лжен был  ждать меня у
под®езда своего дома?
     -- Послушайте, Андрей  Сергеевич,  все,  что  от  меня  требовалось,  я
сделал. Большего от меня требовать бессмысленно -- не та должность! А теперь
я очень тороплюсь и просил бы оставить меня в покое.
     Говоря все  это,  Крупица  очень медленно  и  осторожно  нащупывал  под
сиденьем свой  пистолет.  Любыми  способами и как  можно  быстрее  выбраться
отсюда было его единственным желанием.
     --  Торопишься?  -- тот,  кого  Крупица назвал  Андреем Сергеевичем, --
понимающе кивнул и  вдруг вылез из своего "мерседеса". --  Ну что  ж,  пусть
будет по-твоему.  Раз ты отказываешься от моей машины, придется поговорить у
тебя.  Я  не  задержу  надолго. Всего лишь пара вопросов, и  ты  свободен...
Алексей, проверь-ка нашего торопыгу.
     Алексей,  который выбрался  из  "мерседеса" сразу же вслед  за  Андреем
Сергеевичем  и  уже  стоял рядом  с  ним,  неожиданно,  каким-то  совершенно
неуловимым  движением  вонзил  левую  руку в  открытое  окошко  "БМВ".  Удар
пришелся Крупице  в голову, свалил  его, как бревно, набок, и тут же Алексей
схватил и  осторожно поднял  безвольную  руку капитана, в  которой был зажат
пистолет.
     -- Никому нельзя верить, -- с сожалением произнес Андрей Сергеевич.
     Все  так же  спокойно и молча Алексей  вынул ключи из  замка  зажигания
"БМВ",  отобрал  у  Крупицы оружие и скрестил  руки  за спиной. После  этого
Андрей Сергеевич сел на заднее сиденье "БМВ" и подождал, когда Володя придет
в себя.
     Помычав немного и поморщившись, Крупица сел прямо, отирая кровь с  губ.
Он даже не  стал  смотреть на Андрея Сергеевича, расположившегося  сзади, --
все равно  это было крайне неудобно. Тем временем пассажир "мерседеса" молча
наблюдал за своей жертвой, и в спокойном его взгляде посверкивала неумолимая
жесткость. Крупица не был ни дураком,  ни  трусом, и если в мире существовал
человек, которого он побаивался,  то это и был именно тот,  кто сейчас сидел
за его спиной: Андрей Сергеевич Крымов.
     Крымов вполне был бы похож  на работника какого-нибудь музея, вышедшего
на  пенсию,  этакого  пятидесятилетнего  садовода-любителя,  добродушного  и
начитанного,  если  бы  не его взгляд --  жесткий, даже  безжалостный взгляд
человека, всегда точно  знающего, что он  делает,  и никогда не совершающего
ошибок. Он словно давал понять, что весь  антураж,  который его окружает  --
дорогие машины, шикарные  костюмы, -- все это просто дань удобству, не более
того,   что  он  не  производит,   находясь   в  этом  антураже,  "крутого",
респектабельного впечатления  именно  потому, что в данный момент и в данном
месте он сам  считает это излишним. К чему  дешевые эффекты? Расчетливость и
жестокость приносят ему больше.
     -- Что вы от меня хотите? -- морщась от боли, спросил Крупица.
     --  Пришел  в себя? Ну, вот и  хорошо. Так что ты  там говорил  о своей
должности?
     -- Я  сделал все как надо. Это вы облажались с Пастухом. Сами виноваты,
что он смог вернуться...
     --  Это  у  вас,  Володя,  он  Пастух, а у нас  -- Ковбой.  Улавливаешь
разницу? Смотрел, наверное, "Великолепную семерку"? Но ведь ты мне ничего не
сказал о великолепной семерке вашего Пастуха.
     -- А при чем здесь это?! -- Крупица был искренне удивлен.
