сохраняя  пьяное
выражение лица, но совершенно трезвым голосом заговорил:
   - Слушай меня  внимательно, Филипп...  И пей,  пей, не  смотри на
меня так...  И вы,  сударыня, тоже -  сделайте вид,  что я  несу вам
пьяный вздор... Так вот, Филипп, сейчас я отключусь, а ты через час-
полтора возвращайся к себе. Нам надо потолковать. Понял?
   - Да. Но что...
   - Об этом  позже. Одно скажу: дело серьезное... Гм, ладно. Только
что мне  стало известно,  что твой  брат Робер  плетет  против  тебя
заговор.  Но   не  тревожься   понапрасну -  я  держу  ситуацию  под
контролем... И  еще раз  повторяю: через час, максимум через полтора
часа я  жду тебя  в твоих покоях. - Он снова взглянул на Изабеллу. -
Ну, хорошо.  Крайний срок - два пополуночи. Если в четверть третьего
тебя не будет, я тебе голову оторву. Уразумел?
   - Да.
   - А вас, сударыня, - обратился он к Изабелле, - убедительно прошу
держать все услышанное вами в тайне.
   - Безусловно, граф, - кивнула она. - О чем может быть речь!
   - Вот и  ладушки! - Эрнан  одним духом  осушил свой кубок и пьяно
завопил: - Где  вино, черт возьми? Где же вино, чтоб вам пусто было!
Куда делись слуги? Эй вы, свиньи ленивые, несите еще вина.
   С этими  словами он  запустил пустой  кубок в  ближайшего  лакея,
грузно откинулся  на спинку  кресла, умиротворенно  закрыл глаза,  и
спустя пару  секунд из  его глотки  раздался могучий  храп,  который
вызвал новый приступ гомерического хохота в окружении Маргариты.
   - Отнесите господина  графа в  его  покои, -  велел  Филипп  двум
подошедшим лакеям. -  Нет-нет, возьмите  третьего -  вдвоем  вы  его
уроните... А еще лучше, если вас будет четверо.
   Когда четыре  лакея вынесли  Шатофьера из  банкетного зала и смех
пирующих поутих, Изабелла спросила у Филиппа:
   - Он что, вправду заснул?
   - Похоже на то. Но через полчаса он проснется и будет свеженький,
как огурчик.
   - Однако странный у вас друг!
   - До странности  странный, - согласился Филипп. - И жутко охоч до
драматических эффектов.
   - Вы о его последней выходке?
   Филипп молча кивнул.
   - Да,   кстати, -   произнесла   Изабелла. -   Ваш   брат   Робер
действительно интригует против вас?
   - О нет, для этого он слишком прост и прямолинеен. По сравнению с
ним даже Симон де Бигор может показаться гигантом мысли.
   - Но ведь господин де Шатофьер...
   - Он не  доверяет женщинам, их способности молчать, поэтому решил
пустить вас по ложному следу - на тот случай, если вы пробол... если
вам будет невтерпеж с кем-нибудь поделиться услышанным.
   - Понятно. А вы, стало быть, доверяете женщинам?
   - Не всем. Но вам - да.
   - Спасибо.  Я   постараюсь  оправдать   ваше  доверие, -  сказала
Изабелла и поднялась с кресла.
   Следом за ней вскочил и Филипп.
   - Вы уже покидаете меня?
   - Пожалуй, мне  пора уходить.  Я  не  привыкла  засиживаться  так
допоздна. Благодарю вас за приятную беседу, кузен... - Она умолкла в
нерешительности;  на  щеках  ее  заиграл  слабый  румянец  смущения.
Наконец она  собралась с  духом и  робко добавила: - Окажите мне еще
одну любезность, проводите меня до моих покоев.
   Филипп одарил ее лучезарной улыбкой:
   - С превеликим удовольствием, кузина.
