шком испуган. Это в порядке вещей,  потому  что  даже  герои
иногда боятся. И прямо сейчас он был уверен, что не обезумел ни
на  каплю, потому что был напуган очень сильно. Так сильно, что
хотел писать. Эта штука была похожа на Терминатора и Хищника, и
на пришельца из фильма "Чужой".  На  акулу  из  "Челюстей",  на
велоциратопса  из  "Парка  Юрского  Периода" и на многих других
монстров одновременно. Может быть, он тоже  герой,  как  сказал
его  папа,  даже если не чувствует себя таким. Но если он и был
им, то не мог  совершить  то,  что,  как  понимал,  был  должен
совершить.
     Он  добрался  да конца коридора, где стоял, дрожа и скуля,
Фальстаф.
     - Ну давай, приятель, - сказал Тоби.
     Он прошел мимо собаки в спальную комнату,  где  уже  горел
свет,  потому  что  они с мамой зажгли все лампы в доме, прежде
чем папа ушел, хотя за окном еще был день.
     - Выходи из коридора, Фальстаф. Мама хочет,  чтобы  нас  в
коридоре не было. Давай!
     Первое,  что  он  заметил, когда отвернулся от собаки, что
дверь на заднюю лестницу была распахнута. А  должна  была  быть
заперта.  Они  же  сделали  здесь  крепость.  Папа забил нижнюю
дверь, но и  эта  тоже  должна  быть  закрыта  на  замок.  Тоби
подбежал  к ней, и захлопнул ее. Завернул замок, и почувствовал
себя чуть уверенней.
     Фальстаф все еще бы у двери и  не  заходил.  Он  прекратил
выть.
     Он рычал.

     Джек был у выезда с ранчо. Он решил слегка отдохнуть после
первой и самой напряженной части пути.
     Вместо  мягких  хлопьев,  снег  падал жгучими кристаллами,
градинами, размером с крупинку соли. Ветер мощно  швырял  их  в
него, и они больно жалили, попадая в незащищенный лоб.
     Дорожная бригада уже успела побывать здесь по крайней мере
один раз,  потому  что  четырехфутовая стена отброшенного снега
высилась у самой арки.  Он  перебрался  через  нее  ползком  на
сельскую двухполосную дорогу.

     Пламя вспыхнуло на головке спички.
     На  секунду Хитер замерла, ожидая, что взорвется и воздух,
но тот не был насыщен испарениями в  концентрации,  необходимой
для возгорания.
     Паразит  и  его  мертвый  хозяин  взобрались  еще  на одну
ступеньку, очевидно, не подозревая об опасности. Или уверенные,
что ее вообще нет.
     Хитер отступила назад, из зоны вспышки, и бросила спичку.
     Продолжая отступать,  пока  не  уперлась  спиной  в  стену
коридора,  наблюдая,  как  пламя бьется в арке перед лестничной
шахтой, она была так  внезапно  охвачена  шквалом  маниакальных
мыслей,  что разразилась почти судорожным лаем безумного смеха.
Мрачным  ослиным  криком,  который  грозил  закончиться  густым
рыданьем:
     - Сжигаю свой собственный дом! Добро пожаловать в Монтану:
прекрасные  виды,  ходячие  мертвецы и твари из других миров! А
вот и я, огонь! Можете сгореть в аду, сжигаю  свой  собственный
дом,  и не нужно делать это в Лос-Анджелесе, другие устроят это
там за тебя...
     УУУШ!
     Пропитанный бензином ковер  взорвался  пламенем  так,  что
языки  рванулись  до потолка. Огонь не разошелся по лестничному
колодцу: просто вдруг стал повсюду. Одновременно  на  стенах  и
перилах, на всех ступенях и под®емах.
     Жалящая   волна   жара  добежала  до  Хитер,  заставив  ее
зажмуриться. Она должна  немедленно  отодвинуться  от  пламени,
иначе  горячий  воздух может обжечь кожу. Но ей надо остаться и
посмотреть, что случится с Дарителем.
     Лестница стала адом.  Ни  одно  человеческое  существо  не
смогло бы выжить там дольше нескольких секунд.
     В  этом  пожаре  мертвец и живая тварь стали единой темной
массой и поднялись еще на ступеньку. И еще. Ни крики, ни  стоны
боли  не сопровождали этот под®ем. Только рев и треск яростного
огня, который теперь вырвался-с лестницы и забрался  в  верхний
коридор.

