от армии.  Эта  иррегулярная кавалерия  оказалась
весьма страшной по обстоятельствам.

Герцог Эльхингенский,  начальствовавший арьергардом из трех тысяч
человек, взорвал укрепления Смоленска на воздух. Его окружили; он
находился в самом отчаянном  положении; но мужество спасло его. 7
числа вся наша армия пришла в Оршу.

Волынская армия шла на  Минск, через Борисов. Генерал Домбровский
защищал  борисовский  мост; но  11  числа  вынужден был  уступить
напору  русских. Они  перешли  через Березину,  имея в  авангарде
дивизию  Ламберта. Второй  корпус,  под командой  герцога Реджио,
получил приказание  идти на Борисов,  дабы обеспечить французским
войскам переход  через Березину. 12 числа  герцог Реджио встретил
дивизию  Ламберта  в  четырех милях  от  Борисова,  поразил ее  и
отбросил русских  на правую  сторону Березины. Но  русские сожгли
мост и обеспечили таким образом свое отступление.

Русские заняли  все переправы  на Березине. Эта  река имеет сорок
туазов  в ширину;  но берега  ее покрыты болотами,  потому весьма
затруднительно переходить ее.

Русский  генерал  расставил войска  свои  в  разных дефилеях,  по
которым он предполагал, что пойдет французская армия.

14   числа  на   рассвете  император,  обманув   русских  разными
фальшивыми движениями, произведенными накануне, прибыл в Студянку
и велел навести два моста на Березине. Герцог Реджио дрался между
тем с  русскими войсками, на виду  которых происходила переправа.
14 и 15 числа армия переправлялась через реку безостановочно.

16 числа  на рассвете  герцог Реджио известил  императора, что он
атакован русскими  соединившимися войсками;  через полчаса другие
русские отряды  напали на герцога Беллунского.  Дело было жаркое;
вся французская  армия принимала в нем  участие и показала чудеса
храбрости. Герцог Реджио ранен, но не опасно, пулей в бок.

На другой день, 17 числа, они оставались на том же поле битвы. Мы
могли выбирать  одну из двух  дорог: в Минск и  в Вильно. Минская
дорога идет между лесами и болотами, и армия не могла бы найти на
ней продовольствия.

Виленская  дорога, напротив,  идет  по прекрасным  местам. Армия,
лишенная   кавалерии   и   всех   запасов,  жестоко   истомленная
пятидесятидневным  трудным переходом,  влача  за собой  больных и
раненых  после стольких  битв, непременно  должна была  спешить к
своим  магазинам.  21 числа  армия  добралась  до Молодежна,  где
получены первые подводы провианта из Вильно.

Из  всего этого  следует,  что армия  нуждается в  восстановлении
дисциплины,  кавалерии  и  артиллерии...  прежде всего  ей  нужен
покой.

Лошадей в кавалерии так  мало, что признано необходимым соединить
всех  офицеров,  имеющих  лошадей,  в четыре  эскадрона,  по  сто
пятьдесят человек в каждом; генералы занимают должность офицеров,
а  полковники   унтер-офицеров.  Этот   священный  эскадрон,  под
командой  генерала  Груши и  начальством короля  неаполитанского,
следил непрерывно за императором.

Его величество  никогда не  чувствовал себя в  таком превосходном
здоровье".

Весьма многие  упрекали Наполеона  за последнюю фразу,  находя ее
оскорбительной  для семейств,  которых этот бюллетень  погружал в
отчаяние и одевал в траур.

Не должен  ли он был утешить Францию  хотя тем известием, что она
может еще  надеяться на  него самого, и  можно ли было  скрыть от
Европы  бедственное положение  французской  армии, ее  бегство из
России? Разбитый,  преследуемый, без  средств, в стране,  где все
вставало  на   защиту  родины,  Наполеон  все   еще  был  великим
полководцем. "В  самом опасном  положении, - говорил  Бутурлин, -
этот  великий  полководец  не  изменил своей  славе.  Не  уступая
очевидной  опасности,  он  взирал  на  нее очами  гения  и  нашел
средства там, где генерал, менее искусный и менее решительный, не
подозревал бы даже их возможности".