   К счастью  для Изабеллы,  граф де  Пуатье к  тому времени  вконец
осовел и перестал что-либо соображать, кроме того, что в правой руке
у него - вместительный кубок, а в кубке - вино, которое надо пить, и
то побольше,  чтобы не давать возможности бездельничать пажам, в чьи
обязанности вменялось  следить за  бокалами гостей. Изабелла даже не
стала прощаться  с ним.  Ей  было  хорошо  знакомо  это  агрессивное
беспамятство, в  которое  впадал  наследник  французского  престола,
всякий раз  напившись в  стельку. В таком состоянии он никого, кроме
своей кормилицы, не узнавал, а всех прочих, кто пытался заговорить с
ним, в  том числе  и родителей, посылал в очень неприличные и весьма
отдаленные места.
   Когда Филипп и Изабелла выходили из зала, за их спиной послышался
едкий комментарий Маргариты:
   - Приношу свои извинения, кузен Фернандо. Ведь поначалу я грешным
делом  подумала,   что  вы  малость  присочинили  насчет  нескольких
свиданий в одну ночь...
   Филипп ухмыльнулся. Он уже забыл о своей перебранке с Маргаритой.
Будучи вообще  злопамятным, Филипп,  однако, не  мог подолгу держать
зла на хорошеньких женщин.
   - Боюсь, принцесса, -  тихо произнес  он, - что  граф,  муж  ваш,
сегодня вряд ли способен посетить супружеское ложе.
   Изабелла сделала  вид, что  не услышала  его  тонкого  намека,  и
промолчала, а сопровождавший их паж украдкой захихикал.



        Глава 48
                    В КОТОРОЙ ФИЛИПП ДОКАЗЫВАЕТ,
               ЧТО НЕ ПРИВЫК ДОЛГО ОСТАВАТЬСЯ В ДОЛГУ

Весь путь  они прошли  молча. Изабелла  знай искоса  поглядывала  на
Филиппа и  то и дело заливалась краской. Во всем ее облике, в каждом
ее движении  чувствовалось необычайное  напряжение, будто она решала
про себя какую-то мучительную дилемму.
   Возле дверей  ее покоев  Филипп  взял  Изабеллу  за  обе  руки  и
спросил:
   - Так вы точно сожгли мои долговые расписки или только припрятали
их?
   В ответ  она смерила  его томным  взглядом и  тихо, но  с  пылом,
произнесла:
   - Анна даже  не представляет,  как ей  повезло с  мужем. Надеюсь,
когда-нибудь она поймет это и думать забудет про девчонок.
   Изабелла рывком  прижалась к  Филиппу и  жадно поцеловала  его  в
губы. Но  не успел  он опомниться  и заключить ее в об®ятия, как она
быстро отстранилась  от него,  даже  чуть  оттолкнула,  и,  страстно
прошептав: "Прости меня, Господи!" - скрылась за дверью.
   Несколько секунд  Филипп стоял,  не двигаясь  с места, и обалдело
таращился на  дверь. Затем он посмотрел на ухмылявшегося пажа, затем
снова на дверь, наконец пробормотал: "Черти полосатые!" - и ворвался
внутрь.
   В два  прыжка он  пересек маленькую переднюю, распахнул следующую
дверь и  вихрем влетел в прихожую, едва не столкнувшись с Изабеллой.
Лицо ее  было бледное,  как мрамор;  она прижимала  руки к  груди  и
прерывисто  дышала.  В  полумраке  комнаты,  освещенной  лишь  одной
свечой, ее изумрудные глаза сияли, как две яркие звезды.
   "У меня  еще никогда  не было  зеленоглазых женщин", -  почему-то
подумал Филипп.
   Тут он увидел стоявшую в стороне горничную и прикрикнул на нее:
   - Пошла вон!
   Девушка растерянно  заморгала и  не сдвинулась  с  места.  Филипп
схватил ее  за плечи  и вытолкал в переднюю. Захлопнув за ней дверь,
он сразу же бросился к Изабелле.
