ько"?! - грозно осведомился Филипп.
   - Монсеньор, - заговорил  паж, сам изумляясь своей наглости. - Вы
дали мне две монеты с отчеканенным на них вашим профилем...
   - Ну, и что?
   - Одну из них я хотел бы сохранить на память, но...
   - Ага, понятно! -  Филипп выудил из кармана монету достоинством в
четверть скудо  и отдал  ее бессовестному  шантажисту. - Здесь  тоже
отчеканен мой профиль. Теперь ты доволен?
   - О да, монсеньор!
   - И учти,  сорванец: если  ты  вздумаешь  вести  двойную  игру  и
соблазнишься на монеты с профилем Филиппа-Августа Третьего...
   - Монсеньор! - с  притворным негодованием  воскликнул  паж. -  За
кого вы меня принимаете?
   - За того, кто ты есть, - невозмутимо ответил Филипп. - Ты знаешь
Эрнана де Шатофьера?
   - Да, монсеньор.  Ваш паж д'Обиак рассказывал, как господин граф,
в качестве разминки, вырывает с корнями молодые дубки и...
   - Так вот,  приятель, - перебил  его Филипп. -  Я не люблю лупить
детей, так  что, если  ты дашь волю своему длинному языку, я попрошу
Шатофьера ухватить тебя за ноги и перебросить через крепостную стену
Кастель-Бланко. Он не откажет мне в этой маленькой услуге.
   - Монсеньор! Зачем  эти угрозы?  Ведь я  дворянин и даю вам слово
чести.
   - Так тому  и быть, -  кивнул Филипп. -  Положусь на  твое  слово
чести, а также на твой страх быть переброшенным через стену - это ты
тоже учти. А теперь ступай и будь паинькой.
   Паж молча  поклонился и  уже отошел на несколько шагов, как вдруг
ухмыльнулся и сказал:
   - Однако и женщина мне приснилась, монсеньор! Губки оближешь.
   - Пошел  вон,  сопляк! -  раздраженно  гаркнул  Филипп. -  Оближи
сначала молоко со своих губ, а потом уже на женщин облизывайся.



        Глава 49
                          НОЧНОЕ СОВЕЩАНИЕ

В прихожей  его покоев  было темно и пусто. Филипп прошел в соседнюю
комнату, откуда  слышалась унылая болтовня. Там его ожидали д'Альбре
и Бигор. Симон выглядел сонным, а Гастон злым.
   - Почти все  наши в  сборе, - констатировал  Филипп. - Но  где же
Эрнан? Как я понимаю, он главный виновник этого торжества.
   - Его светлость  велела обливать себя холодной водой, - проворчал
в ответ Гастон.
   Филипп прислушался -  из мыльни  доносился плеск воды и довольное
рычание баритоном.
   - У него отходняк, - хмуро добавил Симон.
   Филипп снял  с себя  камзол, плюхнулся в кресло напротив друзей и
спросил:
   - Так это он привел вас ко мне?
   - А кто же еще? - лениво проронил Гастон. - Чертов монах!
   - Ты был у Елены Иверо? - сочувственно осведомился Филипп.
   - У нее самой.
   - Ага! Теперь  ясно, почему  у тебя такой кислый вид. Стало быть,
Эрнан чувствительно помешал твоим забавам?
   - Ну да.  Этот евнух  с  гениталиями,  считай,  вытащил  меня  из
постели.
   (С присущим  ему грубоватым  изяществом  Гастон  назвал  постелью
кресло, стоявшее  в двух  шагах от  дивана, где располагалась Елена.
Ему стыдно  было признаться друзьям, что за три недели он ни разу не
переспал с ней - как, впрочем, и ни с какой другой женщиной.)
   - А ты, Симон? Где ты был?
   - Я?.. Я ничего... - Глаза его забегали. - Я просто...
