и все друзья.

1999












                                                                                      Андрей Добрынин

Когда раздают винтовки
На заводских дворах,
Кому-то зрелище это,
Должно быть, внушает страх.

Когда течет по проспектам
Зернистая лава толп,
Должно быть, кто-то от страха
Готов превратиться в столб.

Когда соловьем железным
Защелкает пулемет,
Кто-то мертвеет от страха,
Я же - наоборот.

Я тогда оживаю,
Я слышу тогда во всем
Жестокий язык восстанья
И сам говорю на нем.

Вся жизнь, что была дотоле,
Есть только прах и тлен,
Если народ ты видел,
Который встает с колен.

Молись, чтобы хоть однажды
Увидеть такое впредь -
Даже от пули брата
Не жаль потом умереть.

1999




























                                                                             Андрей Добрынин

Полагаю, друзья, что заметили вы:
Происходит неладное в центре Москвы.
Здесь гулящих девиц появились стада
И нахально хиляют туда и сюда.

Расплодились кавказцы здесь сотнями тыщ,
И хоть вроде народ бесприютен и нищ,
Видно, все же жирок он растратил не весь,
Если столько мошенников кормится здесь.

И вьетнамцы от сырости здесь завелись,
Всевозможным имуществом обзавелись,
А откуда пожитки у этих пролаз?
Идиоту понятно, что сперли у нас.

Почему-то Москве не везет на гостей,
Среди них - извращенцы различных мастей,
Негодяи, мерзавцы, подонки, гнилье -
Все ругают Москву и стремятся в нее.

Да, столица нужна - это давний закон,
Но Москва не столица, а только притон,
Чтоб избавиться разом от всяких жлобов,
Передвинуть столицу нам нужно в Тамбов.

А когда и в Тамбов понаедут жлобы,
Мы поймем, что мы - люди нелегкой судьбы.
Нам придется скитаться по всем городам,
А колеса стучат:"Шикадам, шикадам".

"Шикадам, шикадам",- распевает Филипп,
Для него-то вся жизнь - нескончаемый клип,
Ну а я не настолько везуч, как Филипп,
И, родившись в Москве, основательно влип.

1999






















                                                                         Андрей Добрынин

Всего лишь одна сигарета,
Одна после трудного дня.
За слабость невинную эту
Друзья не осудят меня.

Пусть даже былые недуги
Проснутся от курева вдруг,-
Меня не осудят подруги,
Ведь я не имею подруг.

С таинственной нежной подругой
Не мыслил я душу связать.
Я женщин заталкивал в угол
И там начинал осязать.

Их речи звучали как пенье
И звали к единству сердец,
А я, издавая сопенье,
Вытаскивал толстый конец.

Упорно желал я пробраться
К межножью, как к центру Земли.
Мне дамы могли отдаваться,
Любить же меня не могли.

Я девушек тискал жестоко
И грубо валил на кровать,
Теперь же курю одиноко,
И всем на меня наплевать.

А если б я был изначала
Любезный такой добрячок,
Сейчас бы жена подбежала
И выбила с воплем бычок.

1999





















                                                                                   Андрей Добрынин

Плеваться в лестничный пролет
Для мудреца всегда приятно.
Мотаясь, вниз летит слюна,
Внизу щелчок раздастся внятно.

Как рухнувший воздушный змей,
Теряющий по лоскуточку,
Слюна летит, пока щелчок
На этом не поставит точку.

Не так же ль человек летит
Стремглав из этой жизни бренной
Среди таинственных перил
И лестниц сумрачной Вселенной?

И сколько он ни измышляй
Систем, индукцмй и дедукций -
Он не замедлит свой полет
Средь мрачных мировых конструкций.

Но пусть меня творец миров
Почтением не удостоит -
Я не слюна, а человек,
Со мною так шутить не стоит.

Способен мой свободный дух
Развить такое напряженье,
Чтоб тяготенье прервалось
И обратилось вспять сниженье.

Пусть я о мировую твердь
Расплющусь и навек исчезну,
Но прежде оскверню того,
Кто мною плюнул в эту бездну.

