сь
и составляли единый текст, которой затем публиковался в "самиздате". Две
таким образом записанные речи Софьи Васильевны - в защиту Вадима Делоне и в
защиту Анатолия Малкина - представлены в этом разделе.

Речь в защиту Александра Подрабинека никогда не была произнесена, она
написана рукой Софьи Васильевны, которая в этом время уже вынуждена была
уйти из Коллегии адвокатов (хотя, как видно из публикуемого текста, могла
бы еще защищать и защищать).






Защитительная речь по делу Михайлова
 в судебной коллегии по уголовным делам Московского облсуда 12 мая 1958 г.

В судебном заседании бесспорно установлены следующие обстоятельства дела:

После окончания рабочего дня 9/VII-57 г. грузчики Матицин, Михайлов,
Федоров и Беляков в нетрезвом состоянии были на станции Кунцево, и здесь
между Михайловым и подошедшим Лукашевым произошел конфликт - ссора, в
которой какое-то участие на стороне Михайлова принял Матицин.

После этого Матицин, Михайлов, Федоров и Беляков пошли в закусочную  2,
расположенную на углу Некрасовской улицы и Косого переулка, где выпивали,
сидя за одним столом. За этим столом сидели еще две женщины. В той же
закусочной за другим столом был и Лукашев.

Михайлов ударил по лицу одну из женщин - Жирнову. Кто-то заступился за
Жирнову, после чего в закусочной началась драка. В драке избитым оказался
Лукашев.

Через некоторое короткое время (10-15-20 минут) в Косом переулке, куда
выходят ворота со двора закусочной, был обнаружен смертельно раненный ножом
Матицин, а в пяти шагах от него был задержан Михайлов, одежда которого была
сильно испачкана кровью. Нож ни у Михайлова, ни около умирающего Матицина
обнаружен не был.

Михайлов, обвиняемый в убийстве Матицина, с первого допроса и до
сегодняшнего дня утверждал и утверждает, что он ножа не имел, Матицина,
являющегося его другом, не убивал, что он подошел к смертельно раненному
кем-то другим Матицину и пытался оказать ему помощь, зажимал рану рукой,
хотел поднять раненого, но не удержал и уронил и в это время был задержан.

Я сознательно излагаю перед вами, граждане судьи, обстоятельства дела
предельно кратко, указывая лишь те моменты, по которым нет спора между
обвинением и защитой.

Вам известно, что приговором от 10/XII-57 г. Михайлов был признан виновным
в убийстве Матицина и приговорен к высшей мере наказания - расстрелу.

Этот приговор был отменен Верховным судом РСФСР по жалобе защиты. Новое
судебное следствие, проведенное неторопливо и тщательно, еще более укрепило
убеждение защиты в том, что предание Михайлова суду по п. "а" ч. I ст. 136
УК РСФСР является тяжелой ошибкой, что Михайлов не совершал убийства, что
настоящий убийца Матицина остался неразоблаченным.

Обвинение, предъявленное Михайлову по ч. II ст. 74 УК РСФСР, естественно,
волнует меня значительно меньше. Михайлов признал себя виновным в
хулиганстве. Его вина в этой части доказана показаниями свидетелей. Что же
сказать по этому поводу? Разве только то, что он хулиганил в закусочной не
один, а на скамье подсудимых оказался один. Но это не исключает состава
преступления в его действиях. Не мое дело, защитника, говорить о
привлечении других лиц. Я могу лишь просить не возлагать на Михайлова
ответственность за всю сумму беспорядка, учиненного в закусочной
несколькими лицами, и судить его лишь в меру его индивидуальной вины за те
хулиганские действия, которые он лично совершил.

Не оспаривая виновности Михайлова в хулиганстве и квалификации его действий
по ч. II ст. 74 УК РСФСР, я не буду об этом больше говорить в защитительной
речи до самого ее завершения, пока не встанет вопрос о том, какую меру
наказания, с точки зрения защиты, нужно определить Михайлову по ст. 74 УК
РСФСР. Все время, которое я вынуждена отнять у вас для защитительной речи,
я посвящу исключительно вопросу обвинения Михайлова по ст. 136 УК РСФСР.

