Все же, пока не постигла проруха,
Хлеб свой носители ратного духа
Кушают с маслом и даже с повидлом,-
Быдло же так и останется быдлом.

20016

















                                                                                                                 Андрей Добрынин


Я припомнить хочу окончанье разгула,
И от зряшных попыток мне хочется плакать.
Ходят в черепе волны тяжелого гула
И глаза застилает похмельная слякоть.

От веселья остался лишь горький осадок,
По-другому с годами бывает все реже.
Хоть здоровье пришло постепенно в упадок -
Разговоры, остроты и тосты все те же.

Ничего не могу я поделать с собою,
Не могу головы приподнять с изголовья,
И усталое сердце дает перебои,
Захлебнувшись зловонной отравленной кровью.

Было все как всегда - только в этих симптомах
Состоят обретенные мной измененья,
И не вспомнить, чем кончился пир у знакомых...
Но с годами и хочется только забвенья.

2001




































                                                                                                                                 Андрей Добрынин

Ты очень въедлива, сестра,
И привередлива к тому же.
Тебе бы перестать пора
Искать пороки в тихом муже.

Да, странно он себя ведет,
По целым дням молчит, как рыба,
Однако он тебя не бьет,
Ты и за то скажи спасибо.

Увы! В домах моей страны
Вполне обыденны побои,
И кровь из черепа жены
Там часто брызжет на обои.

Там муж суров, как психиатр,
К тому же он всегда под газом,
И часто женщина в театр
Должна идти с подбитым глазом.

Чуть глаз успела залечить,
Как муж ключицу ей ломает -
Ведь надо как-то жен учить,
А слов они не понимают.

У этих жен порой битье
Ведет к развитию болезни,
Твое же тихое житье
Я смело уподоблю песне.

Перед супругом ты не хнычь,
Не провоцируй вспышку гнева,
А лучше стряпай и мурлычь
На кухне разные напевы.

Старайся мужа полюбить,
Готовь ему любые блюда,
Ведь он же мог тебя избить,
Однако ты цела покуда.

2001

















                                                                                                                             Андрей Добрынин

Так легкие мои сипят,
Что просто делается жутко.
Там черти дерзкие сидят,
И атаман их - бес Анчутка.

Когтями легочную плоть
Свирепо бесы раздирают,
И странно, почему Господь
На это ласково взирает.

Напрасно я поклоны бью -
Господь ведет себя нечутко.
Его я искренне люблю,
Ему же нравится Анчутка.

Я вечно хмур и утомлен,
А черт - затейник и проказник.
Скучающему Богу он
Всегда готов устроить праздник.

Гогочет адская братва,
Когтями действуя умело,
И рвутся легких кружева,
И кашель сотрясает тело.

Занятно Богу видеть, как
Строитель вавилонских башен
Ворочается так и сяк,
Чтоб только успокоить кашель.

Пытаюсь я произнести
Молитву жесткими устами,
А черти у меня в груди
Щекочут весело хвостами.

Пусть бронхи испускают свист,
Во рту же солоно от крови,
Но я, однако, оптимист,
И мне страдания не внове.

Поскольку есть всему конец,
Придет к концу и эта шутка,
Зевнет на небе Бог-отец,
И успокоится Анчутка.

