Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
следовавшая за въездом герцога д'Артуа в Париж, была
ознаменована в Фонтенбло событием, которое до сих пор осталось
необъявленной тайной. Во дворце заметили необычайное движение;
слуги Наполеона бросились в его комнату и казались очень
смущенными; послали за докторами, разбудили верных друзей,
Бертрана, Коленкура и Маре. Император, упрямо отказывавшийся
подписать трактат 11 апреля и знавший, что его разлучат с женою и
сыном, почувствовал вдруг сильную боль в желудке, и все думали,
что он принял яд. Однако же употреблены медицинские средства, от
которых Наполеон заснул и потом проснулся совершенно здоровый. Но
особы, бывшие безотлучно при нем, уверяют, что он сделался болен
от десятидневного душевного волнения, и удаляют мысль об
отравлении. Герцог Балоно, говорят, подтверждал это же мнение.
Император не показал, что страдал всю ночь; он был спокоен,
спросил трактат и подписал его.
Императоры российский и австрийский посетили Марию-Луизу в
Рамбульете; но она не могла ехать в Фонтенбло, а вынуждена была
отправиться с сыном в Вену. Наполеон потерял все сразу: и
благородные наслаждения политического величия, и сладкие утешения
частной жизни. Тщетно полковник Кентолон указывал ему на
преданность некоторых провинций и советовал еще раз попробовать
счастье войны. "Все кончено, - отвечал Наполеон; теперь будет
междоусобная война, а я на это никак не решусь". Действительно,
10 апреля раздался последний выстрел в Тулузской битве, на
которую решился маршал Сульт, не зная событий в Париже и
Фонтенбло.
Комиссары, назначенные союзными монархами, должны были
сопровождать Наполеона до острова Эльбы. Отъезд назначен 20 (8)
апреля. В ночь отъезда камердинер Констан и мамелюк Рустон, идя
по стопам некоторых маршалов, оставили своего повелителя.
20 числа, в полдень, Наполеон явился на дворе, называемом le
cheval blanc, где выстроилась императорская гвардия. Увидев его,
солдаты заплакали. Император подал знак, что хочет говорить, и
воцарилось благоговейное молчание.
"Генералы, офицеры и солдаты старой моей гвардии, - сказал он, -
я прощаюсь с вами: вот уже двадцать лет, как я доволен вами; я
всегда встречал вас на пути к славе.
Союзники вооружили против меня Европу; некоторая часть армии
изменила долгу, и сама Франция захотела другой судьбы.
С вами, и с храбрыми, которые остались мне верными, я мог бы
продолжить междоусобную войну еще на три года, но Франция была бы
несчастна, а это противно моей цели.
Не жалейте обо мне; я всегда буду счастлив, когда буду знать, что
вы счастливы.
Я мог бы умереть: нет ничего легче; но я всегда пойду по пути
чести; мне остается еще написать то, что мы совершили.
Не могу поцеловать каждого из вас; но поцелую вашего генерала...
Подойдите, генерал! (Сжимает его в объятиях...) Подайте мне орла!
(Целует его...) Драгоценный орел! Пусть поцелуи мои раздаются в
сердцах всех храбрых!.. Прощайте, дети мои!.. Я буду всегда вас
помнить; не забудьте меня!"
Солдаты и все окружающие рыдали. Наполеон, глубоко тронутый,
кинулся в карету, где сидел уже генерал Бертран; немедленно
подали сигнал к отъезду. Наполеон удалился из Фонтенбло в
сопровождении обер-маршала, генералов Друо и Канбронна и
нескольких других лиц. Везде по дороге раздавались перед его
каретою крики: да здравствует император! Такая народная любовь
его тронула и утешила. Тут он убедился, что никто не истребит во
Франции сожаления о его падении.
Между Лионом и Валенсом Наполеон встретил маршала Ожеро и говорил
с ним, не зная еще, что маршал в прокламации своей упрекал его,
говоря, "что он не сумел умереть солдатом". Через час Наполеон
встретил на дороге несколько отрядов из корпуса Ожеро, которые
сказали ему громко: "Государь! Маршал Ожеро продал вашу армию".