   - Он   просто    беседовал   с    графиней    де    Монтальбан, -
прокомментировал Гастон. -  Граф, ее муж и двоюродный дядя, оказался
слишком стар,  чтобы быть  приглашенным в  Кастель-Бланко, и графиня
скучала без  него. Вот  Симон и  решил чуток  поразвлечь ее.  Ты  же
знаешь, какой он интересный и остроумный собеседник.
   Филипп с  серьезной  миной  кивнул,  еле  сдерживаясь,  чтобы  не
расхохотаться.
   - Да уж, знаю. Ведь это общеизвестно.
   - А ты что делал? - спросил у него д'Альбре. - Ну-ка, ну-ка! - он
взял Филиппа  за грудку, притянул его к себе и обнюхал всклокоченные
волосы; затем толкнул его обратно в кресло. - Ну, и как она?
   Филипп покраснел.
   - Кто "она"?
   - Изабелла Арагонская.
   - С чего ты вдруг...
   - Да полно тебе! - отмахнулся Гастон. - Не изображай оскорбленную
невинность. Только  что ты валялся в постели с Изабеллой Арагонской,
я это по запаху учуял.
   - Ах, по запаху? Подумать только! Наша борзая взяла след.
   - Твой сарказм  неуместен,  дружище.  Нюх  у  меня  действительно
тонкий - пусть  и не  столь тонкий, как у борзой, но и жаловаться на
его отсутствие  мне не  приходится. Давеча  я пытался  приударить за
этой недотрогой...
   - И получил от ворот поворот, - злорадно вставил Симон.
   - Всяко  бывает, -   невозмутимо  ответил  Гастон. -  Когда  тебя
отвергает чужая  жена или незамужняя девица, это всего лишь неудача,
в этом  нет ничего  позорного. А  вот один  наш общий  знакомый  (из
деликатности и  не стану  называть его  по  имени),  так  его  порой
отшивает его же собственная жена.
   Симон понурился, а Филипп захихикал.
   - Итак, - между  тем продолжал Гастон, - Франция получила от тебя
уже вторую  пощечину. Сначала ты отвоевал Байонну, а теперь оттрахал
жену наследника...
   - А ну,  заткнись! - внезапно  вскипел Филипп,  глаза его  гневно
засверкали. - Если  я еще раз услышу от тебя это слово применительно
к женщинам, которых я лю... которые мне нравятся, - то пеняй на себя
и не говори, что я не предупреждал.
   Гастон обреченно вздохнул:
   - В таком  случае мне придется вообще позабыть это слово. Ведь ты
лю... то  есть, тебе  нравятся все  без исключения  женщины, которых
можно без  отвращения тра...  пардон, заниматься  с ними  любовью  в
более или менее трезвом состоянии.
   - Фу! -  произнес  Филипп,  брезгливо  поморщившись. -  Какой  ты
пошляк!
   - Что правда,  то правда, -  послышался с  противоположного конца
комнаты  голос   Эрнана.  Раскрасневшийся  от  холодного  купания  и
укутанный в  широкую белую  простыню, он  стоял у  двери, ведущей  в
мыльню. - Филипп совершенно прав: как только в жизни появляется что-
нибудь светлое и прекрасное, тут же приходит Гастон и все испошлит.
   Д'Альбре демонстративно фыркнул:
   - Чья бы  корова мычала!  Кому-кому, но  не тебе, монаху чертову,
разглагольствовать про светлое и прекрасное.
   - Но  и   не  тебе,  жеребцу  похотливому, -  отпарировал  Эрнан,
вразвалку приближаясь  к друзьям. -  А ты, Филипп, хорошо устроился,
как я погляжу. Такие шикарные покои, не то что у меня. Мне, к твоему
сведению, приходится  ютиться в  одной жалкой  комнатушке... Ну,  не
так, чтобы слишком жалкой, но все же это несправедливо.
   - Вот  когда   станешь   гроссмейстером   тамплиеров, -   заметил
Гастон, - тогда  и тебя будут принимать наравне с королями. Думаешь,
мои апартаменты намного лучше?
   - У тебя две комнаты.
   - Та же  твоя комната, только и того, что разделена надвое тонкой
перегородкой...
