как ты могла сойтись с поэтом?
Ведь ты должна его дичиться -
Он ненормален, и при этом
Своею вздорностью кичится.

Ему ты жертвуешь фигурой
И красотой своей расцветшей -
Для этого быть нужно дурой,
Точнее, просто сумасшедшей.

В таком сомнительном знакомстве
Таится будущая драма.
Подумай о своем потомстве,
Ведь ты же будущая мама.

Писака любит жить вольготно,
Супруга из него не выйдет.
Он размножается охотно,
Детей же люто ненавидит.

Но зряшный труд - давать советы,
Ведь я усвоил непреложно:
Противодействовать поэту
В делах любовных невозможно.

Поэт всегда восторжествует,
Хоть жизнь не раз его тузила,
Ведь лишь ему слова диктует
С небес таинственная сила.

Он слаб и нищ, но в каждой фразе -
Богатство, сила и победа.
Внимают девушки в экстазе
Всему, что хочет он поведать.

Их заполняет наслажденье,
Граничащее со страданьем, -
Оно, как новое рожденье,
Всей жизни служит оправданьем.

1998




                                                                                   Андрей Добрынин



В клубе, скромно зовущемся "Бедные люди",
Очень редко встречаются бедные люди -
Посещают его только люди с деньгами,
За красивую жизнь голосуя ногами.

Здесь с поэтом обходятся крайне учтиво
И всегда предлагают бесплатное пиво,
А к пивку предлагают бесплатную закусь.
Здесь не скажут поэту - мол, "выкуси накось".

Понял я, здесь не раз выступая публично:
Доброта этих скромных людей безгранична,
А когда они к ночи впадают в поддатость,
Доброта превращается в полную святость.

Здесь любые мои исполнялись желанья,
И казалось мне здесь, что незримою дланью
Сам Господь по башке меня гладит бедовой,
Наполняя мне грудь как бы сластью медовой.

И не мог я отделаться от ощущенья,
Что сиянием полнятся все помещенья
И что слышат в ночи проходящие люди
Пенье ангельских сил в клубе "Бедные люди".

1998



























                                                                              Андрей Добрынин



Мне нужно было где-то поселиться,
Я стал к тебе под вечер на постой,
Но в полночь застонали половицы
Под заскорузлой жесткою пятой.

И на меня безмолвно ты полезла,
Сопя среди зловещей темноты,
И чахлые писательские чресла
Опустошила до рассвета ты.

Ты вновь и вновь владела мною грубо,
Матрац волнуя, словно бог морской,
И в такт мои постукивали зубы,
И думал я с привычною тоской:

"Пусть будет так. Ведь я достоин кары.
Я не ропщу". И из последних сил
Размеренные страстные удары
Тебе я до рассвета наносил.

Подскакивая, словно на батуте,
Я размышлял:"Не справиться с судьбой,
Не изменить духовной нашей сути -
Пусть завтра счастье выплеснет прибой,
Но буду я к заветной той минуте
Непоправимо истощен тобой".


























                                                                                    Андрей Добрынин
Когдя я гляжу на красоты природы,
Мое равнодушье не знает предела.
Ваял я прекрасное долгие годы,
И вот оно мне наконец надоело.

Черты красоты уловляя повсюду,
Я создал несчетные произведенья,
Теперь же, взирая на всю эту груду,
Постичь не могу своего поведенья.

Вот взять бы кредит, закупить бы бананов,
Продать их в Норильске с гигантским наваром,
И вскорости нищенский быт графоманов
Казался бы мне безобразным кошмаром.

А можно бы в Чуйскую съездить долину,
Наладить в столице торговлю гашишем,
Но главное - бросить навек писанину,
Которая стала занятьем отжившим.

Ты пишешь, читаешь, народ же кивает,
Порой погрустит, а порой похохочет,
Но после концерта тебя забывает
И знать о твоих затрудненьях не хочет.

