какой-то
нарочитости от этой истории. Я все больше убеждаюсь в том, что все  это игра
Крымова. Ему она нужна, чтобы увести  нас,  запутать хотя  бы  на время. Ему
очень нужно выиграть это время. И мы сейчас сами себя ловим на эту удочку...
     -- Возможно,  но это никак не перечеркивает фактов Мокина. Зачем твоему
Пастухову уходить? Ведь  речь шла только о выяснении обстоятельств его ссоры
с Крупицей. Откуда у него этот  "смит-вессон"? Какие у него общие интересы с
Крымовым?..
     Голубков слушал и понимал, что он, пожалуй, знает  теперь ответы на все
вопросы и знает все, что произошло. Но он чувствовал, что не должен говорить
об этом.  Полковник не забыл  ночного звонка  Пастуха и его вопроса "Где моя
семья?". Очевидно теперь, что  семья Пастуха у Крымова  и, скорее всего, уже
за территорией России. Вот вам и общие интересы, которые  можно обсуждать на
встрече. Но поди  расскажи об  этом! Да Мокин только обрадуется  -- еще один
факт в его копилку: Пастух уже переправил  свою семью на Запад, да еще и при
помощи Крымова! Нет сомнений, что скоро он и сам последует туда.
     --  Но  дело  даже  не в этом, --  сказал  вдруг  Нифонтов,  неожиданно
вписавшись в размышления Константина Дмитриевича. Он сел обратно в кресло  и
чуть  наклонился в сторону  Голубкова. -- Дело  в том,  что Мокин,  по  всей
видимости, докладывается наверх мимо меня.  И, по всей видимости,  в Главное
управление  охраны  Президента.  Это  я понял сегодня  утром у президента на
совещании. Кое-кто  оказался  в  курсе некоторых  наших  проблем в китайской
теме, о которых я еще не успел доложить.
     -- Этого  и следовало  ожидать.  ГУО  никогда не имело над нами полного
контроля и  всегда хотело его иметь. Ясно, что они  будут пытаться поставить
на твое место своего человека, и почему бы этим человеком не стать Мокину? А
потом он вместе с руководством ГУО  отправится  к президенту с  предложением
слить наши структуры.
     -- И  заметь,  что  протолкнуть  Мокина  проще всего  на наших с  тобой
ошибках. Голубков усмехнулся:
     -- Теперь ясно, откуда у него такая  версия. Пастухов идеально подходит
для  роли предателя,  который развалил  все  дело.  А от предателя  ниточка,
естественно, потянется к нам... --  Полковник раскурил  еще одну сигарету  и
пододвинул к себе пепельницу.  -- Только ведь  это  еще  не  все,  Александр
Николаевич. Есть и другой вариант.
     -- Что ты имеешь в виду?
     -- Вспомни материалы по  Крымову.  Это  сейчас он в отставке и попал  в
наше  поле  зрения  потому,  что  мы  занялись  подготовкой  и  обеспечением
информационной безопасности  договора  России  с  Китаем.  Естественно,  что
информация внешней  разведки о контактах  Крымова  легла нам  на  стол  и мы
начали его разрабатывать. Так?
     -- Так.
     --  А теперь вспомни его прошлое. Это не просто "комитетские" операции,
это  что-то  покруче,  возможно, дела  ЦК,  мы  сейчас  даже не  знаем  всех
подробностей. А если предположить, что эти старые дела  тянутся  до сих пор?
Причем  не столь важно -- боится  их кто-то, интересуется ими кто-то. Важно,
что им  нужен  Крымов. Один. В надежных руках. Например, в руках Мокина.  Но
для  этого нужна веская причина, чтобы его плотно  подключить. Какая причина
лучше всего подходит для смены шефа внутренней безопасности?
     -- Действующий агент Крымова.
     --  Точно.  И,  заметь, Пастухов для  поддержания этой версии  идеально
подходит.
     Нифонтов откинулся  в кресле,  несколько секунд  пристально  смотрел на
полковника.
     -- На совещании у президента, -- произнес он,  -- от  меня потребовали,
чтобы наши внутренние проблемы были разрешены в течение двух суток.
     -- Значит, на нашем  совещании, --  подхватил Голубков, -- Мокин  будет
требовать свободы действий для себя,
     --  Именно  так...  Кстати,  нам  пора.  Минут   через  пятнадцать  все
соберутся. Давай решать, Константин Дмитриевич, что нам делать.