1999






















                                                                                Андрей Добрынин

Я из гостей шагал домой поддатым
И вдруг услышал окрик:"Аусвайс!"
И вижу: у подъезда с автоматом
В немецкой форме топчется Чубайс.

Я произнес:"Толян, ты что, в натуре?
Ты братану, по-моему, не рад.
К чему весь этот жуткий маскарад?
Я тоже европеец по культуре,
Я тоже убежденный демократ".

Я на него глядел умильным взором
И повторял:"Борисыч, я же друг!" -
Но он залязгал бешено затвором
И закричал свирепо:"Хальт! Цурюк!"

Он отказался понимать по-русски
И только злобно каркал:"Аусвайс!"
И понял я: кто квасит без закуски,
Тому всегда мерещится Чубайс.

И кто жену законную обидит,
Кто в адюльтер впадает без проблем,
Тот в сумерках Борисыча увидит,
Эсэсовский надвинувшего шлем.

И коль ты был до наслаждений падок,
Теперь готовь бумажник и ключи:
Чубайс угрюмый, любящий порядок,
Расставив ноги, ждет тебя в ночи.

Чубайс в твоей поселится квартире,
Чтоб никогда не выселяться впредь,
И будет он в расстегнутом мундире
Твой телевизор сутками смотреть.

Он жрет как слон и в ус себе не дует,
Но если слышишь ты мои стихи,
То знай: он во плоти не существует,
Он свыше нам ниспослан за грехи.

И если в нас раскаянье проснется
И горний свет ворвется в душу вдруг,
Борисыч покривится, пошатнется
И страшный "шмайсер" выронит из рук.

Едва мы ближним выкажем участье,
Былые несогласия простив,
Как вмиг Чубайс развалится на части,
Зловонье напоследок испустив.








                                                                             Андрей Добрынин


И ближние носами тут закрутят,
Поморщатся и выскажутся вслух:"Небось  Борисыч снова воду мутит,
Ишь как набздел опять, нечистый дух".

1999



















































                                                                                  Андрей Добрынин

Ты тучен, мой друг, и на вид нездоров -
По-моему, дело в избытке жиров.
Неужто тебе, по примеру иных,
Не жрать уже сочных свмных отбивных,

Ни водки не пить, ни портвейна "Чашма",
Поскольку они калорийны весьма?
Зачем ты вообще собираешься жить,
Коль сальце не можешь на хлебчик ложить?

Чтоб выбить из тела коварную хворь,
Себе ты наложницу срочно спроворь.
Посулами можно добиться того,
Но брань и угрозы - надежней всего.

В процессе нелегкой любовной игры
Из нашего тела выходят жиры,
Но можно ли это игрою назвать,
Коль рухнуть готова от тряски кровать?

Любовь - изнурительный, тягостный труд,
В постель, как в забой, слабаков не берут.
Во влажном забое меж девичьих ног
Стучит до рассвета мясной молоток.

Ты начисто за ночь лишишься жиров
И, словно пришелец из лучших миров,
Ты тихо плывешь в человечьей толпе,
И братьями кажутся люди тебе.

Пусть панцирь суровости носят они
И тем черепахе Тортилле сродни -
Ты благостно смотришь на жизнь черепах
Со слабой улыбкой на синих губах.

Жиры и здоровье - враги навсегда,
Здоровье, однако же, стоит труда,
Ты шаткой походкой похож на калек,
Но это здоровый идет человек.

1999

















                                                                                    Андрей Добрынин

                                                      Константэну Григорьеву

Бездарность нам никто не впарит,
Друзей мы выбираем сами.
Живет на свете русский парень
С оранжевыми волосами.

На вид он простоват, быть может,
Враги шипят - мол, недотепа,
Но так порой он песню сложит,
Что публике нельзя не хлопать.

Своим огромным обаяньем
Принес он многим дамам горе.
Он как фельдмаршальское званье
Несет фамилию "Григорьев".

Ежевечерне пьет он пиво
И отрастил уже животик.
Живет он скромно, но красиво,
Есть у него жена и котик.

Как выше я уже отметил,
Есть деньги у него на пиво;
Как выше я уже отметил,
Живет он скромно, но красиво.

Не знаю, что еще добавить,
Чтоб от волненья не завраться.
Он хочет выпить и добавить,
Чтоб сил для подвигов набраться.