Для того, чтобы карать действительных преступников, для того, чтобы кара
правосудия со всей тяжестью обрушилась на человека действительно виновного
в совершении тяжкого преступления, - совершенно необходимо строжайшее
соблюдение законности при расследовании преступления. Мне представляется,
что это положение бесспорно.

Вся сложность настоящего дела заключена в том, что с самого начала, с
первых минут расследования по делу убийства Матицина были допущены
нарушения закона, и эти нарушения привели к тому, что вопрос о
действительном, настоящем виновнике, о настоящем убийце Матицина разрешить
трудно, а может быть, и невозможно.

Закон устанавливает, что сложные дела о тяжких преступлениях, в том числе
об убийствах, должны расследоваться квалифицированными следователями
прокуратуры. В нарушение ст. 108 УПК РСФСР настоящее дело в течение
длительного времени расследовалось работниками милиции и было передано в
прокуратуру только через 20 дней после убийства. В течение первых 20 дней,
когда возможно было собрать все доказательства и улики квалифицированно, с
применением научно-технических средств, и раскрыть преступление и
установить действительного убийцу, - следствие вели работники милиции,
которые по закону не имеют права расследовать дела об убийствах.

Беда была бы невелика и нарушение это можно было бы счесть формальным, если
бы следствие было поручено одному опытному, знающему и грамотному работнику
милиции, который правильно и объективно расследовал бы и проверил все
возможные версии по делу. Однако, если вы, граждане судьи, посмотрите
первоначальные материалы дела, то убедитесь, что допросы вели и выполняли
другие следственные действия около 10 работников милиции, и среди них есть
такие, которых никак нельзя признать сколько-нибудь пригодными для
расследования столь серьезного дела по уровню юридической и общей
грамотности. В качестве примера я могу сослаться на протокол допроса на
листе дела 20, составленный явно малограмотным человеком.

К чему привело нарушение ст. 108 УПК? Следствие было начато неправильно,
плохо, односторонне. Не были своевременно исследованы все возможные по делу
версии. Утверждая, что следствие было начато плохо, я могу сослаться на
такой авторитетный документ, как Постановление Президиума Верховного суда
РСФСР от 9/IV-58 г. по данному делу, где прямо записано: "Ввиду плохо
начатого следствия, орудие убийства - нож, которым было нанесено Матицину
смертельное ранение, - обнаружено не было". Вопрос о ноже имеет чрезвычайно
серьезное значение, и я к нему еще вернусь.

Михайлов был задержан в 4-5 шагах от трупа Матицина и оказался при
задержании весь в крови. Эта улика с самого начала показалась работникам
милиции, производившим следствие, настолько исчерпывающей и достаточной,
что никаких других версий и предположений проверять не стали, а все допросы
и все следственные действия велись только с целью во что бы то ни стало
уличить Михайлова. Таким образом, была нарушена и другая статья УПК, ст.
111, которая обязывает органы следствия выяснить все обстоятельства,
независимо от того, говорят ли эти обстоятельства против обвиняемого или в
его пользу.

При таком ведении следствия, естественно, не расследовалось преступление,
не исследовались и не проверялись все возможные версии, а подбирались
доказательства против человека, задержанного у трупа Матицина и
испачканного кровью, т.е. против Михайлова.

Я просила суд огласить показания свидетеля Ульянова, несмотря на то, что
эти показания, как может показаться на первый взгляд, не имеют никакого
отношения к вопросу о виновности или невиновности Михайлова в убийстве. Вы
помните, граждане судьи, Ульянов - это потерпевший в драке, проходившей
около закусочной днем 9/VII-57 г. Участие в этой драке не вменено
Михайлову. Ульянов допрашивался в милиции и говорил, что избивал его
неизвестный в светло-сером костюме, выше среднего роста, плотного сложения,
блондин (описание внешности и костюма не соответствует внешности и костюму
Михайлова). А далее в протоколе допроса Ульянова записано: "... как мне
стало известно в органах милиции, его фамилия Михайлов" (?!). Оказывается,
Ульянов не знал фамилии человека, который его избивал, а в милиции ему
подсказывают: "Избивал тебя Михайлов". Для чего? Чтобы вменить Михайлову
еще один эпизод.

