мы,  а  спасители  Коры  --  хозяин бара и хозяин магазина натуральных
товаров -- шагали рядом с машиной и обменивались сладостными воспоминаниями:
каждый любит вспомнить моменты своего героизма.
     -- Надеюсь, я смогу вас отблагодарить, -- сказала Кора.
     Спасители стали отнекиваться. Им  не  нужны  были  подарки  и  награды.
Достаточен был сам факт благодарности.
     Когда машина достигла торговой улицы и навстречу стали попадаться люди,
удивленно  глядящие  на  единственную в городе пожарную машину, на сложенной
лестнице которой сидела крупная  мокрая  курица,  спасители  остановились...
Подошло время прощаться.
     -- Может, зайдете, согреетесь, -- предложил владелец бара.
     -- Спасибо, как-нибудь в следующий раз, -- сказала Кора. -- Я ведь даже
не знаю, как курицы переносят спиртное.
     -- Буйствуют,  -- уверенно ответил Хосе-сеньор. -- Наверняка буйствуют.
Давайте  попробуем?  Водитель  пожарной  машины  гуднул,  торопя  Кору.   --
Заглядывайте ко мне, -- сказал Хосе. -- У меня все натуральное.
     И  тут Кору поразила простая, но невероятная мысль. -- Вы говорили мне,
что подушки набиваете только настоящими перьями.
     -- Когда есть, то набиваем, -- уклончиво ответил Хосе-сеньор.
     -- А нельзя ли мне посмотреть на эти подушки? -- У меня сейчас их  нет,
-- быстро  ответил  Хосе.  --  Все  закончились.  Вы не представляете, какой
спрос. -- А когда были? Вчера? Сегодня?  Хосе  поднялся  на  цыпочки,  чтобы
приблизиться к голове склонившейся к нему Коры.
     -- Мне  позвонил вчера незнакомый человек и спросил, нужно ли мне перо.
И пух. Я сказал: да. Он сказал мне, что согласен отдать пух и перья  задаром
при  условии, что я сохраню нашу сделку в тайне и тут же зашью перья и пух в
подушки и перины. Сегодня утром у моей двери лежал мешок с... перьями.
     -- Это точно, -- подтвердил Хосе-джуниор. --  Я  сам  видел.  Я  папаше
помогал набивать пухом и перьями наволочки.
     -- Какого  цвета  были  перья?  --  спросила  Кора. Пожарник настойчиво
гудел. -- Белые, -- ответил Хосе.
     -- Но почему вы не сообщили никуда о звонке и перьях, когда  узнали  об
этом... событии?
     -- А  какое отношение имеет одно к другому? -- спросил Хосе невинно. --
Туша в болоте сама по себе, а перья сами по себе...
     -- Я полагаю, -- сказала Кора, -- что  ты  выкрал  тело  профессора  из
корыстных соображений и выкинул в болото...
     -- Мой  папаша  за  монетку  удавится,  --  сообщил Хосе-джуниор. -- Он
такой. Получив подзатыльник, Хосе отлетел к стене. -- Как же я его из  морга
бы  вытащил  и  сюда  приволок? -- спросил Хосе-старший скорее у сына, чем у
Коры.
     -- Под®емным краном! -- закричал издали оскорбленный мальчик.
     -- Молчи, дурачье, -- отмахнулся его отец. -- Кран вызвать в  пять  раз
дороже, чем продать подушки.
     Пожарники  не  вытерпели,  и машина поехала вперед, оставив на мостовой
двух Хосе.
     Кора понимала, что Хосе прав, -- ему и в голову  бы  не  пришло  тащить
тело  грузного профессора из морга только ради того, чтобы его ощипать. Хотя
пух и перья он использовал...
     Бред какой-то! Кому понадобилось ощипывать труп профессора?
     В больнице Орсекки уже извелся, ожидая подругу. Он хотел  знать  все  о
профессоре  и  Коре. Чтобы успокоить его, пришлось рассказать, что покойного
профессора украл из морга и  ощипал  корыстный  торговец,  который  возжелал
набить  подушки и перину настоящим пухом и перьями. Такое об®яснение, хоть и
не удовлетворило Кору, было самым простым, и Орсекки его принял.
     Больше того, археолог вознамерился тут же  бежать  на  торговую  улицу,
чтобы  собственными когтями разорвать на части этого корыстного торговца, но
Кора его отговорила. Все равно профессора уже  не  оживить,  и  лучше  всего
будет его здесь кремировать.
     Потом  Кора снова села на яйца и стала размышлять, связан ли спонтанный
запуск метеоракеты с присутствием там администратора Грегга. Познал ли он  о
том, куда направилась Кора?
