озвращаться в темный дом,  хотя  никогда  раньше  о  таком  не
тревожился.  Поэтому  включил  свет  в  кухне  и  нижнем холле.
Подумав еще немного, зажег лампы в гостиной и кабинете.
     Он запирал двери, выводил "чероки"  из  гаража  и  слишком
много  думал  о  том,  что  дом  остался темным. Вернулся снова
внутрь, и включил еще пару  верхних  ламп.  Когда  тронулся  по
полумильному  выезду к сельской дороге на юг, то каждое окно на
обоих этажах дома ярко сияло.
     Простор Монтаны казался теснее, чем был  прежде.  Миля  за
милей  вверх,  с  одной  стороны  черные  холмы,  а с другой за
вечными  долинами,  несколько  крошечных   соцветий   огоньков,
которые  он  видел всегда на большом расстоянии. Они, казалось,
дрейфуют в море, как будто огни кораблей,  которые  непреклонно
движутся вперед, от одного горизонта к другому.
     Хотя  луна  еще  не  взошла,  не  думалось,  что ее сияние
сделает  так,  что  ночь  покажется  менее  ужасной   и   более
приветливой.  Чувство  отчуждения, которое волновало его, более
всего  вызывалось  маленьким,  внутренним  ландшафтом,   а   не
монтанской округой.
     Он  был  вдовцом,  бездетным,  и больше всего за последнее
десятилетие  своей  жизни  отделенным  от  своих  приятелей   и
приятельниц  возрастом,  судьбой  и  своими  склонностями.  Ему
никогда никто не был нужен, кроме Маргариты  и  Томми.  Потеряв
их,  он  смирился  с тем, что придется жить по-монашески, и был
уверен, что сможет выдержать, не поддавшись скуке  и  отчаянию.
До  недавнего  времени это удавалось достаточно успешно. Однако
теперь ему захотелось завести друзей,  хотя  бы  одного,  и  не
оставаться столь преданным своему отшельничеству.
     Одна  пустая  миля  за  другой,  а  он  все ожидал особого
шелеста пластика в багажнике за задним креслом.
     Он был уверен, что еноты мертвы.  Но  не  понимал,  почему
ждет, что они возродятся и вырвутся из мешка.
     Хуже  было  то,  что знал - если послышится звук пластика,
деловито раздираемого острыми маленькими коготками, то, значит,
он погрузил в пакеты не енотов, не совсем енотов,  может  быть,
вовсе не похожих на них, а нечто измененное.
     - Глупый  старый  простак, - сказал он, пытаясь пристыдить
себя за подобные нездоровые и несвойственные ему мысли.
     Через восемь миль после того, как покинул выезд  с  ранчо,
он,  наконец попал на большую сельскую дорогу. С этого времени,
чем ближе он  был  к  Иглз  Руст,  тем  оживленнее  становилось
движение  на  двухполосном  асфальте,  хотя никто никогда бы не
спутал  округу  с  под®ездом  к  Нью-Йорку   -   или   даже   к
Миссури-Валли.
     Ему  пришлось  ехать  через  весь  город к доктору Лестеру
Иитсу, который расположил свою контору  и  дом  на  пяти  акрах
земли  в том самом месте, где Иглз Руст вновь переходил в поля.
Иитс был ветеринаром, и в течение нескольких  лет  заботился  о
лошадях  Стенли  Квотермесса.  Это  был седой, с сивой бородой,
веселый человек, из которого бы получился хороший  Санта-Клаус,
будь он толстым, а не сухим, как щепка.
     Дом  представлял из себя беспорядочное серое нагромождение
досок, с голубыми ставнями и  шиферной  крышей.  Так  как  свет
горел  и  в  одноэтажном  сарае - видном здании, где помещалась
контора Йитса, и в примыкающей к нему  конюшне,  где  держались
четвероногие  пациенты,  Эдуардо  проехал  еще  несколько сотен
футов за дом, до конца дорожки, посыпанной гравием.
     Когда  Эдуардо   вылез   из   "чероки",   передняя   дверь
сарая-конторы  открылась,  и  вышел  человек,  омываемый лучами
флюоресцентной лампы, оставив  дверь  полураспахнутой.  Он  был
высок,  лет  тридцати,  с  грубоватым лицом и густой каштановой
шевелюрой. На лице появилась широкая и простая улыбка:
     - Здрасте! Чем могу вам помочь?
     - Я ищу Лестера Йитса, - сказал Эдуардо.