   Они целовались  наперегонки. Едва  переведя дыхание,  они снова и
снова осыпали  друг друга жаркими поцелуями. Потом Изабелла положила
свою белокурую голову ему на плечо и вдруг тихо заплакала.
   Филипп растерялся.  Он всегда  терялся перед плачущими женщинами.
Женский плач  выбивал его из равновесия, и всякий раз невесть почему
на глаза ему тоже наворачивались слезы.
   Филипп усадил  Изабеллу в  ближайшее кресло,  сам опустился перед
ней на колени и сжал ее руки в своих.
   - Не плачь,  родная, - взмолился он. - Прошу тебя, не плачь. Если
ты не хочешь, я не стану принуждать тебя.
   - О нет,  милый, нет.  Ты был  прав. Я  хочу, чтобы ты остался со
мной. - Она поднесла его руку к своим губам и поцеловала ее. - Я так
хочу тебя...
   - Но почему ты плачешь?
   - Это я так... от счастья.
   - Ты счастлива?
   - Безумно! Я уже оставила всякую надежду когда-нибудь свидеться с
тобой... Но  вот, благодаря  Маргарите, мы  снова вместе, и ты опять
целуешь меня... как и тогда...
   - Ты  все   еще  помнишь   об  этом? -  спросил  Филипп,  нежными
прикосновениями губ собирая с ее щек слезы.
   - Да, помню.  Все до  последней мелочи помню. - В глазах Изабеллы
заплясали изумрудные  огоньки. - Я  никогда  не  забуду  ту  неделю,
которую ты провел у нас в Сарагосе.
   - Я тоже не забуду...
   - Особенно тот  последний вечер, когда ты явился ко мне в спальню
якобы для  того, чтобы  попрощаться со  мной. И  тогда  мы  чуть  не
переспали.
   Филипп улыбнулся - мечтательно и с некоторым смущением.
   - "Чуть" не  считается, Изабелла. - Он крепче обнял ее и прижался
лицом к ее груди. - Тогда мы здорово испугались.
   - Как? Ты тоже?
   - Еще бы! У меня аж поджилки тряслись.
   - А мне сказал, что не хочешь лишать меня невинности вне брака.
   - Надо же  было как-то  оправдать свое  отступление. Да  и скрыть
испуг. Вот я и сказал, что первое пришло в голову.
   - Подумать только! - томно произнесла Изабелла, запуская пальцы в
его золотистую шевелюру. - У тебя - и поджилки тряслись!
   - Тогда  я   был  ребенком, -   пробормотал  Филипп,  изнывая  от
блаженства; ему  было невыразимо  приятно, когда женщины трепали его
волосы. - Я  был невинным,  неиспорченным ребенком.  Лишь через  два
месяца мне исполнилось тринадцать лет.
   - Но выглядел ты на все пятнадцать.
   - На четырнадцать. Это ты выглядела младше своих лет, и потому мы
казались ровесниками.
   - Отец тоже  так говорил.  Он сказал:  это не  беда, что я старше
тебя на  два с  половиной года,  что с  течением времени эта разница
сгладится. В  конце концов, моя бабка, королева Хуана, была на целых
пять лет  старше моего деда, Корнелия Юлия, - и ничего, жили в любви
и согласии.  Отец был уверен, что из нас получилась бы замечательная
пара.
   - А я думал, что это была твоя идея.
   - Это была наша с отцом идея. Когда я сказала ему, что хочу стать
твоей женой,  то думала,  что он  лишь посмеется  надо  мной  и  уже
готовилась  закатить   истерику.  Но  отец  отнесся  к  этому  очень
серьезно. В  письме  к  твоему  отцу,  предлагая  обручить  нас,  он
пообещал сделать  меня наследницей  престола, если твой отец, в свою
очередь, завещает тебе Гасконь. Он пола...
   - Да что ты говоришь?! - перебил ее пораженный услышанным Филипп.
Он поднял к ней лицо и вопрошающе поглядел ей в глаза. - Неужели так
было?
   - А разве твой отец ничего тебе не рассказывал?
