Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
-- Да, сэр. У нас мало времени. Через несколько минут прибудет
"скорая". Надо успеть вколоть ему противоядие...
-- Не надо, -- спокойно ответил майор.
-- Но, сэр!.. -- молодой человек отпрянул в замешательстве.
-- Все, уходим, -- жестко бросил Глоттер. -- Выполняйте.
Через минуту все молодые люди как-то незаметно покинули отель вместе с
джентльменом у телефона, который в раздражении пододвинул телефон портье,
сказал:
-- Сами вызывайте! Не можете нормальный аппарат поставить.
И тоже направился к выходу. А рядом с неподвижным Бадановьм уже
суетился врач отеля, пытаясь сделать искусственное дыхание, и где-то на
улице завыла сирена "скорой помощи"...
Майор Глоттер в отвратительном расположении духа сидел на заднем
сиденье "мерседеса".
-- Перкинс, предупредите голландцев, чтобы они не проявляли излишнюю
прыть, -- приказал он человеку на переднем сиденье. -- И еще. Этот русский
кому-то передал кассету. Это плохо, чертовски плохо. Она ни при каких
обстоятельствах не должна попасть в Москву. Необходимо проверить всех
участников симпозиума.
-- Но, сэр, там было не меньше ста двадцати человек.
-- Вот и займитесь этим.
2
Лето во Флоренции обычно бывает не столько жарким, сколько душным.
Прошли времена, когда это место в долине реки Арно славилось мягким климатом
и военный лагерь легионеров великой Римской империи быстро превращался в
чудесный "Город цветов". Увы! Флоренция давно уже перестала оправдывать свое
название -- каждое лето, вместе со всеми своими мощеными улочками,
черепичными крышами и мраморными соборами, она превращалась в настоящее
пекло. Зажатый в отрогах Апеннинских гор, город медленно, но неумолимо
раскалялся под палящим итальянским солнцем, тщетно дожидаясь хотя бы легкого
дуновения ветра.
Но все это было бы еще терпимо, если бы не выхлопы тысяч мотороллеров,
автомобилей, автобусов и если бы не два миллиона туристов, пожирающих все
вокруг глазами и об®ективами своих фотоаппаратов. Вот что сделало древний
город окончательно непригодным к проживанию. Поэтому местное население, не
задействованное в обслуживании туристов, попросту уезжает из Флоренции на
лето, оставляя город на откуп любознательным зевакам и богатым бездельникам,
поток которых неистощим. Впрочем, это неудивительно -- едва ли найдется в
мире еще один город, где каждый камень связан с именами Микеланджело и
Джотто, Леонардо да Винчи и Данте Алигьери.
Флоренция была переполнена с утра до вечера, и в этом сонмище туристов
можно было встретить кого угодно.
Маленькие шустрые японцы в ярких шортах и майках как заведенные щелкали
своими картонными одноразовыми "кодаками", снимая все, что попадало в поле
их зрения, будь то статуя фонтана Нептуна, синий фургон карабинеров или
просто южная облезлая кошка. Их энтузиазму можно было только позавидовать. С
одинаковым интересом жители Страны восходящего солнца глазели на бронзового
Гермеса работы Бенвенуто Челлини и на устройство сигнализации в галерее
Уффици.
Американцы, как правило пожилые леди с розовыми волосами и молодцеватые
ветераны среднего и мелкого бизнеса в гавайских рубахах, передвигались
группами и ежеминутно сверялись с проспектами, словно постоянно подозревая,
что этот лоснящийся гид-итальянец им все время врет.
Встречались и русские. Но теперь это уже были не те опасливые советские
туристы, которых встречали с неподдельным интересом (Ха! Во Флоренции не
только Микеланджело! Я там видел живого русского, представляешь?), и даже не
"красные пиджаки", которым все одно где пить -- на фоне Эйфелевой башни или
египетской пирамиды, эти нынче обретают душевный покой на модных курортах:
там больше ресторанов и меньше бесполезных памятников. Современный русский
турист мало отличается от прочих, ну разве что подсознательная тяга к
магазинам его все еще выдает да любовь к выпивке...