Холод стал нестерпимым. "Руки  наши примерзали к рукояткам; слезы
леденели  на щеках", -  говорит один  очевидец. "Все мы,  - пишет
известный  доктор  Ларре,  -   находились  в  таком  истощении  и
бесчувствии, что  едва могли узнавать друг  друга... глаза и сила
так ослабели, что трудно было глядеть и сохранять равновесие".

Должен  ли был  Наполеон оставаться  среди развалин  своей армии?
Разумеется, нет.  Через два дня после  этого последнего бюллетеня
он созвал  всех маршалов  и сказал им:  "Я вас оставляю  и еду за
тремястами тысяч  воинов. Нужна  вторая кампания, когда  в первую
война не кончена".

В  тот  же  день,  23  ноября,  отправился он  в  Париж,  оставив
неаполитанскому королю  главное начальство над армией.  Он ехал в
санях  под именем  герцога  Виценского, который  его сопровождал.
Проезжая  через  Вильно,  он   совещался  с  герцогом  Бассано  в
продолжение  нескольких  часов;  в  Варшаве  осмотрел  укрепления
Праги. 2  декабря ночью  прибыл он в Дрезден  и имел конференцию,
очень  долго   продолжавшуюся,  с  королем  саксонским,  которого
почитал  верным  своим  союзником,  и в  тот  же  день выехал  из
Дрездена в свою столицу. 6 декабря он был уже в Париже.



                             ГЛАВА XL

[Наполеон принимает поздравление в  Париже.  Набор трехсот  тысяч
войска.  Мюрат   оставляет   армию.   Открытие   Законодательного
    корпуса.]

Москва уничтожила все надежды Наполеона. Занимая Москву и впустив
в  нее  своих  орлов, он  воображал,  что  непременно найдет  там
прочный и выгодный мир,  конец своих военных походов, утверждение
своей силы и могущества. Желая оправдать необдуманное предприятие
и  вторжение в  русские  пределы, Наполеон  старался впоследствии
разными причинами объяснить цель  столь дальнего и неудачного для
него похода;  но всяк  сам вполне оценит  всю неосновательность и
шаткость этих  причин. "Для  общего дела Европы, -  говорил он, -
эта война  должна была служить окончанием  случайностей и началом
общего  благоденствия. Открылся  бы  новый горизонт,  начались бы
новые работы для общей  пользы. Будучи обеспечен на всех пунктах,
я созвал  бы свой конгресс и сам  составил бы священный союз: эти
идеи принадлежат мне. В собрании всех владетельных особ Европы мы
занялись бы устройством дел по-домашнему, по-семейному. Я призван
был примирить новый порядок  вещей со старым и пожертвовал бы для
этого даже своей народностью".

Ясно,  что  Наполеон  говорил   все  это  для  оправдания  своего
необдуманного  и  несправедливого  предприятия.  Само  Провидение
положило  предел успехам  Наполеона и  не допустило  его заменить
прежний  порядок  вещей  новым,  то  есть  порядок  беспорядками,
смутами и последствиями революции.

"Люди,  писавшие историю  или  размышлявшие о  ней, -  говорит де
Местр, - удивляются  тайной силе, которая управляет человеческими
предначертаниями".

Притом  же  и  сама  мысль,  высказанная  Наполеоном,  совершенно
неверна и  несправедлива. Он говорит, что  хотел примирить старый
порядок вещей с новым; но это было невозможно и неудобоисполнимо.
Под личиной  согласия, предписанного  обстоятельствами, прежний и
новый  порядок непременно  сохранили бы  свою коренную  разницу и
непобедимую антипатию; их примирение могло быть только наружное и
временное.  Стараясь слить,  примирить их,  Наполеон предпринимал
дело  вредное, невозможное,  которое  могло только  повредить его
народности  в глазах всех  здравомыслящих людей,  в чем и  сам он
откровенно сознается.

Действуя таким образом на  пользу двух дел, совершенно различных,
Наполеон  не мог  не  потерять доверия  монархов, сражавшихся  за
порядок,  и  не лишиться  фанатической  преданности пылких  умов,
мечтавших  видеть в  нем героя  и защитника  революции и  всех ее
последствий. Поведение его принесло ему самые горькие плоды.

