кое же право я признаю и за
собой. У нас состязательный процесс. Мы спорим. Прокурор доказывает, что
Делоне виновен. Я доказываю, что он невиновен. А вы, товарищи судьи, будете
вершить приговор и устанавливать истину. Но разве можно в этом споре
закрыть глаза на человека и, оперируя какими-то бездушными понятиями,
просить три года лишения свободы для Делоне?

Я понимаю, у прокурора есть что мне возразить. Прокурор может сказать вам,
товарищи судьи: я прошу для Делоне такую суровую меру наказания потому, что
он судим, а судимость является по закону отягчающим вину обстоятельством.

Да, судим, и по одной из тех статей, которые ему вменяются сегодня. И тот
приговор 1967 г. я не имею права критиковать, так как он вступил в законную
силу и мне и в голову не приходит выражать сомнение в его законности.

Но я напоминаю вам, товарищи судьи, что ст. 39 УК РСФСР дает право суду и
не придавать прежней судимости значения отягчающего обстоятельства.

Вы не можете не учесть, что к моменту первого ареста Делоне было едва
девятнадцать лет. Мы не можем сейчас ничего сказать по этому делу, кроме
того, что Делоне был осужден к условному наказанию. Мы то дело не
исследовали и не могли исследовать. Поэтому прокурор не имеет оснований
говорить о "крокодиловых слезах". Может быть, позиция Делоне в том суде
объясняется вовсе не желанием кого-то разжалобить слезами, а совсем иными
обстоятельствами.

Никаких других, предусмотренных законом, отягчающих вину Делоне
обстоятельств прокурор указать не может. Их просто нет.

Безусловно отсутствие каких-либо корыстных целей - в самом широком смысле,
полное отсутствие надежд на получение какого-либо личного преимущества или
какой-либо выгоды для себя в результате своего поступка, наконец,
отсутствие тяжких последствий, - все это должно расцениваться как
обстоятельства, смягчающие вину.

Все это дает мне право утверждать, что прежняя судимость за поступок,
совершенный в девятнадцатилетнем возрасте, не является достаточной
мотивировкой для назначения Делоне максимально тяжелого наказания, если
даже исходить из убеждения в его виновности.

Но я не могу, товарищи судьи, ограничить защиту Делоне только вопросом о
мере наказания.

Уже в начале своей речи я высказала свое глубокое убеждение в том, что
Делоне не совершил уголовного преступления, что он должен быть судом
оправдан.

У меня не меньше, чем у моих коллег по защите, права и оснований ссылаться
на то, что Делоне не изготовлял и не приносил лозунгов на Красную площадь,
что Делоне держал в руках лозунг "За вашу и нашу свободу", который в своем
содержании никакой клеветы не несет. Но я не буду на это ссылаться. Я скажу
прямо: именно этот лозунг в руки Делоне попал случайно, он не выбирал
лозунга. Поэтому я должна говорить о всех лозунгах, включенных в формулу
обвинительного заключения.

Но, говоря о всех лозунгах, я не могу не отметить, что некоторые из них, по
моему глубокому убеждению, могли попасть в формулу обвинения только по
недоразумению.

Как можно признать клеветническими слова: "Да здравствует свободная и
независимая Чехословакия!", "За нашу и вашу свободу"?

В фойе кинотеатра "Россия" на стене большими красными буквами написано: "За
вашу и нашу свободу!" Это название кинофильма. Газеты, содержащие
объявление с этим названием фильма, широко, в миллионах экземпляров,
разошлись по стране. И я возражаю против обвинения в уголовном порядке по
подтексту.

Как можно признать клеветническим сам по себе лозунг, который содержит лишь
призыв к свободе и не только не несет никакой информации о каких-либо
фактах, но и не содержит никакой, даже объективно ложной оценки каких-либо
явлений?

Я помню, что есть и другие лозунги, и я обещала говорить о всех лозунгах.
Но здесь я постараюсь, оставаясь на строго правовой юридической позиции, не
выходить ни на минуту за рамки закона. При этом я не буду повторять
доводов, уже прозвучавших в речах защиты.