26 (14) апреля ночевал он близ Люка и виделся с принцессою
Полиною; на другой день прибыл во Фрежюс и пробыл сутки в этом
городе; в восемь часов вечера отплыл к острову Эльбе.
ГЛАВА XLIX
[Пребывание на острове Эльбе. Возвращение во Францию. Прибытие в
Канн. Поход на Париж.]
Какое странное стечение обстоятельств. В Фрежюс прибыл Наполеон,
возвращаясь из египетского похода, сопровождаемый Мармоном,
Мюратом, Бертье и другими; он шел завоевывать верховную власть
представителей Франции и основывать обширную и могущественную
империю. Через пятнадцать лет он прибыл в тот же город, но прибыл
с другими надеждами, лишенный власти, побежденный теми народами,
которые удивлялись его гению, отверженный тем самым сенатом,
который так часто осыпал его самыми лестными похвалами,
оставленный Мармоном, Мюратом, Бертье и многими другими, которых
и называть не стоит.
Наполеон прибыл в Портоферрайо 3 мая, в тот самый день, как
Людовик XVIII въезжал в Париж. Власти острова Эльбы поспешили
поднести поздравление новому своему государю и явились к нему на
английский фрегат, на котором он прибыл на следующий день.
Наполеон сошел на берег и был встречен сто одним выстрелом. Все
жители, с городским начальством и духовенством, вышли ему
навстречу.
"Императору и свите его, - говорит очевидец, - любопытно и
трогательно было видеть простодушную радость молодых жительниц
Эльбы и восторг этих рыбаков, которые давно уже заставляли солдат
рассказывать про блестящие подвиги и славные битвы,
превозносившие имя Наполеона. Его знаменитость и несчастия равно
привлекали их внимание. Спокойствие и веселость, с которыми
император расспрашивал самых незначительных граждан, еще более
увеличивали общий восторг".
Наполеон занялся управлением острова, как бы намереваясь долго на
нем царствовать. Он изучал произведения земли и средства
промышленности, осмотрел все части острова и везде приготовил
важные улучшения.
26 (14) мая прибыл Канбронн с солдатами старой гвардии,
пожелавшими следовать за императором в изгнание. Через некоторое
время принцесса Полина и Летиция приехали к Наполеону и решили не
расставаться с ним.
Наполеон нетерпеливо ждал известий из Франции. Как прежде, на
берегах Нила, жадно пробегал он европейские журналы, желая знать,
не пора ли перелететь через моря и ниспровергнуть Директорию, так
и теперь справляется он в газетах или письмах, как французы
терпят Бурбонов, и как Бурбоны с ними поступают. Впрочем, он мало
заботился об оскорблениях, наносимых ему газетами. "Что? Хорошо
ли меня ругают?" - спросил он однажды у генерала Бертрана, когда
тот подавал ему французские газеты. - "Нет, - отвечал
обер-маршал, - сегодня не говорят о вашем величестве". - "Ну, так
будут говорить завтра; это перемежающаяся лихорадка; припадки эти
пройдут".
Скоро непостоянные французы начали жаловаться на Бурбонов и
говорили, что обещания герцога д'Артуа не исполнены, эмигранты
получали все почести, а солдаты армии - одно презрение. Дух
неудовольствия ходил по Франции. Узнав о таком брожении умов,
Наполеон решился еще раз попробовать счастья и явиться в Париж.
Много писали и говорили о его сношениях во Франции
и Италии, о его корреспондентах и сообщениях и непременно хотели
уверить, что он оставил остров Эльбу с помощью заговора. Ныне
достоверно известно, что весь заговор родился в его одной голове,
что он ни с кем не советовался, и что даже накануне отъезда с
острова никто не знал о его намерениях, кроме генералов Друо и
Бертрана.