     -- Скажи,  Орсекки,  --  спросила она ассистента, -- пока меня не было,
никто меня не спрашивал?
     -- Только администратор Грегг Мертвая голова, -- ответил ассистент.  --
Я ему сказал, что ты поехала на болото.
     -- Спасибо, -- сказала Кора и задремала. Ассистент на цыпочках вышел из
палаты.

     На  следующий  день  Кора  проснулась  простуженной. В горле першило, с
кончика клюва капало. Вот уж  никогда  раньше  она  не  думала,  что  курицы
простужаются.
     Так  что  весь  день Кора просидела на яйцах. Впрочем, в этом были свои
преимущества. Хотя бы польза  яйцам:  им  всегда  лучше  быть  под  матерью.
Во-вторых,  на  яйцах,  как  оказалось,  очень  удобно  думать.  Главное  --
привыкнуть.
     Кора хотела поглядеть на фотографию профессора,  которую  нашла  в  его
доме,  но  фотография  куда-то  запропастилась. Так она и не смогла для себя
уточнить, какой была расцветка ее покойного мужа.
     После  обеда  пришел  Орсекки,  который,  оказывается,  с  утра   успел
поработать  на  раскопках  и отыскал там древние куриные лыжи -- это же надо
придумать-- курицы на лыжах, словно в цирке! Орсекки прослышал  в  городе  о
вчерашнем покушении на Кору и был возмущен.
     Он ни на секунду не сомневался, что ракета полетела не по своей воле --
ее направил злобный Грегг. Кора оставляла за собой право сомневаться. Она не
верила  в  романтических злодеев. Для Грегга важнее всего было удержаться на
достойном месте и сделать карьеру. Покушаясь на  инспектора  ИнтерГпола,  он
рисковал карьерой в немыслимом масштабе.
     Чтобы отвлечь Орсекки от тревожных мыслей, Кора спросила его, летают ли
курицы и бывают ли среди них летуны.
     -- Разумеется, бывают. У нас даже есть клубы летунов. И соревнования по
дальности полета. Но все это лишь в школе. Взрослым летать не рекомендуется.
Представь себе -- солидный господин и вдруг летает!
     Кора наклонила голову, будто бы соглашаясь с возмущением ассистента.
     -- Летающий  господин  опасен  для  нравственности.  Он может заглянуть
через любой забор, в любое окно -- как ты укроешься от любопытного  глаза  и
последующего  за  ним  шантажа?  А  впрочем,  после  окончания  университета
взрослые ксеры и не могут летать: комплекция не позволяет.
     -- И тебе никогда не хотелось полетать?  Ведь  ты  птица,  а  не  баран
какой-нибудь.
     -- Нет,  --  искренне  признался  молодой  петушок.  -- Никогда меня не
тянуло к полетам. Я даже самолет плохо переношу. Как  посмотрю  вниз,  сразу
голова кружится.
     -- А профессор Гальени? Он тоже не выносил полетов?
     -- Как ни странно, он, несмотря на свой почтенный возраст, говорил мне,
что жалеет, что преклонный возраст не позволяет ему летать. -- А вдруг он на
самом  деле  умел,  но  стеснялся тебя? -- Я бы никому не сказал! -- Но тебе
было бы неприятно? -- Конечно, неприятно. Хотела бы ты взглянуть на меня  со
стороны живота? -- Зачем?
     -- Если  я полечу, ты будешь вынуждена лицезреть самое некрасивое место
моего тела -- живот.
     Кора подумала, что живот у ассистента совсем  не  так  уж  плох  --  он
покрыт  таким  нежным  пухом,  он  такой тугой и теплый, что на него приятно
приклонить голову. -- Значит, профессор мог бы и полететь?
     -- Сомневаюсь, -- сказал Орсекки. -- По крайней мере, я никогда его  за
этим не заставал. -- Кстати, ты не брал фотографии профессора? -- Зачем мне?
-- Может,  на память. -- Я его помню и без этого. -- Какого он был цвета? --
Светлый! Кора прислушалась.
     -- Сегодня с утра они постукивают, -- сообщила она ассистенту.
     -- Я счастлив за тебя, -- сказал ассистент. -- Мои  терзания  кончатся.
Сколько можно изображать наседку!
     -- Разве  ты  изображаешь? -- В голосе петушка прозвучало недовольство.
-- Любая другая на твоем месте была бы счастлива! Это же счастье!
     -- Можно подумать, -- сказала Кора, -- что ты  только  и  делаешь,  что
сидишь  на  яйцах.  --  Ты  не права. Я же тебя подменял, и не раз. -- Но не
носил их в себе! -- Это твой женский долг! -- Я его выполнила.
