Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
у меня найдется
На злобу дня словечко для него.
Не зря себя я чувствую отлично
И дорого ценю свое перо -
Ведь я, как бог, решаю самолично,
Что в этом мире зло, а что - добро.
Я день октябрьский вспоминаю четко,
Когда на миг затмилось все вокруг
И на мою балконную решетку
Взаправдашний орел уселся вдруг.
Я покормить хотел его с ладони,
Но к деревам, расцвеченным пестро,
Он прянул, мне оставив на балконе
Коричневое с золотом перо.
Так могут ли соперничать открыто
Птенцы орла и выползки змеи -
Судов земных корысть и волокита
И быстрые решения мои?
Пусть зло невосприимчиво к злословью,
Но я, разумным доводам назло,
Ему вонзаю в задницу слоновью
Исподтишка каленое стило.
И в результате - должного почтенья
Добиться вряд ли сможет этот зверь,
Поскольку язвы, струпья, нагноенья
Его бока украсили теперь.
Пускай и впредь он, топоча по свету,
Несет мое зловонное тавро,
Не зря же встарь я прикрепил к берету
Коричневое с золотом перо.
Таких, как я, он может слопать разом
Хоть сотню,- но, внушая бодрость мне,
За ним свирепым золотистым глазом
Следит орел, парящий в вышине.
2002
Андрей Добрынин
Сойдясь с товарищем вместе,
Я выплесну гнев на лист
И вывешу в людном месте -
Значит, я экстремист.
Вместо рукоплесканий
Я испускаю свист.
Мне тошно от обещаний -
Значит, я экстремист.
В будущем кровь я вижу,
И раз мой взгляд не лучист
И я весельем не брызжу -
Значит, я экстремист.
В Росии власть воровская
И редкий на руку чист,
Но раз я об этом знаю,
Значит, я экстремист.
"Пас",- говорят миллионы,
Но я отважусь на вист
В игре колодой крапленой -
Значит, я экстремист.
От речи моей топорной
Корчится, словно глист,
И рыжий подлец, и черный -
Значит, я экстремист.
В долинах сна и позора
Мой стих стреляет, как хлыст,
И слышен лай прокурора -
Значит, я экстремист.
Одной обидой я скован
С тьмой городов и мiст,
А стало быть, это сговор,
Значит, я экстремист.
Не денег хочу, а мести,
Я от корысти чист.
Со мной - миллионов двести,
Значит, я экстремист.
2002
Андрей Добрынин
Петь гимны жизни не хочу я,
Поскольку жизнь я ненавижу.
Что я хорошего в ней чую?
Что я хорошего в ней вижу?
Вот к милой дамочке несмело
Подсесть я попросился в баре,
Но дама пива не хотела -
Она пила одно кампари.
Я возразил с душевной болью,
Что если пить одно кампари,
То без штанов к концу застолья
Окажешься на тротуаре.
Вы ждете долгого рассказа,
А что рассказывать-то, братцы?
Я не вкусил в тот день экстаза
И даже не сумел набраться.
Когда мы съели девять по сто,
Иссякли трудовые башли,
Но, к сожаленью, я не просто
Ушел несолоно хлебавши.
Откуда-то из туалета
Возникли два противных типа:
"Подруга с нами вообще-то.
А ты суровый ебарь, типа?
Ты должен типа наказанье
Нести за это без базара".
И оправдалось предсказанье
Насчет штанов и тротуара.
"Где бабки?- на меня орали. -
Колись, куда ты спрятал бабки?"
Крутой прикид с меня содрали
И даже с ног - крутые тапки.
Простился также я с часами -
За то, что пацанов озлобил,
А эту штуку под трусами
Так к делу и не приспособил.
Как гардероб возобновлю я
При нынешней дороговизне?
Вот потому и не люблю я
Петь дифирамбы этой жизни.
Здесь все - и посиделки в баре,
И одинокие блядушки,
И это чертово кампари -
Все составляет часть ловушки.
Андрей Добрынин
От Мухосранска до Парижа
Планету мыслью облечу я
И всюду я ловушки вижу
И запах стали всюду чую.
