ом  же заседании  утверждено  новое
торговое положение.

Война   между   Францией   и   Швецией  все   еще   продолжалась.
Девятнадцатого августа  французы овладели городом Штральзундом, а
3  сентября  остров   Рюген  капитулировал;  таким  образом,  вся
шведская Померания  была во власти Наполеона,  но король шведский
не отказался от союза с Англией.

Наполеону было  крайне неприятно, что  Балтийское море оставалось
открытым для великобританского флага,  и что Швеция не вступила в
континентальную  систему. Но  еще неприятнее была  ему постоянная
связь  с Англией  другого  государства -  Португалии. Царственный
Браганцский дом, связанный с  Англией видами политики и торговли,
на  деле  не  ставил  ни во  что  декрет,  изданный Наполеоном  в
Берлине,  и  только  на   словах  объявил  себя  в  неприязненном
положении  против  Великобритании.  Наполеон, привыкнув  убеждать
силой оружия, послал в  Португалию корпус войск под командованием
Жюно, выхлопотав  ему наперед дозволение Испании  пройти через ее
владения.

Покуда Жюно шел к Тагу, Наполеон намеревался посетить берега По и
Адриатики.  Перед отъездом  в Италию  он принял  на торжественной
аудиенции персидского посланника, который прибыл в Париж и привез
императору великолепные дары от шаха, и в числе их мечи Тамерлана
и Тамас-Кули-Хана.

Наполеон отправился из Парижа  16 октября (1807) и прибыл в Милан
21-го.  Через  несколько дней  после  того императорская  гвардия
возвратилась из  похода и вступила в  столицу. Прибытие ее подало
повод  к множеству  праздников.  Городские власти  дали ей  пир в
ратуше, а сенат в занимаемом им здании.

Император недолго пробыл в Милане; ему хотелось скорее показаться
своим  подданным,  приобретенным  по  пресбургскому трактату.  Он
прибыл в  Венецию 29  ноября, в тот  самый день, в  который Жюно,
перейдя Испанию,  овладевал Абрантесом, пограничным португальским
городом.  На  другой  день  французские войска  заняли  Лиссабон,
оставленный королевской фамилией, которая села на английские суда
и отплыла в Бразилию.

Посетив венецианские и ломбардские  владения и встретясь в Мантуе
с братом  своим Люсьеном, дочь которого  ему хотелось было выдать
за  принца Астурийского,  Наполеон  возвратился в  столицу своего
Итальянского  королевства. Здесь  он обнародовал грамоты,  в силу
которых вице-король Евгений  Богарне получал титул князя Венеции,
а дочь  его, Жозефина, титул принцессы  Болоньской; Мелци, бывший
президент Чизалпинской  республики, наименован  герцогом Лоди. По
этому случаю  Наполеон произнес речь  к Законодательному собранию
Итальянского королевства, в которой говорил:

"Господа  possidenti, dotti  и  commercianti (помещики,  ученые и
купцы), я с удовольствием вижу вас вокруг моего трона. Возвратясь
к вам через три года, я с радостью замечаю успехи, сделанные моим
народом; но еще многое остается довершить, чтобы поправить ошибки
наших отцов и сделать  вас достойными той судьбы, которую готовлю
вам!

Междоусобия наших  предков и их ничтожный  эгоизм приготовили нам
утрату  всех  наших  нрав.  Отечество  лишилось  наследия  своего
достоинства  и своей  степени  на чреде  европейских держав;  оно
потеряло ту славу, которую поддерживало в течение стольких веков.
Эту-то самую славу хочу я возвратить вам".

Нечего и говорить, что  эти слова были приняты с восторгом, может
быть, притворным, но тем не менее громко выраженным.

Со    времени   заключения   Тильзитского    договора   император
всероссийский тщетно  старался склонить к  миру и Великобританию.
Недовольная вступлением великих северных держав в континентальную
систему, Англия послала в Балтику двадцать семь судов с двадцатью
тысячами войска  под начальством  лорда Каткарта для  того, чтобы
принудить Данию  выдать ей  свой флот в  виде обеспечения. Король
датский,   разумеется,   отказался  от   такого  предложения,   а
английский  адмирал   отвечал  на   этот  отказ  бомбардированием
Копенгагена, за  которым последовала немедленная капитуляция этой
столицы  и  истребление  всего  датского  флота.  Узнав  о  таком
печальном  событии,  Наполеон  приказал  повсеместно  привести  в
исполнение  статьи  Берлинского  трактата   во  всей  их  силе  и
строгости.