Оно  предало Порту  английскому  влиянию и  привело Бернадота  на
конференцию в Або; вселило в одних надежду и мужество, а в других
поселило холодность  и недоверчивость.  Оно вдохновило императора
Александра сражаться до последней капли крови за спасение Европы,
между  тем  как  полководцы  Наполеона ежедневно  менее  доверяли
своему   вождю,  что   доказывается  поступками   Шварценберга  и
действиями  Жюно при  Валутике.  Лучшая, невиданная  дотоле армия
погибла  в снегах;  восторг  и удивление  заменились отчаянием  и
жалобами. Подвиги и  благодеяния великого воина забыты мгновенно,
и неблагодарность  поселилась даже во  дворцах его родственников.
Оба   мира,  примирителем   которых  он   желал  быть,   на  него
вооружились.

Наполеон проехал в Париж через Польшу, Пруссию, Баварию; везде по
следам его  восставали народы  за свою независимость.  Теперь они
увидели  возможность  избавиться  от  ига  и,  приняв  Россию  за
образец,  восстали  против  притеснителя  Европы.  Сначала  ропот
покоренных  раздавался тихо;  обстоятельства мешали  ему говорить
громко; но  мало-помалу он  распространился по всей  Германии, во
всех классах народа.

Возвратившись в  Париж, Наполеон хотел переменить  образ мыслей и
показать  себя приверженцем  и защитником старого  порядка вещей.
Принимая   депутации   сената  и   Государственного  совета,   он
напоминает сенаторам  о прежних преданиях,  желая показать, какое
правление хотел  дать Франции, и, напоминая,  что забыли его сына
во время возмущения генерала  Малле, говорит им: "Отцы наши имели
привычку говорить:  Король скончался, да  здравствует король! Эти
немногие слова вмещают в  себя все главнейшие выгоды монархии". С
государственными советниками  он еще яснее  развивает мысль свою;
прямо  нападает на  либерализм, называя его  идеологией; обвиняет
метафизику,  разрушившую прежние  учреждения Франции,  и говорит,
что она причина всех  бедствий страны; осуждает и казнит учение и
революционные  действия  восемнадцатого  века.  "Все бедствия,  -
говорит  он,  -  испытанные  нашей прекрасной  Францией,  следует
приписать   идеологии,   туманной   метафизике,  которая,   хитро
изыскивая  первоначальные  причины, старается  на этом  построить
законодательство народов, не приспособляя законов к знанию сердца
человеческого  и  урокам истории.  Такое  заблуждение привело  за
собой  власть  людей  кровожадных.  В  самом  деле,  кто  выдавал
возмущение за  долг? Кто льстил черни,  призывая ее к власти, для
нее недоступной?"

Такая поздняя перемена в образе мыслей не восстановит Наполеона в
мнении  друзей  порядка,  но  ослабит только  народность  его  во
Франции. Скоро, скоро придет час его падения; войска его занимают
еще всю Германию, но недолго им там оставаться!

Наполеон   показал   крайнее   недовольство  слабыми   действиями
сановников  во  время возмущения  Малле.  Гнев  его обрушился  на
префекта Парижа  Фрошо, который был отставлен.  Окончив это дело,
император   принялся   за   военные  распоряжения.   Обыкновенная
конскрипция показалась  ему недостаточной;  он потребовал трехсот
тысяч   войска,   и  сенат   немедленно   издал  декрет,   вполне
удовлетворявший его желанию.

Между  тем   остатки  французской  армии,   бежавшие  из  России,
собрались на  германской границе. Платов и  казаки истребили все,
что могли;  спаслось весьма мало, и  спасенные находились в таком
жалком,  отчаянном  положении,  что лучше  было  бы  вовсе им  не
спасаться. Самые  надежные союзники французской армии, состоявшей
из стольких разнородных  частей, начинают отпадать. Первый пример
подан   прусским  генералом   Йорком.  Он  заключил   и  подписал
капитуляцию  с  генералом Дибичем  30  декабря  1812 года;  через
двадцать дней (18 января 1813 года) Мюрат, возведенный Наполеоном
в высшие  достоинства, бросает армию,  передает начальство принцу
Евгению  и  быстро уезжает  в  Неаполь. Узнав  о таком  поспешном
отъезде, очень  похожем на  бегство, Наполеон писал  сестре своей
Каролине:

"Муж  твой -  храбрый воин  на поле  битвы и ослаб,  как женщина,
когда не  видит врага:  в нем вовсе  нет нравственного мужества".
"Думаю, -  писал он  самому Мюрату, -  что вы не  из тех, которые
воображают, что лев погиб; если вы так думаете, то ошибаетесь; вы
наделали мне много зла со времени отъезда моего из Вильно".