А столь печальная картина
Рождает вывод несомненный:
У человека нет причины
Любить Создателя Вселенной.
Будь начеку, мой современник,
Пореже покидай берлогу,
А тот, кто хочет наших денег,
Пусть обратится прямо к Богу.
2002
Андрей Добрынин
Журналист что-то пишет о пошлости,
Словно что-то в стихах понимает.
Ему любо напраслину сплошь нести -
Самомненье он так поднимает.
Обхамив беззащитного гения,
Заработает он на прокорм,
И в итоге его самомнение
Много выше всех мыслимых норм.
Голова его сходствует с дынею -
Это явственный признак мутанта.
Темноту, пустословье, уныние
Восхваляет он вместо таланта.
Четкий курс этой пишущей братии -
Повсеместно внедрять пустословье,
И они не раскроют объятия
Тем, кто взыскан народной любовью.
С идиотским апломбом редакции
Тиражируют глупость все шире,
Оттого-то и падают акции
Настоящих художников в мире.
Но мы знаем, что временны бедствия,
Что в итоге-то нас не убудет,
Что лишь мы посмеемся впоследствии
И что всех только вечность рассудит.
Мы молчим, ибо делать-то нечего,
Ибо мы-то в газеты не вхожи,
И все пухнут от спеси газетчики,
И все тоньше их сальная кожа.
Плохо кончат нахальные дутыши
С самомнением их и апломбом -
Все взорвутся, зловоньем окутавшись,
Уподобясь химическим бомбам.
И прохожие где-то поморщатся
От зловонья, что ветер принес,
И замоет все пятна уборщица,
Бормоча себе ругань под нос.
Подготовит к рутинным занятиям
Анфиладу отчищенных комнат,
И врагов мы не вспомним проклятием,
Ибо их просто не за что помнить.
2002
Андрей Добрынин
Я не желал ход мысли затемнять
Завесой слов загадочно-никчемных
И потому произведений темных
Старался никогда не сочинять.
Я не боялся отзывов разгромных,
Читателя старался я понять
И мозг его вовек не загрязнять
Потоками стихов головоломных.
А что нам отзывы? Что пресса нам?
Что нам апломб и чванство журналистов?
Что нам издевки модных дураков?
Сгниет в канаве этот жалкий хлам,
А Орден куртуазных маньеристов
Пребудет до скончания веков.
2002
Темно и нудно мы писать не будем,
Как все угрюмцы требуют от нас -
Мы будем колотить в наш звонкий бубен,
Что весь народ вокруг пускался в пляс.
Из темного нагроможденья буден
Мы выжмем сок, вгоняющий в экстаз.
Угрюмцы, не дающие нам "Букер",
Мы в нашей бедности богаче вас!
У нас есть песни, женщины и шутки
И многочисленные приключенья,
Вино, друзья и к этой жизни вкус,
А вы, глупцы, гремите цепью в будке,
Пролаивая ваши поученья -
Так вам судил Руководитель Муз.
2002
Андрей Добрынин
У современной молодежи
Весьма циничны голоса.
Ее мечтанья в этой жизни -
Спиртное, танцы, колбаса.
А о потусторонней жизни
В ее мозгу понятья нет.
Зачем же было нам, поэтам,
Трудиться миллионы лет?
Зачем мы мучились, страдали
И в ссылку ехали подчас?
Ведь эти полуобезьяны
Не знают ничего о нас.
Возьми кредит, купи бананов,
В Норильске с выгодой продай
И удались в свое именье -
В Барвиху или на Валдай.
Пускай имеются в именье
Джакузи, сауна и бар,
А молодежь забудь навеки,
Как отвратительный кошмар.
От молодежи я стараюсь
Как можно чаще отдыхать -
Нет силы слушать этот гогот,
Зловонье курева вдыхать.
Ее лишь в виде проституток
Еще я как-то признаю.
Ты покупай ее в райцентре,
Чтоб плоть побаловать свою.
Гораздо выгоднее - оптом,
Не меньше дюжины голов.
А наших слез она не стоит
И наших выстраданных слов.
У ней другие интересы,
У ней другой обмен веществ.