По закону устное распространение заведомо ложных клеветнических сведений
наказуется в уголовном порядке только в том случае, если оно носит
систематический характер. Произведениями, однократное изготовление или
распространение которых наказуемо, эти лозунги не являются. Это положение
было прекрасно аргументировано адвокатом Каминской. Значит, даже с этих
позиций, независимо от содержания лозунгов, в действиях подсудимых нет
состава преступления.

Заведомо ложные измышления - что это такое в строго правовом смысле? Это
сообщение о фактах, якобы имевших место, лицом, заведомо знающим, что эти
факты не имели места в действительности. Другими словами, закон
устанавливает ответственность за распространение заведомо ложных,
клеветнических сведений или измышлений, распространение заведомо ложной,
клеветнической информации о фактах, не имевших места.

Ни один из вмененных подсудимым лозунгов такой информации не несет.

Может быть клевета и иного порядка - может быть заведомо для данного лица
ложное освещение, умышленно ложная оценка тех или иных фактов или событий,
действительно имевших место. Это тоже будет своеобразная и направленная
информация, которая может быть субъективно заведомо ложной.

Но если та или иная оценка высказывается по внутреннему субъективному
убеждению, то она может быть объективно правильной или неправильной,
вредной или невредной, но она не может быть субъективно заведомо ложной.

Как можно утверждать, что оценка, в правильности которой человек убежден, -
я еще раз повторяю, пусть объективно неправильная, - как можно сказать, что
это его внутреннее убеждение, - пусть объективно вредное, - но как можно
сказать, что оно заведомо для этого человека ложное?

В соответствии с законом я имею право утверждать, что наш закон не знает
уголовной ответственности ни за убеждения, ни за мысли, ни за идеи, а
устанавливает уголовную ответственность только за действия, содержащие
конкретные признаки того или иного уголовного преступления. Вот позиция
защиты, которая дает мне право утверждать, что умысла порочить советский
государственный строй у Делоне не было, что он в своих действиях
руководствовался совсем иными мотивам. Если эти мотивы, это своеобразие
мнений и убеждений прокурор охарактеризовал как политическую незрелость, то
за политическую незрелость и неустойчивость нет уголовной ответственности.

В наших руках целый арсенал средств борьбы, средств исправления людей,
страдающих политической незрелостью и политической неустойчивостью.
Уголовная репрессия в число этих средств не входит.

Таким образом, я полагаю, что в действиях Делоне нет состава преступления,
предусмотренного ст. 190-1 УК, и он по этой статье подлежит оправданию.

Пожалуй, еще более кратко будет изложение позиции защиты по ст. 190-3 УК.

Прокурор утверждает, что Делоне виновен, ссылаясь лишь на то, что Делоне
признает факт появления на площади 25 августа и развертывания там плакатов
и что его в этом уличает Ястреба.

Несмотря на то, что в законе идет речь о групповых действиях, в пределах
этой группы каждый несет ответственность индивидуально за свои действия, а
не за действия всей группы, по принципу - индивидуальная ответственность за
индивидуальную вину.

Так вот: Делоне признает, Ястреба уличает. Это все доказательства, которые
приведены прокурором в его обвинительной речи.

А в чем уличает Делоне Ястреба? В каком нарушении порядка? Она ведь не
уличает Делоне в том, что он кого-либо ударил. Она дает показания о том,
что ударили самого Делоне два раза. Она ведь не уличает его в том, что он
кричал, создавал шум, нарушил порядок. Она его "уличает" в том, что он и
сам признает, что он сказал так вот, совсем прямо и открыто: пришел на
Красную площадь, чтобы выразить свое несогласие с решением правительства о
вводе войск в Чехословакию, сел у Лобного места и развернул плакат с
лозунгом "За вашу и нашу свободу".

Если, как утверждает товарищ прокурор, в самом факте выражения несогласия с
отдельными мероприятиями правительства содержатся состав преступления, - то
тогда защищать Делоне возможно. Но пусть прокурор укажет закон,
определяющий, что в этом есть состав преступления.

