Обеспечив   спокойствие   оставляемой   провинции  взятием   всех
крепостей, лежащих на границе Арагонии и Каталонии, Сюше пошел по
дороге к Тортозе.

Испанский  генерал  Каро  изъявил  сначала желание  защищать  эту
крепость; но при приближении  Сюше переменил намерение и поспешно
удалился.  Сюше подождал  подкреплений от  седьмого корпуса,  и 1
января 1811 года французское знамя развевалось на стенах Тортозы.

Покорив  Тортозу, Сюше,  верный  своей благоразумной  системе, не
хотел продолжать успехов в Каталонии, не выгнав предварительно из
Арагонии  ворвавшихся туда  партизан под  начальством Вильакампа,
Эмпесинадо  и старика  Мины. Это  дело заняло Сюше  в продолжение
нескольких месяцев.  Вильакампо и Эмпесинадо ушли  в Куэнсу; Мина
бросился в  наваррские горы, а Сюше  тотчас явился в Каталонии, у
врат Таррагоны.

Этот  город служил  твердыней  возмущению на  севере полуострова;
гарнизон  из восьми тысяч  человек заперся  в нем в  надежде, что
будет  получать   продовольствие  морем.  Сюше  окружил  крепость
сорокатысячной армией и взял его приступом 21 июня 1811 года.

Эта новая  и важная победа весьма  обрадовала императора, который
заботился об успехах своего  оружия в Испании, тем более, что там
они были  реже и не так решительны,  как в других странах Европы.
Благоприятное, лестное мнение Наполеона о генерале Сюше еще более
усилилось, и  он немедленно возвел покорителя  Таррагоны в звание
маршала империи.

За взятием  Таррагоны последовало  занятие Монте-Серры. Испанское
регентство, опасаясь  за Валенсию,  отправило туда десятитысячный
корпус  под  начальством  Блака,  поручив  ему  остановить  Сюше.
Оропеза и Сагунта  скоро сдались вследствие кровопролитной битвы,
в  которой испанский  генерал  претерпел совершенное  поражение и
лишился пяти тысяч человек убитыми.

Настало время атаковать Валенсию. Эмпесинадо и Мина, первые герои
испанской  народности,  старались  помочь  Блаку  и  ворвались  в
арагонские  горы.   Маршал  Сюше   отклонил  опасность;  выпросив
подкрепления, перешел через Гвадалавиар, отбросил часть испанской
армии в Мурсию, а другую загнал в Валенсию. Этот город не столько
страшился покорителя  Сарагосы, сколько боялся  осады и приступа.
Едва бомбы  начали опустошать город, как  жители заботились уже о
капитуляции.  Весь  гарнизон,  состоявший  из восемнадцати  тысяч
человек, и главнокомандующий Блак взяты в плен.

10 января  1812 года французы вступили  в Валенсию. 24 числа того
же  месяца  император,  имевший  привычку  вознаграждать  подвиги
немедленно,  определил  недвижимые  имения  на  двести  миллионов
франков  для раздачи  генералам,  офицерам и  солдатам арагонской
армии. Маршал  Сюше получил  титул герцога Альбуфера  с доходами,
которые доставляло это герцогство.

Пока  Сюше действовал  с  таким блестящим  успехом, маршал  Сульт
вторгся в Португалию, Ней завоевывал и усмирял Галисию и Астурию,
а Виктор уничтожал эстремадурскую армию Куэсты.

Успехи   Сульта  в   Португалии  были   блестящи  и   быстры,  но
непродолжительны. Он  разбил генерала Роману на  берегах Тамеги и
постепенно занял  Шавес, Брагу  и Опорто. Опорто,  второй город в
Португалии, тщетно силился  сопротивляться и вынужден был сдаться
после первого приступа, 29 марта 1809 года.