     Когда  Тоби  запер  дверь  и отвернулся от нее, а Фальстаф
зарычал а пороге открытой двери, оранжево-красный свет вспыхнул
в холле за псом. Его рычание перешло в вопль удивления. Вспышку
сменили мерцающие фигуры света, которые затанцевали на стенах -
отблески пламени.
     - Тоби понял, что его мама подожгла  пришельца.  Она  была
смелая,  она  была  умная!  Как  будто  горячий  поток  надежды
пронизал его тело.
     Затем  заметил  вторую  странность  в  спальне.  Занавески
вокруг его кровати в нише были задернуты.
     Он  оставил  их раздвинутыми, оттянутыми по обе стороны от
алькова. Закрывал их только на ночь или когда играл. Этим утром
он их открыл, и с тех пор у него не было времени для игр.
     Воздух пах чем-то мерзким.  Он  не  заметил  этого  сразу,
потому что сердце сильно колотилось, и долго дышал ртом.
     Двинулся к кровати. Один шаг, другой.
     Чем  ближе  он подходил к нише, тем хуже становился запах:
был похож на вонь на задней лестнице в первый день,  когда  они
осматривали дом. Но на этот раз намного отвратительней.
     Тоби  остановился  в нескольких шагах от кровати. Напомнил
себе, что он герой. Для героев нормально бояться, но даже когда
они боятся, им нужно что-то делать.
     Стоя у двери, Фальстаф сходил с ума.

     Асфальт  проглядывал  в  нескольких   местах,   обнаженный
ветром, но большая часть дороги была покрыта двухдюймовым слоем
свежего   порошка.   Многочисленные   кучи  снега,  отброшенные
чистилками, сливались в единую стену на обочине.
     Судя по этим знакам, Джек решил, что  бригада  заезжала  в
эти  места  едва  ли  не  два  часа  назад, возможно и не более
полутора часов. Они запаздывали со следующим рейсом.
     Он повернул на восток  и  поспешил  к  поместью  Янгблада,
надеясь  встретить снегочистильщиков, прежде, чем уйдет далеко.
Если у них  большой  дорожный  грейдер  или  солеразбрасывающий
грузовик  с  плугом  для  снега  впереди,  или  то и другое, то
найдется и микроволновый передатчик. Он постарается  убедить  в
том,  что его история не просто бред сумасшедшего и заставит их
отвезти его в дом, чтобы забрать Хитер и Тоби.
     А сможет  ли  он  убедить  их?  Черт,  у  него  ведь  есть
дробовик! Конечно, если придется, он просто вынудит их! Бригада
сделает  полумильную  дорожку  до самой двери ранчо Квотермесса
чистой,  как  совесть  монашки,  пусть  и   с   саркастическими
ухмылками  на их лицах с начала до конца. Они веселы, маленькие
защитники  Белоснежки,  поющие:  "Хей-хо,  хей-хо,  мы  выходим
поработать!"  Если  это все, что он от них хочет, - расчистить?
Пожалуйста!

     Каким это не было невероятным,  но  существо  на  лестнице
показалось  еще  более  гротескным  и жутким в мрачных об®ятьях
огня, охваченное дымом. Страшнее, чем когда  она  могла  видеть
его   ясно.   Пришелец   приблизился  еще  на  одну  ступеньку.
Тихо-тихо. Еще на одну. Он поднимался в пламени с  высокомерием
его Величества Сатаны, совершающего ежедневный выезд из ада.
     Тварь  горела,  или,  по  крайней мере какая-то часть тела
Эдуардо Фернандеса была с®едена огнем, но  омерзительный  демон
взобрался  еще  на  одну ступеньку выше. Теперь он был почти на
самой верхней площадке.
     Хитер не могла больше ждать. Жар был невыносим. Она уже  и
так  слишком долго выставляла лицо и, вероятно, очень скоро оно
запузырится от ожогов. Голодный огонь обжирал потолок коридора,
облизывая планки на верху. Ее положение становилось опасным.
     Кроме того, Даритель не собирался валиться  вниз  в  самое
пекло,  как она надеялась. Он достигнет второго этажа и откроет
ей свои об®ятья, протянет пучок горящих рук,  пытаясь  обвиться
вокруг нее и стать ею.
     Сердце   заколотилось   еще   неистовей.   Хитер  поспешно
отступила на несколько шагов к коридору к  красной  канистре  с
бензином. Подхватила ее одной рукой. Должно быть, израсходовала
три галлона из пяти.
     Она оглянулась.
     Чудовище  вышло  с  лестницы, в коридор. И труп и Даритель
были в огне. Не просто тлеющая шишка обугливающейся материи, но
ослепительная колонна бурного пламени, как будто их  сплетенные
тела  были  сделаны  из  сухого  трухлявого  дерева.  Некоторые
длинные щупальца извивались и бились,  как  кнуты,  разбрасывая
струи  и  комки  огня,  которые падали на стены и пол, поджигая
ковер и обои.