     -- А  что  делать?  Надо  срочно искать  дополнительную  информацию  на
Крымова. Я  займусь этим. Засажу  наших аналитиков, выйду на контрразведку и
на СВР, посмотрим, что сможем достать...
     -- Согласен.
     -- Нам необходимо узнать, что за игру начал Мокин и не ошиблись ли мы с
нашими версиями. А что касается Пастухова...
     --  А  что  касается   Пастухова,  --  вдруг  перебил  и.о.  начальника
Управления, -- это твоя епархия. Я рассказал тебе все, что знал. Думай.
     На  этом их  разговор закончился,  и Голубков вернулся к себе, а  через
пятнадцать  минут они  снова  встретились,  только уже  на  совещании.  И  в
ближайшие же два часа на этом самом совещании  подтвердилось очень многое из
того,   что  Нифонтов   с  Голубковым  предположили.  Подполковнику   Мокину
действительно  были  предоставлены   дополнительные  полномочия   и  свобода
действий для скорейшего  завершения внутреннего  расследования обстоятельств
утечки  информации и гибели  заместителя оперативного отдела. В связи с этим
работа  самого  отдела ограничивалась наружным  наблюдением  за  Крымовым  и
передавалась под  контроль  внутренней службы безопасности и лично Мокина до
выяснения  всех  обстоятельств.  Арестовать  Крымова  и  полностью выключить
Голубкова  из  темы было  совершенно невозможно, поскольку это лишало Мокина
выхода на секретную операцию в Амстердаме. Но все же ход он сделал сильный.
     Весь  вечер  этого  дня  Константин  Дмитриевич  Голубков  анализировал
ситуацию и искал выход. Он думал о том, что произошло за  последнюю неделю и
особенно  за  последние  три  дня  с  того  момента, как  15 июля Пастух  во
Флоренции стал свидетелем их провала  и чуть  не нарвался на пулю  снайпера.
Да,  именно  так и  надо  было это  квалифицировать  -- стал  свидетелем  их
провала. Голубков  вспоминал все и анализировал, пока завершал дела у себя в
кабинете, потом продолжил  по дороге  домой; и даже  ночью,  когда жена  уже
спала,  он все  еще прикидывал  вероятность  удачи  того  или иного  решения
проблемы, глядя в проем неплотно зашторенного окна. И все больше склонялся к
одному из найденных решений.
     Ночная телефонная дуэль с Пастухом, разговор с  Нифонтовым и  схватка с
Мокиным  на совещании --  все  это  дополняло  и  подхлестывало  размышления
полковника Голубкова, и теперь  он был уже совершенно уверен в своей версии.
А выстраивалось у полковника вот что:
     В свое  время именно  Управление выдвинуло  идею подписания  договора о
военном  сотрудничестве  с   Китаем.   Поскольку  уже  давно  предполагалось
восстанавливать  отношения  между  Пекином и  Москвой,  то  было бы логичным
ускорить  этот  процесс,  дополнить  его  неофициальной  частью,  касающейся
военного  сотрудничества,  и  организовать  встречу  на  высшем  уровне  для
подписания  такого   договора  сразу  после  отказа  Брюсселя  приостановить
расширение НАТО  на Восток.  По мнению многих аналитиков,  военная  коалиция
России с Китаем несравнима по своим  масштабам с  Варшавским  Договором. Это
будет  мощный  ход  российской  дипломатии. Идея  была  утверждена  и  около
полугода назад принята  к разработке. Управлению была поручена в том числе и
информационная безопасность подготовки договора. Очень быстро по каналам СВР
и самого Управления  была выявлена утечка информации в Брюссель и примерно в
то же время ориентировка на некоего бизнесмена Крымова, имевшего  контакты с
офицерами Об®единенного военного командования НАТО. Немедленно все это свели
в  одно дело. Так появилась "китайская тема", и таким образом  они  занялись
Андреем  Сергеевичем  Крымовым, бывшим  офицером Первого Главного Управления
КГБ Страны Советов и нынешним бизнесменом.
     Достаточно  быстро  удалось  установить,  что  в  Брюсселе  разработана
операция  по переброске на Тайвань крупной партии российских  ракет  средней
дальности нового поколения. Тайвань, конечно,  это  самая  большая  головная
боль Китая,  с этим не поспоришь. Пекин до сих пор никак не может проглотить
этот кусок окончательно. И  тут не то что ракет --  пороха из русской гильзы
достаточно, чтобы не состоялся  никакой  договор между Москвой и Пекином. Но
каким  образом, кто  в Брюсселе  собрался перебросить на  Тайвань российские
ракеты (причем нового  поколения), пусть даже  и при содействии американцев?