     - Доктора Йитса? - улыбка исчезла. - Вы  его  старый  друг
или как?
     - Я  по  делу,  -  сказал  Эдуардо.  -  У  меня  несколько
животных, я хотел бы, чтобы он взглянул на них.
     Явно заинтригованный, незнакомец произнес:
     - Ну, сэр. Я боюсь, что  Лес  Йитс  больше  не  занимается
такими вещами.
     - Как? Он оставил дела?
     - Умер, - сказал молодой человек.
     - Как так?
     - Около шести лет назад.
     Это потрясло Эдуардо.
     - Мне жаль это слышать.
     Он  совершенно  не осознавал, что прошло столько времени с
тех пор, как они виделись с Йитсом.
     Поднялся теплый ветерок и расшевелил лиственницы,  которые
расположились группками в разных местах по всему имению.
     Незнакомец сказал:
     - Мое  имя  Тревис  Поттер.  Я купил этот дом и практику у
миссис Йитс. Она переехала в меньший дом в городе.
     Они  обменялись  рукопожатиями,  и  вместо   того,   чтобы
представиться, Эдуардо сказал:
     - Доктор Йитс занимался лошадьми на ранчо.
     - А какое это ранчо?
     - Ранчо Квотермесса.
     - Ага,  -  сказал  Тревис Поттер, - тогда вы, должно быть,
мистер Фернандес, так?
     - Извините, да. Эд Фернандес, - у  него  возникло  тяжелое
чувство,  что  этот  ветеринар собирался прибавить - "о котором
говорили..." или что-то в этом роде, как будто он  был  местным
чудаком.
     Он  подумал,  что,  должно  быть,  так  и есть. Получивший
имение в наследство от  своего  богатого  нанимателя  одиночка.
Затворник,  который редко обменяется словечком с кем-либо, даже
когда выбирается в город, вероятно, стал маленькой загадкой для
жителей городка. От этой мысли он поежился.
     - А как давно у вас были лошади? - спросил Поттер.
     - Восемь лет назад. До самой смерти мистера Квотермесса.
     Он подумал, как все это кажется странным - не  говорить  с
Йитсом  восемь  лет,  затем появиться через шесть лет после его
смерти, как будто прошла только неделя.
     Они постояли некоторое время  в  молчании.  Июньская  ночь
вокруг была полна стрекотания сверчков.
     - Ну, - сказал Поттер, - где эти животные?
     - Животные?
     - Вы  сказали,  что  у  вас  есть  животные, которых вы бы
хотели показать.
     - А! Да!
     - Он был хорошим ветеринаром, но уверяю вас, я не хуже.
     - Я уверен в этом, доктор Поттер. Но это мертвые животные.
     - Мертвые?
     - Еноты.
     - Мертвые еноты?
     - Три.
     - Три мертвых енота?
     Эдуардо подумал, что если у него была  репутация  местного
чудака,  то  теперь  он  ее  только увеличил: так долго не имел
практики общения, что теперь не мог ничего толком об®яснить.
     Глубоко вздохнул и рассказал, то, что было необходимо,  не
входя в описание двери и других странностей:
     - Они  вели  себя  забавно, бегали кругами среди бела дня.
Затем померли один за другим. - Он сжато  описал  их  смерть  в
агонии,  кровь  на ноздрях и ушах. - Я просто подумал - не было
ли это бешенством?
     - Вы живете наверху, у подножия, - сказал  Поттер.  -  Там
всегда  встречается  небольшой  процент  бешеных животных среди
диких популяций. Это  естественно.  Но  у  нас  не  было  таких
случаев  уже  долгое  время.  Кровь  на  ушах?  Это не симптомы
бешенства. А пена изо рта у них не текла?
     - Этого я не видел.
     - Они бегали по прямой?
     - Кругами.
     Мимо   проехал   пикап,   музыка   "кантри"   неслась   из
радиоприемника  так  громко,  что  заполнила  всю  заднюю часть
поместья Поттера. Но это была печальная музыка.
     - Где они? - спросил Поттер.
     - Я положил их в пакеты, здесь, в машине.
     - Они вас покусали?
     - Нет, - ответил Эдуардо.
     - Поцарапали?
     - Никаких других контактов.
     Эдуардо   об®яснил,   какие   меры   предосторожности   он
предпринял: лопатка; бинт, резиновые перчатки.
     Тревис  Поттер  выглядел  недоверчивым и удивленным, когда
спросил:
     - Вы рассказали мне все?