26 (14) февраля 1815 года, в час пополудни, Наполеон приказал
гвардии своей готовиться к отъезду. Солдаты горели восторгом и
кричали: "Париж или смерть!" Прокламацией известили жителей
острова Эльбы об отъезде Наполеона; сестра и мать его оставались
у них под их защитою.
В четыре часа вечера все четыреста человек старой гвардии
находились у него на бриге Непостоянный; на пяти других судах
отправились двести пехотинцев, сто конных егерей и батальон
фланкеров. В восемь часов император, сопровождаемый генералами
Друо и Бертраном, сошел на бриг, и флотилия пустилась в путь.
Встречный ветер заставил было моряков воротиться, но Наполеон
настоял, чтобы продолжали путь. 1 марта, в три часа, пришли в
залив Жуан и вышли на берег при Канне. Всю ночь вел он свое
войско по направлению к Грасу.
4 числа прибыли они в Динь. Тут приказал он напечатать
прокламации, написанные им во время плавания. Вот
замечательнейшие места из этих прокламаций, отличавшихся
магическим стилем Наполеона.
Прокламация к французскому народу
"Французы! Я возведен на престол вашим выбором; все, что
совершено без вас, противозаконно.
В изгнании услышал я ваши жалобы и желания; вы хотите избранного
вами правления; вы обвиняли мое успокоение; вы упрекали, что я
ради своего покоя жертвую благом отечества!
Я переплыл моря, невзирая на опасности; хочу вступить снова в
права мои, основанные на ваших. Все сказанное, написанное или
сделанное со взятия Парижа останется мне навсегда неизвестным и
не будет иметь влияния на важные услуги, мне оказанные".
Прокламация к армии
"Солдаты! Мы не побеждены! Два человека, вышедшие из наших рядов,
изменили нашим лаврам, отечеству, государю и благодетелю своему.
Враги наши воспользуются ли плодом наших славных трудов? Если их
царствие продолжится, все исчезнет, даже память о бессмертных
подвигах.
Ваш полководец, призванный народным избранием на трон, с вами:
присоединяйтесь к нему.
Солдаты! Становитесь под знамена вашего вождя. Он существует
только вами; его права суть права народа и ваши. Победа пойдет
скорым шагом; орел полетит по высотам и сядет на храме Парижской
Божией Матери: тогда вы станете с честью указывать на раны, тогда
можете гордиться тем, что совершили, - вы будете спасителями
отечества".
Народ и солдаты спешили на призыв знакомого голоса и везде
восторженными кликами встречали знаменитого изгнанника.
Наполеон прибыл в Гап 5 марта; его встретили с возможными
почестями. Далее по дороге народ выходил к нему навстречу; но еще
неизвестно было расположение армии. Подъезжая к Греноблю,
Наполеон узнал, что против него отправлен батальон пятого
линейного полка. Авангард императора встретился с этим отрядом
близ Лафрета и не мог увлечь его на свою сторону. Наполеон
отправился к своему авангарду и один стал перед батальоном,
который своим примером мог иметь влияние на всю армию. "Друзья
мои! - сказал он. - Вы не узнаёте меня: я ваш император; если кто
из вас хочет убить своего императора, своего полководца, вот
грудь моя!" При последних словах он раскрыл грудь, офицер хотел
командовать, но весь батальон закричал: "Да здравствует
император!" В одну минуту все солдаты смешались и братскими
поцелуями скрепили новый союз. Конные егеря преследовали офицера,
который спасением своим обязан быстроте своей лошади.
Император продолжал путь к Греноблю посреди толпы, ежеминутно
возраставшей. Прибыв в Везуль, Наполеон убедился, что восторг
жителей дижонской провинции не уменьшается; прокламации его
принимались с радостными кликами. Народ кричал:
"Здесь Франция видит зарю своей чести и независимости!".
