ок.
     -- Там  больше  ничего  не было? -- спросила Кора. -- Записная книжка и
деньги находились  в  поясе.  Ничего  не  тронуто.  --  В  какое  время  это
случилось?  --  Я  его осматривал, -- сказал местный врач. -- Я убежден, что
смерть наступила рано утром. На рассвете. -- Что делать на раскопках в такое
время? -- У нас есть ваши показания, -- вмешался Грегг, обернувшись к  Коре,
-- вы  утверждаете,  что  профессор часто уходил на рассвете на раскопки. Он
считал, что в полном одиночестве на раскопках лучше думать. -- Что  еще  вам
удалось выяснить? -- спросила Кора. -- Его жена не заметила, как он ушел, --
сказал Грегг Мертвая голова. -- Вы с ним спали в разных комнатах.
     -- Не говорите глупостей, администратор! -- оборвала его Кора.
     -- Я вас не понял! -- Мертвая голова принял вид обиженной цапли.
     -- Вы  все  отлично  понимаете,  --  сказала Кора. -- Я вынуждена здесь
работать в нелегких условиях, в чужом теле. И  вместо  того  чтобы  получить
возможную  помощь  от  моих  коллег,  я  сталкиваюсь с какими-то мальчиками,
которые неудачно шутят, а потом сами обижаются,  дуются  и  вот-вот  побегут
жаловаться мамочке.
     От  гнева  крылья  Коры  непроизвольно  поднялись, она взмахнула ими, и
ветер усилился настолько, что у  Грегга  сорвало  форменную  шляпу,  которая
осенним  листком полетела с обрыва. Грегг метнулся было за ней, но удержался
на самом краю --  из-под  его  башмаков  вниз  посыпалась  небольшая  лавина
камешков. -- Эй, там! -- закричал Грегг. -- Ловите! Умоляю! Крик относился к
ассистенту, который бродил по берегу, проводя собственное обследование места
преступления.  Тот  откликнулся  не  сразу -- только после того, как камешки
начали колотить по его  тугой  спине.  Сообразив,  что  происходит,  петушок
замахал крыльями и большими прыжками помчался к реке.
     Кора  знала,  что  в  культуре,  к которой принадлежит Грегг ан-Грогги,
атрибутам власти придавалось особое значение. Наказание там выражалось не  в
изоляции  преступника,  а  в  лишении  его  должностного знака или форменной
одежды на срок, равный наказанию. Ты становился  парией,  что  хуже,  нежели
просто  сидеть в тюрьме. По крайней мере для таких существ, как Грегг. Шляпа
администратора была стимулом к жизни, она была критерием отношения к нему со
стороны соотечественников. Шляпа!.. Словно гоголевская шинель. Впрочем, вряд
ли кто-нибудь из собеседников Коры подозревал о  существовании  специфически
земной  шинели.  И  хоть  местного  доктора  или  Грегга на первый взгляд не
отличишь от человека,  сходство  это  во  многом  заканчивается  на  внешних
подступах  к душе. Впрочем, за последние десятилетия различия между расами и
племенами столь интенсивно стираются, что и сами люди уже  не  всегда  могут
сказать,  какой  из  миров  полагают  своей родиной. Галактика -- гигантский
котел, превращающий национализм в заботу  провинциальных  старушек,  правда,
старушек злобных и вредных.
     Пока  Кора  так  размышляла,  она  не  переставала наблюдать за гонками
ассистента за злополучной шляпой, которую тот не успел догнать  раньше,  чем
она коснулась воды. В воде шляпа как-то ловко перевернулась и, превратившись
в небольшую лодочку, мирно поплыла прочь от берега, намереваясь по истечении
нескольких дней оказаться в море.
     Ассистент припрыгивал, семеня за шляпой, Коре захотелось помочь ему, и,
как ни  странно, этот импульс исходил от ее крыльев, которые сделали большой
замах и приподняли ее тяжелое тело. Кора решила  рискнуть:  если  получилось
вчера,  почему  не выйдет сегодня? Она подпрыгнула на краю обрыва, но тут ее
намерение разгадал ассистент, который в тот момент поднял взор,  намереваясь
сообщить Греггу, что его шляпа безнадежно потеряна.
     -- Ах!  -- закричал он и тут же начал верещать на непонятном окружающим
курином языке. Общий смысл его монолога  ускользал  от  Коры,  так  что  она
предпочла игнорировать крики. Тогда ассистент сообразил, что его послание не
находит адресата, и перешел на общепонятный язык:
     -- Нельзя!  Подумай  о  своих детях! -- кричал ассистент. -- Яйца могут
разбиться!
