,   когда
размышлял   о   них.  Также  прекратил  смущаться,  когда  брал
фантастику в библиотеке, - хотя обложка часто  бывала  дрянной,
даже  когда  художник  сильно  старался,  и  его аппетит в этой
области стал ненасытным.
     К тому же он обнаружил,  что  у  него  больше  не  хватает
терпения читать реалистов, которые были его кумирами всю жизнь.
Их произведения просто не казались ему такими, как раньше. Черт
возьми,  они  теперь  вовсе  не  были для него реалистическими!
Стоило  прочесть  только  несколько  страниц  книги  или   один
рассказ,  как  Эдуардо  явственно  ощущал,  что их точка зрения
охватывает чрезвычайно маленький сектор реальности,  как  будто
они  глядят  на  мир через щель в маске сварщика. Они, конечно,
писали  хорошо,  но   писали   только   о   крошечной   лучинке
человеческого знания в большом мире и бесконечной вселенной.
     Теперь   Эдуардо   предпочитал  писателей,  которые  могли
заглянуть  за  горизонт  и  знали,  что  человечество   однажды
подойдет  к  концу  своего  детского возраста. Их верящий разум
смог  одержать  триумф  над   предрассудками,   невежеством   и
осмеливался мечтать. Ему захотелось снова купить второй дискмен
и дать "Вормхарту" еще один шанс.
     Эдуардо   подумал,  что  хорошо  бы  поверить  в  то,  что
существо, которое прошло через двери, было именно человеком  из
далекого   будущего,   или,   по   крайней  мере,  добронравным
существом. Но оно ушло в бега вот уже больше  чем  пять  недель
назад,  а  такая  секретность  явно  не указывала на его благие
намерения.  Он  пытался  не  быть   ксенофобом.   Но   инстинкт
подсказывал,  что  его  задело  не  просто  нечто,  отличное от
человеческого, но также искони враждебное ему.
     Хотя  его  внимание  было  сосредоточено  чаще  на  нижнем
восточном  лесе, на той его части, где открылась дверь, Эдуардо
не чувствовал себя  уютно,  прогуливаясь  и  по  северному  или
западному  лесу, из-за того, что вечнозеленая ширь смыкались со
всех сторон вокруг ранчо с единственным разрывом  -  полями  на
юге.  Что  бы ни вошло в нижний бор, оно легко может проникнуть
под покров деревьев в любом крыле этой зеленой подковы.
     Он полагал возможным, что путешественник еще  окончательно
не  выбрал себе укрытия в окрестностях, а кружит среди сосен на
западных холмах и по горам. Может быть, он уже давно отступил в
какое-нибудь защищенное высотой, отрезанное от мира ущелье  или
пещеру  в  отдаленном  уголке  Скалистых  Гор, за много миль от
ранчо Квотермесса.
     Но Эдуардо не верил, что это так.
     Иногда,  прогуливаясь  вблизи  леса,   изучая   тени   под
деревьями,  ожидая  чего-нибудь  необычного,  он  чувствовал...
некое присутствие. Так просто, необ®яснимо. Присутствие! В  эти
моменты,  хотя  и  не  видя  и  не  слыша ничего необычного, он
ощущал, что больше не один.
     Так и ждал.
     Рано или поздно что-то случится снова!
     В эти дни, пока росло нетерпение, он  напоминал  себе  две
вещи. Во-первых, он уже привык ждать; с тех пор, как умерла три
года назад Маргарита, он больше ничего и не делал, только ждал,
когда  придет ему время присоединиться к ней. Во-вторых, когда,
наконец, что-то  произойдет  и  путешественник  выберет  время,
чтобы  явить  себя  в  том  или ином виде, то скорее всего ему,
Эдуардо,  сильно  захочется,  чтобы  все  так   и   оставалось,
секретным и непроявленным.
     Теперь  он  поднял пустую пивную бутылку, встал с качалки,
намереваясь сварить кофе, - и увидел енота. Тот стоял во дворе,
в восьми - десяти футах от порога, и глядел на мужчину.  Раньше
он  его  не  заметил,  потому  что был поглощен наблюдениями за
дальними деревьями - когда-то светившимися - у подножия луга.
     Лес и поля были  густо  населены  всяким  зверьем.  Частые
встречи  с  белками,  кроликами,  лисами,  опоссумами, оленями,
большерогими козами и другими, помельче, было  одной  из  самых
привлекательных сторон такой отшельнической жизни вне города.