Да  еще  по каналам, якобы  существующим  больше пятнадцати  лет, в  течение
которых Россия якобы продавала Тайваню военные технологии?! Все это, с точки
зрения Голубкова,  очень смахивало на  бред,  потому  что даже дезинформации
такой не бывает!
     Но вскоре все прояснилось. Речь шла не об "операции по переброске", а о
грандиозной  провокации.  Задумано  все  предельно  просто.  В  каком-нибудь
европейском  порту  арестовывается Интерполом сухогруз,  на  борту  которого
обнаруживаются даже не сами ракеты, а какие-нибудь незначительные, но весьма
убедительные комплектующие к  ним или что-нибудь  в  этом роде. Одновременно
арестовывается сотрудник российских спецслужб, якобы осуществлявший контроль
за транспортировкой груза, который  очень быстро  "колется" и рассказывает о
поставке на Тайвань российских ракет  средней дальности, причем  по каналам,
которые использовались в подобных целях больше пятнадцати лет. Информация об
этом как  бы невзначай попадает к китайским властям, а чуть  погодя начинает
развиваться  крупный скандал в  прессе.  Здесь самое главное  -- найти очень
убедительную фигуру на роль  сотрудника  российских спецслужб, и тогда такая
провокация  способна отодвинуть подписание договора о военном сотрудничестве
с Китаем очень надолго.  И такого человека  удалось найти.  Видимо,  не  без
помощи американцев. Таким человеком оказался Крымов. Как они его заполучили?
Чья тут игра -- Крымова или натовских стратегов? Вопросов оставалось  много,
но не оставалось времени. Действовать надо было быстро.
     Оперативный  отдел  Управления  разработал  план  на  опережение.  Были
найдены  и  задействованы  каналы,  по которым  удалось  записать переговоры
Крымова  с  майором   разведки  Об®единенного  командования   НАТО  Джозефом
Глоттером,  которые однозначно доказывали предстоящую провокацию.  Надо было
доставить   все   это   в   Москву,   должным   образом   задокументировать,
запротоколировать и с этими фактами на руках  начинать  официальный разговор
со  штаб-квартирой   НАТО.  Голубков  решил  привлечь  Пастуха  к  операции,
поскольку   появились   подозрения,  что  началась  утечка  информации   уже
непосредственно   из   Управления,  а  значит,  надо  было  поторопиться   и
перестраховаться в выборе курьера. Но увы, торопливость не помогла.
     Здесь заканчивается более-менее очевидная внешняя политика и начинается
туманная  внутренняя. Именно  с этого момента  начинается  версия Голубкова,
которая окончательно сформировалась у него этим днем и сейчас, ночью.
     В Управлении,  как теперь ясно,  был  личный  осведомитель  Крымова. Он
постоянно держал его в курсе дел по  китайской теме. И  этим двойным агентом
оказался  Владимир  Крупица.  Не по своей воле, разумеется,  просто  Крымов,
когда ему понадобилась информация из Управления, очень быстро нашел подход к
бывшему чекисту  Крупице.  Видимо,  раньше  дорожки их  где-то пересекались.
Впрочем, это  уже  не  важно.  Важно,  что  Крупицу опередить не  успели,  и
операция сорвалась. Таким  образом, Крымов своевременно получил информацию о
том,  что  он на крючке, и передал эту информацию  в Брюссель. И Пастуха,  и
агента  -- дипломата Баданова,  и все записи попытались уничтожить прямо  во
Флоренции. Но Константин Дмитриевич не зря  перестраховался  с  курьером  --
Сергею удалось уйти. И  тогда в дело вступил Крымов. Ему пришлось исправлять
ситуацию импровизационно, прямо в Москве, и справился он с этим великолепно.