Между тем его занимала  и мысль присоединения Тосканы к владениям
Французской империи;  приготовив все для  исполнения этого плана,
Наполеон  отбыл во  Францию. Проезжая  Альпами, он  остановился в
Шамбери; там ожидал его один молодой человек с просьбой дозволить
матери его возвратиться в отечество; этот молодой человек был сын
госпожи  Стаель.  Наполеон  принял  его  очень  благосклонно,  но
показал себя  непреклонным как  к дочери Неккера, так  и к самому
Неккеру. "Ваша матушка, - сказал он, - должна быть очень довольна
пребыванием  своим в  Вене: по  крайней мере, будет  иметь случай
славно  выучиться  по-немецки...  Я   не  говорю,  что  она  злая
женщина...  В  ней  много,  даже слишком  много  ума;  но это  ум
необузданный,  неповинующийся...   А  все   это  может  сделаться
опасным:  с  ее  восторженной  головой она  может  наделать  себе
прозелитов. Я  должен наблюдать за этим. Она  меня не любит. Я не
могу  позволить ей  жить  в Париже  уже по  одному тому,  что она
своими  сношениями   может  скомпрометировать  многих...  Она  бы
сделалась  знаменем  сен-жерменского предместья...  Она стала  бы
говорить шуточки, которым не придает никакой важности, но которые
я считаю весьма важными. Мое правительство не шуточка..." Молодой
человек  уверял, что  мать его  не подаст  ни малейшего  повода к
порицанию и будет встречаться только с небольшим числом искренних
приятелей, список  которых даже  будет предварительно представлен
на  рассмотрение его  величества:  "Некоторые особы,  - промолвил
молодой Стаель,  - уверяли меня, будто  последнее сочинение моего
деда в  особенности вооружило  вас против моей матери;  но я могу
клятвенно  удостоверить  ваше величество,  что  она не  принимала
никакого участия в этом сочинении". - "Конечно, отвечал Наполеон,
-  это   сочинение  тоже  одна  из   причин  моего  справедливого
негодования.  Ваш   дед  был  идеолог,   старый  глупец,  человек
сумасшедший. Как? Ему в шестьдесят лет вообразилось, что он может
ниспровергнуть  мою  конституцию и  учредить свою  собственную!..
Сказать правду, хорошо бы было правление государств, изобретенное
систематиками, теоретиками, которые судят  о людях по книгам, а о
свете  по географическим  картам!.. Все  эти экономисты  - пустые
люди; надрываются над планами финансов, а сами не способны занять
место  последнего сборщика  податей  в самой  маленькой деревушке
моей  империи.   Сочинение  вашего  деда  -   нe  что  иное,  как
произведение  старого  упрямца,   толкующего  вкривь  и  вкось  о
правительствах..." При этих словах внук Неккера не мог удержаться
и возразил,  что, вероятно, его величество  не читал сам книги, о
которой речь, и что ему донесено о ней людьми
неблагорасположенными  к   сочинителю,  который  отдает  в  своем
творении   должную   справедливость   императору   французов.   -
"Ошибаетесь, - живо возразил Наполеон: - я сам читал эту книгу от
начала  до конца...  Да! Конечно, хороша  справедливость, которую
ваш  дед  отдает  мне!  Он  называет меня  человеком,  нужным  по
обстоятельствам!  И  по  его  книге выходит,  что  этому  нужному
человеку не  мешало бы отрубить голову!  Спасибо!.. Я, точно, был
человек нужный, необходимый,  чтобы поправить все глупости вашего
деда и  излечить зло,  нанесенное им Франции...  Революция - дело
вашего  деда...  Уважайте власть,  потому  что  власть дается  от
Бога... Вы еще молоды;  если бы вы имели мою опытность, то видели
бы вещи  в другом свете. Ваша  откровенность не только не кажется
мне досадною, но, напротив,  она мне нравится: я люблю, когда сын
просит  за   мать...  Однако   ж,  не  хочу   давать  вам  пустых
обнадеживаний и не скрою,  что вы ничего не добьетесь от меня..."
Когда молодой Стаель вышел  от императора, тот обернулся к Дюроку
и спросил:

"Не слишком  ли был  я жесток с этим  молодым человеком? Впрочем,
нужды  нет, зато  другие не  станут приставать  ко мне.  Эти люди
порицают все, что я делаю; они не понимают меня".