А я слышу, что Делоне обвиняют в несогласии с отдельными мероприятиям, тем
более несогласии, которое никак не сочетается в обвинении с какими-нибудь
неблаговидными целями, - а только за форму выражения этого несогласия. Вот
этой преступной формы в действиях Делоне усмотреть невозможно. Ведь
недостаточно пять раз повторить, что было нарушение, надо указать и
доказать, в чем именно конкретно было нарушение порядка со стороны Делоне.

Прокурор говорит о ст. 13 УК, о необходимой обороне...

Судья (прерывает): Вы в своей речи больше касаетесь речи прокурора.
Пожалуйста, переходите к защите непосредственно.

Каллистратова: Я, товарищ председатель, очень дисциплинированный человек и
беспрекословно подчиняюсь указаниям тех, кто имеет право - а вы имеете это
право - давать мне указания в судебном заседании. Но я прошу вас учесть,
что я - адвокат - не обязана представлять доказательства невиновности
Делоне, по закону я здесь для того, чтобы оспаривать и критиковать те
доказательства, которые представлял прокурор. Поэтому мне представляется
такое построение моей речи правильным.

Однако мне осталось не так долго занимать ваше внимание. Я подхожу к концу
своей защитительной речи.

Ст. 13 УК не может оправдывать незаконные действия. Нужно ли было в порядке
ст. 13 бить Делоне, который не сопротивлялся? Мне кажется, что не нужно. И
мне хотелось бы, чтобы в речи прокурора прозвучал упрек тем неизвестным,
неустановленным лицам, которые делали это. Мы к юноше Делоне предъявляем
очень большие требования. Давайте же предъявим такие же требования и к тем
людям, которые своим несдержанным поведением создали нарушение порядка.
Нельзя за действие этих лиц возлагать ответственность на Делоне, который не
шумел, не кричал, никого не оскорбил, никому не мешал и не совершил
никакого нарушения общественного порядка.

Не стану останавливаться на других вопросах, чтобы не повторять прекрасно
аргументированные доводы Каминской и Поздеева. Я заканчиваю. Надеюсь не на
снисхождение, а на справедливость и законность вашего приговора.

Я прошу Делоне оправдать за отсутствием в его действиях состава
преступления.






Защитительная речь по делу А.Малкина
 Август 1975 г.

Это дело очень простое по своей фабуле, доказательственным материалам. Но
оно очень сложно по правовой, чисто юридической постановке вопроса о
наличии или отсутствии состава преступления в действиях, совершенных
Малкиным. Я с интересом ждала речи своего процессуального противника -
государственного обвинителя, предвидя правовой спор обвинения и защиты. К
сожалению, прокурор в своей яркой эмоциональной речи уделил неоправданно
много места и времени анализу доказательств того, что Малкин уклонился от
призыва в армию, и совсем не коснулся вопроса о субъективной стороне
преступления. Между тем ни подсудимый, ни защита не отрицают того, что
Малкин отказался служить в армии, и это обстоятельство установлено
бесспорно. Вопрос в том, есть ли в этих действиях Малкина состав
преступления, предусмотренного ч. I ст. 80 УК РСФСР, и только в этой
плоскости идет спор между обвинением и защитой.

