каза.

Софья Васильевна согласилась прочесть жалобу и сказала: "Если не
расхвораюсь совсем". И добавила: "Не торопите меня, приходите недели через
две". Я настроилась на двухнедельное ожидание, но уже через три дня Софья
Васильевна позвонила мне: "Приходите, я все сделала". Я тут же приехала. Ее
было не узнать: энергичная, уверенная в себе, даже кашель утих, как будто
дело, заинтересовавшее ее, придало ей сил, болезнь отступила. Единственное,
что ее тревожило, - я никак этого не ожидала! - это как я отношусь к ее
критике и исправлениям, не обижусь ли?! Но какой мог быть разговор об
обиде? Чем дальше я читала, тем больше росло мое чувство уважения,
благодарности и восхищения этой необыкновенной женщиной. С одной стороны,
она очень бережно отнеслась к моему тексту (и похвалила его), почти весь
его сохранила, но добавила такие аргументы, о которых я и не подумала,
придала тексту стройность, последовательность и поистине железную логику.
Вот, например, я отметила в жалобе, что Павел Федорович на протяжении
1977-1978 гг. был пять раз освидетельствован комиссиями ВТЭК и признан
инвалидом второй и первой групп, и лишь последняя, шестая, комиссия в
августе 1981 г. признала его здоровым, злостно спекулировавшим заболеванием
глаз. Вставка Софьи Васильевны: "Другими словами, сначала Павла Федоровича
арестовали (13 июля 1981 г.), а уж потом стали создавать "доказательства"
его вины! И первое и, по существу, единственное "доказательство" -
заключение Днепропетровского института трудовой экспертизы - появилось в
деле только через месяц и пять дней после ареста. Это ли не явное и
неоспоримое свидетельство фальсификации дела?"

В моей жалобе не было анализа вопроса о том, с какого момента П.Ф.Кампов,
по мнению Ужгородского суда, утратил инвалидность. Софья Васильевна пишет:
"С какого же числа, с точки зрения Ужгородского суда, П.Ф.Кампов утратил
инвалидность? С 18-19 августа 1981 г., когда его обследовали в
Днепропетровском институте трудовой экспертизы и вынесли вердикт, что он
здоров? Нет, так как этому противоречит большая сумма накопившейся пенсии.
С 13 февраля 1977 г., когда ВТЭК Томской области "ошибочно" определил ему
вторую группу инвалидности? Но как тогда быть с Ужгородской межрайонной
ВТЭК, которая 18 февраля 1978 г. определила ему первую группу инвалидности,
и с заключением Закарпатской областной ВТЭК от 2 июля 1981 г.,
подтверждающим эту первую группу и не упомянутом в приговоре? Ужгородский
суд не установил, с какого именно срока инвалид первой группы П.Ф.Кампов
стал здоровым, поэтому все денежные расчеты суда следует считать
недействительными". (По приговору Кампов должен был вернуть выплаченную с
1977 г. пенсию - 3260 руб. 40 коп.) П.Ф.Кампов постановлением Президиума
Закарпатского областного суда был освобожден из лагеря 30 августа 1989 г.

Да что говорить! Софья Васильевна была прекрасным адвокатом и не утратила
своих профессиональных качеств до самого конца своей жизни.

Не могу сказать, что оценила ее поздно. Нет! Я понимала, какое богатство
она таит в себе, но, может быть, именно это понимание заставило меня
стараться не обременять ее дополнительными заботами, не отнимать у нее
драгоценного времени.






М.Уздина

У Никитских ворот

Наш клуб "Трибуна общественного мнения у Никитских ворот" работал в Доме
медиков. Темы вечеров и встреч объявлялись заранее и всегда были острыми,
поэтому абонементы раскупались мгновенно и зал на двести пятьдесят мест
обычно был полон. У нас проводился вечер Солженицына, состоялась встреча с
активистами "Мемориала". Многие выдающиеся люди, такие, как Лидия
Чуковская, Владимир Антонов-Овсеенко, Олег Волков, именно у нас получили
возможность выступить публично.