     -- Теперь с удовольствием забудешь о детях? --  Разумеется.  Я  жду  не
дождусь, когда вернусь в человеческое тело.
     -- Неужели  тебе,  после  того  как  ты  пожила в теле прекраснейшей из
женщин, захочется вернуться в эту нескладную палку, в этот кривой тростник!
     Кора почувствовала жалость к этому молодому  существу.  Ведь  на  самом
деле  он  так  одинок!  После  смерти супругов Гальени ему кажется, что Кора
должна его понимать. А вместо этого она не скрывает своей мечты  --  бросить
его  и  еще  не  вылупившихся  цыплят.  И,  как  бы угадав ее мысль, Орсекки
отчаянно воскликнул:
     -- Ты подумала о маленьких? Подумала о детях? Каково им без матери?
     -- Я думаю, что у тебя на планете найдется, кому о них позаботиться.
     Орсекки вскочил и отошел к окну. В палате сразу стало тесно.
     -- Неужели ты думаешь, что кто-нибудь им заменит тебя?
     -- Ну вот, -- Кора развела крыльями.  --  Оказывается,  ради  цыплят  я
вообще должна остаться и без тела, и без родины.
     -- Ты  должна  остаться  в  лучшем  теле  на свете! -- Голос ассистента
дрожал.
     -- Простите, молодой человек! -- в запале выкрикнула Кора. -- Но не вам
судить о достоинствах моего тела.  --  А  кому  же?  Кому,  простите?  Дрожа
крыльями, громко топоча, ассистент кинулся прочь из палаты.
     Кора  готова  была  уже  догнать его и успокоить, но тут в одном из яиц
послышался такой стук, словно пьяный муж вернулся под утро домой и требовал,
чтобы его впустили.
     Когда птенец в яйце угомонился,  Кора  вновь  задумалась.  Оказывается,
профессор,  в  отличие  от  своих  соплеменников, не чурался полетов. А если
полеты ему не были отвратительны, следовательно, ничто  не  мешало  ему  при
желании подняться в воздух над раскопками. А если так, то инспектору следует
воспользоваться этим телом и повторить достижение покойного археолога.
     Однако  в  тот  день,  простуженная и травмированная падением в болото,
Кора решила никуда не выходить и проанализировать накопленную информацию. Ее
ум еще не был готов к такой деятельности, но нельзя обвинить ее в  том,  что
она не старалась.
     Разумеется,   если   бы   планета   не  была  столь  первобытной,  Кора
воспользовалась бы услугами компьютера, чтобы проанализировать уже имеющиеся
факты. Но ни минуты компьютерного  времени  ей  не  дали,  потому  что,  как
сказали в администрации, время компьютера было расписано на год вперед.
     Кора  накрыла яйца одеялом, включила печку на полную мощность и вышла в
коридор к телефону -- в палате телефона не было.
     Она позвонила в дом  к  археологам,  а  когда  там  никто  не  подошел,
позвонила  на площадку. Ассистент в меховой накидке, делавшей его похожим на
большого ежа, обрадовался звонку -- он всегда радовался Коре. Ей даже бывало
неловко за то, что она столь равнодушна к  этому  милому  существу.  --  Что
случилось?  Что-нибудь с детьми? Орсекки никогда не произносил слово "яйца",
может быть, в нем было нечто неприличное?
     -- Все в порядке, яйца  спят,  --  сказала  Кора.  --  У  меня  к  тебе
небольшой   вопрос.  Умел  ли  профессор  фотографировать?  Был  ли  у  него
фотоаппарат?
     -- Да, конечно. Он всегда таскал с собой старую камеру. Он сам проявлял
и печатал снимки.
     -- Замечательно! -- воскликнула  Кора.  --  Я  так  на  это  надеялась.
Значит, фотография, которую я нашла у него в столе, была сделана здесь.
     -- Почему?  -- удивился ассистент. -- А может быть, профессор привез ее
с собой.
     -- Но ты ж сам сказал, что на  вашей  планете  известен  лишь  пещерный
рисунок корабля. А это фотография!
     -- Ну, может, это реконструкция... -- А где сейчас аппарат? -- спросила
Кора. -- Где все пленки?
     -- Странно,  что ты об этом спрашиваешь, -- я и сам не могу понять. Мне
нужны были его пленки, чтобы сделать отпечатки найденных нами предметов,  --
но ни аппарата, ни пленок я не нашел. -- Украли?
     -- Мне  трудно  произнести это слово, -- потупился петушок. -- У нас на
планете это совершенно неизвестно!