     -- Я очень сильно сомневаюсь, что он не дал знать своим людям о себе, и
я ни за что не поверю, что он не воспользуется помощью своих людей сейчас. А
где мне их искать, Володя? Я по твоей милости теряю больше суток!
     -- Но ведь я отдал ему пакет! Теперь он...
     -- Я хочу иметь надежную страховку,  -- перебил его Крымов. -- Так  что
постарайся вспомнить  все,  что ты  о  них  знаешь.  Постарайся очень хорошо
вспомнить.  Теперь  тебе  только на свою память нужно надеяться.  А то,  что
вспомнишь, записывай вот сюда, договорились?
     Андрей  Сергеевич  достал маленький блокнот,  ручку  и  все это передал
Крупице. Тот несколько секунд молчал, а потом раскрыл блокнот.
     -- Я знаю  только имена, прозвища, которыми они пользуются, и последнее
место службы, а адреса...
     -- Пиши, Володя, пиши.
     И  Володя  нехотя  вывел в  столбик:  Сергей  Пастухов  (Пастух),  Иван
Перегудов (Док), Семен Злотников (Артист), Олег Мухин (Муха), Дмитрий Хохлов
(Боцман),  а  потом  подробный  адрес Пастуха, его дом в селе  Затопино  под
Зарайском.  Немного подумав,  он  приписал  московские координаты  Артиста и
закончил их знаком вопроса -- мол, могу ошибиться.
     -- Это все, что я знаю, -- сказал он и отдал книжку.
     -- Кто они? -- спросил Крымов. -- Вместе служили?
     Крупица  кивнул и нехотя рассказал  о спецназе, об армейской разведке в
Чечне, о работе на  Управление и тех  операциях, в которых  команда  Пастуха
успела принять участие. Когда же он закончил свой краткий обзор и обернулся,
то  успел краем глаза заметить,  как тень  опасливых сомнений и одновременно
недовольства легла на лицо Андрея  Сергеевича.  Это было удивительно  редкое
выражение на его лице.
     -- И ты молчал? -- тихо спросил он.
     -- А вы не спрашивали.
     Секунда -- и лицо  Крымова приняло прежнее уверенное выражение, а голос
спокойствие.
     --  Ну вот, --  сказал он, -- видишь, как просто. Теперь  тебе осталось
только отдать мне кассету, и ты свободен.
     -- Кассету? -- Крупица резко повернулся назад.
     --  Володя,  не делай из  меня  идиота.  Ты  что,  не забрал  у  своего
подчиненного документ?
     -- Но Пастухов не является моим подчиненным.
     -- Меня это не интересует. Я тебя предупреждал.
     -- Он не отдал ее мне...
     На лице Крымова появилось выражение крайнего изумления, и он наклонился
к самому уху Крупицы:
     --  Тебе  сколько  лет?  Десять? Пять?  Что  ты  мне  за  херовину  тут
рассказываешь?! Что значит "не отдал"?
     -- Вы  когда-нибудь  избавите  меня от  своего  присутствия? --  устало
вздохнул Крупица, у него начала болеть  голова, и он отдал бы все, чтобы сию
секунду оказаться во Внуково.
     --  Ну хорошо, -- вдруг спокойно сказал Крымов. --  Не  хочешь  со мной
разговаривать,  не  надо. Ты прав. Пора  тебя избавить от  моего присутствия
навсегда. Ты заслужил.
     С  этими  словами Крымов кивнул, и Алексей, который  до  этого стоял не
шевелясь, как памятник, вдруг вскинул из-за спины  руку с пистолетом, и в то
же мгновение  оглушительно  грохнули два выстрела. Голову Владимира  Крупицы
продырявили пули его собственного оружия, забрызгав кожаный салон "БМВ".
     Вздохнув, Крымов  пересел  в  свой  "мерседес",  и  его  кортеж  плавно
тронулся с места.