     - Ну... Думаю, что да, - солгал  старик.  -  То  есть,  их
поведение вообще было так странно, но я вам сообщил все важное,
никаких других симптомов я не заметил.
     Взгляд  у  Поттера  был  испытующий  и пронизывающий, и на
мгновение  эдуардо  решил  раскрыться  ему  и  рассказать   всю
причудливую историю.
     Вместо этого сказал:
     - Если это не было бешенство, тогда, похоже... может быть,
чума?
     Поттер нахмурился.
     - Сомнительно.  Кровь из ушей? Это несвойственный симптом.
Вас не кусали блохи, когда вы были рядом с ними?
     - Никакого зуда не чувствую.
     Теплый  бриз   перерос   в   порывистый   ветер,   закачал
лиственницы  и спугнул ночную птицу с ветки. Он подул низко над
их головами, с гулом, который их сильно позабавил.
     Поттер сказал:
     - Что ж, почему вам не оставить этих енотов у  меня,  а  я
потом погляжу.
     Они вынули три пластиковых пакета из машины и перенесли их
внутрь.   Комната   ожидания   была  пуста;  Поттер,  очевидно,
занимался бумажной работой в конторе. Они прошли через дверь  и
вниз по маленькому коридору в операционную с белым кафелем, где
поставили  пакеты  на пол рядом с чистейшим смотровым столом со
стальной крышкой.
     В комнате было прохладно, и выглядела она холодной. Резкий
белый  свет  падал  на  эмалированные,  стальные  и  стеклянные
поверхности. Все блистало, как снег и лед.
     - Что вы с ними сделаете? - спросил Эдуардо.
     - У меня нет препаратов, чтобы провести тест на бешенство.
Возьму   образцы   тканей,   и   отошлю  их  в  государственную
лабораторию, получим результаты через несколько дней.
     - Это все?
     - Что вы имеете в виду?
     Пихнув один из пакетов носком ботинка, Эдуардо спросил:
     - Вы не собираетесь вскрывать хотя бы одного из них?
     - Я  помещу  их  в  холодильник  и  подожду   анализа   из
лаборатории.   Если   результаты   теста   на  бешенство  будут
отрицательные, тогда сделаю аутопсию одному.
     - Дадите мне знать, если что найдете?
     Поттер снова бросил на него пронизывающий взгляд.
     - Вы уверены, что вас не укусили и не  поцарапали?  Потому
что,  если  -  да  и  есть  хоть  какая-то  причина подозревать
бешенство, вам придется отправиться к врачу и начать  принимать
вакцину, прямо сейчас.
     - Я не дурак, - сказал Эдуардо. - И сказал бы вам, если бы
подозревал, что как-то заразился.
     Поттер продолжал смотреть на него.
     Оглядев операционную, Эдуардо заметил:
     - Вы и вправду модернизировали это место.
     - Пойдемте, - позвал ветеринар, поворачиваясь к двери. - У
меня кое-что есть, хочу вам показать.
     Эдуардо  прошел  за  ним  в  коридор и последовал в личный
кабинет Поттера. Ветеринар порылся  на  полке  белого  стенного
шкафа  из эмалированного металла и подал ему пару брошюр - одна
о бешенстве, другая о бубонной чуме.
     - Прочтите симптомы обеих болезней, - произнес  Поттер.  -
Если  заметите что-нибудь у себя, даже отдаленно похожее, сразу
идите к врачу.
     - Я не очень люблю врачей.
     - Это не правильно. У вас есть личный врач?
     - Никогда не требовался.
     - Тогда позвоните мне, и я найду вам врача, тем  или  иным
образам. Договорились?
     - Хорошо.
     - Вы сделаете так?
     - Конечно.
     Поттер сказал:
     - У вас есть там телефон?
     - Разумеется. У кого сегодня нет телефона?
     Вопрос,   казалось,  подтверждал,  что  у  него  репутация
отшельника и чудака. Что, может быть, и заслужил.  Так  как  он
теперь об этом подумал, то вспомнил, что не звонил сам и ему не
звонили  по крайней мере уже пять или шесть месяцев. Это вообще
случалось не больше чем три раза за все прошедшие годы, а  один
из этих звонков произошел из-за неправильного соединения.
     Поттер подошел к своему столу, взял ручку, вытащил блокнот
и записал  номер,  который  продиктовал  ему Эдуардо. Он вырвал
другой листок из блокнота и подал его: там были уже  напечатаны
адрес конторы и его домашний телефон.
     Эдуардо сложил листок в бумажник.