     Это ужасное известие заставило Кору замереть на месте.
     Господи, еще яиц не хватало! Она тут же представила себе, как  неудачно
приземляется   на   берегу   и  в  ее  животе  образуется  яичница-болтунья,
гоголь-моголь... О нет! Только не это!
     -- Будь проклят день, когда эти археологи прилетели в наш поселок! -- в
сердцах воскликнул Грегг Мертвая голова и, прикрывая руками  голову,  быстро
зашагал прочь.
     Кора  с  врачом  остались  дожидаться  ассистента,  который поднялся на
обрыв, помогая себе крыльями и когтями.  Он  запыхался,  и  перья  его  были
вз®ерошены.
     -- Если  кто-нибудь  кидается  своими  шляпами,  он  может  сам за ними
нырять, -- сообщил археолог Коре. -- Вы бы ему об этом и сказали, -- заметил
врач. -- Раз Грегг ушел, вам самому придется досказать мне ужасную  историю,
-- попросила Кора.
     -- Я  осмотрел  тело  погибшего,  --  сказал местный врач. -- Профессор
Гальени был убит наверху, на  обрыве,  затем  сброшен  вниз,  чтобы  замести
следы.
     -- Ну уж какие там следы, -- возразила Кора. -- Достаточно было подойти
к обрыву, чтобы его увидеть.
     -- Но  ведь  прошло  много времени! И преступник мог убежать, скрыться,
придумать себе алиби! -- сказал ассистент.
     -- Я полагаю, что тут дело в другом, -- сказала Кора, подходя  ближе  к
обрыву  и  глядя  вниз.  --  Я думаю, что преступник хотел, чтобы профессора
нашли как можно позже, когда его уже не  оживишь  и  не  перенесешь  мозг  в
другое тело.
     -- Пожалуй,  вы  правы,  --  согласился  местный  врач. -- И преступник
своего добился. Утром, когда его нашли...
     -- Было поздно, -- вздохнул ассистент. Кора стояла на обрыве и  глядела
вниз, на реку. Вот так стоял профессор. Может быть, он представлял себе, как
сверкающие  корабли его предков медленно и торжественно опускались на берегу
реки  и  из  них  выходили,   разевая   клювы   от   разреженного   воздуха,
первопроходцы,  отважные петухи, сжимающие в когтях тяжелые пистолеты... Что
я несу! Откуда у меня такие мысли?
     -- Здесь есть дикие звери, хищники? -- спросила Кора.
     -- Есть, ниже в долине, -- ответил местный врач.  --  Но  сюда  они  не
забираются.
     -- Чепуха!  --  пискнул ассистент. -- Они сюда отлично забираются. Вы в
поселке не знаете планеты, на которой живете. В прошлом месяце мы  три  раза
отгоняли отсюда медведя. То есть не медведя, но зверя пострашнее медведя. Мы
обратились   тогда   к  господину  Греггу  ан-Грогги  с  просьбой  о  выдаче
пистолетов.
     -- И он выдал? -- В голосе Коры прозвучал интерес. Хоть  профессор  был
убит холодным оружием, существование пистолета создавало на раскопках особую
психологическую обстановку.
     -- Как  всегда, господин Грегг отказал нам в простой просьбе и поставил
под угрозу наши жизни, -- сказал ассистент. -- Он сделал вид, что не верит в
существование медведей.
     -- Странно,  --  доктор  с  недоверием  поглядел  на  близкие   заросли
кустарника. -- Мы были убеждены, что зверей здесь нет...

     Перед  тем  как  возвратиться  в больницу, где ей предстояло пожить еще
несколько дней под присмотром медиков,  Кора  Орват  заглянула  в  дом,  где
обитали археологи.
     Дом  был  привезен ими в сложенном виде и установлен на краю поселка --
последним в ряду домов и складов, рядом со свалкой, которая возникает  возле
любого   колониального   поселка   и   против   которой   выносятся  грозные
постановления и запреты, но она существует и растет, и пополняется жителями.
Однако соседство свалки никак не смущало археологов, и они даже не  замечали
ее.  Может  быть,  потому что не очень следили за порядком у себя дома? Кора
вдруг поняла, что ей обязательно надо будет когда-нибудь побывать на  Ксеро.
Ведь что ни говори -- она провела некий период своей жизни в шкуре ксерянки.
Дом был двуличен.