Протокол допроса Ульянова - это показатель того, как следователь, даже не
применяя явно незаконных приемов на допросе в своем стремлении уличить, а
не расследовать, наталкивает добросовестного свидетеля на показания,
которые при проверке оказываются, мягко выражаясь, несоответствующими
истине.

И в самом деле - предъявляют после этого допроса Михайлова на опознание, и
Ульянов говорит: ничего подобного, я этого человека не знаю, не он меня
избивал!

В отношении же свидетеля Федорова, главного и, по существу, единственного
свидетеля обвинения, были применены прямо и явно незаконные методы ведения
следствия. Свидетеля Федорова только формально называли свидетелем, а на
самом деле держали в КПЗ в качестве "подозреваемого в убийстве". Как же
можно от такого свидетеля ожидать объективных, беспристрастных и правдивых
показаний?

Федоров сказал в судебном заседании, что ему угрожали. Можно было бы ему не
поверить, можно было бы сказать, что Федоров попытается вывернуться из
неприятного положения, в которое он попал, меняя свои показания. Но мы
представили справку, документ, выданный милицией по запросу суда, и эта
справка подтверждает то, о чем сказал Федоров в судебном заседании. Если
"свидетеля" не пускают домой, пять дней держат в КПЗ как подозреваемого в
убийстве (без протокола задержания, без санкции прокурора!), то разве это
не угроза? Да тут и угрожать не надо, достаточно намекнуть: "Ты дай
показания против Михайлова, иначе смотри, ты у нас подозреваемый в
убийстве". И вот результат: показания Федорова на предварительном
следствии, прямо уличающие Михайлова в убийстве, и категорический отказ от
этих показаний в судебном заседании.

Противоречия в показаниях Федорова многочисленны. Несчастный человек,
запутавшийся в своих показаниях потому, что он давал показания, движимый
двумя разноречивыми чувствами, с одной стороны присущей ему, очевидно,
честностью и желанием сказать только то, что он знает, с другой стороны -
нависшей над ним угрозой: если не дать показания против Михайлова, то сам
окажешься не свидетелем, а обвиняемым.

А угроза эта для Федорова была реальной. Ведь мы так и не установили,
почему у Федорова обе руки были в крови. Показания свидетеля Каткова,
который брал у газировщицы воду и поливал ее на окровавленные руки
Федорова, неопровержимы.

Неправильное ведение следствия в милиции ярко видно и на примере показаний
свидетеля Демина, которого здесь прокурор, очевидно по недоразумению,
зачислил в число сослуживцев и приятелей Михайлова. Установлено, что Демин
и Михайлов ранее друг друга не знали. На листе дела 20, правда, предельно
неграмотно записаны, но все же записаны работником милиции показания Демина
о том, что якобы он видел в руках у Михайлова финский нож и что якобы этим
финским ножом Михайлов "угрожал парню в сапогах, хотя этого парня на улице
не было".

Неточно говорит представитель государственного обвинения, что от этих
показаний Демин отказался в судебном заседании. Он от этих показаний
отказался, как только дело из рук работников милиции перешло в руки того
органа, которому по закону надлежит заниматься расследованием дел об
убийстве. На листе дела 244, еще в предварительном следствии, вы увидите
показания Демина, где он говорит, что он никакого ножа не видел, что он не
знает, к кому относилась угроза парня в коричневом плаще, и сказать по
этому поводу ничего не может. Эти же показания Демин повторил и в судебном
заседании.

Я не стану останавливать ваше внимание на других мелких нарушениях и
пробелах предварительного следствия. Дело в конце концов перешло в руки
опытного следователя областной прокуратуры, который сделал попытку
исследовать другие версии, но или эта попытка была недостаточно энергичной,
или действительно было уже слишком поздно и сделать ничего не удалось.