2001












                                                                                                                                   Андрей Добрынин

Трех поэтов позвали однажды
На собранье нудистского клуба,
В дорогую элитную баню,
Где нудисты привыкли собираться.
Там за бабки (причем неплохие)
Почитать поэтам предстояло
Что нибудь с приколом, юморное,
Чтоб была культурная программа
И чтоб весело было в то же время.
Ну а после чтения поэтам
Посулили также угощенье,
Вволю выпивки, славную закуску -
Как поэтам было отказаться?
И на улицу выбрались поэты
Из квартир с их воздухом спертым,
И, от ветра вешнего хмелея,
Побрели по улицам, шатаясь,
Кашляя, почесываясь, морщась,
Ибо были немолоды поэты,
Образ жизни вели нездоровый
И томили их недомоганья.
Проведенные в предбанник охраной,
Затоптались поэты смущенно,
Но охрана сурово сказала,
Что положено всем обнажаться,
А иначе общество обидишь.
И поэты смущенно обнажились,
Ветхого исподнего стесняясь,
Обнажились, расправили плечи,
Попытались превозмочь сутулость;
Елдаки украдкой подрочили,
Чтобы выглядеть сильными самцами,
Ибо ждали, что оргия будет,
И надеялись в ней принять участье.
И во время чтения поэты
По распаренным телам натуристок
Взглядами несытыми скользили,
Опьянев от вида женской плоти.
Но поэтов не слишком привлекали
Жирные нудистские матроны
С тазом, находящимся в том месте,
Где у всех находятся колени.
Их значительно больше привлекали
С твердой грудкой юные нудистки,
Чье межножье только опушилось
И виднеется мясной цветочек.
И за время чтения поэты,
Потешая расслабленных нудистов,
Выделить в толпе уже успели,
Каждый для себя, предмет восторгов.
И едва закончилось чтенье,
Женщины поэтов обступили,






                                                                                                                              Андрей Добрынин
В их числе - и те отроковицы,
Что сердца поэтов взволновали.
Но внезапно возникла охрана,
У поэтов отняла бокалы
И, поэтов вытолкав из зала,
Провела их по темным коридорам,
Грубо их подталкивая в спину,
И впихнула в тесную подсобку,
Где уже был стол сервирован
И уже лежала их одежда.
И попариться даже им не дали.
Молча ели поэты в подсобке,
Молча чокались, молча выпивали.
Говорить поэтам не хотелось,
Их томила горькая обида.
Все стояли перед их глазами
Милые бесстыдные нимфетки,
В чьих телах волшебно сочетались
Завершенность и текучесть линий.
Да, томила поэтов обида,
Но на что им было обижаться?
Клуб ведь мог их кинуть, но не кинул,
Обещал забашлять - и вот вам башли,
Обещал угостить - и вот поляна,
И поэтам надо бы не дуться,
А за это все сказать спасибо
И спокойно выпивать и кушать,
В ситуацию правильно врубившись -
В то, что у людей своя тусовка
И на ней не надо посторонних.
Сочинители - странные люди,
Им никак понять не удается,
Что нельзя мешать серьезным людям,
Если те культурно отдыхают.
Кушать тебе дали? Ну и кушай.
Денег тебе дали? Будь доволен
И не лезь в друзья к серьезным людям,
А иначе выйдет неприятность.

2001



















                                                                                                                                          Андрей Добрынин

Стихи писать довольно сложно,
Ведь все до нас уже сказали,
Писать же хочется, однако,
И в этом есть противоречье,

Которое для очень многих
Определяет все несчастье,
Всю нищету, и бестолковость,
И неприкаянность их жизни.

А без писательского зуда,
Глядишь, и был бы человеком
Тот горемыка, что сегодня
Без соли хрен свой доедает.

Ведь если б он не отвлекался
На то, чтоб сделаться поэтом,
Он мог бы многого добиться,
Сосредоточившись на службе.

И из салона иномарки
Он мог с презрительной усмешкой
Заметить в сквере оборванцев,
Стихи читающих друг другу.

А ныне топчется он в сквере
Среди тех самых оборванцев
И с ними пьет плохую водку,
Закусывая черным хлебом.

А мимо сквера пролетают
С изящным шумом иномарки,
Безостановочным движеньем
Покой и негу навевая.

И оборванцы постигают
(Хотя, конечно, и не сразу),
Что в этом мире изначально
Всем правит Предопределенность.

2001

















                                                                                                                                   Андрей Добрынин

Устал идти я в ногу с бурным веком
И лег на дно, как некий крокодил.
Ошибочно считаясь человеком,
Свой статус я ничем не подтвердил.

Ни понимания, ни состраданья
Никто во мне не вызывал вовек.
Не всякое двуногое созданье
На самом деле тоже человек.

Ко мне людишки иногда кидались,
Свою судьбу злосчастную кляня,
Но дерзкие надежды разбивались,
Возложенные ими на меня.