     Еноты,  может  быть,  самые предприимчивые и деятельные из
всех созданий по соседству, были весьма разумны  и  изощрены  в
утолении  собственного любопытства. Однако агрессивность в деле
розыска пропитания делала их почти невыносимыми, а все забавные
выходки  быстро  надоедали,  тем  более  что  проворство  почти
человечьих  лап  всегда помогало им легко избежать возмездия. В
те дни, когда в  стойлах  держали  лошадей,  до  смерти  Стенли
Квотермесса,  еноты  -  хотя  и бывшие по своей природе мелкими
хищниками - проявляли бесконечную  изобретательность  во  время
набегов, целью которых было слопать яблоки или другие лошадиные
подкормки.  Они  и  теперь,  невзирая  на то, что мусорные баки
оборудовали  антиенотными  крышками,  время  от  времени  брали
контейнеры  приступом,  нахально,  будто находились не на чужом
ранчо, а  в  своем  собственном  логове;  иногда,  озадаченные,
пропадали, обдумывали ситуацию несколько недель, в конце концов
изобретали  новые  пути  к овладению мусором, и рано или поздно
все свои замыслы осуществляли.
     Особь на дворе была взрослым зверьком, гладким и  толстым,
с  блестящей  шкуркой, мех которой был чуть менее пушистым, чем
зимой. Он сидел на задних  лапах,  передние  поджав  к  грудке,
подняв высоко морду и глядя на Эдуардо. Хотя еноты не склонны к
одиночеству  и  обычно  бродят  по двое или стайками, других не
было видно ни на переднем дворе, ни на краю луга.
     Они также ночные животные. Очень редко их можно видеть  на
открытом месте среди бела дня.
     Уже  давно, с тех пор как в стойлах не осталось лошадей, а
мусорные баки  стали  надежно  закрываться,  Эдуардо  прекратил
отгонять  енотов - до того доходило, что забирались по ночам на
крышу. Занимаясь на  верху  дома  своими  хриплыми  играми  или
охотой на мышей, они порой мешали спать.
     Старик   перешел  к  началу  ступенек  крыльца,  пользуясь
преимуществом  нечастой  возможности  понаблюдать   одного   из
"бандитов" на свету в такой близости.
     Енот завертел головой, следя за ним.
     Природа прокляла этих плутов и наградила прекрасным мехом,
оказав тем самым трагическую услугу, ибо сделала их ценными для
человеческого рода, который неустанно занимался нарциссическими
поисками  материалов  для  собственного  украшения. У этого был
особенно     пушистый     хвост,     с     черным      кольцом,
восхитительно-глянцевый.
     - Что  же  тебя выгнало наружу в солнечное утро? - спросил
Эдуардо.
     Антрацитово-черные глазки животного  смотрели  на  него  с
почти явным любопытством.
     - Должно  быть,  кризис идентификации, воображаешь, что ты
белка или кто-нибудь в этом роде.
     Примерно  полминуты  енот  суматошными  движениями   лапок
деловито  причесывал  мех  на  мордочке,  затем  снова застыл и
посмотрел пристально на Эдуардо.
     Дикие звери - даже агрессивные  еноты  -  редко  входят  в
такой  прямой контакт глазами, как этот плут. Обычно они следят
за  людьми  воровато,  искоса  или  кидая  быстрые   осторожные
взгляды.  Некоторые  утверждают,  будто  неохотно встречаются с
прямым взглядом больше чем на несколько секунд, из-за понимания
превосходства человека. Якобы,  это  животный  способ  выразить
смирение простолюдина в присутствии короля; другие говорят, что
это  доказывает,  будто  животные - невинные создания Господа -
видят в глазах человека пятно греха и стыдятся за людской  род.
У  Эдуардо была собственная теория: животные осознают, что люди
- это самые злые и жестокие твари, яростные и  непредсказуемые,
и избегают прямого столкновения из страха и осторожности.
     Не  так  вел  себя  этот  енот.  Казалось, что он вовсе не
боится и, тем более, не  чувствует  никакой  униженности  перед
человеком.
     - По крайней мере, перед таким жалким старикашкой, да?
     Зверек только смотрел на него.
     В конце концов, енот менее неотразим, чем жажда, и Эдуардо
пошел  в  дом за следующей банкой пива. Кольца портьеры пропели
что-то, когда он раздвинул ее - повешенную в честь  наступления
тепла  две  недели  назад  - и еще раз, когда он задернул ее за
собой.