     -- Ну вот, -- сказал он, взглянув на часы, -- у  нас в запасе есть часа
три. Можем не спешить.
     -- Что решили, Андрей Сергеевич? -- спросил Алексей.
     --  Этот Ковбой-Пастух, -- задумчиво произнес Крымов, -- серьезней, чем
я ожидал. Если он останется в живых к завтрашнему дню, нам  потребуется  его
надежно вывести из игры. Хотя бы на время.
     -- А вы уверены, что он согласится?
     -- А мы подыщем аргумент поубедительнее.
     -- Какой?
     -- У него  есть жена, Алексей, и  мы как  раз к ней  в  гости  сейчас и
отправимся. Так что он обязательно согласится. Не сомневайся.
     -- Жена? Ну и что?
     Крымов позволил себе улыбнуться:
     -- Подрастешь  --  поймешь... Передай-ка  лучше координаты  вперед.  --
Крымов достал записную книжку, раскрыл  на записях Крупицы и ткнул пальцем в
адрес Сергея Пастухова. -- Ребята поймут, где это?
     -- Село Затопино под Зарайском... Поймут. Это, кажется, по Рязанке.
     И Алексей связался с джипом.
     4
     Константин Дмитриевич  Голубков  сидел у  камина  переделкинской  дачи,
арендуемой Управлением,  и  докуривал сигарету,  глядя  на  огонь.  Внезапно
сеттер  Мартин, лежавший до  этого спокойно у  ног  хозяина, поднял  голову,
вскочил в напряженном внимании. В  то же  мгновение с  улицы  из-за высокого
забора  послышался  гул мотора,  который  вскоре  стих.  Хлопнула  дверца, и
полминуты спустя, раздался стук в калитку. Пес поднялся и побежал  на улицу.
За ним вышел и его хозяин.
     Наконец-то!
     Закончившееся  ожидание   принесло  облегчение  полковнику,   но,   как
оказалось, ненадолго.  Когда  Голубков открыл калитку, он обнаружил  за  ней
усталого Пастуха с кейсом в руке. Одного. Без Крупицы. А так быть не должно.
     -- Здравствуй, Сережа, -- кивнул полковник, пропуская  Пастуха и бросая
беглый взгляд на улицу: машина,  подвозившая Сергея, сворачивала за поворот,
больше никого, все тихо.
     Заперев  калитку, Голубков  пошел  за Сергеем к  дому.  Следом затрусил
Мартин.
     -- Чай будешь? --  спросил полковник, когда они вошли в дом и оказались
на большой веранде с огромным столом и плетеными креслами.
     -- Константин Дмитрия, давайте сначала закончим дела. Кажется, возникли
проблемы.
     Голубков остановился и внимательно посмотрел на своего посланника:
     -- Тебя Крупица встретил?
     -- Скорее я его встретил. Но дело не в этом.
     -- Что значит -- ты его встретил?
     -- Просто я ждал его в машине.
     -- То есть Крупица был во Внуково?
     -- Конечно.
     Голубков знал своего капитана, как дисциплинированного офицера, бывшего
сотрудника КГБ, и если он должен был привезти к своему начальнику агента, то
его не могло сейчас не быть здесь! Между тем Крупицы не было...
     -- Он высадил меня в городе, -- пояснил Пастух, -- и отправился, как он
сказал,  "исправлять  положение".  Я же вам говорю, что возникли проблемы...
Да, вот бумаги.
     Пастух положил кейс на стол.
     -- Бумаги? -- переспросил Голубков.
     -- Какие-то бумаги. Он сказал, что вы в курсе. Пленка тоже здесь. Он не
доверяет мне. -- Пастух усмехнулся. -- Устал я, Константин Дмитрич, сутки по
всей Европе скачу. Может, присядем?
     -- Да-да, конечно, пойдем.
     Все это было более чем странно.