     Двуличность  заключалась  в  том, что снаружи он не отличался от прочих
домов городка, если не считать куда более  широких  дверей,  чем  принято  у
людей.
     Ассистент  обогнал  их  и  первым вошел в дом. Кора последовала за ним,
мысленно поблагодарив ксерянского архитектора: впервые за эти дни ей не надо
было протискиваться в дверь.
     Внутри все было приспособлено под куриные нужды.  Из  овального  холла,
общего  для  всех жителей дома, в разные стороны вели овальные арки. Налево,
как об®яснил ассистент Орсекки, арка вела на кухню: у археологов было  общее
хозяйство.  Направо  --  в  туалетный  блок.  Когда  Кора заглянула туда, ее
охватило желание остаться там надолго -- все тело ее радостно запело,  когда
она  увидела,  как  могут  быть  удобно  устроены  умывальники  и  туалетные
принадлежности. Но Кора была не одна и потому должна  была  держать  себя  в
руках.
     -- Неужели  вы не узнаете свой дом? -- осторожно спросил ее Орсекки. --
Неужели вам изменила память?
     -- Разумеется, я ничего не узнаю, -- ответила Кора.  --  Я  ведь  помню
дом, в котором я жила на Земле. Каждую половицу в нем.
     -- А  что такое половица? -- спросил ассистент. -- Вот видите! Этого вы
никогда не видели. -- И все же мне очень грустно, -- признался ассистент. --
За несколько дней я потерял единственные близкие мне существа на  всей  этой
планете.  И тем более мне нелегко, когда я вижу вас, госпожа Гальени-папа, я
же знаю каждое перышко на вашем теле, я же знаю,  как  вы  закатываете  ваши
черные   глазки,   как   переступаете  этими  очаровательными  когтями,  как
поднимаете свои изящные крылья... простите, но мне больно!
     -- Я вас понимаю, -- вздохнула Кора. -- Я очень хотела бы  вам  помочь.
Но это выше моих сил.
     Орсекки провел ее из овальной гостиной вперед и сказал:
     -- Дверь налево -- мой насест. Двери направо -- ваши.
     И  отступил,  будучи  глубоко  убежден,  что  в  своей-то комнате вдова
профессора все вспомнит.
     Но, разумеется, Кора ничего не вспомнила. Она даже не знала,  за  какой
из   дверей   находилась   ее   комната.  Так  что  она  решила  действовать
последовательно. Сначала отворила первую из дверей. Дверь поддалась легко --
она была не заперта.
     За дверью обнаружилась комната вполне земного  вида,  до  разочарования
обыкновенная.  Хотя Кора ожидала увидеть насест -- палку на какой-то высоте,
на которой ее новые знакомые проводили ночи.
     Единственной  непривычной  деталью  в  комнате  была  кровать,  которая
оказалась   вовсе   не  кроватью,  а  большой  надутой  круглой  подушкой  с
углублением в центре. Коре не надо было об®яснять, насколько это удобно,  --
все  ее  тело  ринулось к этой подушке -- это же кровать-мечта для настоящей
курицы!
     -- Узнаете? -- спросил местный доктор, который не  спускал  глаз-маслин
со своей подопечной.
     -- Не  столько  узнаю,  сколько чувствую, -- честно ответила Кора. -- Я
сразу поняла, что это и есть то, что коллега Орсекки называет насестом.
     -- Правильно, -- откликнулся тот сзади, довольный  догадливостью  Коры.
-- Я  бы осталась здесь, -- сказала Кора. -- И не боитесь, что духи погибших
хозяев будут вас беспокоить? -- Местный врач как бы шутил, но улыбались лишь
яркие губы. -- Я и есть дух, --  ответила  Кора.  Кора  подошла  к  рабочему
столу,  занимавшему  всю  дальнюю  сторону  комнаты. Стол был куда ниже, чем
столы на Земле, и сделан в форме  полукруга,  чтобы  профессору  было  легче
доставать нужную бумагу или книгу. Кресла или стула не было -- вместо них --
такая  же  подушка, как кровать, только куда поменьше. На столе Кора увидела
две фотографии. На одной была изображена госпожа Гальени-папа. На второй  --
толстый,  печального  вида  петух, совсем белый, если не считать желтизны на
крыльях, желтого клюва и красного гребня.  Правда,  на  фотографии  не  были
видны ноги и хвост. -- Это он? -- спросила Кора.
     -- Да,  --  ответил  ассистент.  --  Это  мой  учитель,  а  ваш супруг.