При жизни ты будешь томиться в приемных,
За жалкий доход разрываться на части,
Но только помрешь - и масштабов огромных
Достигнут тотчас некрофильские страсти.

Твою одаренность все дружно постигнут,
Ты вмиг превратишься в икону и знамя,
Друзья закадычные тут же возникнут,
Поклонники пылкие встанут рядами.

И ты возопишь:"Дай мне тело, о Боже,
Всего на минуточку - что с ним случится?
Мне просто охота на все эти рожи
С высот поднебесных разок помочиться.

И вмиг я почувствую ноги, и руки,
И хобот любви, утешенье поэта,
И сбудется все. Как известно, в науке
Кислотным дождем называется это.

И, стало быть, нет ни малейшего чуда
В том, как человечество ослабевает -
Недаром плешивые женщины всюду,
Мужчин же других вообще не бывает.

Подумай, юнец с вдохновеньем во взоре,
А так ли заманчива доля поэта?
При жизни поэты все мыкают горе,
И вредные ливни все льют на планету.




























































                                                                        Андрей Добрынин




Предвкушение праздника вновь обмануло,
Мы ведь запросто праздник любой опаскудим,
А расплата за то - нарушение стула,
Истощение нервов и ненависть к людям.

Разговоры суетные, шутки пустые,
Поглощение литрами пьяного зелья -
Таковы, как известно, причины простые,
Приводящие к смерти любое веселье.

Но порой подмечал я с невольною дрожью:
Собутыльники словно чего-то боятся,
И уста их недаром наполнены ложью -
Так о главном не могут они проболтаться.

Нечто главное тенью в речах промелькнуло,
А быть может, в случайном затравленном взгляде,
И опять потонуло средь пьяного гула,
И опять затаилось, как хищник в засаде.

И опять потянулись дежурные брашна,
И опять замелькали нелепые жесты,
Но нащупывать главное было мне страшно -
За известной чертой человеку не место.

Если что-то извне к этой грани прильнуло,
Не надейся, что с ним ты сумеешь ужиться.
Предвкушение праздника вновь обмануло,
Но иначе не может мой праздник сложиться.

1998





















                                                                            Андрей Добрынин


Я был не нужен никому
И к безобразью своему
Привык я с самых ранних лет -
И к роковому слову "нет".

Я к унижениям привык -
Кривила злоба женский лик,
Коль говорил я о любви,
Кипевшей у меня в крови.

Мне их вопрос всю плешь проел -
Давно ль я в зеркало смотрел?
И я подался в грибники -
В лесах размыкать груз тоски.

В тоске бродил я по лесам
И как - уже не помню сам
Вдруг обнаружил древний клад
И стал чудовищно богат.

Я гнусь теперь не от скорбей -
От груза золотых цепей,
И даже полный идиот
Не скажет мне, что я урод.

Уродство - свойство нищеты,
А коль сидишь с охраной ты
В чаду шикарных кабаков,
То ты, конечно, не таков.

Пусть ты физически убог,
Горбат, плешив и кривоног -
Достань мобильный телефон,
И ты для женщин Аполлон.

Коль ты в прикиде дорогом,
Ты станешь первым остряком,
И пусть ты глуп, как шимпанзе -
Вокруг хохочут дамы все.

Как много дам в моей стране!
Они по телефону мне
Теперь звонят с утра весь день,
Но трубку снять мне стало лень.

Мне говорят, как я хорош -
Устал я слушать эту ложь,
И шире мексиканских вод
Зевота раздирает рот.





                                                                          Андрей Добрынин
Бесспорно, я хотел любви,
Но не за баксы и рубли,
И вновь я зачастил в леса,
И там стал слышать голоса.

Они твердили свысока:
"Ты неуч, глупая башка,
А тот, кто Энгельса читал,
Тот любит денежный металл.

Без денег чувства просто нет,
И лишь услышав звон монет,
Снимает женщина скафандр,
Как говорил Анаксимандр.

Твой предок сто веков назад
Знал не обмен, а лишь захват,
И он не прибегал к деньгам,
А бил дубиной по мозгам.