     Голубкову  не  совсем понятно  было,  кто  именно  сообразил  подсунуть
Пастуху бомбу: то ли Крупица запсиховал,  то ли Крымов надоумил. Да это и не
важно. Дело было  сделано  наверняка --  либо  накрывают Голубкова вместе  с
пленкой,  либо подставляют  Пастуха,  причем  от пленки избавляются  в любом
случае. Выгорел  второй  вариант. Ну а дальше дело техники. Убрать  Крупицу,
оружие подсунуть Сергею, засветить его по  ходу дела телефонным разговором и
встречей,  которую обязательно отснимут, а чтобы  Пастух наверняка вышел  на
контакт --  взять его семью в заложники (заодно можно и в дальнейшем ставить
условия, если его не добьет Мокин или он сам не спятит  от  перенапряжения и
попытается действовать. Тройная защита!). Вот что происходило на самом деле.
А насчет машины Мокин совершенно прав -- там были люди  именно  Крымова. Так
сказать,   последний   штрих:   позволить   забрать   у   Сергея   компромат
("смит-вессон"),  а  потом  помочь  ему  сбежать,  чтобы навлечь  еще больше
подозрений.
     Да,  это вам  не  фунт  изюма.  Выполнено  все превосходно.  Ничего  не
скажешь.
     Только  вот что теперь делать? Далеко не все известно  о Крымове, о его
прошлых делах, а  это значит,  увы,  что до сих пор далеко не все известно о
его планах и его тактике. Едва ли такой человек идет  на  поводу у Брюсселя,
но в таком  случае --  чего  он  добивается? Каковы  его ближайшие действия?
Наверняка это  не известно. Но  Константин  Дмитриевич был уверен, что более
подробная информация  приоткроет  не  только  это, но и об®яснит неожиданную
агрессивность  Мокина.  Ясно  только  одно  --  действовать  надо  быстро  и
кардинально, одним мощным ударом.  Но такое возможно только после  получения
дополнительной информации,  дня  через два... А  самое главное,  что никакая
информация не будет гарантировать жизнь Пастуху и его ребятам.
     И  когда Голубков  понял,  что  помощи  Пастуху  и  его  ребятам  ждать
неоткуда, потому  что  официально  они  просто  безработные  бывшие  офицеры
Министерства  обороны,  совершившие  несколько дерзких  преступлений,  когда
понял,  что  даже сам не  в силах сейчас помочь им и  поддержать официально,
решение  осталось  у него  только  одно. Он должен завтра  же,  то  есть уже
сегодня утром, выйти с ними на связь  и посвятить их в курс  дела. Если  они
уже и сами знают (по крайней мере.  Док точно в курсе), то информация просто
поможет им сориентироваться. Вместе они продержатся ближайшие дни, а  там уж
Голубков  постарается  найти выход...  Теперь вопрос:  как связаться  с ними
надежно, но  быстро?  В  Управлении  их адреса известны,  так что  рисковать
нельзя. Гарантировать конфиденциальность  мог только  телефон новой квартиры
Артиста,  которую  он снял совсем  недавно.  Кто  мог знать его Новый адрес,
кроме  ребят  и  самого  Голубкова?  Если только  каким-то  образом разнюхал
Крупица,  да и то вряд  ли.  Впрочем, он  теперь все равно никого  не сможет
предупредить.  А уж  телефон новой  квартиры  Артиста  точно  никто,  не мог
знать...
     ...Уснуть полковнику Голубкову удалось только около четырех часов ночи.
Сон не принес ни  облегчения,  ни  отдыха.  Он  встал  разбитый,  охваченный
тревожным ожиданием, и  только благодаря профессиональной привычке держаться
в форме ему удалось привести себя в порядок.
     День предстоял тяжелый.
     По  дороге   в   скромный  трехэтажный   особнячок   в  центре  Москвы,
принадлежащий  Управлению,  Голубков остановил машину у  таксофона и  набрал
номер Артиста. Таксофон не работал. Чертыхнувшись неслышно, Голубков перешел
к следующему, и только на четвертый раз ему удалось дозвониться...
     8
     В этот день, восемнадцатого июля, Семен Злотников никуда не торопился и
ничего  не  ждал,  он  просто  лежал  на  диване  кверху  пузом в  блаженной
расслабленности и  думал  о  том,  что  впервые  за  несколько  лет  ощущает
спокойствие. Спокойствие и еще, как это ни странно, свое имя.  Ощущает,  что
он  не  солдат, готовый  в любую минуту  к войне и ее жестокости,  что он не
бывший боец  спецназа,  прозванный  Артистом  своими  друзьями  братьями  по
оружию, с которыми был  сначала вышвырнут  из  армии  военным начальством, а
потом  так   же  быстро  гражданским  начальством  нанят  для   "специальных
мероприятий"  (той же самой войны,  только  завуалированной секретностью), а
обычный беззаботный  молодой  человек  Семен  Злотников.  Его  не  нервируют
проблемы,  его  не  беспокоит неустроенность и  уже не  так  раздражает  это
постоянное  чувство вязкого тумана, когда совершенно непонятно, что  с  ними
будет послезавтра, потому что завтрашний день  может  оказаться последним. И
дело не  в том, что все это  его больше не волновало, просто теперь  он  мог
думать об этом спокойно, из состояния равновесия.