Если вы, граждане судьи, отклонили мое ходатайство о направлении дела на
доследование, значит, вы убеждены, что больше нельзя добыть доказательств и
нельзя больше ничего по этому делу открыть. Мне кажется, что тщательным,
терпеливым и, я бы сказала, кропотливым расследованием еще можно установить
истину. Но, может быть, вы и правы, может, действительно слишком поздно и,
может быть, утрачена возможность осуществить основную задачу правосудия -
установить истину и покарать настоящего убийцу. Но еще не поздно
осуществить вторую, не менее важную задачу правосудия, еще не поздно
предотвратить осуждение человека, вина которого не доказана.

Оставить преступление нераскрытым, сказать, что мы сегодня не знаем, кто
9/VII-57 г. убил Матицина, это, конечно, тяжело. Признать, что не удалось
установить истинного, действительного убийцу Матицина, - это трудно. Но
насколько тяжелее и труднее вынести обвинительный приговор Михайлову, если
нет уверенности в том, что он совершил это убийство (а такой уверенности не
может быть по материалам судебного следствия), если есть сомнения, если
возможны другие версии, если не исключено совершение этого убийства другими
лицами.

Прежде чем перейти к анализу улик, собранных по делу, я обязана в
нескольких словах остановиться на квалификации действий, вменяемых
Михайлову, безотносительно к решению вопроса о их доказанности.

В постановлении о предъявлении обвинения Михайлову, так же, как и в
обвинительном заключении, не указан ни один из квалифицирующих признаков,
предусмотренных ст. 136 УК. В обвинительном заключении нет ссылки на
какие-либо отягчающие обстоятельства, образующие состав преступления по ст.
136 УК РСФСР. Поэтому, если бы не было спора о виновности или невиновности
Михайлова в убийстве, то надлежало бы сказать, что его действия должны быть
квалифицированы по ст. 137 УК РСФСР, так как ему вменено убийство без
отягчающих обстоятельств. Но я не стану подробнее останавливаться на
квалификации вмененных Михайлову действий, так как глубоко убеждена в
невиновности Михайлова, глубоко убеждена в том, что не Михайлов убил
Матицина, и считаю, что Михайлов по обвинению в убийстве должен быть
оправдан.

Прокурор, обвиняя Михайлова в совершении убийства, ничего не сказал о
мотивах, которые могли привести Михайлова к убийству Матицина. А разве не
ясно, что вопрос о мотивах убийства имеет огромное значение не только для
правильной квалификации преступления, но и для решения вопроса о виновности
или невиновности обвиняемого.

Вы, граждане судьи, установили с исчерпывающей полнотой, что Михайлов и
Матицин были друзьями. Это подтвердили все свидетели, работавшие с
Михайловым и Матициным. Жена погибшего Матицина подтвердила наличие хороших
отношений между ее, ныне покойным, мужем и Михайловым. Между друзьями могут
быть ссоры, особенно, если эти друзья выпили.

Между друзьями могут быть драки, особенно, если друзья сильно пьяны и если
есть причина для ссоры и драки. Но для того, чтобы убить своего приятеля,
человека, с которым, по выражению свидетеля Белякова, отношения были
братские, нужна очень серьезная причина.

В наше время и в нашей стране безмотивные убийства, даже в пьяном виде, -
чрезвычайная редкость. Для молодого человека, воспитанного в советской
семье, в советской школе, в советском рабочем коллективе, привычно
отношение к личности человека, к жизни каждого советского человека как к
высшей ценности. Это и дает мне основание утверждать, что самый факт
безмотивности, беспричинности убийства заставляет сомневаться в виновности.
Для того, чтобы доказать виновность Михайлова в убийстве Матицина, надо
вскрыть и доказать мотивы этого убийства.

В обвинительном заключении написано, что Михайлов убил Матицина за то, что
Матицин заступился за Жирнову, за незнакомую им женщину, которую ударил
Михайлов.