Столь архаический обмен
Рождал немало мерзких сцен:
Без нежных слов, всегда молчком
Твой пращур женщин брал силком.

Напрасен был тут женский крик -
Не знал пощады твой старик,
И женщина плелась домой,
Противная себе самой.

Тогда достоинство мужчин
Определял военный чин
И, разумеется, вдвойне -
Наклонность и буйству и резне.

Неведом людям был покой,
И продолжала род людской
Не институт любви - семья,
А изнасилования.

Но в этот беззаконный век
Придумал деньги человек.
Была великой эта новь,
Ведь с нею в мир пришла любовь.

Когда ж магический металл
Платежным средством всюду стал,
То вышел полностью в тираж
Неукротимый предок наш.

Засунув грязный палец в рот,
Смотрел он, как шумит народ,
Задаром выпивший винца,
На пышной свадьбе у купца.


                                                                      Андрей Добрынин
Хоть пращур был отпетый хам -
Не смел он волю дать рукам:
На слишком дерзких молодцов
Была охрана у купцов.

И он, не нужный никому,
Побрел от шума прочь, во тьму,
Ругаясь в злобе и тоске
На древнем грубом языке.

В культурной купле слабый пол
Заслон от грубости нашел,
А глупость спряталась в лесах
С угрюмством в маленьких глазах.

Не может женщин оскорбить
Тот, кто желает их купить.
Альтернатива тут одна -
В лесах скрывается она.

Был посрамлен наш предок-хам,
И все благодаря деньгам.
Естественно, с тех давних пор
Ласкают деньги женский взор.

Чтоб оценить себя сполна,
Продаться женщина должна;
Она свою постигла власть,
Когда впервые продалась.

Так перестань в тайге блуждать
И женщин желчно осуждать,
Вернись в Москву и деньги трать,
Чтоб женщин тысячами брать.

Сидит в генетике у дам
Любовь старинная к деньгам,
А та, что денег не берет,
Есть отщепенка и урод.

Не смей ту женщину любить,
Которую нельзя купить:
Ее язык не в меру остр,
И вся она - бесполый монстр.

Но дамы в золотых очках,
В цепях, браслетах и значках,
Чей храм есть модный магазин...
Такие - счастье всех мужчин.







                                                                           Андрей Добрынин

В Москве таких немало есть -
Иная может надоесть,
Тогда другую ты лови,
Чтоб с нею плыть в моря любви".

"Так поднимай же паруса,-
Мне повторяли голоса,-
На женщин в городе твоем
Пролейся золотым дождем,

Чтоб сплавились в душе у дам
Любовь к тебе и страсть к деньгам,
Чтоб рос любимых контингент,
А ты вошел в состав легенд".

И я иду из мглы лесов
По зову горних голосов
Навстречу жизни и борьбе
И непростой своей судьбе.

1998

































                                                                                  Андрей Добрынин
5
Я помню: почва из-под ног
Вполне приметно ускользала.
Я битый час понять не мог
То страшное, что ты сказала.

Захохотали упыри,
Проснулись мертвые в могилах.
Что ты сказала? Повтори!
Я этого понять не в силах.

С гвоздя в вечерней синеве
Свихнулась месяца подкова.
Пульсировало в голове
Твое кощунственное слово.

Как будто торопясь на слом,
С орбиты сдвинулась планета:
Ты назвала меня козлом,
И ты поплатишься за это.

Я словно провалился в ад
Без всякой видимой причины,
Ведь, взяв тебя за круглый зад,
Я лишь исполнил долг мужчины.

Когда же, яростно вопя,
Я вырвался из недр Аида,
То покарать не смог тебя -
Исчезла ты в толпе из вида.

Ты думаешь - возмездья нет,
Подобна тупостью ослице,
Но, проездной купив билет,
Примусь я ездить по столице.

Я вынес приговор тебе
И розыск объявил бессрочный,
Чтоб в человеческой толпе
Всегда искать твой лик порочный.