     -- А что еще украли? -- спросила Кора. -- Ничего. Клянусь тебе, ничего!
-- Значит, кто-то пришел и забрал аппарат, пленки, отпечатки...
     -- И еще фотографическую бумагу и все химикалии, -- добавил Орсекки. --
Странный вор!
     -- Я подумал, что это  ребенок,  который  решил  стать  фотографом.  --
Почему ты не сообщил об этом? -- Кому? -- Администратору Греггу.
     -- Мертвой голове? Я ему сообщил. В тот же день. -- А он?
     -- А  он улыбнулся -- ты знаешь, какие он умеет строить рожи, и сказал,
что я, наверное, ошибаюсь, что у  профессора  никогда  не  было  аппарата  и
пленок. -- Так и сказал? -- Я никогда не лгу.
     -- Спасибо,  милый, -- сказала Кора. -- Иди работай, откопай что-нибудь
радостное для планеты Ксеро. -- Бегу!
     Кора выключила связь. Как преданно он смотрит! На Земле ей ни  разу  не
попался мужчина, который смотрел бы на нее с такой сладкой преданностью.
     Она  была  почти  убеждена,  что администратор Грегг ан-Грогги каким-то
образом, как ни тяжело это сознавать, связан с  преступлением.  Но  как  это
доказать?
     В  ординаторскую,  где  стоял  телефон,  заглянула встрепанная, наколка
набок, медицинская сестра.
     -- Госпожа Орват! -- закричала она. -- Скорее! Вы нужны!
     Кора поняла: что-то произошло  с  яйцами.  Стремглав  она  побежала  за
сестрой.
     В  палате  уже  были  местный  врач  и  еще одна сестра. Они растерянно
глядели на шевелящееся одеяло.
     -- Ну что же вы! -- воскликнула Кора. -- Они могут задохнуться!
     -- Откуда  нам  знать!  --  огрызнулся  местный  врач.  --   Это   надо
чувствовать.
     Кора  осторожно  подняла  одеяло  и  отбросила  в  угол.  Два  яйца уже
раскололись, и в развале скорлупы копошились цыплята. Желтенькие,  пушистые,
забавные, каждый размером с толстого гуся.
     Оглушительная  нежность  обрушилась  на Кору -- свершилось! Вот они, ее
детишки!
     Она готова была покрыть их нежными поцелуями, но  сдержалась,  так  как
понимала: глаза всех присутствующих направлены на нее.
     Вместо  этого  Кора  склонила  клюв к третьему яйцу, обитатель которого
стучался, требовал помощи, и осторожно вонзила кончик клюва в трещинку.
     -- Крак! -- С громким  треском  яйцо  раскололось,  и  мокрый  цыпленок
торжествующе  выпрямил голову, будто хотел сказать: "А вот и я!" -- Ну вот и
хорошо, -- сказала Кора. -- Все живы. -- Принести горячую воду? --  спросила
сестра, имевшая некий акушерский опыт.
     -- Если  вы  хотите  загубить  детей,  то пожалуйста, -- грубо ответила
Кора. -- Но на деле их надо сушить, а не купать! Лучше  уберите  скорлупу  и
смените подстилку!
     Цыплята начали ходить с того момента, как вылупились.
     Ноги   им   понадобились  для  того,  чтобы  окружить  мать  и  поднять
оглушительный писк, требуя пищи.
     -- Доктор! -- воскликнула Кора. -- Бегите к  телефону,  вызывайте  сюда
археолога   Орсекки,   он   на  раскопках.  Я  не  представляю,  чем  кормят
новорожденных.
     Доктор побежал к телефону,  а  Кора  постаралась  погладить  цыплят  по
пушистым  головкам,  но  цыплята  еще  не  понимали  такой ласки -- они были
слишком малы.
     Через двадцать минут  примчался  взволнованный  Орсекки,  который  знал
ненамного  больше  Коры относительно того, как обращаться с цыплятами. Своих
детей у него не было, а собственное детство он позабыл. Но  общими  усилиями
цыплят  все  же  накормили. Орсекки остался на ночь в палате Коры, Кора была
ему благодарна, она боялась, как бы чего не случилось  с  желтыми  пушистыми
детьми.

     Птенцы  росли  не  по дням, а по часам. Уже на следующее утро они резво
бегали по палате и  умудрились  сшибить  с  ног  худенького  местного  врача
Мурада,  когда  тот  без предупреждения вбежал в палату, неся миску с рыбьим
жиром.  Орсекки  был  незаменим   и   послушен.   Кора,   освобожденная   от
необходимости вынашивать и высиживать яйца, снова почувствовала себя сыщиком
и по крайней мере смогла планировать операцию против Грегга Мертвой головы.