За идеал куртуазии
Григорьев выстрадал немало,
Но ненависть буржуазии
Его вовеки не пугала.

Сегодня Константэн улыбчив,
Надувшись пивом, словно клизма,
Чтоб завтра биться втрое шибче
С противниками маньеризма.

Мы вновь его увидим в схватке,
В руке он держит наше знамя.
Враги тикают без оглядки
В животном страхе перед нами.

Они от страха гнусно блеют,
От ужаса пускают ветры,
И гордо наше знамя реет
Над рыжей головою мэтра.







                                                                                  Андрей Добрынин

Он стал железным командиром,
Ведет он массы за собою,
Чтоб лучшим куртуазным миром
Нам овладеть однажды с бою.

1999




















































                                                                              Андрей Добрынин

На женщин я взираю - и гадаю,
Что сделал с их коленями Аллах?
Идут они, как утки приседая,
На вечно полусогнутых ногах.

С негодованьем я смотрю на это -
В подлунном мире никакая блядь
Вкус утонченный крупного поэта
Не вправе невозбранно оскорблять.

Терпели мы несчитанные годы -
Пора в себе нам граждан пробудить,
Чтоб впредь не смели женщины-уроды
С нахальным смехом мимо нас ходить.

Хочу я стать Всемирным Ортопедом,
Чтоб пациенток робких принимать
И со смешком, присущим людоедам,
Колени безобразные ломать.

А можно ставить вместо ног протезы,
Чтоб совершенной форма их была
И чтоб она от пятки и до среза
Мужские взоры пылкие влекла.

А можно женщин распластать на тверди
И на ноги им положить плиту,
И выпрямятся ноги, словно жерди,
Чтоб влечь мужские взоры за версту.

Наш долг - по капле выдавить урода
Из спутниц наших радостей и бед,
И то, что не доделала Природа,
Доделает Всемирный Ортопед.

1999






















                                                                                  Андрей Добрынин

Я по жизни шагаю на крепких ногах,
Я красавец, поскольку всегда при деньгах,
Ибо ведомо мне, что любому скоту
Деньги в женских глазах придают красоту.

Но, однако, скотом я стараюсь не быть -
Я считаю, что женщин не следует бить.
Посадить ей фонарь - ну какой в этом толк?
А с пособия снять - станет нежной, как шелк.

Потому не дерись - проявляй гуманизм.
Для любимой своей ты построй коммунизм,
Но всегда будь готов ее в задницу пнуть -
И пусть катится спину на фабрике гнуть.

Если будет рыдать - говори:"Отвяжись!
Я тебе обеспечил приличную жизнь,
Но тебе ведь возвышенных чувств подавай!
Не хотишь на завод, так к прилавку вставай".

Измотавшись за день от старушечьих дрязг
И в подсобке затем - от директорских ласк,
Будет класть она в сумку простые харчи
И по лужам домой добираться в ночи.

Выключать она будет сверлильный станок
И брести после смены, не чувствуя ног,
В провонявшее щами жилище свое,
Где сожитель-алкаш поджидает ее.

И поймет она вскоре, что счастье - в деньгах,
Но пускай поваляется с плачем в ногах,
Обметет волосами твои сапоги,
Без того же прощать ты ее не моги.

Между вами с тех пор установится лад:
Она будет ловить твой скучающий взгляд,
Отдаваться безропотно в позе любой
И во всех мелочах соглашаться с тобой.

1999

















                                                                                 Андрей Добрынин

Я ужасающе циничен,
Я просто нравственный калека.
Влюбиться может только дура
В такого недочеловека.

По счастью, дур у нас хватает,
Иначе мне пришлось бы туго.
Взирает на меня с восторгом
До славы падкая подруга.

Ей непонятно, почему я
Смотрю бессмысленно и трупно.
Ведь ей неведомо, что слава
Хорошим людям недоступна.

Ей не понять, как много нужно
Интриг, наушничества, лести,
Чтоб мог я прочно утвердиться
На нынешнем почетном месте.

Я лебезил и унижался,
Кивал, отвешивал поклоны.
Я знал, как достигают славы
И как с нее стригут купоны.