   - Нет. Тогда он вообще со мной не разговаривал, а потом, когда мы
помирились... Думаю,  он просто  побоялся  признаться  мне  в  этом.
Побоялся моего  осуждения... Черт возьми! - Филипп досадливо закусил
губу. - А как же твой брат? - после секундного молчания спросил он.
   - Педро не  будет королем, -  ответила Изабелла, качая головой. -
Это было ясно уже тогда и тем более ясно теперь.
   - Твой отец намерен лишить его наследства?
   Изабелла грустно вздохнула:
   - Ты же  знаешь, что  представляет из  себя мой  брат. Тряпкой он
был, тряпкой  и остался. Навряд ли он долго удержится на престоле и,
надо отдать  ему должное, прекрасно понимает это. Педро сам не хочет
быть королем. Он панически боится власти и ответственности за власть
и вполне  довольствуется своим  графством Теруельским.  Отец дал ему
последний шанс - жениться на кузине Маргарите...
   - Это безнадежно, Изабелла, уж поверь мне.
   - Я знаю.  И скажу  тебе по  секрету, что  сегодня ты поцапался с
будущим королем Арагона.
   - С Фернандо?! О Боже!..
   - Только никому  ни слова, -  предупредила Изабелла. - Об этом не
знает даже  Мария. Для  пущей верности  отец решил  дождаться, когда
Маргарита со  всей определенностью  назовет имя своего избранника, и
лишь тогда он об®явит Марию наследницей престола.
   - Но Фернандо! -  воскликнул Филипп. -  Он же  отдаст  Арагон  на
растерзание иезуитам.
   - Не беспокойся.  Мой отец  еще не  стар и рассчитывает дожить до
того времени, когда с иезуитами будет покончено.
   - А если...
   - Все равно  не беспокойся.  Мария властная женщина, пожалуй, еще
почище  Маргариты,   и  не  позволит  Фернандо  совать  свой  нос  в
государственные дела.
   - Однако она  любит его, - встревожено заметил Филипп. - При всем
его скверном  характере и  дурных наклонностях, Мария просто без ума
от него.  А любящая  женщина зачастую  становится рабой  любимого ею
мужчины.
   - Так таки  и без  ума? - криво  усмехнулась Изабелла. - Ее якобы
безумная страсть  к Фернандо  нисколько не  помешала ей  переспать с
тобой - и не единожды, кстати. Мария сама призналась мне в этом.
   - Ну и что? С ее стороны это была лишь дань моде.
   - Ну, не  скажи! Из  ее слов  я поняла,  что представься ей снова
такой случай,  она без  колебаний изменила бы своему  б е з у м н о
л ю б и м о м у  мужу  с  тобой.  И  между  прочим,  Мария  сама  не
уверена, от кого у нее дочка - от тебя или от Фернандо.
   - Я тоже  не уверен, -  с горечью  произнес Филипп. -  Как бы мне
хотелось знать  наверняка... Ах! -  спохватился он. - Но почему твой
отец не  посвятил меня  в свои  планы? Ведь  через год  я становился
совершеннолетним, и  мы могли  бы пожениться даже вопреки воле моего
отца.. Черт!  Тогда бы  он поломался  немного,  но  в  конце  концов
признал бы  меня наследником  без этой семилетней волокиты. И сейчас
мы бы  уже владели  всей Галлией  и потихоньку  прибирали бы к рукам
Францию и Бургундию... Как глупо все получилось!
   Изабелла опять вздохнула:
   - Да, пожалуй, отец сглупил. Он дожидался твоего совершеннолетия,
не предпринимая  никаких шагов,  все  ждал,  увенчается  ли  успехом
заговор молодых  гасконских вельмож,  а когда стало известно о твоей
женитьбе, об этом мезальянсе...