     - Сколько я вам должен?
     - Нисколько,  -  ответил Поттер. - Это же не ваши домашние
еноты, так почему вы должны платить? Бешенство - проблема  всей
общины.
     Поттер проводил его до автомобиля.
     Лиственницы  шелестели под теплым бризом, сверчки трещали,
а  лягушки  квакали,  как  умирающие  люди,  пытающиеся  что-то
сказать.
     Открыв  дверь  у водительского места, Эдуардо повернулся к
ветеринару и сказал:
     - Когда вы будете делать вскрытие...
     - Да?
     - Вы будете искать признаки известных болезней?
     - Болезненных патологий, травм.
     - Это все?
     - А что еще я могу искать?
     Эдуардо поколебался, пожал плечами и произнес:
     - Что-нибудь... странное.
     Снова взгляд.
     - Ну что ж, сэр, - сказал Поттер. - Теперь буду.

     Весь обратный путь по темному  заброшенному  краю  Эдуарда
размышлял,   правильно   ли  поступил.  Насколько  он  понимал,
существовало только две альтернативы той  тактике,  которую  он
выбрал, и обе были проблематичны.
     Он  мог  избавиться  от енотов на ранчо и ждать дальнейших
происшествий. Но тем самым уничтожил  бы  важное  свидетельство
того, что нечто не с этой земли прячется в монтанском лесу.
     Или  мог рассказать Тревису Поттеру о светящихся деревьях,
дрожащем звуке, волнах давления и черной двери.
     Поведал  бы  ему  о  том,  как  еноты  держали   его   под
наблюдением,    -   и   свое   чувство,   будто   они   служили
глазами-заменителями неизвестному наблюдателю в лесу. Если  его
действительно   считают   за   старого   отшельника   с   ранчо
Квотермесса, то тогда никто всерьез этих слов не воспримет.
     Хуже, если ветеринар начнет сплетничать об этом визите,  и
тогда  некоторым хлопотливым представителям власти может прийти
в голову, что бедный старый Эд Фернандес впал в  старческое,  а
может  быть,  даже  и  совершенное слабоумие, опасен для себя и
общества. Со всей  мыслимой  сострадательностью,  с  печалью  в
глазах и тихими голосами, грустно качая головами и говоря себе,
что  делают это для его же блага, они могут устроить ему против
воли медицинский осмотр и психиатрическое освидетельствование.
     Ему была отвратительна одна мысль о том, что его  уволокут
в больницу, будут ощупывать, прокалывать и обсуждать, как будто
он  впал  в  детство. Он не будет хорошо себя вести: знал себя.
Будет отвечать им с упрямством  и  презрением,  раздражаясь  на
благодетелей  с  такой силой, что те захотят побудить суд взять
на себя его дела и  прикажут  перевести  в  частную  лечебницу,
создать ему другие, благоприятные условия до конца дней.
     Он  много  прожил и видел, как много жизней было погублено
людьми, действовавшими из лучших побуждений и из  самодовольной
уверенности  в собственном превосходстве и мудрости. Гибель еще
одного старика не будет замечена, а у  него  нет  ни  жены,  ни
детей,   ни   друзей  и  ни  родственников,  которые  могли  бы
поддержать его в борьбе с убийственной добротой государства.
     Передать Поттеру для осмотра и вскрытия мертвых животных -
это было  все,  на  что  Эдуардо  теперь  мог  осмелиться.  Его
тревожило  только,  что  если  действительно  енотами управляло
нечеловеческое существо, он  мог  подвергнуть  Тревиса  Поттера
такому риску, который невозможно и предсказать.
     Однако Эдуардо ведь намекнул на странность дела, и Поттер,
как ему   показалось,   обладал  кое-какой  сообразительностью.
Ветеринары знают о риске, связанном с болезнями. Он  предпримет
все  меры против заражения, которые, вероятно, будут эффективны
и против какой бы там ни было неразгаданной и неземной  гибели.
Ее   могли   содержать   в   себе   тушки   в   прибавление   к
микробиотической инфекции.
     Снаружи горели огни в домах  незнакомых  семей,  далеко  в
море ночи. Первый раз в жизни Эдуардо захотелось, чтобы он знал
их: имена и лица, историю и надежды.
     Представил себе, как сидит какой-нибудь ребенок на далеком
крыльце  или  у  окна,  глядя  на  поднимающиеся  в  гору луга,
освещенные фарами  "чероки".  Маленький  мальчик  или  девочка,
полные  планов  и  мечтаний,  которым,  может  быть, даже стало
интересно - а кто там сидит в машине за этими огоньками? Откуда
он, и как прошла его жизнь?