Такие успехи  начальников французской  армии не имели,  однако ж,
влияния на дух жителей,  которые не устрашились этим, а все более
и более раздражались.  Общее восстание последовало в Эстремадуре.
Бадахосская хунта отвечала гордо  и запальчиво маршалу Виктору. В
то же время Веллингтон  с тридцатью тысячами пошел из Лиссабона к
Опорто  с надеждою  отнять этот  важный пункт у  Сульта, который,
посредством  эстремадурского   восстания,  был   лишен  помощи  и
содействия  Виктора и  должен  был, с  другой стороны,  опасаться
португальского генерала  Сильвейры, подкрепляемого Бересфордом. В
таком  опасном положении  французская армия,  казалось, неминуемо
будет   разбита;  но   ею  командовал  искуснейший   и  ученейший
полководец нашего времени: Сульт спас ее быстрыми и превосходными
своими  распоряжениями.  Без  колебаний  пожертвовал он  багажом,
запасами, снарядами. Вся армия прошла через ущелья; под нею кипел
Кавадо, разлившийся  от дождей;  над нею висели  скалы, с которых
непрерывно раздавались выстрелы. Сульт превозмог все препятствия,
скрыл свое отступление от обоих неприятельских генералов и достиг
границы. Это  отступление, вовсе не похожее  на отступление Мура,
доставило Сульту новые права на славу.

Маршал  Сульт,  чудом  спасшийся  от  Веллингтона,  Бересфорда  и
Сильвейры, появился  в Испании, снова напал  на Роману и принудил
его снять осаду Луго.  Ней, устроив дела в Асгурии точно так, как
Сюше в Арагонии, соединился  с Сультом, и оба согласились принять
меры для  решительного уничтожения  армии Романы и  для усмирения
бунтовщиков  в  Галисии.  Но  военные действия  врагов  в  центре
полуострова  скоро  принудили  маршалов  изменить  соображения  и
намерения.

Веллингтон,   не  имевший   успеха  против  Сульта,   повернул  к
Эстремадуре  и надеялся,  что ему посчастливится  против Виктора.
Соединившись с Куэстою,  Бересфордом, Романою, он решился напасть
на Виктора и отнять столицу у короля Иосифа.

Иосиф  понял  опасность   и  приказал  сосредоточить  все  отряды
французской  армии  на Таге.  Сульт  не успел  еще соединиться  с
Мортье,  как  Иосиф,  предпочитая  совет Виктора  мнениям  своего
начальника штаба Журдана и не дождавшись даже Себастиани, решился
на  битву.  Такое   нетерпение  спасло  неприятельскую  армию  от
совершенной гибели.

Англо-испанцы храбро защищали и удержали все свои позиции. Потеря
их, равная потере французов, простиралась до восьми тысяч человек
убитыми  и  ранеными.  Враги  Франции поздравляли  Веллингтона  с
победой, но Сульт скоро  показал, на чьей стороне была выгода. Он
занял  Пласенсию  в то  время,  когда  Веллингтон, получивший  за
Талаверскую   битву  титул   генералиссимуса   англо-испанских  и
португальских войск, думал найти его близ Бенавенте. Соединившись
с Мортье  и Виктором, Сульт  напал на врагов 8  августа 1809 года
при мосте Арцобиспо, и  на этот раз никто не сомневался в победе.
Испанцы были совершенно разбиты, и армия Веллингтона бежала среди
горевших нив и лесов.

Испанское терпение не пало после столь частых поражений. Аризага,
с армией в шестьдесят тысяч человек, двинулся на Мадрид.

Сульт командовал  всей армией вместо маршала  Журдана. Он призвал
Виктора, Мортье  и Себастиани и пошел  на неприятеля, гнал его до
Осаньи, и  тут 18 ноября 1809  года уничтожил испанскую армию. Во
время  этой достопамятной  битвы Аризага, оставив  начальство над
войском,  взошел на  городскую колокольню  и смотрел  оттуда, как
простой  зритель,  на  разрушение  своей силы.  Он  лишился  всей
артиллерии,  багажа  и знамен.  Победители  взяли тридцать  тысяч
человек в плен.

В  эту  минуту можно  было  нанести  последний, решительный  удар
испанской  стойкости и  английскому вмешательству. На  севере мир
был  заключен, и  император  мог отправить  часть своих  войск на
полуостров.  В  начале  1810  года французская  армия  в  Испании
увеличена до трехсот тысяч  человек; она состояла под начальством
короля  Иосифа,  но  действительным,  настоящим  начальником  был
маршал Сульт, занимавший место начальника штаба.

Пока  маршал Сульт  с  победами проходил  по Андалузии,  Массена,
прибывший  в  Испанию с  новыми  эслингскими  лаврами, вторгся  в
Португалию  и шел  на Мадрид.  Он надеялся на  помощь андалузской
армии, но Сульт был  удержан англо-испанцами, и Массена, опасаясь
Веллингтона, вышел из Португалии. Отступление его имело печальные
последствия. Веллингтон овладел Бадаиосом.