Особенно бывает переполнена туристами всех мастей площадь Сеньории,
центральное место Флоренции. И в этот час -- душный солнечный полдень 15
июля -- на площади Сеньории можно было заметить, если очень постараться,
именно такого русского туриста новых времен. Это был молодой мужчина
крепкого, но не вызывающего сложения, одетый, несмотря на жару, в черные
джинсы и майку с изображением Пизанской башни, перечеркнутой надписью
по-английски: "Не пора ли ей упасть?" На шее у русского туриста висел
положенный по статусу автоматический "кодак", которым он, впрочем,
практически не пользовался.
Одним словом, если этот молодой человек и отличался от остальных двух
миллионов своих коллег по отдыху, то только лишь едва заметным выражением
озабоченности на лице. Не чувствовалось в нем блаженного умиротворения или
полной отрешенности. Русский турист был настороже.
С видом человека, коротающего время между проводами жены и встречей с
любовницей, он рассеянно рассматривал окружающие дома и дворцы. На несколько
секунд его взгляд задержался на монументальном здании древней ратуши с ее
мрачной башней, громоздящейся над площадью, а потом скользнул в сторону
колоссальной очереди в картинную галерею Уффици. По губам русского пробежала
легкая усмешка. Мол, и у вас, господа европейцы, не без этого... Закончив
беглый осмотр достопримечательностей, турист вздохнул, посмотрел на часы и
не спеша двинулся в сторону одной из улочек, разбегающихся прочь от площади
Сеньории.
Неожиданно оказалось, что этот русский был не единственным человеком,
которого мало интересовали чудеса архитектуры: два подтянутых джентльмена со
здоровыми американскими лицами внимательно следили за его перемещениями и
даже пару раз сфотографировали молодого человека. Теперь же, как только
русский турист сдвинулся с места, один из джентльменов поднес запястье
правой руки ко рту и тихо произнес:
-- Ковбой направился в сторону Виа Калзадоли.
И, соблюдая безопасную дистанцию, оба американца двинулись следом. Им
блестяще удавалось ничем не выдать своего присутствия -- в самом деле, мало
ли людей шатается летом по Флоренции? А об®ект их внимания тем временем
медленно брел в потоке ленивых туристов по узкой тенистой улочке. Но тень
совершенно не спасала от жары, разве что солнце здесь не так яростно пекло.
Явно утомленный жарой и оттого рассеянный, молодой человек не торопясь
вышел по Виа Калзадоли к величественному собору Санта Мария дель Фьоре,
нависавшему над всем городом. Остановившись перед входом, он вдруг вспомнил
о своем бесполезном фотоаппарате, болтавшемся на шее.
Фотографировать русскому туристу, кроме себя, было нечего, ибо видами
Флоренции он уже обзавелся, приобретя открытки и проспекты. Но не щелкать же
свою физиономию, держа фотоаппарат на вытянутой руке? Оглядевшись, молодой
человек выбрал брата туриста поприличней и обратился к нему на английском:
-- Не может ли сеньор сделать один снимок?
Сеньор, оказавшийся почтенным немцем, с радостью согласился и
немедленно сфотографировал молодого русского. Получив желаемый снимок для
семейного альбома, об®ект внимания двух американцев сдержанно поблагодарил
за помощь и вошел в собор.
Американские джентльмены переглянулись. Потом один из них, тот, что с
фотокамерой, последовал за Ковбоем в храм, а другой, снова пробормотав
что-то в рукав, отправился за немцем.
Через десять минут к собору осторожно подрулил "мерседес", а спустя еще
три минуты из храма вышел джентльмен с фотоаппаратом и остановился рядом с
машиной, не отводя глаз от ворот собора.
-- Сидел десять минут, потом поставил свечи, пять простых и две
красные, -- сообщил кому-то негромко американец в открытое окно автомобиля и
вдруг встрепенулся: -- Вот он...
Человек в "мерседесе" кивнул и включил рацию.