Нельзя надеяться на отклик
Со стороны таких существ.
Зато употреблять их можно
Для плотских глуповатых дел.
Общенье душ недостижимо,
Но есть зато общенье тел.
Андрей Добрынин
А пообщавшись хорошенько,
Взашей гони ты молодежь -
Она ведь все равно не ценит
То ценное, что ей даешь.
Она ведь хочет только денег,
А не величия души.
Когда ж прогонишь - к небу Духа
Взмывай немедленно в тиши.
2002
Андрей Добрынин
Зовут меня извергом, черной душой -
С оценками этими я и не спорю:
Конечно же, я гуманист небольшой
И внемлю с улыбкой народному горю.
Который уж раз неразумной башкой
Народ мой в глухие врезается стенки.
Затем на меня он косится с тоской...
Меня ж веселят эти милые сценки.
На кладке, естественно, холст укреплен,
С картиной, приятной для всякого сердца:
Котел, а в котле - ароматный бульон...
Увы, за картиной отсутствует дверца.
Не надо выдумывать новых затей,
Вносить изменения в ход представленья:
Такая реприза смешней и смешней
Становится именно от повторенья.
2002
Андрей Добрынин
На пьянке в клубе "Санта-Фе"
На нас все девушки глядели,
Ведь сапоги и галифе
На нас блистательно сидели.
Хоть были в клубе "Санта-Фе"
Все девушки слегка вульгарны,
Но мы не говорили "фэ" -
Судьбе мы были благодарны.
"Ты помнишь,- другу молвил я,-
Как горе мыкали мы оба,
Как избегали нас друзья
И накипала в сердце злоба?
Но беды не сломили нас!
За это мы теперь богаты
И нежат нас сияньем глаз
Рачительные меценаты.
Теперь для нас идет стриптиз,
И разве это не прекрасно?
Открыть нам свой мохнатый низЛюбая девушка согласна.
Согласна даже прошмыгнуть
За нами в тесную подсобку,
Чтоб нам вручить бока, и грудь,
И бедра, и тугую попку.
Да, обольстили мы судьбу,
Но будет гибель для поэта,
Коль он забыл про голытьбу,
Что мерзнет на помойке где-то.
Судьба у множества мужей
Рог их гордыни раздробила,
Чтоб им третировать бомжей
Вовеки неповадно было.
Вот девушка на каблучках,
В подвязках, в кружевных чулочках -
Что ей известно о бачках,-
Точнее, о помойных бочках?
Вот взять ее и протащить
Из клуба прямо до помойки
И там бомжам ее вручить
Для украшения попойки.
Андрей Добрынин
Бомжи свирепо заревут,
Тряся опухшими щеками,
И сразу девушку начнут
Хватать зловонными руками.
Услышав этот рев, кивнем
И улыбнемся мы друг другу -
Судьба нам объявляет в нем,
Что мы приобрели Заслугу.
2002
Андрей Добрынин
Григорьев, ободрись! Поэт ты образцовый,
Поскольку любишь жизнь, животных и людей,
Поскольку девушкам твой голос леденцовый
Всех прочих певунов значительно милей.
А иногда, взъярясь, как петушок бойцовый,
Отстаиваешь ты свод орденских идей.
Опорой в старости ты стал для Степанцова
И для Добрынина - подобьем костылей.
Я вновь провозглашу без всяких там сомнений:
Григорьев - исполин! Григорьев - это гений,
И всем еще не раз покажет он себя.
Порой его стихи звучат немножко грубо -
То истинный талант показывает зубы,
Но верьте: это все он делает любя.
2002
Григорьев, отдохни! Довольно изнурять
Себя работою, суровый работяга!
О милосердии компьютер и бумага
К тебе взывают, но - ты им не хочешь внять.
Уже давно никто не в силах измерять
Огромность твоего писательского шага;
В твоих глазах горит безумная отвага -
Все сферы творчества намерен ты обнять.
Несметное число произведений разных,-
По преимуществу, конечно, куртуазных,-
Буквально каждый день рождать тебе дано.
А в дополнение к писательским затеям
Ты для поп-музыки стал сущим Прометеем,
Внеся в нее огонь, угаснувший давно.