Сульт занялся усмирением Андалузии, а англо-испанцы шли между тем
вперед,  разбили  центральную  армию,  заняли Мадрид  и  вынудили
короля Иосифа удалиться в  Валенсию под прикрытие маршала Сюше. С
этой минуты занятие  Андалузии стало невозможным. Бросили блокаду
Кадикса. Сульт отступил через Гренаду и Мурсию, соединился с Сюше
при  Аликанте и  потом пришел  к центральной  армии для  похода к
Мадриду и для нового завоевания этой столицы.



                            ГЛАВА XXXIV

                         [Разрыв с Россией]

Император Александр  давно уже  охладел в дружбе  к Наполеону. От
торжественной дружбы  в Тильзите  и от эрфуртских  воспоминаний в
душе   русского  монарха   оставались  только   неудовольствие  и
неприятности,  порождаемые увядшей  привязанностью  и несбывшейся
надеждой. Пока  русский император признавал  полезным вести войну
против Наполеона,  он действовал сообща с  английским кабинетом и
вступил  в 1805  и 1806  году в  союз против Франции,  помогая то
Австрии, то Пруссии. Но  Аустерлиц и Фридланд дали ходу дел новый
оборот.  Объемля  проницательным   умом  положение  Европы  и  ее
действительные   потребности,  Александр   во   время  неменского
свидания  решился   на  разрыв  с  Англией   и  на  соединение  с
Наполеоном, который задумал разрушить силу Англии континентальной
системой. Выгоднее было разделять силу Наполеона и помогать ему в
общем деле, чем идти против стечения обстоятельств.

Однако   ж  Наполеон   продолжал  действовать  в   прежнем  духе,
пользовался  всеми  случаями  и  обстоятельствами для  увеличения
французского  владычества  и  влияния,  не думая,  что  нарушение
политического равновесия в Европе  не может быть приятно кроткому
и справедливому монарху, царствовавшему в Петербурге. В 1809 году
Наполеон  отнял  у Австрии  некоторые  ее  части, что  придвинуло
Францию к русской границе.  Такое соседство было небезопасно и не
вполне вознаграждалось уступкой участка Галиции, отданного России
по венскому трактату.

Кроме   того,  Наполеон  поддерживал   существование  Варшавского
герцогства.   Шли  переговоры   об  уничтожении   его.  Коленкур,
очарованный милостивым обращением и снисходительностью императора
Александра,  готовился  решить  дело,  как было  угодно  русскому
императору, и 5 января 1810 года подписал проект трактата об этом
предмете; но Наполеон не  согласился на предложения своего посла.
После многих бесполезных переговоров дело не подвинулось вперед и
осталось в прежнем положении. Александр не мог уже ничего ожидать
от  союза   с  Францией,   когда  справедливые  его   желания  не
исполнялись.  Наполеон  даже  в  восточном вопросе  склонился  на
сторону   австрийской   политики,   и   в   наказание   за   свою
неосторожность  скоро  узнал,   что  русский  царь  отступает  от
континентальной  системы.   15  января  1811   года  издан  указ,
налагавший  запрет   на  некоторые   французские  произведения  и
покровительствовавший привозу колониальных товаров. Сверх того, в
случае  преступления  законов  повелевалось  сжигать  французские
произведения, а колониальные только конфисковать.

Понятно,  как  это  изумило  Наполеона.  Он  немедленно  приказал
Коленкуру просить об отмене  этого указа. Но император Александр,
предвидевший все  последствия своего распоряжения, не  хотел и не
мог  исполнить   подобного  требования.  Ответ   его  можно  было
предвидеть  наперед. Указ  остался в  полной силе,  и вооружение,
начатое   прежде  его   обнародования,   деятельно  продолжалась.
Наполеон  тоже  готовился к  войне.  Данцигский гарнизон  усилен;
массы войск проходили по Германии. Император Александр потребовал
объяснений;  отвечали, что  хотят принять меры  против враждебных
его  намерений, изобличаемых военными  приготовлениями. Император
удостоверял, что  не нарушит  мира, если будут  удовлетворены его
требования   касательно  герцогства   Варшавского   и  герцогства
Ольденбургского,  занятого  французами,  под  предлогом, что  оно
стало центром  европейской контрабанды,  грозившей уничтожить всю
континентальную блокаду.