Профессор Гальени. Погибший от злодейской руки.
     Кора подняла фотографию своего погибшего супруга.
     -- Я возьму ее с собой, -- сказала она. Никто не возражал.
     Затем они прошли в комнату покойной госпожи Гальени-папа.
     Комната была такой же, как профессорская. Но на письменном столе  лежал
лист бумаги с изображением небольшого горшочка.
     -- Что это? -- спросила Кора. -- Она была художницей?
     Кора взяла в когти кисточку. Кисточка удобно устроилась в когтях.
     -- Ты и это забыла, -- печально заметил Орсекки. -- Но еще неделю назад
ты была самым лучшим художником-реставратором на Ксеро!
     -- Ах,  да,  конечно,  -- согласилась Кора, чтобы не травмировать и без
того удрученного ассистента.
     Она подошла к зеркалу. Под  зеркалом  находилась  полочка  с  небольшой
щеткой  на ней. Щетка предназначалась для того, чтобы чистить перышки вокруг
клюва. Кора, не удивившись тому,  что  знает  функцию  щетки,  посмотрела  в
зеркало.  Она  уже  перестала  отшатываться в испуге при виде себя. Ко всему
привыкаешь. И к мысли о том, что еще неделю назад в этом зеркале  отражалась
та  же  физиономия,  но  принадлежала она другому существу. -- А это что? --
спросила она. Ассистент ответил не сразу. Он явно смутился. -- Я полагаю, --
ответил он наконец, -- что это подушечки для... для этих самых. Вы  их  сами
вышивали...
     -- Для  кого  -- этих самых? -- строго спросила Кора. Но тут же поняла,
что имел в виду ассистент, и сама смутилась.
     Пауза затянулась. И тогда непроизвольно  Кора  подняла  с  насеста  три
плоских, расшитых крестом подушечки.
     -- Может быть, пойдем отсюда? -- спросил местный врач. Ему было скучно.
     -- Да, -- согласилась Кора. -- Нам пора. До свиданья, Орсекки.
     Возвратившись  в  больницу, они с доктором посетили стоявший за скалами
желтый одноэтажный кубик морга, и там Кора осмотрела тело профессора.
     В морге было пусто -- ни одного другого тела. Профессор лежал на столе,
подняв вверх и прижав к животу желтые ноги. И Кора с ужасом  поняла,  что  в
ней возникла ассоциация с кухней. Словно сейчас придет гигант-повар и начнет
ощипывать курицу...

     В  палате Кора поставила портрет своего погибшего супруга на столик, но
сама не могла усесться на стул  --  для  нее  это  было  подобно  тому,  как
человеку  усесться  на ручку зонтика. Она взяла со стола папку, принесенную,
пока ее не было, из планетного  управления:  "Дело  об  убийстве  профессора
Гальени".  Подошла  к  окну  и,  положив  на  подоконник, стала проглядывать
документы.
     Ничего нового. Протокол допроса ассистента Орсекки, обнаружившего  труп
профессора. Сообщение доктора Мурада Кшота, свидетельство о причинах смерти.
Показания  жены  покойного...  Что в них? Госпожа Гальени-папа показала, что
они спят с мужем в разных помещениях,  как  то  и  принято  у  состоятельных
ксеров.  Поэтому  она не может сказать, выходил ли ночью или вечером из дома
ее супруг. А если выходил, то в какое время. Правда,  он  не  мог  выйти  до
ужина,  который  имел  место в восемь вечера, так как пищу они принимали все
вместе: профессор, она и ассистент  Орсекки.  Ночью  никаких  подозрительных
звуков  она  не  слышала. Что касается настроения профессора, то в последние
дни он был в  добром  расположении  духа,  так  как  находки,  сделанные  на
раскопках,  его  радовали.  Они  свидетельствовали, без сомнения, о том, что
предки ксеров наверняка посещали эту планету и оставили  здесь  материальные
следы. Были ли неприятности или трудности у профессора? Нет, если не считать
его споров с господином Греггом ан-Грогги, который напоминал профессору, что
срок  контракта  на раскопки завершается и администрация поселка не намерена
его продлевать. Почему? К сожалению,  я  не  знаю,  что  послужило  причиной
размолвок. Были ли у профессора враги? Нет, у него не было врагов и не могло
быть, так как его интересовала только археология. Каковы были ваши отношения
с  мужем? Обычные хорошие отношения. В ином случае я бы не полетела с ним на
эту  богами  забытую  планетку.  Какими  были  отношения  профессора  с  его
ассистентом? Отличные отношения. Орсекки горд тем, что считает себя учеником
профессора...