   - Тогда я  просто потерял  голову от  любви, - быстро  перебил ее
Филипп. - Я  проявил обыкновенную  человеческую  слабость,  поддался
чувству - что  недопустимо в нашем положении. А сопротивление отца и
друзей лишь  укрепило меня  в намерении  жениться на  Луизе.  Другое
дело, будь  мы с  тобой помолвлены,  путь даже  тайно - тогда бы все
сложилось иначе.
   - Да, - с  грустью согласилась Изабелла. - Тогда бы все сложилось
иначе. Особенно  для меня...  Узнав о  твоей женитьбе,  отец  ужасно
разозлился - и  больше на  себя и  на меня,  чем на тебя. Он упрекал
себя за  излишнюю осторожность  и благодушие, а меня - за то, что я,
взрослая девушка,  не смогла  соблазнить такого  сопливого юнца, как
ты. - Она  нервно хихикнула. -  Вот так-то.  Поначалу отец собирался
потребовать  от  Святого  Престола,  чтобы  твой  брак  был  признан
недействительным, затем  передумал, плюнул  на все  и  выдал  нас  с
Марией замуж. -  Снова вздох. -  Он предложил мне выбрать, за кого я
хочу  пойти -   за  кузена  Фернандо  или  за  этого...  брр! -  Она
содрогнулась.
   - И ты выбрала Филиппа Французского?
   - Д-да...
   - Но почему его, а не Фернандо? Потому что он наследник престола?
   - Нет,  вовсе  не  потому.  Я  поступила  так  из-за  тебя.  Ведь
женившись, ты  уехал в Кастилию - а я не желала больше встречаться с
тобой. Тогда  я возненавидела  тебя, я  готова была тебя задушить...
Если бы только я знала...
   Филипп запечатал  ее рот  поцелуем. Он  уже раз  слышал  подобные
откровения от  Амелины и  не  хотел  услышать  их  вновь  от  другой
женщины.
   - Прошлого не  вернешь,  дорогая.  Хватит  горьких  воспоминаний,
давай займемся  настоящим.  Пойдем  в  спальню,  у  нас  очень  мало
времени.
   Изабеллу прошибла мелкая дрожь.
   - Филипп... милый...
   - Ты не хочешь? - удивленно спросил он. - Уже передумала?
   Она напряглась и побледнела.
   - Нет-нет! Я...  хочу, но...  Только не  надо спешить.  У нас еще
полтора часа... даже больше... Прошу тебя, не спеши. Пожалуйста...
   Филипп нежно прикоснулся ладонями к ее бледным щекам.
   - Тебе страшно?
   - Д-да...
   - Ты так боишься прелюбодеяния?
   - Нет... нет... Я... Я боюсь...
   - Ты боишься вообще заниматься любовью?
   Изабелла всхлипнула - раз, второй, третий...
   - Да разве  я  когда-нибудь  занималась  любовью?! -  истерически
выкрикнула она и разразилась громкими рыданиями.
   Филипп не  пытался утешить ее. Он понял, в чем дело, и решил, что
сейчас самое лучшее - дать ей выплакаться вволю.
   Наконец  Изабелла   успокоилась  и,   то  и  дело  шмыгая  носом,
заговорила:
   - Мой муж -  грязное, отвратительное,  похотливое животное.  Меня
тошнит от  одного его  вида. Он...  он...  Каждый  раз  он  попросту
насилует меня.  Он настоящий  изувер! Он  делает мне больно... - Она
прижала голову  Филиппа к  своей груди. -  Боже, как  мне больно!  В
первую ночь, когда я увидела его... это... его раздетого - я упала в
обморок... а  он... он пьяный набросился на меня. и... - Ее затрясло
от нового приступа рыданий.
   Из глаз Филиппа тоже потекли слезы.
   - Потерпи, милая, -  захлебываясь, говорил он. - Потерпи немного.
В следующем  году я  стану  соправителем  Галлии,  и  тогда  об®явлю
Франции  войну.   Пора  уже   кончать  с  существованием  нескольких
государств на  исконно галльских  землях - я  соберу  их  воедино  и
возрожу Великую Галлию, какой она была при Хлодвиге. Я освобожу тебя
от этого чудовища, любимая, а его самого упеку в монастырь.