Таким  образом, разрыв  начался  в 1811  году. Оба  императора не
могли уже согласиться в  главнейших статьях политики; стало быть,
рано или поздно война  должна была непременно возгореться. Однако
ж  Наполеон,  всегда  старавшийся  возложить  на  неприятеля  всю
ответственность за бедствия войны, не хотел и на этот раз поднять
знамя  брани   на  союзника,  не  испытав   последних  средств  к
примирению,  от которого  зависело  спокойствие Европы.  Он писал
несколько  раз  императору  Александру  с этой  целью.  "Ныне,  -
говорил он в одном из своих писем, - повторяется то же, что я уже
видел в  Пруссии в 1806 году  и в Вене в  1809. Я останусь другом
Вашего Величества,  если даже роковая  судьба, увлекающая Европу,
вооружит  наши  народы друг  против  друга.  Буду соображаться  с
поступками Вашего  Величества; никогда не  подниму оружия первый;
войска  мои  двинутся  вперед,  когда вы  уничтожите  Тильзитский
трактат. Я первый прекращу  вооружения, если вы покажете такую же
доверенность.  Раскаивались  ли Вы  когда-нибудь  в доверии,  мне
оказанном?"

Русский  император  был тверд  и,  чувствуя справедливость  своих
требований  и желаний,  повторял  их, не  соглашаясь ни  на какие
уступки. Он даже потребовал еще очищения Данцига.

"Тогда  я  думал,  что  война объявлена,  -  говорит  Наполеон в
Мемориале;  - я не  имел привычки  опаздывать. Я мог  идти против
России во главе всей остальной Европы; предприятие было народное,
дело - европейское; в  этом заключалось последнее усилие Франции;
ее судьба  и судьба  новой европейской системы  зависела от конца
этой борьбы".

Пути  Провидения ведут  Наполеона в  Москву... "Наполеон  идет на
Россию,  во главе  всей остальной  Европы!.." В  Кремле назначены
границы  его   победам;  туда   влечет  его  мысль   о  всемирном
преобладании Франции!..




                            ГЛАВА XXXV

                     [Поход в Россию (1812 год)]

Прежде отъезда  из Парижа  и официального объявления  о разрыве с
Россией и новой войне  на севере Европы Наполеон принял несколько
мер, которые должны были показать подвластным ему народам, что он
снова замышляет огромное предприятие, что снова загорится война в
странах отдаленных.

Двадцать   третьего  декабря   1811  года  сенат   предоставил  в
распоряжение  военного   министра  сто   двадцать  тысяч  человек
рекрутов в  счет конскрипции 1812 года.  13 марта следующего года
другим  сенатским  декретом  учреждена  национальная  гвардия,  с
разделением  на  три набора.  Спустя  несколько  дней (17  марта)
повелено произвести первый набор, в шестьдесят тысяч человек. Эта
гвардия составляла  внутреннюю армию,  назначенную собственно для
охраны границ, и, кроме того, издано повеление немедленно собрать
всех рекрутов, назначенных по обыкновенной ежегодной конскрипции.

Не  довольствуясь  приготовлениями   к  войне  в  пределах  своей
империи,  Наполеон  задумал  напасть  на  Россию  с  силами  всей
остальной Европы и занялся  для этой цели заключением договоров с
другими  сильными  державами.  Трактат  с  Австрией  подписан  24
февраля, а с Пруссией 14 марта 1812 года.

Наполеон, в  сопровождении императрицы Марии-Луизы, оставил Париж
9  мая;  почти  не останавливаясь,  проехал  через  Мец, Майнц  и
Франкфурт  и  17-го прибыл  в  Дрезден.  На это  время в  столице
Саксонии собралось  множество владетельных особ: звезда Наполеона
сияла  еще   полным  блеском.  Император   австрийский  и  король
прусский,  со   своими  министрами  Меттернихом  и  Гарденбергом,
находились  тоже  здесь.  Наполеон  занимал  большие  апартаменты
королевского  дворца,   и  ежедневно   гостиная  его  наполнялась
королями, маршалами и придворными.