   - И сени  у тебя  попросторнее.  Так  или  иначе,  ты  можешь  не
бояться, что  кто-нибудь вломится  к тебе  и сразу  увидит,  как  ты
мочишься в ночную вазу. - Эрнан вздохнул и плюхнулся на диван. - Что
ни говори, а граф графу рознь.
   - Подчас и  виконт графу  рознь. - Гастон завистливо покосился на
Симона. - Нашего  друга поселили вместе с принцами, предоставили ему
аж три  большие  комнаты,  не  считая  передней  и  мыльни.  Небось,
Маргарита уже  положила на него глаз. Будем надеяться, что вскоре он
отквитает Амелине еще пару ветвей на своих рогах...
   Тут Филипп не выдержал.
   - Хватит! - прикрикнул он. - Прекратите это словоблудие!
   В  этот   же  момент  из  мыльни  вышел  Филиппов  слуга  Гоше  и
почтительно осведомился:
   - Вашим светлостям чего-то надобно, монсеньоры?
   - Нет, Гоше,  ничего, - ответил  Филипп, - до  утра ты  свободен,
ступай. - А  когда  слуга  с  поклоном  удалился,  он  повернулся  к
Шатофьеру: - Ну,  давай, дружище. Что стряслось? Только по существу,
без околичностей.
   Лицо Эрнана приобрело серьезное выражение.
   - Буду говорить по существу, но околичностей нам не избежать.
   Филипп нетерпеливо щелкнул пальцами.
   - Ладно, валяй  свои околичности.  Но покороче,  по существу, без
всяких вступлений и отступлений.
   - Вот и  ладушки, - удовлетворенно  промурлыкал  Эрнан. -  Теперь
ответь мне  на такой  вопрос,  Филипп:  как,  по-твоему,  охраняется
Кастель-Бланко?
   - Надежно. Приступом его так просто не возьмешь.
   - Что ж, согласен. А внутри?
   - Тоже хорошо.
   - А этот этаж?
   - Как государственная  тюрьма. В  конце концов,  здесь  находятся
апартаменты принцев и принцесс королевской крови.
   Шатофьер хмыкнул.
   - Тогда выйди в коридор.
   - Зачем?
   - Чтобы провести смотр охраны.
   - Ах, вот  ты о  чем! - усмехнулся  Филипп. - В  самом деле, ни в
коридорах, ни  в галерее ты не встретишь ни одного стражника. Но все
подходы на  этот этаж  охраняются так,  что и  муха не  пролетит, не
подвергнувшись тщательной  проверке. И  между прочим.  Сам  выйди  в
коридор и  выкрикни что-нибудь  вроде "ой-ой-ой!" -  так сразу  же к
тебе сбежится  дюжина стражников.  Нет, дружище,  все твои  опасения
напрасны. Охрана  здесь невидима,  но лишь до тех пор, пока в ней не
нуждаются; а  так она  вполне надежна. За исключением Маргариты и ее
сорока семи  гостей, сюда никто беспрепятственно не войдет. Отошли я
Гоше за  бутылкой вина,  обратно он  вернется в  сопровождении  двух
стражников, которые  уберутся лишь  тогда, когда убедятся, что все в
полном порядке.  А что  касается отсутствия  часовых в  коридорах  и
галерее, то...
   - То это  очень удобно, -  продолжил  его  мысль  Гастон. -  Хоть
сейчас наш  Филипп может снова пойти к принцессе Изабелле, и если он
будет осторожен,  а ее  горничная будет  держать язык  за зубами, то
никто никогда  не узнает,  где он был и сколько времени он там "где-
то" провел...  Гм, разве  что по  запаху - ведь  она  так  аппетитно
пахнет!
   Эрнан прокашлялся, призывая к вниманию.
   - Но в  этом,  кажущемся  безобидным,  удобстве  есть  не  только
светлая, романтическая, но и темная, зловещая сторона.