     А равновесие это установилось несколько дней назад.
     Ее  звали   Александра.  Сашка.  Худенькая,  веселая  девушка   --  они
познакомились  с  ней  в джазовом  клубе  "Хорус"  на  Остоженке.  Злотников
оказался в первый раз в этом  клубе вместе  со  всеми -- с  Доком, Боцманом,
Мухой и Пастухом, когда их пригласил туда  хозяин клуба, толстый добродушный
человек по имени Марат, старый школьный приятель Трубача. Трубач очень хотел
поиграть в этом клубе,  да  и Марат много раз приглашал его, но то одно,  то
другое --  словом, ничего из этого толком не получилось. Трубач погиб, так и
не успев сыграть свои  блюзы с аккомпанирующим джаз-бэндом. В тот день Марат
в очередной раз пригласил всех, еще не зная, что Трубач погиб. И они пришли.
Пришли все. Вдруг. Только без Трубача. Пастух сказал тогда, что самое лучшее
место для  саксофона, который они когда-то подарили Трубачу,  --  как  раз в
этом клубе. И они  пришли, и принесли саксофон Марату. Вот именно в тот день
Злотников и познакомился с Александрой. Точнее, тогда еще не познакомился, а
только первый раз увидел.
     Он  заявился тогда раньше  всех, зашел в зал, огляделся в поисках места
поудобней  и сразу увидел  ее,  и  взгляд, словно намагниченный,  уже не мог
оторваться  от  ее  легкой  фигурки.  Девушка  работала   в  клубе  дежурным
администратором  и в тот  день лихо  решала  все  возникающие по  ходу  дела
проблемы и проблемки. Она то деловито порхала по залу, то исчезала за сценой
--  создавалось  впечатление,  что  все  здесь  функционирует  исключительно
благодаря ее жизнерадостной энергии.
     Марат застрял  где-то в недрах клуба,  и у Злотникова появилась причина
заговорить с зачаровавшей его девушкой. Он подождал, когда она  в  очередной
раз выпорхнет в  зал, подошел  и спросил: нельзя ли, мол,  вызвать из вашего
закулисья Марата?
     -- Марата? Да вон он, около сцены, -- показала девушка.
     А потом стали  подтягиваться ребята,  но все  никак не решались сказать
Марату о смерти Трубача, и  пока это известие еще не омрачило хозяина клуба,
Семен успел переброситься с ним парой слов.
     -- Ее, случайно, не  Джульетта зовут?  --  спросил он, кивнув в сторону
Сашки.
     --  Нет,  ее  зовут Александрой. Но ты у нас  тоже не Ромео, так что не
переживай.
     -- То-то и оно.  Нет повести  печальнее на свете... Кстати, какое  вино
она предпочитает?
     Муха, сидевший слева от Злотникова, только усмехнулся.
     -- Иди ты к черту со своей  рекогносцировкой, -- сказал он. -- Это тебе
не боевая операция, здесь импровизировать  надо, понял?  Артист  ты в  конце
концов или не артист?
     -- Убедил...
     А потом они слушали музыку, а потом все рассказали Марату и просидели с
ним в клубе почти до полуночи, трепались, и  Марат рассказывал им о Трубаче.
В  тот день еще не пропал Пастух и не  начались все  эти события. В тот день
все было спокойным и печальным.  В тот день они пили за Трубача.  И внимание
Злотникова было  занято худенькой веселой  девушкой  Александрой. А когда он
уходил, то Марат даже сказал ему лукаво,  что прощаться не будет, потому что
завтра они наверняка вновь здесь встретятся. Так и случилось.  В двенадцать,
когда клуб закрывался, Злотников пожелал Александре спокойной  ночи  и ушел,
но в десять утра, когда открывался клубный  бар, он уже пришел, увидел  ее и
сказал: "Доброе утро".
     На  сл