Среди прочих тем было две, которые требовали участия
юристов-правозащитников. Лариса Иосифовна Богораз посоветовала мне
обратиться к С.В.Каллистратовой. Я договорилась о встрече по телефону и в
начале января 1989 г. приехала на улицу Удальцова. Открыла мне дверь Софья
Васильевна Каллистратова - невысокая, очень пожилая и приветливая женщина в
теплом домашнем халате. Сразу поразила удивительная скромность квартиры, -
не вязалось это с моими представлениями о жизни известных адвокатов. Помню
письменный стол, канцелярскую настольную лампу, старую пишущую машинку,
газеты около кушетки, книги, больше ничего. Уговаривать Софью Васильевну
принять участие во встрече "Обсуждаем проект Уголовного законодательства
СССР" не пришлось. Сначала она подробно расспросила о клубе, обо мне самой,
а потом сразу согласилась, но поставила условие: "Выступать буду бесплатно,
и за такси расплачиваться буду сама". Пишу об этом, потому что нечасто за
свою практику встречалась с подобным бескорыстием.

В этот день я узнала много о жизни Софьи Васильевны Каллистратовой. Она
поила меня в кухне чаем и рассказывала о своей практике по уголовным делам,
потом о допросах, обысках, которые были у нее дома. И вот наступил день
встречи. И когда на сцену к трибуне торжественно, даже величественно вышла
Софья Васильевна в красивом строгом черном платье, с поднятой головой и
распрямленными плечами, я была потрясена преображением этой женщины,
казавшейся в домашней обстановке такой простой и уютной. Зал встал,
аплодируя, а я, глядя на нее, думала, что она похожа на адвоката из
английского фильма.

Обсуждение ее выступления шло очень живо. Особенно жгучие споры возникли по
вопросу об отмене смертной казни. Помню интересный и острый диалог Софьи
Васильевны с поэтом и философом Вл. Микушевичем. Более трех часов
продолжался вечер, а после, окружив Софью Васильевну, зрители еще долго не
расходились, спрашивали, возражали. После этого вечера я часто общалась с
ней, и, всегда мудрая и доброжелательная, она оказывала мне бесценную
помощь своими советами.

А 19 июня 1989 г. был другой вечер ("Встреча с правозащитниками 60-80-х
гг.", который Софья Васильевна вела. В этот день стояла жара под тридцать
градусов, зал был переполнен, сидели даже на полу. Среди публики было много
ее друзей - Б.Золотухин, Н.Монахов, поэт Ю.Ким. А на сцене тоже были ее
друзья - известные правозащитники, прошедшие через брежневские тюрьмы и
лагеря: Л.Богораз, Т.Великанова, С.Ковалев, Л.Терновский, Г.Якунин,
А.Смирнов, Ф.Светов, С.Глузман, Л.Бородин. За несколько дней до этого у
Софьи Васильевны был тяжелый приступ стенокардии, сильная одышка, но она
нашла в себе силы и мужество приехать и вести вечер, и выступать так, что и
не заподозрил никто, насколько серьезно она уже болела.

В сентябре, в больнице, Софья Васильевна с мягкой усмешкой (но и с явной
гордостью) показала мне свежий номер "Родины" с ее статьей и вздохнула:
"Дожила ведь..."

В конце ноября в дни "нашей революции" я была в Праге на встречах со
студентами, рассказывала о наших демонстрантах на Красной площади в августе
1968 г., когда советские танки ворвались в Чехословакию, о суде над ними,
об адвокатах и, конечно, о Софье Васильевне. Обратно мы приехали с группой
чешских студентов 7 декабря и попали прямо на панихиду... Так мы расстались
с этим удивительным, справедливым и мужественным человеком.






С.Ковалев

Все вместе мы храним этот образ

Представим себе, что адвокат Софья Васильевна Каллистратова родилась,
работала и прожила долгую жизнь в другой стране, в стране с более
благополучной и спокойной национальной судьбой, нежели наша.