     Когда Тоби шагнул еще раз  к  закрытой  занавесками  нише,
Фальстаф  наконец  ворвался в комнату. Пес пересек ему дорогу и
гневно залаял, предупреждая о необходимости отступить.
     Что-то шевелилось на кровати  за  занавесками,  терлось  о
них,  и  каждая  последующая секунда была для Тоби как час, как
будто он оказался в замедленном кино.  Спальный  альков  -  как
сцена  для  кукольного  спектакля: совсем чуть-чуть осталось до
начала представления. Но вовсе не Панч и не Джуди готовились  к
выходу,  не  Кукла  и  не Олли, и не один из Маппетов, никто из
тех, кого можно встретить на  "Улице  Сезам".  Было  ясно,  что
начинающаяся  программа  не  будет  веселой,  никакого смеха во
время  этого  странного   представления   не   услышишь.   Тоби
захотелось  закрыть  глаза  и  загадать, чтобы это, на кровати,
исчезло. Может быть, тварь-гость перестанет  существовать,  как
только   забыть  о  ней?  Снова  нечто  задвигало  занавесками,
выпячивая одну из них, словно говоря  "Привет,  Малыш!"  Может,
оно  только  и  живет  верой в него, людей, точно так же, как в
Тинки из "Питера Пэна". Так что если закрыть глаза и хорошенько
представить  себе  кровать  пустой,   воздух   -   благоухающий
свежеиспеченным печеньем, тогда этого больше гам не окажется, и
ничто не будет вонять. План не был совершенным. Может быть, это
был  даже  весьма  глупый  план,  но,  по  крайней  мере,  хоть
что-нибудь. Он должен что-то сделать или сойдет с  ума,  потому
что  не  может  сделать  больше ни единого шага к кровати, и не
потому, что ретривер блокировал путь,  а  потому  что  был  так
напуган.  Просто  оцепенел.  Папа  ничего не говорил о том, что
герои цепенеют на  месте.  Или  о  том,  что  их  рвет.  Героев
когда-нибудь  тошнит?  Потому  что  чувствовал,  что его сейчас
вытошнит. Он не  мог  убежать,  потому  что  убежать  -  значит
повернуться  спиной  к  этой  кровати.  Он не сделает этого, не
сможет. Это означает, что закрыть глаза и пожелать,  чтобы  это
исчезло, - это все-таки план, лучший и единственный. Если бы не
то препятствие, что он не мог уже целую вечность закрыть глаза!
     Фальстаф  оставался  между  Тоби и альковом, но повернулся
мордой к тому, что бы там ни скрывалось. Тоже застыл,  не  лая.
Не  рыча  и  не  скуля.  Просто  ожидая, оскалив зубы, дрожа от
страха, но готовый сражаться.
     Рука выскользнула из-за занавески,  и  вытянулась  вперед.
Это  была  почти  что  голая кость в мятой перчатке морщинистой
кожи, покрытая плесенью. Конечно, такое не может  существовать,
если вы не верите в это, потому что такое более невозможно, чем
Тинки,   в   миллион  раз  невозможней.  Пара  ногтей  все  еще
сохранилась на гниющей руке,  но  они  почернели  и  напоминали
блестящий  хитин  жука.  Если  он  не  может  закрыть  глаза  и
пожелать, чтобы это исчезло,  если  не  может  бежать,  то,  по
крайней  мере,  должен  закричать маме, так жалобно, как только
может мальчик, которому еще нет девяти. Ведь в конце концов,  у
нее  автомат, а не у него. Появилось запястье, потом вся рука с
клочками мяса. Рваный,  в  огромных  прорехах,  рукав  голубого
платья или блузки.
     - Мама!!!  - Он выкрикнул это слово, но услышал его только
в своей  голове,  потому  что  никакого  звука  с  его  губ  не
сорвалось.  На  мертвой  руке  был  черный  браслет  с красными
пятнышками. Блестящий.  Очень  новый.  Затем  он  задвигался  и
оказался  не  браслетом,  а  жирным  червяком,  нет, щупальцем,
обернутым вокруг запястья и спрятанным под гниющим  мясом,  под
грязным голубым рукавом. - Мама, помоги!