Упрек основательный и заслуженный!

Заседания  Законодательного  корпуса  открылись  14  февраля  под
самыми печальными предзнаменованиями. В речи своей Наполеон опять
проклинает  либеральные теории  и  обвиняет английский  кабинет в
том,  что  он  сеет  в  народах дух  возмущения  против  законных
монархов;  впрочем,  скрывает   свои  неудачи  и  гордо  говорит:
"Династия французская царствует и будет царствовать в Испании".

Кроме войска,  нужны еще  деньги для успешной  войны. Наполеон не
скрывает  своих  намерений и  нужд  от Законодательного  корпуса.
"Желаю мира,  - говорит он; - он  нужен Европе. Четыре раза после
разрывов, последовавших  за амьенским трактатом,  я предлагал его
торжественно:  но  соглашусь  только   на  мир  не  бесчестный  и
согласный с требованиями и величием моей империи".




                             ГЛАВА XLI

                       [Кампания 1813 года]

В кампании 1813 года Наполеон является великим полководцем более,
нежели   во  все   прежние  минуты  своей   блистательной  жизни,
принадлежащей  столько  же  эпопее,  сколько и  истории.  Зрелище
величественное  и  печальное! Все,  что  может быть  дано в  удел
человеку:  силу, терпение,  великодушие,  гений -  все находим  в
Наполеоне, когда он вступает в последнюю борьбу с роком.

Император объявил  Франции о  своих несчастьях , о своей  воле, о
своих  надеждах. За  несколько месяцев  образована новая  армия и
готова  выступить в  поход, а  остатки великой армии  ждут своего
вождя на Эльбе.

Оставляя  Париж,  Наполеон подумал,  что  нужно обезопасить  свою
власть  от  ударов  возмущения,  пример которого  был  уже  подан
генералом Малле, и  вручил высшее управление Марии-Луизе, учредив
при  ней совет  регентства. В  то же  время он  предупредил новый
разрыв  с  римским двором,  склонил  Папу  к конкордату,  который
немедленно был обнародован.

Но среди обширных приготовлений, совершаемых под его деятельным и
неотразимым влиянием, Наполеон предвидел, что на берегах Эльбы он
будет  иметь  дело  не с  одной  русской  армией; что,  вероятно,
союзники его, австрийцы  и пруссаки, станут, наконец, действовать
против  него явно.  Поэтому  последний набор  в триста  пятьдесят
тысяч  человек   кажется  ему  недостаточным,   и  он  повелевает
произвести  другой  набор  в  сто  восемьдесят  тысяч.  Французы,
лишенные энтузиазма,  который воодушевлял  их во время  Маренго и
Аустерлица, приносят, однако  же, с патриотическим усердием новую
жертву,  которой  от  них  требуют обстоятельства.  Только  самые
богатые  классы народа,  обязанные  наиболее заботиться  о защите
родной   страны,  стараются   посредством  денег   избавиться  от
конскрипций. Каждое семейство, зная опасности солдатского звания,
истощает  последние  свои  средства,  чтобы спастись  от  военной
службы.   Наполеон  знает,   что  удаление  от   военного  звания
возрастает  по  мере  того, как  опасности  и  нужды его  империи
увеличиваются. Оно  стало заразой, которую  нельзя прекратить, но
можно  только  уменьшить  силу  его  последствий.  С  этой  целью
Наполеон решил, что самые богатые семейства доставят десять тысяч
человек для почетной гвардии, и что никакими суммами нельзя будет
откупиться от этой службы.  Мера эта утверждена приговором сената
3 апреля 1813 года.

Между  тем  гром пушек  на  Березине возбудил  в главе  семейства
Бурбонов   новые  надежды.   Людовик  XVIII  знал,   что  военная
восторженность французов не совсем  еще исчезла, но любовь мирных
граждан к Наполеону охладела. Он мог уже надеяться, что с помощью
союзных монархов  вступит на прародительский  престол, на который
он  имел несомненные  законные права. Вдохновленный  этой мыслью,
претендент   напечатал  в   Англии   и  распространил   в  Европе
прокламацию, в  которой объяснял, что  Наполеон есть единственная
причина  беспрерывных,  нескончаемых войн,  и  сверх того  обещал
"уничтожить конскрипцию".  Наполеон не  обратил никакого внимания
на  эту  прокламацию; он  даже  не  вздумал воспользоваться  этим
случаем для  удаления старых роялистов, которыми  он заполнил все
ветви государственного управления,  доверив некоторым из них даже
главнейшие  и   важнейшие  должности   в  империи.  Происшествия,
обнаружившиеся в Германии, заняли все его внимание.