Наполеон прибыл  в Париж 1 января 1808 года.  Через три дня он, в
сопровождении    императрицы    Жозефины,   посетил    мастерскую
знаменитого   живописца  Давида,   чтобы  взглянуть   на  картину
"Коронация".

В  течение  этого же  месяца  он  издал окончательное  учреждение
Французского банка и присоединил к своей империи Флиссинген и его
область.  Участь Португалии  все еще оставалась  нерешенной. Хотя
Португалия  и  была  уже  на  всех  пунктах  занята  французскими
войсками, но Наполеон не хотел торопиться, и только декретом от 1
февраля установил в  этом королевстве временное правительство под
председательством   Жюно,    назначенного   генерал-губернатором.
Второго  февраля  принц Боргезе,  зять  Наполеона, тоже  назначен
генерал-губернатором заальпийских департаментов.

Французская академия  представила Наполеону отчет  об успехах той
отрасли   человеческих  познаний,   которая  была   предметом  ее
специальных занятий. Таким образом, отчет этот отображал развитие
науки,  искусства  и  словесности,  начиная с  1789  года.  Шенье
выступал от  отделения, представляющего собой прежнюю Французскую
академию; Деламбр и Кювье представили отчет о науках физических и
математических; Дасье говорил от лица того отделения Академии, из
которого образовалась  теперь Академия словесности  и надписей, а
Лебретон представил отчет по части отделения художеств.



                            ГЛАВА XXVI

                          [Испанские дела]

Франции уже  давно не с кем  было вести войны на  юге Европы; но,
тем  не   менее,  неудовольствия,  возбужденные   ею  в  северных
державах, не могли не быть разделяемы и южными. Самовластительные
поступки  Наполеона  беспокоили  Лиссабон  и Мадрид,  и  особенно
крайне не нравились тамошнему  духовенству. Наполеон знал это. Он
знал, что испанский кабинет,  так же как и австрийский, готов был
объявить  себя на стороне  Пруссии, России  и Англии, и  что одна
только победа, одержанная им  при Йене, удержала его. Прокламация
князя  Годоя  обнаружила  сокровенные  намерения  Эскуриала.  Эта
безвременная  прокламация  была  причиной  падения  правительства
Карла IV,  который был вынужден делать  Наполеону всякие уступки,
чтобы только загладить подозреваемую в нем неприязнь к императору
французов. Поэтому-то и посылал он ему вспомогательное войско под
начальством  Ла-Романьи против  австрийцев; поэтому-то дал  ему и
необдуманное  дозволение  провести  через  Испанию корпус  войск,
назначенный  для   покорения  Португалии.   По  всему  протяжению
пиренейской линии начали формироваться обсервационные корпуса под
разными  названиями  и  под  предлогом составить  резервы  армии,
действующей в Лузитании. Наполеон  не только хотел наказать своих
недоброжелателей за  нападки в 1805 году,  но, главное, добивался
возможности  обеспечить  себя  со  стороны южных  держав  на  тот
случай, если  у него  снова возгорится война с  Севером. Он также
был занят и приведением в строгое исполнение декретов Берлинского
и Миланского,  и в этом случае  все строжайшие меры, естественно,
должны были  наиболее обратиться на  приморские державы, каковыми
были оба королевства полуострова.  Меры эти уже были им приняты в
Неаполе, Лиссабоне и даже в Риме, как увидим впоследствии; но ему
всего нужнее было ввести их в Испании, в государстве, прилегающем
к двум морям и на престоле которого был Бурбон.

Жирондские   и   пиренейские   обсервационные  корпуса   получили
повеление  двинуться  вперед. Маршал  Монсей  вступил в  баскские
провинции; Дюпон занял Вальадолид,  а Дюгем проник в Каталонию. В
это  время на  полуострове  было уже  не менее  шестидесяти тысяч
человек французского войска, не  считая в том числе корпуса Жюно.
Войска эти были беспрепятственно допущены занять многие крепости.