-- Внимание! Ковбой поставил у алтаря семь свечей. Это похоже на
сигнал. Всем усилить наблюдение!..
-- На ковбоя он не очень-то похож, а?
-- Примерно так переводится фамилия этого русского... Все! Он
собирается уходить. Двигай за ним, а я разберусь со свечами.
-- Понял.
Джентльмен с фотоаппаратом оторвался от машины и направился вслед за
об®ектом.
Ковбой, он же Сергей Пастухов или просто Пастух, медленно брел в потоке
ленивых туристов. В сотый раз он отругал себя за то, что не надел шорты, как
все вокруг, -- джинсы, да еще черные, не очень подходящая одежда для города,
который превратился в финскую баню. Не спасала даже многолетняя привычка
носить форму, тоже мало похожую на легкий пляжный костюм. Вот ведь, по Чечне
бегал в камуфляже как заводной, а здесь спекся...
Пошел уже третий день пребывания Пастуха в Италии. Два предыдущих он
потратил на подробное изучение местности -- железная спецназовская привычка
крепко засела в сознании капитана. Голубков говорил Сергею, что осложнений
во время его прогулки во Флоренцию быть не должно. Что ж, это Пастух вполне
мог обдумать и принять или не принять во внимание. Но слова своего
преподавателя в военном училище -- старого подполковника, воевавшего еще в
Корее и Египте, о том, что рекогносцировка местности -- основа военного
дела, не надо было обдумывать: эта заповедь, навсегда отпечатавшись в мозгу,
выполнялась автоматически. Даже и тогда, когда, как убеждал Голубков,
осложнений быть не должно.
Конечно, Пастух не собирался воевать на улицах древней Флоренции. Во
всяком случае, лично он боевые действия начинать первым не предполагал.
Но и не ради отдыха он здесь оказался. Флоренция, без сомнений, чудесна
и неповторима. Кто бы спорил. Но созерцание даже таких
достопримечательностей не входило в число любимых Сергеем занятий. Он
предпочел бы что-нибудь другое. Ему бы с удочкой, да плотвичку потаскать...
Увы! Местная Арно больше походила на чеченскую Сунжу, чем на родную Чесну...
* * *
Нет, Пастух здесь, чтобы работать. Он взялся за это, и теперь уже не
имеет значения почему. Он взялся, а значит, должен выполнить, чем бы все ни
обернулось. И точка. Неделю назад, когда Голубков отправлял его сюда и когда
говорил, что осложнений быть не должно, все действительно казалось простым.
Слишком простым.
Но у Сергея тогда не возникло сомнений, достаточных для отказа от этого
дела. И потом, если доверяешь человеку, то любые сомнения перестают
тревожить, а Пастух доверял Голубкову. Они многим были связаны, и отношения
их мало походили на отношения начальника и подчиненного, хотя во всех этих
боевых операциях (или специальных мероприятиях, как предпочитали выражаться
те, кто их разрабатывал), на которые Пастуха и его команду нанимало
Управление, все боевые задачи ставил перед ними Голубков. Но он не давил ни
официальностью, ни своим полковничьим званием даже теперь, когда сам стал
начальником оперативного отдела Управления. Сергей не любил слово "наемник",
да и название "солдат удачи" не особенно его привлекало. Но пока он
полностью доверяет полковнику Голубкову -- тому человеку, с чьей легкой руки
он и все его ребята стали этими самыми "солдатами удачи", -- до тех пор
Пастух готов мириться с этой своей ролью.
В конце концов, именно это их доверие Голубкову очищало деньги, которые
им платили. Очень большие деньги. Он не сомневался в своих ребятах, но все
же в глубине души побаивался, что когда-нибудь они просто привыкнут к
большим деньгам и тогда всей его универсальной команде, вместе с ним во
главе, станет безразлично, за что брать деньги и с кем воевать. Но он не
задумывался над этим, пока доверял Голубкову. А причин не доверять ему пока
не возникало, несмотря на тухловатый душок, которым отдавало большинство
специальных мероприятий Управления. Поэтому, когда Голубков попросил срочно
с®ездить во Флоренцию, так сказать, выполнить роль фельд®егерской почты,
Пастух согласился почти сразу.