     После короткого раздумья полковник оставил кейс лежать на столе и вслед
за Пастухом вошел в гостиную.  Там они расположились  в креслах у  камина, и
Голубков закурил сигарету. Десятую за последние три часа. Это было много для
него.
     -- Рассказывай, Сережа,  что  случилось. С наслаждением растянувшись  в
кресле, расслабившись, Пастух начал подробно и обстоятельно рассказывать обо
всем, что  произошло с ним за эти  три дня,  начиная с посадки  в  Ливорно и
заканчивая дорогой в Переделкино. Голубков слушал его не перебивая.
     -- Только один  вопрос, --  сказал под конец Пастух. -- Если вы знали о
том, что меня будут пасти, почему не предупредили?
     -- О чем ты говоришь, Сережа...
     -- Вы предлагали обычный гонорар. Это слишком много за простую поездку.
     --  А  что я должен  был  делать? Ведь я говорил тебе о работе и хорошо
знал, насколько она важна. Но даю тебе  слово чести,  что я не  предполагал,
насколько она окажется  опасной...  Черт знает  что такое! Они вели  тебя  с
самого начала, а стало быть, знали о тебе заранее!
     -- Я об этом и  говорю. Ладно, проехали, --  хмуро отозвался Пастух. --
Кстати,  эти  черти профессионально сработали. Не могу  сказать,  что  сразу
заметил слежку. Так, чувствовал что-то... Ну что, я еще нужен?
     -- Пока нет.
     -- Что значит "пока"?
     -- Ты должен понимать, что дело очень серьезное и с тобой наверняка еще
захотят поговорить...
     Неожиданно раздалась тонкая  трель мобильного телефона. Голубков, так и
не  вышедший на  веранду,  подошел к кривоногому  маленькому столику и  взял
трубку.
     -- Да?.. Я понял.
     Видимо, ему что-то  сообщили  или отдали какое-то  распоряжение, потому
что он ограничился только этими словами и положил трубку. Едва заметная тень
озабоченности  пробежала по его лицу и исчезла. Он на мгновение задумался, а
потом перевел взгляд на Пастуха:
     -- Сережа, ты говорил, что Крупица отправился в Управление.
     -- Он мне сам так сказал. А в чем дело, Константин Дмитрия?
     -- Ты ничего не путаешь?
     -- Нет. В конце концов вам лучше знать, куда он делся.
     -- Почему?
     -- Потому  что он с вами  разговаривал  по телефону перед тем,  как  мы
разбежались.
     Голубков молча прошелся до своего кресла и снова сел.
     --  В чем  все-таки дело, Константин Дмитрич?  -- встревоженно  спросил
Пастух.
     --  Дело  в  том,  что  он  не  мог уехать  в  Управление. Он  кадровый
разведчик. Ты прекрасно знаешь, что у нас так не поступают...
     -- Это ваши проблемы,  -- с неожиданным раздражением перебил Пастух, --
и  если  ваш зам поступает так, как не надо, сделайте выговор своему  отделу
кадров!
     -- Это еще не  все,  Сережа.  Дело в  том,  что Крупица не  звонил мне.
Понимаешь?
     --  Об этом вам  только что по телефону  сказали? --  Пастух кивнул  на
кривоногий столик.
     -- Мне не до шуток сейчас...
     -- Тогда разбирайтесь, Константин Дмитрич, со своим Крупицей сами! И не
надо меня впутывать в ваши проблемы, я свою работу сделал!
     -- Я  еще не  все  рассказал,  Сережа.  Послушай меня  внимательно.  --
Встревоженность Голубкова словно неожиданно вырвалась наружу, и он больше не
скрывал  ее. --  Я не должен тебе этого рассказывать, но  не  могу позволить
себе молчать.  Только  что мне сообщили,  что  я обязан  тебя  задержать  до
приезда  людей из  службы собственной безопасности Управления. Они  сказали,
что  возникли  серьезные  осложнения и  им  необходимо задать тебе несколько
вопросов.