Пребывание  Наполеона   в  Дрездене   было  непродолжительно.  Он
поспешил к  берегам Немана,  через Прагу, где  расстался со своей
супругой.   До   открытия  военных   действий  Наполеон   посетил
Кенигсберг и Данциг. В  этом последнем городе начальствовал Рапп,
которого император  французов особенно уважал за  его храбрость и
откровенность. Мюрат  и Бертье  находились в это  время при особе
Наполеона.  Король неаполитанский  казался  недовольным; Наполеон
заметил это и сказал  Раппу: "Не замечаете ли вы в Мюрате чего-то
необыкновенного? Я  вижу в нем какую-то  перемену. Уж не болен ли
он?" - "Ваше величество,  - отвечал комендант Данцига, - Мюрат не
болен,  а  печален".  - "Печален!  Это  почему?  - живо  возразил
император. -  Или он  не доволен, что  король?" - "То-то  и есть,
ваше  величеством - отвечал  Рапп, -  Мюрат говорит, будто  он не
король".  -   "Сам  виноват,  -  сказал   Наполеон.  -  Зачем  он
неаполитанец, а не француз?.. Когда он живет в своем королевстве,
так  то   и  дело  делает   глупости;  благоприятствует  торговле
англичан, а я не хочу этого".

На другой  день после  этого разговора Наполеон  пригласил к себе
ужинать Раппа, Бертье и Мюрата, и, судя по их принужденному виду,
подумал, что  они опасаются  разговора о настоящей  кампании; это
показалось ему безмолвным укором,  и он сказал: "Я вижу, господа,
что  вы  разлюбили  войну.  Король неаполитанский  не  хочет  уже
оставлять  своих  владений в  прекрасном  климате; Бертье  спешит
охотиться в  своем Гробуаском поместье, а  Раппа берет нетерпение
жить в своем парижском  отеле". Наполеон говорил сущую правду; но
ни  Мюрат,  ни  Бертье  не  смели  сознаться;  один  только  Рапп
осмелился  сказать,  что император  отгадал  его мысли.  Впрочем,
Наполеон не мог винить никого, кроме себя, в изменении духа своих
сподвижников.  Конечно,  посреди великолепия  придворной жизни  и
сибаритства, в кругу удовольствий и обольщений величия, ни король
неаполитанский, ни  князь невшательский не  могли сохранить своих
лагерных привычек, своей неусыпной ревности и беззаботной отваги,
которые отличали  Мюрата и Бертье, солдат  итальянской армии, при
Монтенотте и Лоди.

Однако ж, каково бы  ни было тайное мнение этих испытанных воинов
о  начинающейся  кампании,  последствий  которой невозможно  было
предвидеть  никакому   человеческому  разуму,   они  готовы  были
продолжать   свое  блестящее   поприще   и  следовать   за  своим
предводителем. "Мы  жалеем о нарушении мира,  - сказали они, - но
все-таки  предпочитаем  открытую войну  шаткой  дружбе". -  "Ваше
величество, - подхватил данцигский комендант, - ваш Рапп все-таки
довольно  порядочно  умеет  владеть конем  и  саблей  и не  может
оставаться здесь, как дряхлый  инвалид, когда вы идете сражаться:
позвольте же мне занять при вас прежнюю адъютантскую должность".

Рапп, во  время начальствования своего в  Данциге, приобрел общее
расположение     пруссаков    нестрогим     соблюдением    правил
континентальной  блокады.  Строгие  требования этой  политической
меры  не  согласовались  с  привычками и  откровенным  характером
храброго воина.  Наполеон, умея  ценить его, не делал  ему за это
никаких выговоров и замечаний, и когда в его приемной зале увидел
бюст  прусской королевы,  то удовольствовался  только тем,  что с
улыбкой сказал  ему: "Мистер  Рапп, предупреждаю вас,  что извещу
Марию-Луизу о вашей неверности".

Император выехал из Данцига  11 июня, по пути к Кенигсбергу, куда
прибыл 12  числа, осмотрев  на дороге войска корпуса  Даву. В эту
пору   Наполеон    чрезвычайно   заботился    об   устройстве   и
продовольствии  армии. "Его  деятельность, - говорит  господин де
Сегюр, - была в тогдашнее время совершенно обращена на эти важные
предметы.  Он  расточал замечания,  повеления,  даже деньги:  это
свидетельствуют  сами  письма  императора.  Дни  проводил  он  за
диктовкой  различных  инструкций  и  даже вставал  по  ночам  для
окончания работы. Один из  генералов получил от императора в один
и тот же день шесть депеш с инструкциями".

Узнав,  что генерал  Лористон, которому  он поручил  было сделать
некоторые предложения императору всероссийскому, не был допущен к
его величеству, Наполеон счел это достаточной причиной вступить в
пределы    России   без   предварительного    объявления   войны