Все контакты с Управлением изначально сводились к их общению лично с
Голубковым. Никаких удостоверений, званий, планерок или ежемесячной зарплаты
в бухгалтерии. Полковник связывался с ребятами, а чаще с Пастухом как с
командиром. Связывался и говорил -- ребята, мол, надо сделать то-то и то-то,
вот что я могу вам рассказать об этом, вот сроки, вот деньги на операцию,
вот ваш аванс. И они делали. И нигде это зафиксировано не было. В известном
смысле они были независимы, предоставлены сами себе. Они могли сделать так,
как считали нужным, и даже серьезно скорректировать задачу -- случалось и
такое. В принципе они, наверное, могли бы и отказаться от очередного
задания, тем более что в устах Голубкова оно никогда не звучало командирским
приказом. Но все прекрасно понимали, в какие игры приходится влезать и в
чьих интересах. Все знали: то, чем они занимаются, санкционируется едва ли
не на президентском уровне и находится вне правил, а иногда и вне законов.
Но с них никогда не требовали подписки о неразглашении -- поди попробуй
разгласи! Дураку ясно, что даже предупреждать не будут. Но взаимное доверие
пока сохранялось.
Во всяком случае, у Пастуха и Голубкова. Правда, иногда Сергея
одолевало ощущение, что они работают не на государственную спецслужбу, а на
какую-то мафиозную структуру. Но кто сейчас разберет, где заканчивается
государство и начинается мафия? Лучше об этом вообще не думать, даже и не
задумываться. Лучше просто держать ухо востро и вовремя проводить
рекогносцировку на местности. Любой. Всегда. Так надежней.
А тогда, несколько дней назад, в небольшом особнячке Управления
Голубков плотно прикрыл за Пастухом дверь кабинета, жестом указал на кожаный
диван, а сам плюхнулся в свое кресло за столом. Вполне жизнерадостно
плюхнулся.
-- Ну, как дела, Сережа? Минут пять поговорили о делах.
-- Семья, Константин Дмитрич, в порядке. Вполне прижилась уже в
Затопино, кое-какими благами цивилизации обзавелась, вот, собирался дом
подремонтировать. Как ребята? Да так же, как и раньше. Отдыхают. Артист
грозится сыграть-таки Гамлета, но дальше угроз дело пока не заходит,
по-моему, он скорее какой-нибудь маленький театр купит. Док снял полдома в
Переделкино... Да вы ближе к делу, Константин Дмитрич!
Полковник с минуту молчал, раздумывая, а потом достал сигарету,
раскурил и наконец сказал, зачем пригласил:
-- Есть в Италии один славный городок. Флоренция. Слышал, наверное?
Леонардо да Винчи, Микеланджело, в общем, есть что посмотреть... Надо
слетать туда на три дня. Ничего сложного, никаких боевых операций. Надо
просто встретиться с одним человеком...
-- Кому надо?
-- Мне надо, Сережа, мне. Как у тебя со временем? Сможешь отвлечься на
три дня?
-- Только давайте без пафоса и таинственности, Константин Дмитрич.
Вопрос ведь не в том, смогу я или нет. Вы же прекрасно понимаете, что это не
моя работа! Не тот профиль...
-- Знаю, что не тот, -- согласился Голубков, -- но мне необходимо,
чтобы отправился туда именно ты. С оперативной точки зрения все предельно
просто. Прилетел, встретился и обратно. Но я должен полностью доверять
человеку, которого отправляю, понимаешь, какая штука? Полностью доверять.
Это не приказ и даже не задание, Сережа, это моя личная просьба к тебе.
Только к тебе.
-- Только ко мне? Значит, мои ребята...
-- В них нет необходимости. Я же сказал: все предельно просто.
-- Я могу подумать?
-- Можешь. Минуты полторы. Пастух усмехнулся:
-- И куда только, товарищ полковник, ваша жизнерадостность делась? Все
предусмотрел... Ну, будем надеяться, что действительно все предусмотрел.