     Ожидая, что странный звук спугнет  енота  и  тот  унесется
прочь,   поглядел  сквозь  прозрачную  ткань,  но  увидел,  что
маленький мошенник подошел на пару футов ближе к ступенькам  и,
остановившись   на   прямой  линии  к  двери,  держит  его  под
наблюдением.
     - Забавный негодник!
     Затем прошел на  кухню,  в  конец  холла  и  первым  делом
поглядел на часы, висевшие над двойной плитой, так как наручных
не носил: три двадцать.
     Эдуардо  был приятно расслаблен и намеревался поддерживать
в себе это состояние до  самого  сна.  Однако  не  хотел  стать
от®явленной  размазней и решил поужинать на час раньше, в шесть
вместо семи, чтобы заполнить желудок пищей, а не только  пивом.
Надо будет взять книгу в постель и лечь как можно раньше.
     Ожидание  того,  что  должно что-то случиться, расшатывало
нервы.
     Он взял еще бутылку "Короны" из холодильника. У  нее  была
отламывающаяся  крышка,  но  в  руках  чувствовалась  некоторая
неловкость - приступа артрита. Открывалка лежала на резательной
доске у раковины.
     Открутив крышку с бутылки, он случайно  бросил  взгляд  за
окно  поверх раковины - и увидел енота на заднем дворе. Тот был
в двенадцати - четырнадцати футах от крыльца. Сидел  на  задних
лапах, передние у груди, голова задрана кверху. Из-за того, что
двор  поднимался  склоном по направлению к западному лесу, енот
оказался в  таком  месте,  откуда  мог  смотреть  поверх  перил
крыльца, прямо в кухонное окно.
     И он смотрел на него.
     Эдуардо прошел к задней двери, открыл замок и отворил ее.
     Енот  перешел  со  своего  места  на  другое,  откуда  мог
продолжать свое наблюдение.
     Человек раздвинул портьеру, которая произвела тот же самый
скрипучий звук, как и та, что висела  в  передней  части  дома.
Затем  вышел на крыльцо, немного поразмышлял, а потом спустился
по трем ступенькам во двор.
     Черные глаза зверька заблестели.
     Когда Эдуардо покрыл половину расстояния между ними,  енот
встал на все четыре лапы и быстро пробежал футов двадцать вверх
по  склону. Там он остановился, повернулся к мужчине, сел прямо
на задние лапы и уставился на него, как прежде.
     До сих пор он думал, что это тот же  самый  енот,  который
разглядывал  его  на  переднем дворе. Внезапно пришло в голову,
что это может быть уже и другой зверь.
     Эдуардо быстро обошел дом вдоль северной стороны, стараясь
держать этого енота в  поле  зрения.  Дошел  до  той  точки,  с
которой  мог  видеть одновременно и передний, и задний двор - и
двух часовых с полосатыми хвостами.
     Они оба глядели на него.
     Он направился к еноту, который сидел перед домом.
     Когда приблизился, зверек развернулся  к  нему  хвостом  и
побежал  через двор. Там, где он счел себя в безопасности, енот
остановился и сел глядеть на него, спиной к высокой  некошенной
траве луга.
     - Черт меня побери, - произнес Эдуардо.
     Он вернулся к переднему крыльцу и сел в кресло-качалку.
     Ожидание  кончилось.  Прошло  чуть  больше  пяти недель, и
события начались.
     Наконец он вспомнил, что оставил пиво у раковины на  кухне
и  пошел  внутрь,  потому  что  теперь  больше  чем  когда-либо
нуждался в пиве.
     Задняя  дверь  была  открыта,   хотя   портьера   за   ним
задернулась,  когда  выходил  наружу.  Он  затворил дверь, взял
банку и встал у окна, поизучал некоторое время енота на  заднем
дворе, а затем вернулся к переднему крыльцу.
     Первый  енот  отполз  от  края  луга  и теперь снова был в
десяти футах от крыльца.
     Эдуардо поднял видеокамеру и пару минут снимал  маленького
негодяя.  Не  было  ничего  достаточно  удивительного для того,
чтобы  убедить  скептиков,  что  ранним  утром   третьего   мая
открылась  дверь  извне:  однако, для ночного животного не было
обычным застывать вот так надолго при  свете  дня,  столь  явно
встречаясь  глазами  с  оператором  камеры. Это могло оказаться
первым маленьким фрагментом в мозаике доказательств.