   - Вот как! -  насторожился Филипп. Хмурый вид Эрнана не предвещал
ничего хорошего. - А ну, выкладывай, что у тебя на уме!
   Гастон и Симон подались вперед; глаза их лихорадочно заблестели.
   - Прежде всего, -  начал Эрнан, -  немного пофантазируем...  Нет-
нет, чуток, самую малость. Так вот, в противоположном крыле замка на
этом же  этаже обитает  девять дам,  и  все  они  принцессы  крови -
Маргарита и  Жоанна Наваррские,  Бланка  Кастильская,  Елена  Иверо,
Мария  и  Изабелла  Арагонские,  Адель  де  Монтальбан  и,  наконец,
королева Кастилии  Констанца Орсини. Есть, правда, еще брачные покои
с Габриелем  и Матильдой -  но эта  парочка не  в счет.  Если они  и
замышляют кого-то убить, так это друг дружку... Гм-м, далее. В нашем
крыле, то  есть в  твоем крыле, Филипп, обитает восемь принцев крови
плюс один  Симон де  Бигор. Кроме  главного коридора,  эти два крыла
соединены также галереей, где нет никаких лестничных пролетов, и вот
по этой  галерее... Представим  себе такую  возможность  (только  не
принимай  это   всерьез,  Симон,  я  беру  тебя  к  примеру),  итак,
предположим, что  наш Симон  заимел зуб  на какую-нибудь  из  восьми
вышеупомянутых дам, скажем... скажем, на Марию Арагонскую.
   Щеки Симона вспыхнули.
   - Гнусная ложь! - пробормотал он, виновато пряча глаза.
   Филипп и Гастон вопросительно уставились на Эрнана.
   - Что такое? - хором произнесли они.
   - Ничего  особенного, -  отмахнулся  тот. -  Это  наш  с  Симоном
секрет, и  я не  намерен выдавать  его... В  том случае,  конечно, -
веско добавил  Шатофьер, - если  он  будет  вести  себя  паинькой...
Значит, продолжим. По некоторым причинам Симон заимел зуб на госпожу
Марию, и  вот, темной  ночью, когда  все легли спать, он, спрятав на
груди кинжал,  выходит от себя, без излишних предосторожностей, но и
не создавая  лишнего шума, никем не замеченный, переходит по галерее
на женскую половину, подходит к двери вышеупомянутой принцессы, тихо
стучит... - Тут  Эрнан обескуражено  умолк и покачал головой с таким
видом,  будто   только  сейчас   обнаружил  в   своих   рассуждениях
существенный из®ян.
   - Ну! - приободрил его Филипп. - Что дальше?
   - Дальше  ничего, -  сокрушенно  вздохнул  Шатофьер. -  Я  выбрал
неудачный пример.  Ни госпожа  Мария, ни  ее  горничная  не  впустят
Симона внутрь, а скорее всего поднимут гвалт и вызовут стражу.
   - Однако мысль твою я уловил. Кто-нибудь из нас, принцев, проявив
определенную сноровку  и некоторую осторожность, может явиться среди
ночи к  какой-нибудь из  принцесс, остаться с ней наедине, якобы для
серьезного разговора,  ловко перерезать ей горло - так, чтобы она не
пикнула, затем  прикончить горничную, как единственного свидетеля, и
спокойно возвратиться к себе... Ч-черт! Но это же чистейший вздор!
   - Отнюдь, - авторитетно  заявил Эрнан. -  Никакой это  не  вздор.
Именно  так   собирается  поступить   Рикард  Иверо   с   принцессой
Маргаритой.
   - О Боже! - испуганно взвизгнул Симон.
   - Когда? - спросил практичный Гастон.
   - Черти полосатые! - сказал Филипп. - Ты это серьезно?
   - Серьезнее быть  не может.  Ты помнишь  наш  первый  разговор  о
лурдском лесничем?
   - Да, - ответил  Филипп, выстрелив  взглядом  в  Симона. -  Дело,
кажется, было на ристалище...