Ладно. Надо, так с®езжу. Выкладывайте.
Голубков кивнул.
--Я знал, что могу на тебя рассчитывать... В общем, так. Поедешь через
турфирму, в составе группы. В это время во Флоренции до черта туристов, на
тебя никто внимания не обратит. Оденься соответственно, упакуйся...
Фотоаппарат есть?
-- Есть где-то старый "Зенит".
-- Не пойдет. Купи себе автоматическую дешевую "мыльницу". Итак, во
Флоренции ты должен будешь встретиться с моим человеком. Он абсолютно
надежен, но не профессионал и может наследить. Так что будь осторожен. Этот
человек передаст тебе информацию. Очень важную информацию. Ее ты и должен
будешь привезти как можно быстрее. Лично мне. Все понял?
-- Что именно я буду везти?
-- Не знаю, -- честно ответил полковник, разведя руками, -- это может
быть кассета или конверт... Вот здесь подробности. Прочитай и запомни.
С этими словами он быстро набросал своим ровным почерком на листке из
блокнота текст и протянул его Пастуху. Сергей прочитал несколько раз, закрыл
глаза, запоминая, а потом вернул листок Голубкову, который тут же молча его
скомкал и сжег в пепельнице. На листке были перечислены место и время
встречи, пароль и прочая обычная для подобных мероприятий информация.
Затушив в той же пепельнице докуренную сигарету и разогнав рукой дым.
Голубков достал из ящика своего стола пакет и подтолкнул в направлении
Пастуха.
-- Здесь билеты, паспорт с визой и деньги на расходы... И запомни,
Сережа, осложнений быть не должно. Малейшие осложнения означают провал. Тут
инструкции будут очень просты: любым способом, любыми средствами, но
вернуться. Есть какие-нибудь вопросы?
Любые осложнения означают провал... Что ж, кажется, это и в самом деле
предельно просто, как вы изволили высказаться, Константин Дмитриевич!
Впрочем, Пастуха это уже не особенно беспокоило. Он прекрасно понял то,
что невольно проскользнуло в словах полковника. Все предельно очевидно: если
у Сергея нет оснований не доверять Голубкову, то у Голубкова есть очень
веские основания доверять только Пастуху. "Интересно, -- подумал Сергей, --
а если бы я отказался, стал бы он предлагать это дело моим ребятам?.."
-- Что, все так серьезно?
-- Серьезней некуда. -- Полковник понял, что вопросов не будет. --
Через месяц информация, которую ты доставишь, станет для нас чем-то вроде
Западной группы войск для бывшего Союза... Я думаю, этого достаточно?
Кстати, что касается твоего обычного гонорара, то по возвращении...
-- Что касается моего гонорара, -- перебил Пастух, вставая и забирая со
стола пакет с паспортом и деньгами, -- насколько я понял, Флоренция славный
город и осложнений за три дня произойти не должно. Будем считать, что
Управление премировало меня поездкой в Италию... А деньги приберегите на
следующий раз -- я могу поднять цену.
-- Не возражаю, -- без тени улыбки сказал Голубков. -- Да, и еще. Как
только прибудешь обратно в Москву, позвони по известному тебе телефону. Я
скажу, куда тебе под®ехать. Теперь все.
Голубков пожелал удачи, и Пастух ушел. Ушел, но в голове его засела эта
невольная фраза Голубкова: "Что касается твоего обычного гонорара..." Очень
не понравилась она Сергею, потому что Управление за проведенную операцию
платило обычно пятьдесят тысяч долларов каждому по их негласной
договоренности. Не многовато ли "обычных" пятидесяти тысяч баксов за простую
встречу с надежным человеком?
Сборы и вылет в Италию прошли без суеты и сбоев, да и знакомство с
Флоренцией началось вроде бы гладко. Пастух был уверен, что не допустил ни
одной ошибки, он был очень осторожен и внимателен. Никаких "осложнений" пока
не обозначилось, но постоянно он ощущал какое-то беспокойство, какой-то
тонкий запах опасности, словно волк, учуявший в легком дунов