     -- Прекрасно, пусть едут. Чем смогу -- помогу.
     -- Боюсь, что ты что-то недоговариваешь.
     -- Мне скрывать нечего.
     -- Сережа,  неужели ты не понимаешь, насколько это серьезно? Неужели ты
не понимаешь, что они тебя в чем-то подозревают! Что случилось?
     --  Вы  меня подозреваете, Константин Дмитрич, вы. Или  уже забыли, что
сами там работаете?
     -- Не кипятись. Давай  во всем  спокойно попробуем разобраться, пока их
нет. Расскажи мне еще раз все, что было...
     --  Неужели вы думаете, что я веду какую-то свою  игру?  Что я  скрываю
что-то? Ну  уж  нет! Теперь  я  из принципа дождусь ваших  головорезов и сам
выясню,  какие  там у них проблемы возникли... Это мы еще  посмотрим, кто из
нас с ошибками пишет...
     -- Сергей!..
     Голубков не успел возразить. К дому под®ехал автомобиль, и, услышав его
приближение, они оба замолчали и переглянулись. Сеттер Мартин снова бросился
к двери.
     -- Сережа, не глупи, -- тихо сказал полковник и пошел вслед за псом.
     Пастух поднялся из кресла, но остался стоять  в центре гостиной. Вскоре
он  услышал  на  веранде  шаги  и приглушенные  голоса.  Дверь  открылась, в
гостиную вошел  Голубков, а за ним Сергей увидел и приехавших. Их было двое.
Один, плотный,  бритый  наголо, остался на веранде,  а  другой,  чуть повыше
ростом, с жиденькими усами, вошел вслед за полковником и остался в дверях.
     -- Капитан  Пастухов?  -- недобро спросил "усатый", как будто в комнате
был кто-то еще.
     -- Смотри-ка догадливый какой, -- буркнул Пастух.
     -- Не надо хамить, Пастухов. Не усложняй себе положение.
     -- Вот как? Может, потрудитесь об®ясниться?
     -- Некоторое время назад, --  потрудился об®ясниться  "усатый", --  нам
позвонил Крупица  и сообщил, что ты угрожал ему, нанес увечья и завладел его
оружием. Он подозревает тебя в предательстве и опасается за жизнь полковника
Голубкова. Мы обязаны  выяснить все  обстоятельства и допросить тебя. Пошли,
Пастухов...
     -- Не кажется ли вам,  Константин Дмитриевич, -- усмехнулся  Пастух, --
что это больше похоже на арест?
     Полковник промолчал.
     -- Ну! -- поторопил "усатый".  -- Только без резких  движений. Спокойно
выходишь и садишься в машину, понял?
     Пастух не двинулся  с места. Он чувствовал, что если эти  ребята  будут
настаивать, то придется их немного помять, потому что другого выхода у  него
теперь не было.
     Прошла секунда.
     "Усатый" напрягся,  и как-то непроизвольно рука его чуть  потянулась  к
кобуре под расстегнутым пиджаком.
     --  Одну  минуту, -- сказал  вдруг Голубков. -- Сережа, ты  передал мне
пакет от Крупицы. Что там?
     -- Бумаги.
     -- Какие?
     -- Понятия не имею. Только не забудьте, что там еще кассета.
     -- В  таком случае... Ребята, расслабьтесь. В  ковбоев будете играть на
улице, ясно?..  Итак,  если ты не  знаешь, что там,  я  обязан это проверить
немедленно.
     --  Мы  сами проверим, --  тут  же вставил  "усатый".  -- Где  пакет? В
дипломате на столе? Петр...
     Лысый Петр, безмолвно стоявший на веранде, взял со стола  кейс и открыл
его.
     -- Это просили передать лично полковнику Голубкову, -- напомнил Пастух.
     -- Заткнись, Пастухов.