Пока император предавался радости, видя, как дижонцы приветствуют
его возвращение, к нему явился офицер седьмого линейного полка с
известием, что весь полк идет скорым маршем навстречу герою
Франции. Во всех случаях своей жизни Наполеон всегда оставался
внешне спокойным; но теперь лицо его оживилось глубоким
выражением удовольствия: он чувствует, что это событие приведет
его в Тюильри без кровопролития. Выразив офицеру чувства свои к
седьмому полку и к его полковнику, Наполеон пришпорил лошадь и
поскакал вперед, как будто уже видел парижские ворота на
карусельной площади. Вскоре раздались крики седьмого полка,
смешивавшиеся с восклицаниями толпы. Впереди всех шел полковник,
высокий и красивый мужчина. Его пылкий характер, доброе сердце,
рыцарские привычки доставили ему полную власть над солдатами и
офицерами. Он вышел из Гренобля в три часа после обеда (7 марта
н.ст.), в нескольких шагах от города приказал прекратить
барабанный бой, разбил один барабан, вынул из него орла и,
показывая его солдатам, сказал: "Вот славное знамя, за которым вы
шли в дни бессмертные! Тот, кто так часто водил вас к победе,
идет к нам, желая отомстить за наше унижение, за наши бедствия!
Пора лететь под его знамена, которые не переставали быть нашими.
Кто меня любит, тот да идет за мною! Да здравствует император!"
Солдаты, с трудом удерживавшие восторг в то время, пока говорил
полковник, все разом повторили в упоении неописанной радости: "Да
здравствует император!"
Густая толпа людей всех сословий, всех возрастов последовала за
ними навстречу герою, который олицетворял собою народную
французскую славу. Нетерпение, равное с обеих сторон, сократило
путь. Уже восклицания и тех и других смешиваются и сливаются.
Военные товарищи, разлученные событиями 1814 года, соединились и
обнимаются при кликах: "Да здравствует гвардия! Да здравствует
седьмой полк! Да здравствует император!" Жители Гренобля, шедшие
за седьмым полком, соединяют радость свою с восторгом горцев,
которые сошли с утесов, составляя свиту Наполеона. Между тем
красивый и бесстрашный полковник седьмого полка, благородный и
решительный Лабедоер, пробрался сквозь толпу и бросился в объятия
Наполеона. Император прижал его к сердцу и сказал ему с чувством:
"Полковник! Вы возвращаете мне трон!"
Ночью император прибыл к стенам Гренобля. Присутствие его было
замечено жителями и гарнизонами по необыкновенному движению около
него, заметному даже в темноте. Жители и солдаты, обманув
осторожность коменданта, который приказал запереть ворота и взял
себе ключи, перелезали через стены и спешили навстречу свите
героя. Внезапно послышался в крепости звук оружия; все думали,
что артиллеристы хотят начать пальбу, и толпа спешила искать
убежища от картечи в соседних домах. Наполеон, не знающий страха,
стоял неподвижно на мосту против батареи; его спокойствие имело
влияние на дух толпы. "Император не бережет жизни, - сказал один
из граждан, - станем ли мы бояться за свою?" - и бросился к
бесстрашному воину, который уже приучил многих к пушечному грому.
Этот пример привел опять толпу к великому человеку.
Наполеон желал знать, какого рода движение происходило в
крепости. Он позвал Лабедоера и велел ему поговорить с
артиллеристами. Полковник поднялся на возвышение и громким
голосом сказал: "Солдаты, мы привели к вам героя, за которым вы
так часто следовали в битвах; примите его и повторите с нами
прежнее восклицание победителей Европы: Да здравствует
император!" Канониры, которых удерживала только дисциплина, не
замедлили с ответом. "Да здравствует император!" - закричали они
в один голос; все окружавшие их военные и граждане повторили то
же восклицание.
Среди всеобщего восторга вне и внутри города Наполеон с
нетерпением видел, что ворота не отворяются. Работники, жившие в
предместьях и желавшие скорее видеть императора внутри Гренобля,
принесли балки. Скоро Бонские ворота развалились под ударами этих
новых военных орудий, изобретенных усердием рабочего класса
народа; осажденные так громко приветствовали императора, что
осаждающие едва могли подражать им.