     Закончив с®емку, старик сел в качалку,  потягивая  пиво  и
поглядывая  на  енота,  наблюдавшего за ним самим. Начал ждать,
что же произойдет  дальше.  Время  от  времени  полосатохвостый
часовой приглаживал усы, чесал мех на мордочке, скреб за ушами,
и  совершал  прочие  маленькие  действия  из  своего туалетного
ритуала. Но никаких изменений не происходило.
     Полшестого он пошел  внутрь  дома  пообедать,  захватил  с
собой  пустую  пивную посуду, видеокамеру и дробовик. Прикрыл и
запер на замок переднюю дверь.
     Сквозь овальное окошко со скошенной рамой увидел, что енот
все еще на посту.

     За кухонным столом Эдуардо воздал должное раннему ужину из
макарон-ригатони с пряной колбасой и тоненькими кусочками густо
намазанного маслом итальянского хлеба. Желтый блокнот  делового
формата положил рядом с тарелкой и, пока ел, описал интригующие
события этого дня.
     Уже  почти  довел  запись  до  настоящего  момента,  когда
незнакомый  клацающий  звук  отвлек  его:  бросил   взгляд   на
электроплитку, затем в каждое из двух окон, ожидая увидеть, что
Кто-то стучит по стеклу.
     Когда  повернулся на стуле, то увидел на кухне позади себя
енота. Сидящего на задних лапах, глядящего на него.
     Он выдвинул стул из-за стола и быстро вскочил на ноги.
     Очевидно, животное проникло на кухню из холла. Однако  как
оно сначала попало внутрь дома - было загадкой.
     Клацание,  которое  привлекло  его  внимание,  производили
коготки зверя, стуча о дубовый пол. Они снова  забарабанили  по
дереву, хотя сам енот не двигался.
     Эдуардо  понял, что зверек охвачен какой-то резкой дрожью.
Сначала  подумал,  что  тот  напугался,  оказавшись   в   доме,
чувствует себя в опасности, загнанным в угол.
     Отошел на пару шагов назад, уступая зверьку дорогу.
     Енот издал тонкое мяуканье, которое не было ни угрозой, ни
выражением  страха, но, вне всяких сомнений, голосом страдания.
Это была боль от раны или какой-то хвори.
     Его первой мыслью было: бешенство.
     Пистолет двадцать второго калибра лежал на столе:  Эдуардо
в  эти  дни постоянно держал оружие рядом с собой. Он взял его,
хотя и не хотел убивать енота в  доме  и  надеялся,  что  этого
делать не придется.
     Теперь   он   заметил,  что  глаза  зверька  неестественно
выпучены и что мех под ними весь мокрый и  слипшийся  от  слез.
Маленькие  лапки  скребли  по воздуху, а хвост с черным кольцом
бешено бился о дубовый пол и болтался  из  стороны  в  сторону.
Давясь,  енот  раздвинул  задние  лапы  и  свалился  на бок. Он
забился в конвульсиях,  бока  тяжело  вздымались  при  попытках
вздохнуть.  Внезапно  кровь  запузырилась из ноздрей и брызнула
струйками из  ушей.  После  последнего  спазма,  стукнув  снова
коготками о пол, зверек замер в молчании.
     Умер.
     - Боже  правый! - сказал Эдуардо, и поднял дрожащую руку к
лицу,  чтобы  стереть  с  брови   капельку   пота,   неожиданно
покрывшего линию волос на лбу.
     Мертвый  енот  не  выглядел  таким  большим,  как  часовые
снаружи, но он не думал, что тот кажется  меньше  только  из-за
того,  что  смерть его с®ежила. Совершенно ясно, что это третий
экземпляр  моложе  других  двоих,  или,  может  быть,  те  были
самцами, а это - самка.
     Вспомнил,  что  оставил  кухонную  дверь  открытой,  когда
обходил все вокруг дома, чтобы поглядеть, является ли зверек на
переднем посту и на  заднем  одним  и  тем  же.  Портьера  была
задернута.  Но  она  легкая, всего лишь рама из сосновых реек и
ткань. Енот вполне мог оттолкнуть ее достаточно  широко,  чтобы
просунуть морду, голову, а затем и все тело, и забраться в дом,
прежде чем он вернулся закрыть внутреннюю дверь.
     Где  зверек  прятался  в  доме, когда он полдня просидел в
кресле-качалке? Что замышлял, пока готовил ужин?