Тогда сегодня, несомненно, вспоминали бы о ее фундаментальных знаниях,
редкостном трудолюбии, высоком ораторском искусстве, несокрушимой логике.
Вне всякого сомнения, говорили бы и о ее редком и высоком даре - даре
сочувствия, сопереживания. Иными словами, и в любой другой стране
сохранялась бы память об очень хорошем человеке и выдающемся адвокате.

Но Софья Васильевна родилась здесь. Можно сказать, что ей выпало это
горькое и трудное счастье.

И потому ей была уготована необычная судьба.

Добросовестная, честная, четкая и яркая профессиональная работа оказалась
подвигом, каждодневным и очень рискованным. Просто работа, просто честная и
добросовестная работа, и ничего больше.

В этой стране яркий и самобытный талант, который был бы для большинства
обузой, для нее стал высоким и трудным предназначением. Своей
подвижнической работой она защищала не только честь профессионального круга
адвокатов, но гораздо больше - честь страны, честь народа.

Конечно, это могло случиться только при сочетании яркого профессионального
таланта и таланта, неизмеримо более высокого, - таланта совести,
человечности, таланта мужества.

Я встретил Софью Васильевну Каллистратову в тяжелом, памятном и очень
знаменательном 1968 г. и испытал ее неотразимое влияние; продолжаю
испытывать его и сейчас, и не дай мне Бог когда-нибудь утратить это
влияние. За все эти многие годы знакомства, надеюсь, что, может быть,
дружбы, я ни разу не слышал от Софьи Васильевны высоких слов и патетических
заявлений.

Софья Васильевна нехотя вошла в историю, твердо заняла там свое место и
останется там.

Когда человек завершает земной путь, остаются его дела и его слова, его
друзья и его ученики. Остается нечто высокое и трудновыразимое. Вселенная,
прекрасный и гармоничный мир, которым была Софья Васильевна Каллистратова,
среди живых больше не существует, и нет никого, кто имел бы в себе, в своей
памяти этот прекрасный и цельный образ. Просто никому не дано вместить его
целиком. Но в сердце каждого из тех, кто знал ее, попал осколок этой
Вселенной, и только все вместе мы можем сохранить этот образ, незримо
связанные им.






Право на защиту

Право обвиняемого и подсудимого на защиту от предъявленного обвинения в
совершении преступления, гарантированное ст. III Конституции СССР, является
одной из очень важных гарантий прав человека.

Право на защиту - очень широкое понятие, включающее в себя как защиту в
материальном смысле, так и процессуальные вопросы.

В данной работе мы ограничиваемся рассмотрением только права обвиняемого
иметь защитника во всех стадиях уголовного процесса. Это право
устанавливается ст. 21 Основ уголовного судопроизводства СССР и союзных
республик, принятых Верховным Советом СССР от 25/XII-1958 г. и ст.ст. 19 и
46 УПК РСФСР.

Ст. 48 УПК предусматривает право обвиняемого избрать определенного
защитника из числа лиц, которым законом предоставлено право осуществлять
защиту (ст. 47 УПК РСФСР). Из ч. I ст. 48 УПК РСФСР, не содержащей
каких-либо ограничений в выборе защитника из числа адвокатов, следует, что
обвиняемый вправе пригласить для своей защиты любого адвоката из любой
коллегии адвокатов, действующих на основе ст. 13 Основ законодательства о
судоустройстве Союза ССР. Единственным исключением, ограничивающим право
свободного выбора адвоката, является случай невозможности участия
избранного обвиняемым адвоката в течение длительного срока (ч. III ст. 48 и
ч. II ст. 201 УПК РСФСР). Но и в этом случае обвиняемому предоставлено
право избрать другого защитника. Это право вытекает из ч. II ст. 201 и из
ч. II ст. 251 УПК РСФСР:

"При неявке защитника и невозможности заменить его в этом заседании
разбирательство дела откладывается. Замена защитника, не явившегося в
судебное заседание, допускается только с согласия подсудимого". (ст. 251
УПК РСФСР).