     Мысли об  этом  ребенке  где-то  в  ночи  придали  Эдуардо
странное  чувство  общности,  совершенно неожиданное - будто он
часть, хочет этого или нет, семьи и человечества.  Часть  всего
хлопотливого   и   сварливого   рода,   изломанного   и  сильно
запутавшегося,   но   также   периодически    благородного    и
восхитительного.  А  общую  судьбу он разделяет с каждым членом
этой большой семьи.
     Для него этот взгляд на мир был необычно оптимистическим и
философским, неловко близким к  сентиметализму.  Но  ему  стало
тепло, так же как и немного удивительно.
     Он был убежден, что что бы там ни прошло сквозь дверь, оно
было враждебно  человечеству,  и  его встреча с этим напомнила,
что и вся природа, в конце концов, была ему враждебна. Это была
холодная и равнодушная вселенная, потому ли, что Бог сделал  ее
такой  для того, чтобы отличить добрые души от злых, или просто
так. Ни один человек  не  выживет  в  цивилизованном  уюте  без
борьбы  и  труднодостижимых-успехов  всех тех, кто был до него,
или тех, которые живут с ним в одно время на этой  земле.  Если
новое  зло  сошло  на  землю, большее чем то, на какое способны
мужчины  и  женщины,  то   человечеству   потребуется   чувство
общности,  и  нужда в этом чувстве будет гораздо отчаянней, чем
когда-либо за все время его долгого и тревожного странствия.

     Дом появился в виду, когда он проехал  треть  полумильного
выезда,  и  продолжая  взбираться наверх, он приблизился еще на
шестьдесят - восемьдесят ярдов, прежде чем понял, что что-то не
так. Резко нажал на тормоза.
     Перед тем как уехать в Иглз Руст, он зажег  свет  во  всех
комнатах: ясно помнил, что все окна горели, когда от®езжал. Его
тогда охватила детская неприязнь к возвращению в темный дом.
     Ну  что же, а теперь он темен. Черен, как тьма у дьявола в
животе.
     Прежде  чем  совершенно  осознал,  что   делает,   Эдуардо
передернул затвор, одновременно запирая все двери автомобиля.
     Он  посидел  немного,  просто глядя на дом. Парадная дверь
была закрыта, и ни одно из тех окон, которые он мог видеть,  не
было разбито. Казалось, все в порядке.
     Исключая  то,  что  каждая  лампа  в  каждой  комнате, без
пропусков, выключена. Кем? Чем?
     Предположил,   что   это   произошло   из-за   аварии   на
электростанции,  -  но  сам этому не поверил. Иногда монтанская
гроза была причиной отключения: зимой пурга и  скопившийся  лед
могли   разрушить   систему  энергоподачи,  продавить  провода,
свалить столб. Но сегодня не было непогоды, и ветер  был  самый
тихий  и  нежный. Он не заметил ни одного поваленного столба по
дороге.
     Дом ждал.
     Нельзя сидеть всю ночь в машине. Нельзя в ней  жить,  черт
возьми!
     Он  медленно поехал оставшуюся часть дорожки и остановился
перед гаражом. Взял пульт дистанционного управления и нажал  на
единственную кнопку.
     Автоматическая  дверь  гаража поднялась. Внутри помещения,
рассчитанного на три автомобиля, лампа,  расположенная  удобно,
на  потолке,  снабженная  таймером  на  три  минуты,  отбросила
достаточно света, чтобы различить, что в гараже все спокойно.
     Многовато для теории аварии на станции.
     Вместо того  чтобы  проехать  оставшиеся  десять  футов  и
в®ехать  внутрь,  он  остался  на  месте.  Поставил "чероки" на
тормоз, но не выключил двигатель. И оставил включенными фары.
     Затем достал дробовик оттуда, где он лежал дулом вниз - на
месте для коленей пассажирского сиденья, и вышел из автомобиля.
Оставил дверь водительского места широко открытой.
     Дверь открыта, фары включены, двигатель работает.
     Ему не хотелось думать,  что  он  струсит  и  побежит  при
первом  же  неблагоприятном признаке. Но если придется выбирать
между бегством и смертью,  то  он  хотел  быть  уверенным,  что
окажется быстрее чего-либо, что побежит за ним.
     Хотя  в  двенадцатизарядном  дробовике  было  только  пять
п