     Главная  спальня.  Тоби  нет.  Под  кроватью?  В  шкафу, в
ванной? Нет, нет времени искать. Мальчик может  спрятаться,  но
не собака. Должно быть, убежал в свою спальню.
     Обратно  в коридор. Волны жара. Дико скачущие огни и тени.
Треск, грохот, вой, свист огня.
     Другой  свист.  Очертания  Дарителя.  Яростное   мелькание
горящих щупалец.
     Запершило  в  горле  от  дыма, пока малого, но едкого. Она
рванулась в угол дома, канистра качалась в левой  руке.  Бензин
плескался. Правая рука свободна. Она не должна быть свободна!
     Черт!
     Остановилась  около  комнаты  Тоби  и  повернулась,  чтобы
поглядеть в огонь и дым. Она забыла "узи" на полу  недалеко  от
начала  лестницы.  Двойной  магазин был пуст, но карманы куртки
пучились от запасных зарядов. Идиотка.
     Не это оружие могло повредить  пятнистую  тварь.  Пули  не
причиняли  ей  ощутимого  ущерба,  только  задерживали.  Но  по
крайней мере. "узи" это  что-то,  гораздо  мощнее,  чем  жалкий
кольт-38 в набедренной кобуре.
     Она  не  сможет вернуться. Дышать трудно. И становится все
труднее.   Огонь   высасывает   весь   кислород.   А   горящая,
самобичующая нечисть уже стоит между ней и "узи".
     Безумно, но Хитер вдруг представила в вспышке памяти Альму
Брайсон,  нагруженную  всем своим арсеналом. Милая черная леди,
умная и добрая, вдова  полицейского,  и  такая  крутая  девица,
способная  справиться  с  чем  угодно. И Джина Тендеро со своим
черным кожаным комбинезоном и "мейсом"  с  красным  перцем,  а,
может  быть, и нелицензионным пистолетом в сумочке. Если бы они
только были здесь, вместе с ней! Но они далеко внизу, в  Городе
Ангелов,  ожидая  конца  света,  готовясь к нему, между тем как
конец света начинается здесь, в Монтане.
     Вздыбившийся чад внезапно рванул из пламени,  от  стены  к
стене,  от  пола  к  потолку,  темный  и закопченный.. Даритель
исчез. А через несколько секунд она ослепнет.
     Сдерживая дыхание, заковыляла по стенке  к  комнате  Тоби.
Она нашла его дверь и пересекла порог, появившись из дыма точно
тогда, когда он закричал.


        22

     С двенадцатизарядным "моссбергом" наперевес, Джек двигался
на восток  рысцой,  как  пехотинец под обстрелом. Он не ожидал,
что  сельское  шоссе  окажется  таким  чистым,  поэтому  теперь
надеялся успеть быстрее, чем планировал.
     Подгибал  пальцы  при  каждом  шаге.  Несмотря на две пары
толстых носков и утепленные ботинки, его ногам было холодно,  и
они  леденели  с  каждой  минутой.  Нужно  поддерживать  в  них
кровообращение.
     Место шрама и недавно сросшиеся кости его левой ноги  ныли
от  напряжения, однако слабая боль не мешала. По правде говоря,
он оказался в лучшей форме, чем ожидал.
     Хотя белизна продолжала ограничивать видимость меньше  чем
сотней  футов,  иногда и серьезно меньше, он больше не рисковал
сбиться с пути и  пропасть.  Стены  отброшенного  снега  весьма
четко указывали, где проходит дорога. Высокие столбы по обочине
с линиями электропередач и телефонными проводами служили другим
безошибочным ориентиром.
     Он  считал,  что  уже  покрыл  почти половину дистанции до
"Желтых Сосен" но ноги понемногу слабели.  Проклиная  себя,  он
рвался вперед и увеличивал скорость.
     Из-за  того, что полубежал, сжимая плечи и опуская голову,
чтобы защищаться от секущего ветра и жгучего  снега,  глядя  на
дорогу  прямо  перед ногами, Джек сначала не заметил золотистый
свет, но увидел его отражения на изящных  тончайших  снежинках,
сливавшихся  в  сплошную пелену. Это был сперва только намек на
желтизну, а затем вдруг он осознал, что бежит через  круговерть
золотой пыли, а не простую метель.
     Когда  он  поднял  голову,  то  увидел  впереди золотистое
свечение,  интенсивно  желтое   в   центре.   Оно   таинственно
пульсировало,  источник терялся в снежной завесе. И он вспомнил
свечение  леса,  которое  Эдуардо  описал   в   блокноте.   Оно
пульсировало  точно так же - жуткое свечение, которое об®являло
об открытии двери и прибытии пришельца.
     Когда резко остановился, чуть  не  упав,  пульсация  света
внезапно  усилилась,  и  он  подумал, не сможет ли спрятаться в
кучах с одной  или  другой  стороны  дороги?  Не  было  басовых
колебаний звука, которые слышал и ощущал Эдуардо, только резкий
вой   ветра.  Однако  загадочный  свет  был  повсюду,  ослепляя
бессолнечный день: Джек  стоял  по  щиколотку  в  желтой  пыли,
тающее золото текло по воздуху, сталь "моссберга" блистала, как
будто  превратилась  в  драгоценный  слиток.  Теперь  он  видел
множество  источников,  не  один  свет,  а   несколько   огней,
пульсирующих  синхронно.  Длинные  желтые вспышки накладывались
одна на другую. И звук поверх ветра. Низкое тарахтение,  быстро
перерастающее  в  рев могучего мотора. Сквозь белизну, разрывая
затемняющий  покров  снега,  двигалась  огромная   машина.   Он
обнаружил,   что   стоит   прямо  перед  под®езжающим  дорожным
грейдером, переоборудованным  в  снегоочиститель:  коричневатый
корпус  из стали с маленькой кабиной вверху. По самому центру -
изогнутое стальное лезвие больше его роста.