Теперь, прилипнув к разным фондам,
Засев в жюри различных премий,
Живу я в сытости и неге
И в наше непростое время.

Да, я изрядно потрудился,
И молодость в глазах угасла,
Но ты, малютка, не стесняйся,
Икру намазывай на масло.

И знай - нашла ты пониманье
В душе великого поэта:
Меня ты любишь за богатство,
И я хвалю тебя за это.

1999

















                                                                                   Андрей Добрынин


Эротических сцен повидал я немало,
Но, однако, им всем полноты не хватало -
Наслаждалось всегда исключительно тело,
Интеллект же поодаль слонялся без дела.

Помню, в Древнем Китае указывал некто:
"Человек есть ничтожество без интеллекта";
Ты всегда опасался скатиться в ничтожность,
А в любви существует такая возможность.

На иного посмотришь - болван, алкоголик,
А сношаться готов, извините, как кролик.
Почему б не поставить условьем соитья
Совершенье в науке большого открытья?

На худой же конец до начала услады
Поразгадывать можно с любимой шарады,
Доказать теорему, решить уравненье,
И тогда ты уже не впадешь в отупенье.

Если ты и в любви упражняешь свой разум,
А не просто ритмически двигаешь тазом,
То твой мозг увеличится резко в объеме,
А с такой головой не помрешь на соломе.

Должен разум участвовать в деле интима,
А иначе опустишься непоправимо
И, связав свою жизнь с недалекой девицей,
В нищете окочуришься полным тупицей.

19992


























                                                                                       Андрей Добрынин

Спланировать свой день не в силах до конца я,
Любимая меня осудит - ну и пусть:
Сегодня поутру на лире я бряцаю,
А если надоест, то с Роговым напьюсь.

Он чуток и раним, наш старый добрый Рогов,
И с другом он готов пропить последний рупь.
Напоминает он тех мудрых осьминогов,
Которые детей утаскивают в глубь.

Как славно с ним тонуть во впадине порока,
Где даже эхолот до дна не достает.
На суше к нам любовь безжалостно жестока,
Но сердца нам она на дне не разобьет.

Прощаемся мы с ним на Киевском вокзале,
Здесь нету тополей, но листья с них летят.
Быть может, навсегда нас с Роговым связали
То илистое дно и прелести наяд.

Сиреневый туман в мозгу его клубится,
И листья сквозь туман слетают с тополей.
Заставил он меня сегодня вновь напиться,
Но стал мне оттого лишь ближе и родней.

Сиреневый туман над нами проплывает,
И листья на перрон слетают с тополей.
Кондуктор не спешит - кондуктор понимает,
Что если поспешит - получит пиздюлей.

1999



























                                                                                            Андрей Добрынин

Я не могу никак понять,
На что вам сдался мой автограф.
Позвольте лучше вас обнять
И повести в кинематограф.

Я на ряду последнем там
Подвергну вас любовной муке,
Но вы вдруг закричите:"Хам,
Развратник, уберите руки!"

А на экране в этот миг
Пойдет трагическая сцена,
Однако ваш дурацкий крик
Весь пафос приземлит мгновенно.

Все станет выглядеть смешно,
И отомстить за крик нелепый
Вмиг почитатели кино
Сбегутся к нам толпой свирепой.

Подтянутые старички,
Интеллигентные старухи
Начнут нам наносить тычки,
Толчки, пинки и оплеухи.

Нас критики повалят с ног,
Сверкая яростно очками,
А дамы будут тыкать в бок
Отточенными каблучками,

Стараясь тыкнуть побольней,
Чтоб жертва глухо застонала,
И наподобье кистеней
Бить сумками куда попало.

Как два раздавленных клопа,
Мы перестанем шевелиться -
Лишь после этого толпа
Начнет с ворчаньем расходиться.

Коль в помещении темно
И рядом с вами в нем мужчина,
То все уже предрешено,
И крик есть признак дурачины.

Зачем о дружбе говорить
И щеголять красивым телом,
Коль не желаешь подтвердить
Свои слова реальным делом?









                                                                                          Андрей Добрынин

Как мало нужно для того,
Чтоб дружбе делом дать поверку:
На четверть шишечки всего
Пустить меня в свою пещерку.