Они меня использовать хотели,
Им родственные грезились права.
Я слушал их, но ни в душе, ни в теле
Я с ними не почувствовал родства.

И пусть я тварь ущербная глухая -
Зато, избегнув родственных сетей,
На склоне лет я мирно отдыхаю
От вечного мелькания людей.

Лишь потому я мирные отрады
Вкусил, не опасаясь ничего,
Что был как все и делал все, что надо,
Но непреклонно отрицал родство.

2001



























                                                                                                                       Андрей Добрынин

По шоссе мимо старой деревни
Пролетаешь, но выхватит взгляд:
Мальчик едет на велосипеде
По плотине, где ветлы шумят.

И другого об этой деревне
Я припомнить уже не могу,
Хоть и знаю, что есть там и прудик,
И телок на его берегу,

Хоть и знаю, как ласковым светом
Заливает деревню закат,
И как звякает цепь у колодца,
И как звонко коровы мычат.

Но одно только врезалось в память
Из пейзажа, сметенного вбок:
Этот маленький, знающий местность
И почти неподвижный ездок.

Почему? То ли так же я ехал
В позабывшейся жизни иной,
То ли будут и новые жизни
И опять это будет со мной -

Снова ясный и ветреный вечер,
И я еду, трясясь и звеня,
По делам, что нелепы для взрослых,
Но безмерно важны для меня.

2001



























                                                                                                                                    Андрей Добрынин


Только русские здесь кресты на могилах,
Только русские надписи на надгробьях,
Только русские лица на фотоснимках,
Вделанных в камень.

Всюду чистые трели незримых птичек,
Как ручьи, под ветром лепечут листья,
И шаги шуршат, и от этих звуков
Чище молчанье.

На уютный пригорок в курчавой кашке
Поднимись - и увидишь как на ладони
Лабиринт оградок хрупких, в котором
Бродит старушка.

В этом городе предки твои не жили,
Нет родни у тебя на этом погосте,
Но с пригорка кажется: видишь близких
Отдохновенье.

Может быть, над этим кто-то пошутит,
Как оно в обычае стало нынче:
Ты прости - пусть чистой душа пребудет,
Как этот вечер.

2001































                                                                                                                           Андрей Добрынин

На опушке полянку мы открыли -
Под текучей березовою тенью
Молча там столпились и застыли
Маленькие кроткие растенья.

По вершинам ветерок пробегает,
Проливающий лиственные струи,
На полянке же бабочки порхают,
На соцветьях маленьких пируя.

Здесь и мы расположились для пира,
Но вино стоит нетронуто в чаше,
Ибо ветер, облетевший полмира,
Загудел прибоем в нашей чаще.

И слепящие пространства полевые
Потекли, отделенные стволами,
И гигантские пятна теневые
Потянулись вслед за облаками.

И мы видим из нашего затишья,
Как, покорные тяге этой древней,
Двинулись сутулые крыши
За бугром укрывшейся деревни.

Перелески вздохнули и поплыли,
Оставаясь в неподвижном быте,
И за что бы нынче мы ни пили,
Все равно мы выпьем за отплытье.

Мы стремнину ощутили мировую -
Ту, что все за собою увлекает,
И кукушка в чащобе кукует -
Словно чурочки в нее опускает.

И пусть все останется как было,
Связано недвижности заветом,
Все же что-то незримое отплыло,
Чтоб по миру скитаться вместе с ветром.

2001

















                                                                                                                               Андрей Добрынин

Есть люди, что не любят шума,
Я тоже к ним принадлежу.
Коль рядом музыка играет,
Мрачнее тучи я сижу.

У современной молодежи
Убогий, дистрофичный ум -
Чтоб он не переутомился,
Ей нужен посторонний шум.

Но мне, кто смолоду мыслитель,
Сумевший многое понять,-
Мне совершенно не пристало
Себя тем шумом оглуплять.

Живущие в магнитофоне
Безумцы, что всегда поют,
Мне мыслить воплями своими
Ни днем, ни ночью не дают.