     Но  прежде  всего  она хотела поставить эксперимент, о котором никто не
должен был знать.
     Для этого Кора поднялась рано, на  рассвете,  когда  за  окнами  висела
синева.  Легкие  снежинки  -- напоминание о скорой осени -- лениво кружились
над миром.
     Орсекки мирно посапывал в центре палаты на подушке с подогревом, у него
под боком уместились цыплята. Орсекки  прикрыл  их  крыльями  от  возможного
врага.
     Кора  знала,  что  ей  будет  очень  холодно,  но  условия эксперимента
требовали, чтобы она ничего  на  себя  не  надевала,  --  иначе  эксперимент
провалится.
     С  вечера  она  налила горячего кофе в термос, принесенный Орсекки. Его
горлышко было приспособлено для куриного клюва.  Кофе  сильно  действует  на
кур, и вскоре Кора ощутила бодрость.
     Она  тихонько открыла дверь в коридор. Там было пусто. В конце коридора
за столом дремала дежурная сестра. Осторожно ступая по пластику. Кора прошла
мимо сестры и через вестибюль вышла в утренний двор.
     На траве и деревьях лежал иней, над землей  кисеей  покачивался  легкий
морозный туман. Коре было холодно.
     Она поспешила прочь от больницы и самым коротким путем прошла к окраине
города,  туда, где расположились археологические раскопки и где вскоре будет
возведен гранд-отель "Вграй".
     Путь занял минут двадцать, не больше. Иногда Кора  переходила  на  бег.
Разогнавшись,  она  пыталась взлететь, но холодный туман, пропитавший перья,
прижимал ее к земле.
     На пути Коре встретился лишь разносчик молока, ехавший на  мотороллере.
Он  узнал  Кору.  --  Бегом  от инфаркта? -- спросил он курицу. -- Сбрасываю
лишний  вес,  --  ответила  Кора.  За  пределами  раскопок  в  яме   возился
Хосе-джуниор,  который  помог вытащить Кору из болота двумя днями раньше. Он
тоже узнал ее. -- Ты что здесь делаешь? -- спросила Кора. --  Вы  никому  не
говорите, -- сказал мальчик. -- Но я рассчитал, что в этой части корабля был
сейф.  В сейфе лежало золото. Я уж третью неделю копаю. Папаша думает, что я
в школе, а я копаю. Видите, какая яма? Яма была ему по пояс.
     -- Какой корабль ты имеешь в виду? -- спросила Кора.
     -- Этого я вам  пока  не  скажу,  потому  что  это  тайна,  --  ответил
сорванец.  --  А  как  ты догадался, что здесь был корабль? -- Все знают, --
отмахнулся мальчик. -- Вы идите, тетя  Кура,  идите,  а  то  мне  всего  час
осталось копать -- в школу пора. Кора вышла к обрыву.
     Если  она  намерена  доказать  себе и окружающим, что профессор Гальени
поднялся в воздух, полетел над окрестностями,  увидел  и  сфотографировал  с
птичьего полета остатки корабля "Небесная птица", то ей самой надо подняться
в воздух и облететь район раскопок.
     Кора  выбрала  прямой  и  ровный  участок,  чтобы было где разогнаться.
Мальчик подошел к ней. -- Ты чего? Полетать хочешь? -- спросил он. --  Разве
не видишь?
     -- Поосторожнее  летай,  --  предупредил Хосе. -- Тут один до тебя был,
профессор. Хороший мужик, хоть и курица. Он тоже летал. Вон  туда  летал,  к
горам, над речкой летал, сверху фотографировал. Потом его пришили.
     -- Ты  слишком  много  знаешь,  малыш,  -- сказала Кора. -- Лучше бы ты
держал язык за зубами.
     -- Это точно, -- согласился мальчик.  --  Папаша  мне  всегда  об  этом
говорит.
     И он засмеялся, показав длинные верхние резцы, и стал похож на папу.
     Под  внимательным  взглядом молодого человека Кора разбежалась. Она изо
всех сил колотила по воздуху крыльями, а мальчишка несся за ней и кричал:
     -- А ну, поддай, толстая курица! А  ну,  поднажми!  Мы  рождены,  чтобы
сказку сделать былью!
     Кора почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она летит!
     Но  это сладостное чувство не успело пустить корней в ее груди, как она
поняла, что падает обратно -- вот-вот ее ноги коснутся земли...
     Но -- о ужас! -- ни о какой земле и речи быть