Прежде, чем перейти к правовому анализу, я должна остановиться на
обстоятельствах, характеризующих личность Анатолия Малкина, и на вопросе о
мере наказания, которого требует для Малкина прокурор. Государственный
обвинитель требует лишения свободы сроком на три года, то есть самой
высокой меры наказания, ссылаясь при этом на обстоятельства, отягчающие
якобы вину Малкина. Но ни одно из обстоятельств, указанных прокурором, не
предусмотрено законом как отягчающее вину. Кроме того, прокурор в своей
речи ссылается на некоторые обстоятельства, которые судом не исследовались
и не могли исследоваться. Так, государственный обвинитель утверждает, что
убеждения Малкина нелояльны, что Малкину чужды взгляды советских людей, что
ему не нравятся советские порядки, что он хотел "убежать" в другое
государство. Прокурор также заявил, что Малкин испытывает "ненависть к
нашей стране". Суд не исследовал, не мог исследовать вопроса об убеждениях
и взглядах Малкина, так как убеждения и взгляды не являются предметом
судебного разбирательства. Не было в судебном заседании и речи об отношении
Малкина к советским порядкам, о любви или ненависти к стране, которую
Малкин хотел покинуть. Не "убежать" хотел Малкин, а использовать свое право
на эмиграцию, заявив это в установленном порядке в официальное советское
учреждение.

Желание выехать из СССР вовсе не обязательно свидетельствует о "несогласии
с порядком", а тем более о "ненависти". Могут быть и несомненно есть другие
причины, побуждающие к эмиграции, в частности, религиозные убеждения,
семейные или дружеские связи, наконец, просто желание жить в другой стране.
Во время судебного следствия председатель-судья правильно остановил Малкина
замечанием, что вопрос исключения из института не рассматривается судом.
Однако прокурор счел себя вправе заявить, что Малкин исключен из института
правильно. Я коснусь этого вопроса только в плане оценки личности Малкина.
В приказе от 6 июня 1974 г. не расшифровано, в чем заключалось поведение
Малкина, не достойное советского студента. Однако в характеристике,
выданной Малкину, написано, что аморальное поведение выразилось в
двурушничестве, обмане товарищей и неискренности. Это действительно
отрицательные черты. Но чем установлено наличие этих отрицательных черт у
Малкина? В десятом классе школы он характеризуется положительно,
исключительная честность отмечается как основная черта его характера.

В показаниях его товарищей по группе в институте на предварительном
следствии (см. показания Погасяна и Золотого) говорится, что его решение
уехать в Израиль для товарищей не было неожиданным, он не скрывал этого
решения! - но ни слова не сказано ни о двурушничестве, ни об обмане, ни о
неискренности. Не сказано об этих отрицательных качествах и при обсуждении
персонального дела Малкина на заседании комитета ВЛКСМ. Не стану вдаваться
в обсуждение вопроса, что такое "социал-шовинизм", я такого сочетания
терминов не знаю и вообще не понимаю, какое отношение имеет шовинизм к
Малкину, но кроме "социал-шовинизма", религиозных взглядов и намерения
уехать в Израиль никаких иных упреков в адрес Малкина не было. За что же
исключен Малкин из института? Чем обоснована ссылка в характеристике на
двурушничество, обман и неискренность? Вот если бы Малкин, стремясь
получить высшее образование, скрыл от товарищей и официальных учреждений
свое намерение уехать в Израиль, свои религиозные убеждения, тогда были бы
неискренность, обман, аморальность. До 24 апреля 1974 г. за свою небольшую
жизнь Малкин не имел ни одного упрека в свой адрес, поэтому нельзя считать,
что он характеризуется отрицательно.

Нельзя не отметить, что Малкин не мог работать с момента исключения из
института до момента ареста только потому, что он не имел ответа из ОВИРа
на свое ходатайство о выезде и не мог скрывать того, что вопрос об этом
находится на разрешении. Прокурор утверждает, что Малкин попал под какое-то
влияние каких-то людей, хотя об этом нет решительно никаких данных в
материалах дела, и это он склонен также считать отягчающим вину
обстоятельством. Если Малкин склонен так легко поддаваться влияниям, то
почему же, с точки зрения государственного обвинителя, нужен столь длинный
срок для его исправления? Однако Малкин ни на чье влияние как на смягчающее
обстоятельство не ссылается, а свидетель Золотой характеризует его как
волевого, обдумывающего свои решения человека. Уклонение от явки по вызову
следователя законом не отнесено к отягчающим вину обстоятельствам. Однако
достаточных доказательств того, что уклонение от суда и следствия имело
место, обвинитель суду не представил. О какой "нелегальной" квартире, о
каком "нелегальном" положении говорит прокурор?