     Кора  взглянула  в  зеркало. Надо привыкать к себе, надо помнить, что у
тебя нет тонкой талии и длинных пальцев и что твои глаза потеряли не  только
голубизну,  но  и  ресницы.  Привыкай, Кора! Странно, подумала она, ведь это
протокол допроса --  меня!  Вот  этот  клюв  я  раскрывала,  отвечая  Греггу
ан-Грогги...  но  что  же  ты,  моя  милая,  спешила  поведать  прилетевшему
инспектору? Чего испугался убийца, решивший так жестоко  остановить  тебя  и
инспектора?
     В тишине больничной палаты послышался тихий-тихий, неуверенный стук. Он
доносился  откуда-то  снизу,  словно  некто,  тайный доброжелатель, старался
подать Коре сигнал.
     Кора отступила на два шага и поглядела вниз.  Пол  палаты  был  затянут
паласом  -- снизу не пролезешь. Стук повторился. Снова снизу. Кора отступила
еще на шаг. Стучавший также переместился назад. И только тогда Кора  поняла,
что источник стука находится в ее животе.
     Но  что же это может быть? Позвать медсестру? Но что медсестра понимает
в анатомии ксерянок?
     И тут Кора обреченно замерла. Она догадалась, что означает тихий  стук:
очевидно,  зародыши  куриц,  подобно  человеческим  зародышам,  уже обретают
способность двигаться и  даже  стучать  клювиком  по  скорлупе,  находясь  в
материнской  утробе.  Так  ли  это?  Но  как  узнать  правду? Кора подошла к
видеофону и вызвала дежурную сестру.
     Та сначала поглядела на нее ошарашенно:  видно,  была  новенькая  и  не
привыкла еще к такой пациентке. Потому смущенно улыбнулась.
     -- Девушка, -- приказала Кора, -- свяжите меня с библиотекой. -- Но там
уже закрыто.
     -- Тогда подключите меня к галактическому информаторию.
     -- Это  невозможно! -- воскликнула девушка. -- Для этого надо открывать
Дом Правления, вызывать господина Грегга ан-Грогги, потому что только у него
есть ключи шифр особой галактической связи.
     -- О провинция! -- вздохнула Кора. -- На Земле  любой  мальчишка  может
получить совет или информацию в Справочном бюро! Любой!
     -- Мы  в  самом деле живем очень далеко от центра, -- сказала девица не
без ехидства. Ей, видно, нравилось здесь жить.
     Коре не хотелось звонить ассистенту. Он оставался одним из  свидетелей,
а  следовательно,  и подозреваемым в убийстве профессора. И чем меньше с ним
общаешься, тем лучше. Но вынашивание яиц для Коры  превращалось  в  проблему
номер один. А узнать об этом больше не у кого.
     Кора  соединилась с домом археологов. Ассистент отдыхал -- он испуганно
моргал черными глазками -- желтая пелена наезжала на зрачок сбоку, как  тень
Луны на Солнце в затмение.
     -- Орсекки!  --  сказала Кора, не прося прощения за неожиданный звонок.
-- Скажите мне, сколько дней самки на  вашей  планете  вынашивают  яйца,  по
сколько  яиц  одновременно и что происходит после того, как они снесут яйца.
Вы меня поняли? -- Конечно, конечно же... -- Ассистент замялся. --  Что  вас
смущает?
     -- Поймите меня правильно, но на нашей планете мужчине и женщине нельзя
разговаривать о таких вещах. -- Это табу? Запрет?
     -- Не  совсем  табу,  но  это  немного  неприлично!  -- К счастью, я не
отношусь к вашим самкам, -- с®язвила Кора. -- Так что можете смело открывать
мне ваши секреты.
     -- Не знаю, что вы думаете по этому поводу, -- возразил  ассистент,  --
но для меня вы самая типичная самка, и даже самка с икрой. -- Что?
     -- Это  простонародное  выражение,  --  пояснил  ассистент.  --  Яйца в
обиходе называются икрой. В этом нет ничего обидного.
     -- Может, в этом нет ничего обидного, но раз уж я попалась в ловушку, я
хочу сидеть  в  ней  с  открытыми  глазами.  Забудьте,  что  я  кажусь   вам
соотечественницей. Сколько времени происходит между зачатием и родами?
     -- Два  месяца, -- прошептал молодой петушок