2002
Андрей Добрынин
Суровый остров Хоккайдо,
Где сильно развит хоккей -
Никто там сказать не может,
Что все у него о*кей.
А если все-таки скажет,
То сразу видно, что лжет,
Что тайное злое горе
Японскую душу жжет.
Не зря содроганья тика
Видны на его щеке,
Не зря изо рта исходит
Тяжелый запах сакэ.
А вы чего ожидали?
Прислушаемся - и вот
Гудком позовет японца
Опять консервный завод.
Разделывать вновь кальмаров,
Минтая и рыбу хек,
А ведь японец - не робот,
Во многом он - человек.
Ведь быть такого не может,
Чтоб сын мудрейшей из рас
С восторгом в закатке банок,
В консервном деле погряз.
Чтобы по воскресеньям,
Рискуя выбить мениск,
По льду с дурацким восторгом
Гонял резиновый диск.
Ведь он расписывать лаком
Ларцы бы мог и панно;
Играть различные роли
В пьесах театра Но;
На свитках писать пейзажи:
В два взмаха - снежную тишь;
Резать из вишни нэцкэ -
Скульптурки размером с мышь;
Он мог бы тонкие хокку
Ночью писать в саду
И в тихий придик мочиться,
Струею дробя звезду...
Андрей Добрынин
Японец тянулся к кисти,
Но жизнь сказала "Не трожь"
И вместо кисти вручила
Ему разделочный нож.
Теперь я вам растолкую
Смысл этой поэмы всей:
Хоккайдо - это Россия,
Хоккей - он и есть хоккей.
Я - это тот японец,
И как я там ни воюй,
Меня на завод консервный
Загонит скоро буржуй.
Так помните, поедая
Кальмаров и рыбу хек:
За них сгубил свою душу
Творческий человек.
2002
Андрей Добрынин
Живут в Коляновке Коляны,
Живут в Толяновке Толяны,
И с незапамятного года
Вражда меж ними поднялась.
Поэтому они друг другу
С тех пор и не дают проходу,
Все норовят начистить рыло
И после сунуть рылом в грязь.
Коляны люто ненавидят
Чванливых, чопорных Толянов,
И я признаться должен честно,
Что я на ихней стороне.
На танцах подловить Толяна
И своротить сучонку челюсть,
А после попинать ногами -
Да, это все как раз по мне.
Толяны также ненавидят
Колянов лживых и коварных,
И я скрывать не собираюсь
Того, что я за них стою.
На речке подловить Коляна
И капитально отоварить -
Такое очень украшает
Жизнь скучноватую мою.
Я поднимаю кружку с водкой
За несгибаемых Колянов:
Держитесь, не ослабевайте,
Толянов доставайте всюду,
Чтоб все про это говорили,
Чтоб жизнь событьями цвела.
И за Толянов благородных
Я кружку с водкой поднимаю:
Держитесь, братцы, не робейте,
Колянов всюду вы мочите,
И за свирепое веселье
Хвала вам, кореши! Хвала!
2002
Андрей Добрынин
Данный цветок называется флокс.
В этом я вижу почти парадокс:
Коль ты возрос и расцвел на Руси,
Русское имя, пожалста, носи.
Иль недоволен ты почвой своей?
Или стесняешься русских корней?
Надо же выкинуть этакий фокус -
Взять и присвоить название "флокс".
Мог бы служить ты отрадой для глаз,
Ну а теперь ты царапаешь глаз.
Взять бы тебя да и выкинуть с глаз,
И не сердись ты, пожалста, на нас.
2002
Я вижу цветок под названьем "пион".
Меня не на шутку нервирует он.
Настолько огромна пионья башка,
Что это смущает меня, старика.
По-моему, этот цветок не готов
Стать другом и братом для прочих цветов.
Над всеми задумал возвыситься он -
Помпезный цветок под названьем "пион".
И чтобы придать себе статус такой,
Разжился он где-то огромной башкой.
Пион я однажды с опаской нюхнул -
Так пахнет, пардон, человеческий стул.
А я приведу вам такой парадокс:
Есть чахлый цветок под названием "флокс".