Малкин не жил по месту прописки с родителями начиная с июля 1974 г., то
есть ушел из дома задолго не только до возбуждения уголовного дела, но и до
призыва в армию. Это подтвердил отец подсудимого. Почему он ушел? Это ясно.
Произошел конфликт с родителями. Анатолий любит отца и мать, он не хочет и
не может ссориться с ними. Но он не может и не хочет изменить свое решение,
вызвавшее конфликт. Сотни, а может, и тысячи москвичей фактически месяцами
живут в Москве не по месту своей московской прописки, а у друзей, знакомых,
родственников. Чаще всего это вызывается семейными конфликтами. И такое
проживание человека в другом месте, на другой улице, не по месту прописки
не считается "нелегальным", не влечет административной ответственности,
допускается правилами прописки в Москве. Повесток с вызовами в прокуратуру
Малкин не получал. Отец Малкина в предварительном следствии дал показания о
том, что он о вызовах в прокуратуру сыну не говорил. Здесь, в суде, он
сначала сказал, что сообщил сыну о вызовах в прокуратуру, но при уточнении
этого вопроса употребил формулировку, указывающую на сомнения и
неуверенность: "По-моему, я сыну о вызовах в прокуратуру говорил". Когда
именно и при каких обстоятельствах говорил - не помнит. Нельзя при таком
положении считать, что установлено, что Малкин скрывался от следствия.
Малкину всего двадцать лет. Он впервые предстает перед судом.

Все сказанное давало бы мне серьезные основания при отсутствии спора о
виновности Малкина утверждать, что прокурор требует чрезмерно сурового
наказания и просить о смягчении. Но профессиональный долг обязывает меня
ставить перед судом вопрос об оправдании Малкина за отсутствием в его
действиях состава преступления. Признавая факт отказа от призыва в армию,
Малкин не признает себя виновным в совершении уголовного преступления,
утверждая, что не имел умысла на нарушение закона о всеобщей воинской
обязанности. Я далека от намерения превратить свою защитительную речь в
лекцию о теории науки о составе преступления. Но позиция подсудимого
обязывает меня как юриста дать правовой анализ состава преступления. Для
состава преступления необходимы четыре элемента: субъект преступления - он
налицо (Малкин совершеннолетний, вменяемый человек, несущий ответственность
за свои действия. Здесь у защиты нет спора с обвинением); объектом
преступления (второй элемент состава), предусмотренного ч. 1 ст. 80 УК
РСФСР, являются интересы государства (и здесь у защиты нет спора с
обвинением); объективная сторона преступления, то есть действия,
предусмотренные уголовным законом (также не опровергаются защитой);
субъективная сторона преступления в форме умысла или неосторожности (иначе
отсутствует состав преступления).

Вот на этом четвертом обязательном элементе состава преступления и
сосредоточивается весь спор между защитой и обвинением. Преступление,
предусмотренное ч. 1 ст. 80 УК РСФСР, может быть совершено только
умышленно. На что же был направлен умысел Малкина? В этом аспекте суд не
могут не интересовать причины, по которым Малкин отказался явиться на
призыв в армию. Он говорит, что является гражданином государства Израиль и
поэтому считал себя не только не обязанным, но не имеющим права служить в
Советской Армии. Поскольку к моменту совершения действий, вменяемых
Малкину, он еще не получил ответа из Президиума Верховного Совета СССР,
надо признать, что он является гражданином СССР. Но он был уже принят в
гражданство Израиля и, следовательно, был лицом с двойным гражданством. При
всем моем уважении к своему процессуальному противнику - прокурору - я
должна сказать, что он ошибается, утверждая, что не может быть лиц с
двойным гражданством.

Правовое понятие о лицах с двойным гражданством существуют как в нашем
законодательстве, так и в специальной юридической литературе. Я могу
сослаться на ряд конвенций, заключенных советским правительством с другим
странами в 50-х и 60-х гг. о порядке ликвидации двойного гражданства,