   - Вот-вот, на  ристалище. В твоем шатре. А когда вы оба уехали, я
там уснул, и виделся мне жуткий сон...
   Разумеется, Эрнан  поведал друзьям  не о  коварных  сарацинах  из
своего сна.  Он рассказал  о не  менее коварных  христианах, которые
имели обыкновение обсуждать свои преступные планы на арабском языке.
   Филипп, Гастон  и Симон  слушали его,  не перебивая.  Когда Эрнан
закончил, в  комнате воцарилась гробовая тишина - все трое, каждый в
меру  своих   умственных   способностей,   переваривали   полученную
информацию.
   - Матерь  Божья! -   наконец  выдавил   из  себя  Филипп. -  Граф
Бискайский, виконт Иверо!.. Кто бы мог подумать!
   - То-то и  оно! Никто  бы на  них не подумал. Графа здесь нет. Он
вдохновитель и  организатор покушения,  и остался  в Памплоне, чтобы
никто не заподозрил его в причастности к убийству...
   - Не совсем  так, - перебил  Эрнана Филипп. - Маргарита вообще не
приглашала его в Кастель-Бланко.
   - Это несущественно.  Главное, что  граф будет  вне подозрений. А
что касается  Рикарда Иверо,  то он втихую сделает свое дело и будет
таков. А всю вину свалит на другого.
   - Как? - спросил Гастон.
   - Этого я  не знаю.  Возможно, он  собирается обронить  на  месте
преступления  чужую   вещицу.  Или,   к  примеру,  оставить  там  же
окровавленный кинжал  предполагаемого козла  отпущения.  Есть  много
разных способов.
   - И я,  кажется, догадываюсь, -  сказал Филипп, -  кому отводится
роль козла отпущения.
   - И кому же?
   - Думаю, Ричарду  Гамильтону. Он  приглашен сюда по просьбе Эрика
Датского, но  на самом  деле инициатива  исходила  от  Елены  Иверо,
которая, должно быть, лишь исполнила просьбу своего брата.
   Эрнан одобрительно хмыкнул:
   - Вероятно, ты  прав.  Во  всяком  случае,  когда  я  узнал,  что
Гамильтон едет с нами, на него-то я и подумал.
   - Но почему? - отозвал Симон. - Зачем они хотят убить Маргариту?
   Гастон с громким стоном выдохнул воздух.
   - Неужели тебе  не ясно,  что после  смерти Маргариты наследником
престола станет граф Бискайский?
   - Ну... Это  мне ясно.  Вправду ясно, Гастон, и не смотри на меня
такими глазами. Я ведь имел в виду не графа, а виконта Иверо. Ему-то
зачем убивать Маргариту? Он же любит ее.
   - От любви до ненависти один шаг, детка, - снисходительно ответил
Эрнан. - Виконт  не просто  любит ее, он любит ее безумно и, по всей
видимости, окончательно  выжил из  ума, когда  она отвергла  его. Он
истратил на  подарки ей  целое состояние,  по уши  погряз в  долгах,
евреи-ростовщики затравили  его, требуя  немедленно расплатиться  по
векселям. На  него обрушился гнев родителей. Как мне стало известно,
граф, отец  его, даже  пригрозил ему  лишением наследства, а тут еще
Маргарита послала  его подальше  и бросилась на шею Филиппу. - Эрнан
тяжело вздохнул. -  Одним словом,  было от чего рехнуться. Я понимаю
его, сочувствую -  но не  оправдываю. Не  люблю слабовольных  людей,
порой они  способны на  такие гнусности,  что... Ай, ладно! В общем,
первое, что  отколол Рикард  Иверо, получив  отставку, это попытался
покончить с собой. Но тут ему некстати помешал граф Бискайский...
   - Откуда ты  знаешь?! - изумился  Филипп. - Ведь  это держалось в
строжайшем секрете.
   - Я  знаю   все,  что   считаю   нужным   знать, -   самодовольно
ответствовал Эрнан. -  Так вот, судя по всему, графу удалось убедить
кузена, что не стоит убивать себя. Дескать, гораздо лучше и приятнее
будет отомстить обидчице, убив ее саму.