     Оказавшись в чистом воздухе комнаты Тоби, замигав от слез,
вызванных смолистым дымом,  Хитер  увидела  две  расплывающиеся
фигуры,  одну  маленькую, а другую - нет. Она отчаянно смахнула
слезы с  глаз  свободной  рукой,  моргнула,  и  поняла,  почему
мальчик кричал.
     Зависшая    над    Тоби   фигура   принадлежала   жуткому,
полуразложившемуся  мертвецу,  обернутому  в  куски  истлевшего
голубого  савана,  со  вторым  Дарителем на спине, который живо
шевелил черными отростками.
     Фальстаф прыгнул на этот кошмар, но скорченные щупальца  у
этого  Дарителя  были  быстрее,  чем  у прежнего, почти быстрее
взгляда.  Они  хлестнули  воздух,  ухватили  пса  в  полете   и
отбросили  его  прочь  так  же просто и действенно, как коровий
хвост мог расправиться с  докучливой  мухой.  Взвыв  от  ужаса,
Фальстаф  пролетел  через  комнату,  шлепнулся о стенку рядом с
окном и свалился на землю, вопя от боли.
     Кольт был в руке, хотя она не помнила, как  выдернула  его
из кобуры.
     Прежде,  чем  она  нажала  на  курок, новый Даритель - или
новое тело того же самого (зависит от  того,  был  ли  пришелец
одним  существом  со  множеством  тел или самих пришельцев было
много) - схватил Тоби тремя  маслянистыми  черными  щупальцами.
Существо оторвало его от пола и понесло к косому оскалу мертвой
женщины, как будто захотело, чтобы они поцеловались.
     С  диким криком, взбешенная и напуганная в равной степени,
Хитер рванулась к твари, поняв, что не может  стрелять  даже  с
близкого  расстояния,  потому что тогда пули могли задеть Тоби.
Бросилась на Дарителя. И ощутила, как одна из этих змеиных  рук
- леденящее  прикосновение  даже  сквозь  ее  лыжный  костюм  -
обвилась вокруг ее талии. Зловоние  трупа.  Боже!  Внутренности
уже  давно  сгнили,  и отростки пришельца извивались в полостях
тела. Голова повернулась к ней, они были лицом к  лицу.  Черные
усики   с   красными   полосками   и  лопаткообразными  концами
задергались,  как  многочисленные   языки   в   открытом   рту,
высовываясь  из  носовой  кости,  из  глазниц. Холод растекался
повсюду от талии. Она ткнула  стволом  кольта  в  грудь  трупа,
поросшую  кладбищенским мхом. Лучше было бы в голову, как будто
она имеет значение, как  будто  мозги  все  еще  содержались  в
черепе  мертвеца.  Стоны  Тоби,  свист Дарителя, грохот оружия,
гулкое эхо. Старые кости рассыпаются в пыль, ухмыляющийся череп
отваливается от узловатого позвоночника и обвисает на  сторону.
Оружие  снова  грохочет  -  она потеряла счет - затем клацает -
сводящее с ума клацание курка по бойку пустого патронника.
     Когда существо отпустило ее, Хитер почти упала  на  спину,
потому  что  уже  напрягалась  раньше,  пытаясь  вырваться. Она
выронила оружие, и пистолет поскакал по ковру.
     Даритель рухнул перед ней, не потому что  умер,  а  потому
что его кукла, поврежденная пулями, развалилась на два основных
куска   и   теперь   не  могла  оказать  достаточной  поддержки
расплывающемуся, тяжелому хозяину.
     Тоби тоже был свободен. На время.
     Лицо его было белым-б