"Ни в какой битве не предстояло Наполеону такой опасности, как
при вступлении в Гренобль, говорит Лас-Каз. Солдаты бросились на
него с бешенством; думали, что его разорвут; но это было упоение
любви и радости; его подняли на воздух вместе с лошадью".
Прежние прокламации перепечатаны снова в Гренобле и распущены по
окрестностям в большом количестве. Император пробыл в Гренобле
два дня. Он делал смотр войскам и национальной гвардии, принимал
поздравления властей, академий и духовенства.
На смотре Наполеон был в маленькой своей шляпе и в знаменитом
сером сюртуке; он подошел к артиллеристам четвертого полка и
сказал: "Между вами начал я учиться военному делу; люблю всех
вас, как старых товарищей; следил за вами на полях битвы и всегда
был вами доволен; но надеюсь, что не будем нуждаться в ваших
пушках".
Наполеон выехал из Гренобля 9 марта и на следующий день прибыл в
Лион в ту самую минуту, когда герцог д'Артуа, всеми оставленный,
выезжал из города в сопровождении одного королевского волонтера.
Император приказал дать благородному слуге своих врагов крест
Почетного легиона в награду за его верность.
Убедившись в предположениях своих относительно демократии и
общего мнения, Наполеон счел необходимым сделать несколько
уступок либеральным идеям; он чувствовал, что либералы помогут
ему достигнуть Парижа, так же, как и солдаты. С этой целью издал
он 13 (1) марта несколько декретов, уничтожавших королевские
повеления, противные революционному духу, и дал силу прежним
законам, которыми уничтожены были права древнего дворянства и
рыцарские ордена. Последним декретом приказано распустить палату
пэров и палату депутатов и созвать все избирательные коллегии
империи в Париж на сейм для ревизии императорских учреждений.
Император поехал в Бургундию, где его ожидал народ с нетерпением,
не уступавшим восторгу жителей провинции Дофине. Пока он
проезжает через Францию среди всеобщих восклицаний и
напутствуемый благословениями граждан, Бурбоны назначают денежную
награду за его голову, а венский конгресс созывает всю Европу
против него. В подкрепление этих чрезвычайных мер французские и
иностранные журналы возбуждают гнев и досаду в роялистах и
древней аристократии и называют Наполеона жалким беглецом,
которого скоро постигнет наказание со всей его шайкой. Эти
оскорбления не мешают Наполеону приближаться к Парижу, хотя
газеты уверяют, что он ежедневно отступает перед принцами
королевского дома. 13(1) марта он ночевал в Маконе в то время,
когда маршал Ней принял его сторону и издал прокламацию, которая
начиналась следующими словами: "Дело Бурбонов навсегда потеряно!"
14 (2) числа он прибыл в Шалон и благодарил жителей за то, что
они храбро защищались в последнюю войну против союзников. Он
хотел повторить те же похвалы жителям города Сен-Жан-Делон, но не
был там и послал мэру этого города крест Почетного легиона. При
этом он сказал поселянам и рабочим, составлявшим большую часть
его провожатых: "Для вас, добрые люди, учредил я Почетный легион,
а не для эмигрантов, получающих пенсии от врагов наших!"
15 (3) марта Наполеон выехал в Отюн при радостных восклицаниях. В
этот день палаты, учрежденные хартией Людовика XVIII, собрались в
Париже на основании чрез вычайного повеления, изданного по случаю
появления Наполеона в пределах Франции. Людовик XVIII и принцы
королевского дома, пораженные ужасом при вести о появлении
Наполеона, решили возобновить присягу хартии. Это торжественное
действие не принесло им доверенности конституционных роялистов,
которые заметили уже склонность короля к прежнему порядку.
Император продолжал быстрый поход к Парижу, несмотря на военные
меры, газетные крики и убийственные приказания, которыми думали
остановить его торжественное шествие. 17 (5) марта вступил он в
Ожер, куда вышел ему навстречу четырнадцатый линейный полк из
Орлеана. Этот полк храбро д