Если   бы   Наполеон   желал   одного   только   ручательства   в
благорасположении  к себе  испанского  двора, то,  может быть,  и
удовольствовался   бы  занятием   стольких  важных   пунктов.  Но
внутреннее  положение  Испании  и  семейные события  в  Эскуриале
изменили  его  первоначальный план  и  представили его  самолюбию
случай  соединить испанскую  нацию  с французской  не посредством
временного нашествия, а посредством полной революции.

Кормило государства  Карла IV было  в то время в  руках одного из
тех  людей, которых  Провидение  ставит всегда  во главе  народа,
готового  пасть, чтоб  возродиться; этому сильно  содействовали и
семейные  обстоятельства  Карла IV.  Старая кастильская  гордость
должна была  преклониться перед  высокомерным выскочкой; унижение
власти, неизбежно  предшествующее ее падению,  дошло до последней
степени;    Годой   пользовался    неограниченной   доверенностью
августейшего своего  повелителя и  самовластно управлял Испанией.
Сокровища Америки находились в  его распоряжении, и он употреблял
их сообразно  со своими целями.  Наполеон задумал воспользоваться
всеми этими  обстоятельствами; ему было все  равно, кто бы ни был
на троне Испании, лишь бы только принял участие в предначертанных
им  планах.  Для  исполнения  этой  цели  он  послал  в  баскские
провинции  маршала  Бесьера  с  двадцатипятитысячным корпусом  на
подкрепление  Монсея  и Дюпона,  а  главное  начальство над  всей
экспедицией вверил  Мюрату, который  в начале марта  учредил свою
главную квартиру в Бургосе.

Едва  узнали  в  Мадриде  о приближении  французов,  как  испанцы
закричали: "Измена!", а двор переехал в Аранхуэз.

Годой, который  в продолжение  малого времени полагал,  что успел
обмануть Наполеона и привлечь  к себе его благорасположение, ясно
увидел, что обманулся в своих чаяниях, и стал советовать Карлу IV
взять пример с браганцского дома и бежать в американские владения
Испании. Король согласился, и приготовления к отъезду были тотчас
же   сделаны  в   Севилье.  Но  эти   приготовления  воспламенили
негодованием   кастильскую   гордость.   Подозрение   в   измене,
тяготевшее над князем  Годоем, получило больше основательности, и
16 марта вспыхнул огонь народной ярости.

Аранхуэзский  дворец  был окружен  раздраженной чернью,  неистово
требовавшей головы  Годоя. Дом его был  разбит и ограблен; он сам
едва спасся  от смерти, спрятавшись на  чердаке. Карл IV сложил с
себя  корону  и  передал  престол  принцу  Астурийскому,  который
немедленно принял  имя Фердинанда  VII и начал  свое царствование
отобранием в  казну всех  имений Годоя, заключенного  в темницу в
ожидании приговора нового монарха.

Едва первая весть об  этом перевороте достигла Бургоса, как Мюрат
поспешил двинуться  на Мадрид. Он вошел в  него 23 марта с шестью
тысячами  человек гвардии  и с  корпусами Дюпона и  Монсея. Народ
испанский был крайне удивлен, но не испуган.

На другой  день Фердинанд  VII оставил Аранхуэз и  также въехал в
столицу  Испании.  Гробовое молчание,  с  которым народ  встретил
вчера французов, перешло  сегодня в изъявления живейшего восторга
при встрече нового монарха. Все народонаселение Мадрида вышло ему
навстречу,    нетерпеливо    желая    приветствовать    государя,
освобождающего народ от ненавистного Годоя.

Дипломатический  корпус, со  своей стороны, не  замедлил признать
нового   короля   королем  законным;   один  только   французский
посланник, по согласию с Мюратом, оставался в нерешимости. Однако
ж  французский  генералиссимус немедленно  отправил посланника  к
Карлу  IV  с уверением  в  своем  покровительстве и  предложением
помощи.  Престарелый монарх  сначала заботился только  о спасении
своего любимца  и писал  Мюрату: "Все преступление  Годоя состоит
только в  том, что он всю свою жизнь  был ко мне привязан; смерть
несчастного  моего друга  неминуемо повлечет  за собой и  мою". И
Годой был возвращен венценосному заступнику.