   Изабелла мигом утихла.
   - Это правда?
   - Клянусь, я так и сделаю.
   - Нет, нет,  я не  о том  спрашиваю. Ты назвал меня любимой - это
правда?
   - Истинная правда.
   - А как же тогда Бланка? А твоя кузина Амелия? А Диана Орсини?
   Филипп вздохнул:
   - Вы мне  все дороги,  Изабелла. Я  всех вас люблю, даже не знаю,
кого больше. -  Он положил  голову ей  на  колени. -  Я  закоренелый
грешник и  ничего не  могу поделать  с  собой.  Но,  думаю,  Господь
простит меня.  Ведь Он  все видит и все понимает. Он знает, что мною
движет не  похоть, но любовь; что я всей душой люблю каждую женщину,
которой обладаю.  Жаль, что  сами женщины не хотят этого понять и не
могут простить меня.
   - Я понимаю тебя, милый, - ласково сказала Изабелла. - У тебя так
много любви,  что ее хватает на многих, и ни одна женщина недостойна
того, чтобы  ты излил  на нее  всю свою  любовь. Ты  еще не встретил
такую... и,  может быть, не встретишь никогда... Но мне все равно, я
на тебя  не в  обиде. Не  пристало мне,  замужней женщине,  пусть  и
ненавидящей своего  мужа, требовать,  чтобы ты  любил только меня. Я
вполне удовольствуюсь  той частичкой твоей любви, которая приходится
на мою долю.
   - О, как  я тебя  обожаю! - восхищенно  произнес Филипп, поднимая
голову.
   Они долго и страстно целовались, а потом он подарил ей ту частицу
своей любви и нежности, которая приходилась на ее долю...

   По истечении  второго часа  пополуночи  Филипп  вышел  из  покоев
Изабеллы и  с удивлением увидел перед собой сопровождавшего их пажа,
который сидел  на полу  напротив двери, прислонившись спиной к стене
коридора. Уронив  голову на грудь, он тихо посапывал. Справа от него
стоял потухший фонарь.
   Закрывая дверь, Филипп намеренно громко хлопнул ею, едва не задув
пламя своей  свечи. Паренек  вздрогнул, поднял  голову и  недоуменно
уставился на него. Сообразив, наконец, что к чему, он быстро вскочил
на ноги и виновато заморгал.
   - Прошу прощения, монсеньор. Я малость вздремнул.
   - Какого дьявола ты здесь забыл?
   - Но монсеньор!  Вы  же  не  велели  мне  уходить.  А  я  человек
исполнительный.
   - М-да, - вынужден был согласиться Филипп. - Тут ты прав.
   - К тому же, - поспешил добавить паж, - я стоял на шухере.
   - Ясненько, - ухмыльнулся  Филипп и  протянул ему свечу. - Ладно,
пошли.
   Возле своей  двери Филипп  остановился и  сунул пажу  в руку  два
золотых гасконских  дублона. Парень  взглянул на  монеты, и  тут  же
челюсть его  отвалилась, а  глаза чуть  не  вылезли  из  орбит.  Он,
конечно, рассчитывал  на солидное  вознаграждение за свое молчание -
но такой щедрости он никак не ожидал.
   - Об®яснять нет никакой необходимости? - спросил Филипп.
   - Разумеется,  нет,   монсеньор, -  с   трудом  выдавил  из  себя
обалделый паж. - Вы только проводили ее высочество и сразу же ушли.
   - Ты видел это собственными глазами?
   - Ясное дело! Я же сопровождал вас - сначала до покоев госпожи, а
потом - до ваших.
   - Вот и  хорошо. А  то, что могло тебе почудиться или присниться,
когда ты малость вздремнул, - об этом ты никому, даже лучшим друзьям
и подругам, надеюсь, не расскажешь?
   - Конечно, монсеньор. Свои сны я никому не рассказываю. Только...
   - Что "тол