Вот вырвать бы у молодежи
Из цепких рук магнитофон
И по лбу дать магнитофоном,
Чтоб в щепки разлетелся он,

Чтоб засорили всю округу
Зловредной техники куски,
Все батарейки, микросхемы
И все полупроводники.

И молодежь, готовясь рухнуть,
Проблеет что-то, как коза,
И к переносице сойдутся
Ее безумные глаза.

И перестанет по округе
Звучать вся эта чушь и дичь
И я в тиши смогу постигнуть
Все то, что нелегко постичь.

2001

















                                                                                                                               Андрей Добрынин

Есть злые люди с низкими страстями,
Они в потемках прячутся от света,
Чтоб палицей, усаженной гвоздями,
Внезапно бить по черепу поэта.

И черепа поэтов шишковаты
Поэтому и очень странной формы,
И вообще поэты странноваты
И не для них все бытовые нормы.

Поэты робки и всего боятся,
Такая уж их горькая судьбина,
Ведь злые люди в сумраке таятся
И у любого в лапищах дубина.

И если спел поэт не очень сладко,
И если спел он что-то не по теме,
Он тут же озирается украдкой,
Руками в страхе прикрывая темя.

Да, у поэтов нет спокойной жизни,
За все их бьют, вгоняя в гроб до срока,
А ложь политиков по всей Отчизне,
Как Волга, разливается широко.

Убережет от злого человека
Политиков свирепая охрана,
Но, начиная с каменного века,
Прибить поэта можно невозбранно.

Пора бы мне в политики податься,
Вопить повсюду о народном горе,-
Вокруг меня тогда объединятся
Фанатики с сиянием во взоре.

Вновь будут улица, фонарь, аптека,
Но фанатизмом тлеющие очи
В ночи увидят злого человека,
Он будет пойман и растерзан в клочья.

К окрестным окнам припадут зеваки,
Но скоро смолкнут выкрики и взвизги.
Придут беззвучно кошки и собаки
Слизать с асфальта лужицы и брызги.

А мне с почтеньем принесут дубину,
Подобранную в качестве трофея,
Чтоб демонстрантов грозную лавину
Я возглавлял, размахивая ею.

2001







                                                                                                                          Андрей Добрынин


В Каменске все знают Витьку-олигарха,
В городе он первый человекНо однажды Витьке встретилась Тамарка,
И ее он полюбил навек.

Есть одна кафешка на автовокзале,
Много там и елось, и пилось,
Пацаны там Витьке Томку показали,
С этого-то все и началось.

Много водки выпил Витька в этом месте,
Много съел люля и шашлыков,
А потом Тамарке дал он слово чести,
Что прибьет всех ейных мужиков.

Быстро выполняет Витька обещанья,
Сорок два погибли мужика.
А потом вдруг ночью вызвали с вещами
Из квартиры нашего Витька.

Но менты не знали Витьку-олигарха,
Из тюрьмы он быстро убежал,
А у прокурора было два инфаркта,
Долго он в больнице пролежал.

И теперь гуляет Витька на свободе,
Жить ему на нарах западло,
Он живет нормально по своей природе
Только там, где чисто и светло.

2001


























                                                                                                                                  Андрей Добрынин

Иду я по болоту будней
И с каждым шагом глубже вязну,
Жужжат проблемы все занудней,
Все гаже чавкают соблазны.

Передвижения в трясине
Меня изрядно осквернили -
Я словно весь в трефовой тине,
Я словно весь в зловонном иле.

Еще не минуло и года,
Как что-то в жизни просветлилось
И долгожданная свобода
Ко мне сочувственно склонилась.

Утихло мерзкое жужжанье
Разогнанного мною роя,
И в светлой дымке встали зданья -
Я до сих пор в уме их строю.

Но разом нужды бытовые,
Родня, любовницы, привычки
Свирепо мне вцепились в выю,
А также в тощие яички.

"Опомнись, эгоист проклятый!
Кому нужны твои постройки?!
Ты хочешь пренебречь зарплатой,
Чтоб мы подохли на помойке".