Я уже не говорю, что такой мотив для убийства слишком мелок, слишком
ничтожен. Но установили ли вы, граждане судьи, в судебном заседании, кто
заступился за Жирнову? Матицин ли заступился за Жирнову? Жирнова в судебном
заседании показала: "За меня заступился мой знакомый Меркулов. Меркулов
сказал: "За что бьешь женщину?"". Это тот самый Меркулов, который также
задерживался и подозревался в убийстве по этому делу, но эта версия
осталась непроверенной, нерасследованной.

По этому вопросу допрашивались свидетели Демин и Ларин. Они утверждают, что
за Жирнову вступился неизвестный парень, сидевший за их столиком. Ранее
Демин и Ларин показали, что за их столиком сидел и за Жирнову заступился
именно тот парень, который затем оказался убитым, т.е. Матицин. Однако в
судебном заседании установлено совершенно бесспорно и с исчерпывающей
полнотой, что Матицин сидел за одним столиком с Михайловым, Федоровым,
Беляковым и здесь же сидела Жирнова, а Демин и Ларин сидели за другим
столом, по другую сторону от входа, и с ними сидел какой-то неизвестный им
парень. Установлено, что Демин и Ларин лишь предполагали, что убитым
оказался парень, сидевший за их столом и заступившийся за Жирнову, так как
убитого Матицина им для опознания не предъявляли.

Есть очень много оснований считать, что за одним столом с Деминым и Лариным
сидел Лукашев. Однако я воздерживаюсь от утверждения, что это именно был
Лукашев, я не стану свои предположения и убеждения выдавать за бесспорно
установленный факт. Не стану утверждать, что за одним столом с Деминым и
Лариным сидел Лукашев, но устанавливаю, что это был не Матицин. Кстати,
надо сказать, что в возникшей тут же драке избитым оказался не Матицин, а
Лукашев - это отмечено и в обвинительном заключении.

Какие же основания утверждать, что за Жирнову заступился Матицин? Только
показания так называемого свидетеля Федорова, который показал: "Матицин
заметил - зачем ты бьешь женщину, придет милиция, и нас заберут".
Хорошенькое заступничество за женщину! Это не за женщину он заступился, а
за себя и за свою пьяную компанию. Такое "заступничество" не повод для
ссоры, для драки, для убийства.

Для решения вопроса о том, у кого и какие мотивы, которые могли привести к
убийству Матицина, очень важно установить, кто с кем дрался в закусочной
после нанесения Михайловым удара Жирновой за несколько минут до того, как
совершилось убийство. По этому вопросу в показаниях свидетелей были
противоречия. Большинство свидетелей предпочли ограничиться формулой:
"Народу было много, кто кого бил, понять было трудно".

Но вот по настоянию защиты в судебное заседание явился свидетель Козлов.
Человек пожилой, он зашел в закусочную выпить кружку пива в момент, когда
там происходили события, интересующие нас сегодня. И этот свидетель Козлов
четко и совершенно категорически показал: четверо избивали Лукашева. Он так
показал при допросе на предварительном следствии, он так показал на очной
ставке с Лукашевым (а Лукашев его показания подтвердил), он так показал
сегодня в суде: "Я увидел, что четыре парня избивают Лукашева, и сказал им
- что вы четверо на одного навалились?".

Сам Лукашев по этому поводу показывает, что первый удар ему нанес Михайлов,
а потом его стали избивать все товарищи Михайлова, бывшие с ним в
закусочной.

Таким образом, показаниями Козлова и Лукашева установлено, что четверо -
Михайлов, Матицин, Федоров и, очевидно, Беляков, хотя он это и отрицает,
избивали в закусочной Лукашева. Установлено, что ссора и драка в закусочной
произошли не между Михайловым и Матициным, а между Михайловым, Матициным,
Федоровым, с одной стороны, и Лукашевым, с другой стороны. Избитым в кровь
оказался не Михайлов, не Матицин, а Лукашев. Мотивы мести могли появиться
не у Михайлова, а у Лукашева.

Уклонившись от исследования в своей речи вопроса о мотивах убийства,
прокурор ограничился лишь неоднократным повторением утверждения, что ряд
косвенных улик смыкается вокруг Михайлова. При этом прокурор не затруднил
себя даже простым перечислением этих, якобы неопровержимых, улик,