     Подошел к окну у раковины. Так как сегодня  он  ел  раньше
обычного,  а  летом  солнце  заходит  поздно, то сумерки еще не
наступили,  и  можно  было  ясно  разглядеть   замаскированного
наблюдателя.  Тот был на заднем дворе, сидел на задних лапах, и
присматривал за домом.
     Осторожно  обойдя  бедное  создание   на   полу,   эдуардо
спустился  в  холл, отпер переднюю дверь и шагнул наружу, желая
выяснить, караулит ли еще  другой  часовой.  Зверь  был  не  во
дворе;  где он оставил его, а на крыльце, в нескольких футах от
двери. Он лежал на боку, кровь натекла  из  того  уха,  которое
было  видно, она была на ноздрях, а глаза широко распахнулись и
остекленели.
     Эдуардо переключил внимание с енота на нижний лес у начала
луга. Заходящее  солнце,  зависнув  между  двух  горных  пиков,
бросало  косые  оранжевые лучи на стволы тех самых деревьев, но
не могло разогнать непокорные тени.
     Когда он вернулся на кухню и поглядел снова за окно,  енот
на  заднем  дворе  бешено  носился по кругу. Вышел на крыльцо и
услышал, как зверь скулит  от  боли.  Через  несколько  секунд,
споткнувшись,  упал.  Его  бока  некоторое  время колыхались, а
потом зверь замер без движения.
     Эдуардо поглядел вверх, мимо мертвого животного на луг, на
лес, который окаймлял каменный домик, в котором он  жил,  когда
был  управляющим.  Темнота среди этих деревьев была гуще, чем в
нижнем лесу, так как  опавшее  солнце  теперь  освещало  только
верхние ветки, и медленно скользило за Скалистые Горы.
     Нечто находилось в лесу.
     Эдуардо   не   думал,   что   странное   поведение  енотов
об®ясняется бешенством или вообще какой-то  болезнью.  Нечто...
управляло  ими. Может быть, средства, с помощью которых оно это
делало,  оказались   настолько   физически   невыносимыми   для
животных, что привели к их внезапной, судорожной смерти?
     А  может  быть,  существо в лесу намеренно убило их, чтобы
показать,  насколько  сильна  его  власть,   продемонстрировать
Эдуардо  свою мощь и дать понять, что вполне может расправиться
с ним так же легко, как оно погубило зверьков.
     Он почувствовал, что  за  ним  наблюдают  -  и  не  только
глазами какого-нибудь другого енота.
     Голый  пик  самой  высокой горы завис, как приливная волна
гранита. Оранжевое солнце медленно опустилось в каменное море.
     Все густеющая, как чернила, тьма поднялась  над  сосновыми
ветками,  но Эдуардо знал, что даже самая черная мгла в природе
не может сравниться с мраком в  сердце  лесного  наблюдателя  -
если, конечно, у него вообще было сердце.

     Хотя  Эдуардо  был  убежден, что болезнь не играла никакой
роли в поведении и не она довела до смерти енотов,  он  не  мог
быть   совершенно   уверенным   в  своем  диагнозе,  и  поэтому
предпринял кое-какие меры предосторожности; возясь с телами.
     Повязал бинт на нос и рот и надел пару резиновых перчаток,
не соприкасался  прямо  с  тушками,  а  поднял  каждую  из  них
лопаткой  с  короткой ручкой, а затем опустил в три пластиковых
пакета для мусора. Закрутил верх каждого пакета, завязал  узел,
и  положил  в  багажник своего "чероки" в гараже. Смыв водой из
шланга  маленькие  липкие  пятна  с  крыльца,  извел  несколько
тряпок,  чтобы  оттереть  чистым  лизолом пол на кухне. Наконец
отбросил тряпки в ведро, содрал перчатки и  швырнул  их  поверх
тряпок, а ведро поставил на заднее крыльцо, чтобы разобраться с
ним позже.
     Также он положил в машину заряженный дробовик двенадцатого
калибра  и пистолет двадцать второго. Взял с собой видеокамеру,
потому что не знал, когда точно она может  понадобиться.  Кроме
того,  находившаяся в ней лента содержала запись агонии енотов,
а он не хотел потерять ее так же, как и ту кассету, на  которой
запечатлел светящийся лес и черную дверь. Из тех же соображений
захватил  и желтый блокнот, который был наполовину заполнен его
рукописным отчетом о недавних событиях.
     К тому времени, когда он приготовился ехать в  Иглз  Руст,
долгие   сумерки   сменились   ночью.   Он   совсем  не  жаждал
в