И я не вынес этих пыток -
Чтоб рой нахлебников не вымер,
Я вновь побрел среди улиток,
Гадюк, пиявок и кикимор.

И я почти возненавидел
Свои бесплодные мечтанья
И сам себя - за то, чтоо видел
Те удивительные зданья.

2001

















                                                                                                                                         Андрей Добрынин

Однажды Виктор Пеленягрэ,
Известный текстовик эстрадный,
За тексты получил награду
Из рук других текстовиков,
Однако не почил на лаврах -
Над жизнью он своей подумал
И принял вскорости решенье.
Был мудрый план его таков:

Чтоб с исполнителями больше
Ему деньгами не делиться,
Поскольку каждый исполнитель -
Бездарность или деградант,
Решился Виктор Пеленягрэ
С извечной хитростью молдавской
Петь свои тексты самолично -
Он твердо верил в свой талант.

Но он был крученым шурупом
И знал: певцу необходимо,
Как говориться, раскрутиться;
Любой певец - он как шуруп,
Ведь могут лишь большие люди
В его башку отвертку вставить,
Они же ту отвертку вставят,
Коль ты покладист и не скуп.

Давно уж Виктор догадался,
Что деятели поп-культуры
В каком-то смысле тоже люди -
Они ведь не съедят его,
У них ведь нет рогов и бивней,
Они его не забодают,
Коль он по поводу награды
Их пригласит на торжество.

И к Виктору пришло немало
Людей бесхвостых и безрогих,
В одежду были все одеты,
Был каждый тщательно обут.
Все разговаривать умели,
Все кушали ножом и вилкой
И знали все про телевизор,
Где песни звонкие поют.

Они вели себя культурно
И толковали о насущном,
"Фанера", "бабки" и "капуста" -
Из уст их слышались слова.
Они охотно ели пищу,
Рогов и бивней не имели,
И Виктор понял: не обидят
Его такие существа.





                                                                                                                             Андрей Добрынин

Он понял: это тоже люди
И с ними он одной породы,
А гости, расходясь, признали,
Что был хозяин молодцом,
Что пусть он чуть придурковатый,
Зато не жлоб и не бычара,
И что они ему за это
Позволят сделаться певцом.

И думал Виктор, засыпая,
О том, что угостил он славно
Людей бесхвостых и безрогих,
Хоть это был и тяжкий труд,
И те влиятельные люди
В ответ хозяина полюбят,
В свой круг его с почетом примут
И стать певцом ему дадут.

2001







































                                                                                                                               Андрей Добрынин

Женщина о чем-то рассуждает,
Лежа вкось на тулове моем,-
Видимо, совета ожидает,
Но не понимает, что почем.

Если б были у меня ответы
На вопросы жизненные все,
Я б курил другие сигареты
И гонял на джипе по шоссе.

Я же утомляюсь, как собака,
И хожу с болезненным лицом...
Женщинам доверчивым, однако,
Я кажусь великим мудрецом.

Вот они с вопросами и лезут,
Чтобы я все их проблемы снял.
Но ведь человек не из железа,
Этот факт никто не отменял.

Женщинам ведь подавай интима,
Просто дружба им не по нутру,
Но живет во мне неистребимо
Сильное стремление к добру.

Вот и трачу я мужскую силу
Вместе с силой своего ума,
Чтоб сознанье женщин оросила
Мудрость Абсолютная сама.

Этих сил расход невозмещенный
Убивает медленно меня,
И хожу я крайне истощенный
В ожиданье рокового дня -

Дня, в который по загробным рекам
Уплыву в молчание и ночь...
Я ведь не был мудрым человеком -
Даже сам себе не смог помочь.

2001

















                                                                                                                    Андрей Добрынин

Красотки ищут лучшей доли,
Из дому навостряют лыжи,
Но одинакова их доля
Что в Конотопе, что в Париже.

Они заводят неизбежно
Повсюду с бизнесменом дружбу,
Иначе им ходить придется
На изнурительную службу.

Иначе им, как пошлым бабам,
Придется вкалывать натужно,
А с бизнесменами красоткам
Совсем другое делать нужно.

Им нужно тешить их тщ