Потом Карл  IV протестовал  против отречения своего  от престола,
как   отречения,  вынужденного   обстоятельствами,   и  жаловался
Наполеону в письме,  которое поручил Мюрату доставить императору.
Принц Астурийский,  со своей  стороны, тоже писал  Наполеону, как
потому, что  опасался сильного его вмешательства  в дело в пользу
Карла IV,  так и  для того, чтобы  оправдать свое преждевременное
вступление  на  престол  и  отдать свою  рождающуюся  власть  под
покровительство  союза  с  Францией.  При  получении  этих  писем
Наполеон  понял,  что  Испания могла  попасться  в  его руки;  но
национальный характер ее жителей  внушал ему опасения и сомнения.
"Не думайте,  - писал он Мюрату 29 марта,  - что вам стоит только
выстроить  войско,  чтобы покорить  Испанию.  Переворот 20  марта
доказывает,  что  в  испанцах  есть энергия...  Испания  в  руках
дворянства и духовенства. Если  они будут опасаться за свои права
и существование,  то восстановят  против нас всю  массу народа...
Испания  имеет  под  ружьем больше  ста  тысяч  человек, а  этого
достаточно  для того,  чтобы  с успехом  вести внутреннюю  войну.
Войска эти, размещенные по разным пунктам, могут послужить опорой
общего   народного   восстания...   Я   представляю   вам   здесь
совокупность  неизбежных  препятствий,   но  есть  еще  и  другие
препятствия, которые  вы сами  усмотрите. Англия не  упустит этой
возможности умножить наши затруднения... Для блага моей империи я
могу  сделать много  добра Испании.  Но какие  же избрать  к тому
лучшие средства?..

Ехать  ли мне  в  Мадрид?.. Мне  кажется очень  трудным сохранить
престол  Карлу  IV,  потому  что  он  любит Годоя,  а  народ  его
ненавидит.

Фердинанд - враг Франции, за то он и возведен на трон. Поддержать
его  на  троне  значит  поддержать  те партии,  которые  вот  уже
двадцать  пять  лет стараются  довести  Францию  до падения...  Я
полагаю,  что  не  должно  торопиться,  и  что  надобно  выжидать
последующих  событий...  Я  дал  повеление Савари  отправиться  к
новому королю и посмотреть,  что там делается. Он будет сноситься
с вашим императорским высочеством...

Вы   будете  поступать   гак,  чтобы   испанцы  не   могли  никак
подозревать, какое я приму  решение. Это вам легко будет сделать,
потому что я еще  и сам не знаю, на что решусь... Вы скажете, что
император   желает  усовершенствования   политических  учреждений
Испании, чтобы поставить это  государство в ближайшее отношение с
европейским  просвещением... что  Испании нужно  возобновить свое
правительство, что ей  необходимы иные охранительные законы, иные
постановления,    которые    бы    придали   жизни    земледелию,
промышленности   и   искусствам.   Вы   представите  им   картину
спокойствия и довольства, которыми наслаждается Франция, несмотря
на  войны,  которые  вынуждена  вести,  и  картину  того  величия
религии,  которым  она обязана  конкордату,  заключенному мной  с
папой.  Вы  объясните им  пользу,  которую они  могут извлечь  из
своего политического перерождения: порядок и мир внутри, уважение
и могущество извне. Таково  должно быть направление всего, что вы
говорите,  и всего,  что пишете...  Не решайтесь торопливо  ни на
какой поступок.  Я могу дожидаться в  Байонне, могу и перешагнуть
Пиренеи... Я сам буду заботиться о ваших личных выгодах: вы уж не
заботьтесь о  них... Вы слишком поторопились  в ваших инструкциях
от 14  числа... Если  война вспыхнет, все  будет потеряно. Судьба
Испании должна решиться политикой и переговорами".

Прежде чем принять какое-либо решение, Наполеон захотел взглянуть
поближе на ход дел  и лично удостовериться, в каком они находятся
положении.  Выехав из  Парижа второго  апреля, он прибыл  в Бордо
четвертого  и  расположился  ожидать  там  императрицы  Жозефины,
которая  приехала десятого.  Тогда он  вместе с ней  отправился в
Байонну,  куда имел  въезд  пятнадцатого. Замок  Марра