   Филипп задумчиво кивнул:
   - Все сходится.  Абсолютно все.  Даже то,  почему Рикард Иверо не
взял с  собой камердинера - чтобы не было лишних свидетелей. А вчера
я разговаривал с Маргаритой... - Тут до него кое-что дошло, он резко
вскочил на  ноги и  вперился в  Эрнана гневным взглядом: - И все это
время ты молчал?! Ты никому ничего не сказал?!
   - Нет, никому.
   Филипп плюхнулся в кресло и обхватил голову руками.
   - Боже  правый!   Черти  полосатые!   Три  недели  злоумышленники
готовили покушение  на наследницу  престола, а  этот...  эта  жирная
свинюка спокойно себе пьянствовала и обжиралась.
   - Эта жирная  свинюка, -  внушительно  произнес  Эрнан,  впрочем,
ничуть не  обидевшись, - все три недели вместе со слугами следила за
подозреваемыми и  собрала  неопровержимые  доказательства  их  вины.
Кроме того,  вышеупомянутая свинюка  обнаружила, что в дело замешано
еще, как минимум, четыре человека.
   - Кто?
   - Канцлер графа Бискайского, Жозеф де Мондрагон, двое слуг и один
бывший доминиканский монах, брат Гаспар...
   - Весьма похвальное  усердие, - ворчливо  промолвил  Гастон. -  И
если не  секрет, можно  полюбопытствовать, чтч  эта свинюка намерена
делать дальше?
   - Она собиралась  стеречь покои  принцессы  Маргариты  и  поймать
преступника на горячем.
   - Достойная восхищения самонадеянность, - буркнул Симон.
   - Так  чего   же  ты  здесь  развалился? -  раздраженно  произнес
Филипп. - Валяй, сторожи, подстерегай!
   - Вчера я  еще сторожил, -  невозмутимо ответил  Шатофьер. -  Мы,
кстати, вдвоем охраняли принцессу - я в коридоре, а ты в ее спальне.
   Филипп пристально поглядел на Эрнана:
   - Вот что  я тебе  скажу, дружище. Не знай я тебя так хорошо, как
знаю, то,  право  слово,  подумал  бы,  что  ты  по  уши  влюблен  в
Маргариту.
   - Скажешь еще! -  фыркнул Эрнан. - Все, что я хочу, так это взять
преступников с поличным.
   - А разве  подслушанный тобою  разговор не доказательство? Почему
ты не  пришел тогда ко мне... ну, если не ко мне, то к Маргарите или
к ее отцу, и...
   - И  сделал   бы  самый   обыкновенный  донос, -  с  неподдельным
возмущением   перебил   его   Эрнан. -   Подобно   лакею,   случайно
подслушавшему барский разговор. Ну, нетушки! Я не доносчик. Я жирная
свинюка, согласен,  но я не доносчик. Я поступил так, как велели мне
честь и  долг: я позволил злоумышленникам подготовить злодеяние, тем
временем  собирал  доказательства  их  виновности,  узнал  имена  их
сообщников... Между  прочим, о сообщниках. Один из них, брат Гаспар,
бывший доминиканец, некогда служил в королевском казначействе, затем
его уличили в подделке подписей и печатей, он едва не лишился головы
и был  приговорен к пожизненному заключению, но спустя полтора года,
ровно две  недели назад,  его освободили под ручательство Александра
Бискайского.
   - Черт! - выругался Филипп.
   - То-то  и   оно.  И   теперь,  на   предстоящем   допросе   этот
подделыватель документов  расскажет очень много интересного, чего не
смог бы рассказать на позапрошлой неделе. Думаю, он подделал парочку
писем или  что-то вроде  того,  призванное  скомпрометировать  некую
особу, предположительно  барона Гамильтона.  Эти письма  либо  будут
подброшены графом  Бискайским на  видном месте  в покоях принцессы в
королевском дворце,  либо будут  в