И станут жизнью для меня
До исполненья приговора
Автобусная толкотня,
Компостеры и контролеры,

Маршрут, потом другой маршрут,
Все ветки метрополитена...
А ведь года свое берут,
И я состарюсь постепенно.







                                                                        Андрей Добрынин

Войду в вагон очередной
И, как паук при виде мухи,
Замру, узнав тебя в седой,
Унылой, сгорбленной старухе.

Не удивляйтесь же, друзья,
Не припишите все заскоку,
Увидев, как с улыбкой я
К старухе приближаюсь сбоку.

Я локтем двину ей под дых,
Проскрежетав:"А ну-ка выйдем",
И кто козел из нас двоих,
Мы наконец тогда увидим.

1998







































                                                                                Андрей Добрынин

Когда состарюсь я и стану глух, как пень,
То сделаюсь тогда не в меру громогласен.
Красотке я скажу:"Давайте станем в тень,
И я вам объясню, как облик ваш прекрасен".

Но объяснения - лишь первая ступень.
Я буду продолжать, от выпитого красен:
"Куда бежите вы, пятнистый мой олень?
Не смейте убегать, я вовсе не опасен".

Мне будет невдомек, что в зале тишина,
Что хриплая моя повсюду речь слышна
И возглас тоненький:"Пожалуйста, не надо!" -
Я буду жить всегда в немыслимой тиши,
И слышать не людей, а зов своей души,
И сотни гневных глаз не обожгут мне зада.

1998




Хотя и вынужден я сделаться слепцом,
Нечаянно хватив метилового спирта,
Но все же остаюсь настойчивым самцом
И много нового вношу в искусство флирта.

Ни шлюха старая, что пахнет мертвецом,
Ни девушка в венке из девственного мирта -
Мне более никто не служит образцом,
Не спрашиваю я:"Ну где же мой кумир-то?"

Достаточно во тьме почувствовать тепло,
Чтоб в формы дивные его мне облекло
Воображение, а скромность замолчала.
И пальцы побегут подобием волны,
И чуткостью они такой наделены,
Что вмиг откликнется им женское начало.

1998














                                                                                     Андрей Добрынин


                                                                 К.Григорьеву


Сказал я старому приятелю,
К нему наведавшись домой:
"Что пишешь ты? "Дневник писателя"?
Пустое дело, милый мой.

Поверь, дружок: твой труд по выходе
Дурная участь будет ждать.
Его начнут по вздорной прихоти
Все недоумки осуждать.

Сплотит читателей порыв один,
Все завопят наперебой:
"Из тех, кто в этой книге выведен,
Никто не схож с самим собой!"

Имел ты к лести все возможности,
Но все ж не захотел польстить.
Ты их не вывел из ничтожности,
А этого нельзя простить.

Все завопят с обидой жгучею,
Что твой "Дневник" - собранье врак
И что в изображенных случаях
Случалось все совсем не так.

Своею прозой неприкрашенной
Ты никому не удружил
И, откликами ошарашенный,
Ты вроде как бы и не жил.

В литературе нет традиции,
Помимо склонности к вражде.
Как мины, глупые амбиции
В ней понатыканы везде.

Ты вышел без миноискателя
В литературу налегке,
За это "Дневником писателя"
Тебе и врежут по башке".

1998











                                                                                    Андрей Добрынин



Не о тебе я нежно пою,
Но ты целуешь руку мою -
Руку мою, превозмогшую дрожь
И разделившую правду и ложь.

Нет ничего святого в руке,
Но ты целуешь ее в тоске.
Бледные пальцы, сплетенье вен -
Но ты в слезах не встаешь с колен.

Я слез восторженных не хотел -
Они мешают теченью дел,
Когда, подрагивая слегка,
Песню записывает рука.

Лишь от любви ты к правде придешь,
Но и в любви есть правда и ложь.
Правда - лишь отсвет во тьме сырой
И неправдива совсем порой.

В руке ничего высокого нет,
Н