Соцветие флокса - ничтожный пучок,
Но запах его порождает торчок,
И я возношусь под влияньем торчка
С веселыми воплями за облака.
Пион с головы, словно рыба, протух,
Поэтому важно не тело, а дух.
Милей мне - и это отнюдь не заскок-с -
Невзрачный цветок под названием "флокс".
2002
До предела открыв телеса, Андрей Добрынин
Изогнув полумесяцем бровь,
Ходит всюду девица-краса,
Порождая в мужчинах любовь.
И о женском величье своем
Наивысшего мненья она,
И надеждой на выгодный съем
В модном клубе сегодня полна.
Так идет она - попкой верть-верть,
Так идет она - попкой круть-круть,
И не знает, что близится смерть
И что время готовиться в путь.
И не знает, что острую твердь
Некто хочет вонзить в ее грудь,
И по-прежнему попка верть-верть,
И по-прежнему попка круть-круть.
Невдомек ей, что местный маньяк
Преисполнен обидой большой -
Не заметит красотка никак,
Что маньяк обладает душой.
А душа эта склонна к любви
По завету Вселенского Зла:
Мол, любимую ты излови
И зарежь, чтоб другим не дала.
Как вернется из клуба она,
На нее он намерен напасть,
Лифчик в рот затолкать и сполна
Утолить свою грозную страсть.
Но судьба рассудила не так,
Как задумал влюбленный маньяк:
Дева шла, каблучками тюк-тюк,
А навстречу - зияющий люк.
Приказал инженер Степанцов
В люк под землю людей отрядить,
А десятник Добрынин бухнул
И забыл этот люк оградить.
Ну а слесарь Григорьев открыл
Ржавый вентиль один под землей,
И оттудова пар повалил,
Обжигающий пар роковой.
И провалится девушка в люк,
Замечтавшись о модных парнях,
И несчастье почувствует вдруг
Чутким любящим сердцем маньяк.
Андрей Добрынин
Он примчится и глянет в дыру,
Впопыхах позабыв о ноже...
До готовности там на пару
Разварилась девица уже.
И заявит потом Степанцов,
Что всему, мол, Добрынин виной,
А Добрынин заявит, что он
Был в тот день вообще выходной.
Почему-то рабочие все
Эту явную ложь подтвердят,
А Добрынин потом намекнет,
Что Григорьев во всем виноват.
А Григорьев заявит, что он
Вообще не по этим делам
И что в тот незадавшийся день
Вообще его не было там
И что он теплотрассой другой
Вообще занимался в тот день,
И, конечно, рабочие все
Подтвердят эту явную хрень.
Человек собирался на съем
И сварился мгновенно почти,
А выходит, что все ни при чем
И концов никаких не найти?
Будет долго маньяка грузить
Этот вечный российский вопрос,
И на кладбище будет носить
Он снопы экзотических роз.
Не случилось в любимую грудь
Погрузить ему острую твердь.
Жизнь, увы, не расчисленный путь,
А бессмысленная круговерть.
И, наверное, в том ее суть,
Что покуда ты попкой верть-верть,
Что покуда ты попкой круть-круть,
Этой попкой любуется смерть.
2002
Андрей Добрынин
Коль поэт слишком долго не пишет стихов,
Он тогда потихоньку впадает в депрессию.
Он не может освоить другую профессию,
Ибо он от природы весьма бестолков.
Электричество ужас внушает ему,
С малых лет он любых механизмов чуждается.
Лишь в хвастливых стихах он самоутверждается
И все время их должен писать потому.
Разобраться в компьютере он не сумел,
В языках иностранных остался невеждою,
Так и не обзавелся приличной одеждою
И в скопленьях людей он сутул и несмел.
И когда не в ладах он бывает с собой,
То есть, значит, когда ему долго не пишется,
Он какое-то время храбрится и пыжится,
А потом неизбежно впадает в запой.
Тут придется несладко жене и родне,
Ибо цель лишь одну наш писака преследует
И о ней с корешами на кухне беседует:
"Я забыться хочу! Захлебнуться в вине!"
Он кричит:"Я банкрот! Я бессилен давно!