Буря шумела в  ганзеатических городах; вся Германия, возбуждаемая
тайными обществами, готовилась к восстанию: народный ропот повлек
за  собой  уничтожение  политических  учреждений в  32-й  военной
дивизии  (в  Гамбурге). Юноши,  воспитывавшиеся в  университетах,
были  главными  зачинщиками  этого  движения; они  распространяли
ненависть  к французам  и  к владычеству  иностранцев. Германские
правительства   оказывали   им  покровительство,   видя  в   этом
благородном  стремлении  средства  к ниспровержению  завоевателя,
наложившего тягостные цени на Германию.

Страшное положение!  Давно ли  Наполеон имел в  Германии такую же
власть,  как и  во  Франции? Вел  за собою  германцев,  как своих
подданных, и  заставлял их  проливать кровь за  выгоды и политику
Франции?  А теперь  германская  народность вдруг  восстает против
французского    деспотизма.    Особенно    в   Пруссии    сильнее
обнаруживается эта внезапная, неожиданная перемена.

Пруссия является  открытой его неприятельницей,  хотя сначала, по
обстоятельствам,   была  вынуждена   казаться  доброжелательницей
Наполеона.  Император  французов  решается  вступить  в  открытую
борьбу с прусским королем и объявляет, что идет на Эльбу.

Тотчас  же  является новый  противник  Наполеона между  северными
монархами.  Бернадот  изъявляет   желание  вести  войска  свои  с
русскими  знаменами для  общего  дела. В  августе 1812  года, при
свидании в  Або, он сказал императору  Александру, который твердо
решился  не  склоняться на  мирные  предложения: "Ваша  решимость
освободит  Европу!" После  бегства  французов из  Москвы Бернадот
видит  минуту,  когда  время  уже  приступить  к  великому  делу,
начатому

императором Александром, и решается действовать сообразно выгодам
своего  нового   отечества.  Наполеон,  разумеется,  порицал  его
поведение и говорил: "Если  б он имел ум и твердость духа, равные
его званию,  если б  был истинный швед, как  старался уверить, то
мог бы  восстановить блеск и силу  своего нового отечества, взять
обратно  Финляндию  и овладеть  Петербургом  даже  прежде, чем  я
вступил  в Москву.  Но он  покоряется личной  ненависти, мелочным
расчетам, самолюбию". События показали,  что Бернадот не ошибся и
умел возвеличить и усилить Швецию.

Чтобы  объяснить  свои  действия  Европе  и  оправдать  их  перед
потомством, Бернадот  объяснил, до  какой степени континентальная
система  вредит  торговым выгодам  шведов.  Он написал  Наполеону
письмо,  в котором обвинял  своего прежнего  вождя в том,  что он
ведет  беспрерывные войны  и пролил  уже кровь миллиона  людей за
систему, которая  вредит правам и разрушает  торговлю всех наций.
"Бедствия Европы,  - писал он, -  требуют мира, и ваше величество
не должны отталкивать его".

Наполеон отвечал  Бернадоту тем,  что оставил Сен-Клу  в середине
апреля и отправился на кровавое свидание, назначенное в Германии.

Французская  армия,  вынужденная  оставлять  гарнизоны  в  каждой
крепости, от  Данцига до Магдебурга, была  расположена на берегах
Заалы, под начальством  вице-короля. Дрезден и Лейпциг находились
во власти  союзников. Король  саксонский оставил свои  владения и
старался спастись  в местах, защищенных  французскими пушками. На
всех   пунктах   союзники  подвигались   вперед  и   пользовались
отсутствием Наполеона.

Наполеон прибыл в Эрфурт 25 (13) апреля, когда маршал Ней овладел
Вейсенфельсом  после  сражения,   в  котором  пехота  (по  словам
маршала)   показала   изумительное   хладнокровие  и