Вы принесете много бед,
Толкуя о литературе,
Но голося, едва поэт
Захочет долг отдать натуре.

Корпел над фильмом режиссер
И сам порой рыдал в монтажной,
А выйдет просто сущий вздор -
Все осквернит ваш крик протяжный.

Над фильмом билась много лет
Большая творческая группа,
Но вы сведете все на нет,
Почуяв твердь мужского щупа.

Но для разнузданности всей
Всегда возмездие приходит,
Кино - не благостный музей,
И добрячки сюда не ходят.

Рукой, закованной в лубок,
Я не смогу вам дать автограф,
И это будет вам урок
Впредь уважать кинематограф.

И все ж я вас веду в кино,
Где превратят меня в калеку,
Ведь от того, что суждено,
Нельзя укрыться человеку.





1999


















                                                                                 Андрей Добрынин

                                                  Если обычный человек испражняется практически
                                ежедневно, то куртуазный маньерист - почти никогда.
                                                                                     Вадим Степанцов, из личной беседы.


Остановился жизни ход беспечный,
Когда болезнь вползла в меня тайком
И длинный тракт желудочно-кишечный
Стал завершаться полным тупиком.

И как бы я обильно ни питался
И ни глотал усиленно фестал,
Напрасно испражниться я пытался
И гадить совершенно перестал.

Хоть ничего в утробе не болело,
Но страх невольео начал разбирать:
С чего взялось мое простое тело
Все принципы природы попирать?

В "МК" наткнулся я на объявленье:
"Недорого налаживаю стул".
Ища недорогого исцеленья,
К тому врачу я вскоре заглянул.

Меня он долго щупал, стукал, слушал,
Но не нашел хворобы никакой.
Я все его воззрения разрушил
На тракт пищеварительный людской.

Тогда он посмотрел глазком циничным
(Ведь циники все наши лекаря)
И вдруг спросил:"А как на фронте личном,-
Ну, с дамочками, проще говоря?"

Я долго подбирал слова ответа,
Я говорить об этом не люблю.
"Ну сколько раз вы делаете это...-
Он сделал жест. - Ну, это - ай-люлю?

Я врач, вы не должны меня стесняться".
"Да я как все..."  "Так все же сколько раз?"
"Ну, раз пятнадцать... Может быть, шестнадцать...
Ведь я не молод - прежний пыл угас,,,"

"С одной партнершей?"  "Да, с одной партнершей".
"Шестнадцать раз?"  "Ну да, шестнадцать раз".
"Дружище, да у вас там просто поршень!
А за неделю сколько дам у вас?"









                                                                                       Андрей Добрынин

Меня беседа эта раздражала -
Ведь скромность украшает мужика -
И я ответил:"Как у всех, пожалуй -
Бывает редко больше сорока".

"Да вас пора показывать за плату,
Вас можно смело помещщать в музей!"
"Ну что вы, доктор, я как все ребята -
Вы посмотрите на моих друзей.

Вот Пеленягрэ - он умильно просит:
"Разок и на полшишечки всего",
А поутру в беспамятстве выносят
Красавицу из логова его.

Вот Степанцов - известно, что за птица:
Он женщин молча валит на диван,
И в ярости тогда с ним не сравнится
Владеющий гаремом павиан.

А вот Григорьев - вежлив, как профессор,
Зовет он даму верить и любить,
Чтоб после задыхаясь, как компрессор,
Ее всю ночь неистово долбить.

Порою, возбудившись на концерте,
Всех растолкав, бросается он в зал,
И я доселе не видал, поверьте,
Чтоб в зале ему кто-то отказал.

А сколько мест имеется в том зале?
И женщины на большей части мест.
Вот стольких женщин может он в запале,
Рыча и буйствуя, в один присест.

А Степанцов? Сейчас я на примере
Вам покажу способности его..."
Но доктор простонал:"Я верю, верю,
Не говорите больше ничего.

Вы не должны отныне удивляться,
Что в вас еда сгорает без следа -
Ведь организму надо подкрепляться
Для этого любовного труда.

И если в наслажденьях ты неистов,
То не взыщи - ты сам избрал свой путь.
Коль