     Тем временем лысый Петр уже достал толстый пакет из кейса и, не обращая
внимания  на  недовольство Голубкова и на сеттера, крутившегося  на веранде,
решительно впился в него пальцами, собираясь  вскрыть.  Они все так и стояли
-- лысый у стола с пакетом, сеттер Мартин в его ногах, усатый у косяка двери
в  гостиную, Голубков рядом с ним и Пастух в центре гостиной у  кресел. В то
мгновение, когда лысый вскрыл пакет, раздался оглушительный взрыв, полыхнуло
пламя, и дом содрогнулся от грохота и звона стекол...
     После  взрыва Пастух очухался первым -- слава Богу, он был  дальше всех
от  этого  конверта  --  и выглянул  из-за  перевернутого  кресла. Результат
оказался  плачевным: веранду  разворотило  вместе со  всей плетеной мебелью,
бедного  Мартина разорвало  на куски, а  лысого Петра с раздробленной  рукой
выбросило на улицу.  Весь  в  крови, он  лежал там  без  движения  и  звука.
"Усатому" повезло больше. Он хоть и стонал, ворочаясь у дверей  гостиной, но
все-таки был  жив.  Голубков же, как и  Пастух, почти  не пострадал, если не
считать легкой контузии и шока от происшедшего. Он поднялся, стряхнул с себя
щепки, осколки  и  пыль, оглянулся на  уже  стоявшего  сзади Пастуха,  и  на
какое-то мгновение во взгляде его проскользнула растерянность.
     В наступившей тишине стало слышно, как по всему поселку яростно залаяли
собаки и завыла автомобильная сигнализация.
     Вдруг на веранде появилась какая-то  фигура, под чьими-то  торопливыми,
но осторожными шагами захрустели стекла.  Спустя  секунду  в гостиную быстро
вошел крайне обеспокоенный человек.
     -- У вас здесь что, война началась? -- спросил он.
     -- Точно,  -- глухо отозвался Пастух, -- и  боюсь, что обвинять в  этом
будут меня...  Черт!  Ловко они меня  подставили. В  таком  дерьме я  еще не
был... Док, посмотри полковника, по-моему, его зацепило.
     -- Сам-то как?
     -- Нормально.
     Хмурый Голубков показал Доку окровавленную руку.
     --  Ерунда. Царапина, --  сказал  Док, -- стеклом  задело.  Промойте  и
забинтуйте.
     --  Все-таки, Сережа, ты не один пришел,  --  почему-то с обидой сказал
Голубков Пастуху.
     -- А что мне было делать? Меня крепко подставили, Константин Дмитрия, а
ваши головорезы даже собирались арестовать, и я очень сильно сомневаюсь, что
они ограничились бы допросом. Нет?
     -- Ты не доверяешь мне?
     -- Не  знаю.  Во  всяком  случае, до тех пор,  пока  я  не  выясню, что
произошло, я смогу доверять только своим ребятам... -- Пастух усмехнулся: --
Вы, кажется, говорили, что они мне не понадобятся?
     -- Пастух, пора, -- вставил Док.
     --Иду.
     -- Подожди, Сережа...
     -- Нет, полковник, теперь  каждый за  себя.  И  запомните, очень хорошо
запомните одну вещь: это не я,  а Крупица начал какую-то игру. Найдите  его!
Все. Пошли.
     Пастух и  Док быстро  выбрались  из  полуразрушенного дома.  Когда  они
скрылись  за забором, полковник  взглянул на свою руку,  матюгнулся,  достал
носовой платок  и обмотал  ладонь. И прежде чем что-либо делать  дальше,  он
подумал вот о чем: то, что лысый Петр вскрыл конверт, -- чистая случайность.
Конверт предназначался ему, Голубкову, собственной персоной.  А  значит,  на
его  месте  сейчас  должен  был  лежать  он,  полковник  Голубков. Это  факт
неоспоримый  и очень  важный --  он вполне мог полностью прояснить ситуацию.
Да, здесь было