В практике возникает вопрос о так называемом допуске адвокатов к участию в
рассмотрении некоторых уголовных дел.

Ни в союзном, ни в республиканском законодательстве, равно как и в
"Положении об адвокатуре" и в руководящих постановлениях Пленума Верховного
суда СССР не содержится никаких ограничений допуска адвокатов к ведения
каких-либо уголовных дел. В силу этого само понятие допуска в том смысле, в
каком этот термин употребляется применительно к адвокатам, является
неопределенным и неясным. Можно категорически утверждать, что требование
"допуска" от адвокатов не основано на законе.

Гласность судебного разбирательства является одним из важнейших принципов
советского уголовного процесса (ст. 111 Конституции СССР). Закон строго
ограничивает случаи, в которых допускается слушание уголовных дел в
закрытых судебных заседаниях (ст. 12 Основ уголовного судопроизводства СССР
и ст. 18 УПК РСФСР).

Учитывая установленные ст. 37 Основ уголовного судопроизводства и ст. 240
УПК РСФСР принципы непосредственности и устности процесса, надо прийти к
выводу, что требование какого-либо "допуска" от адвокатов по делам,
рассматриваемым в открытом судебном заседании, не только незаконно, но и
бессмысленно. В самом деле, при рассмотрении в открытом судебном заседании
содержание всех материалов дела становится достоянием всех присутствующих в
суде. И если для присутствия в зале судебного заседания никакого
специального допуска не требуется, то нет никакого смысла в требовании
допуска для адвоката.

В свете ст.ст. 75 и 76 УК РСФСР, устанавливающих уголовную ответственность
за разглашение государственной тайны и за утрату документов, содержащих
государственную тайну, надо полагать, что адвокат в целях обеспечения
охраны государственной тайны в соответствующих случаях должен быть
следователем и судом предупрежден о неразглашении материалов дела,
содержащих в себе государственную тайну.

Произвольное решение вопроса о допуске или недопуске того или иного
адвоката к участию в том или ином деле при отсутствии для этого оснований,
прямо предусмотренных законом, не только нарушает право обвиняемого на
выбор защитника, но и является дискриминацией в отношении отдельных
адвокатов.

II

Закон достаточно полно гарантирует право обвиняемого на защиту (и в
частности, на выбор защитника) в суде первой инстанции. Имеющиеся в
практике ограничения и нарушения этого конституционного права являются
следствием прямого нарушения закона.

Иначе дело обстоит в суде II инстанции при рассмотрении уголовных дел в
кассационном порядке. Ст. 53 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и
ст. 356 УПК РСФСР устанавливают, что обжалованный и опротестованный в
кассационном порядке приговор вступает в законную силу по рассмотрении дела
вышестоящим судом (если приговор не отменен).

Отсюда с полной очевидностью следует, что в случае обжалования или
опротестования приговора в кассационном порядке рассмотрение уголовного
дела не заканчивается вынесением приговора и при рассмотрении дела в суде
II инстанции должны действовать все гарантии права на защиту. Это тем более
необходимо потому, что закон не предусматривает обязательности участия
самого осужденного в кассационном рассмотрении дела. "Вопрос об участии
осужденного в заседании суда, рассматривающего дело в кассационном порядке,
разрешается этим судом" (ст. 45 Основ уголовного судопроизводства Союза
ССР). В практике лица, осужденные к лишению свободы и к высшей мере
наказания - расстрелу, находящиеся под стражей, как правило, в заседание
кассационного суда не доставляются.

Упомянутая выше ст. 45 Основ устанавливает обязательное участие в
кассационном рассмотрении дела прокурора, но не защитника. "При
рассмотрении дела в кассационном порядке прокурор дает заключение о
законности и обоснованности приговора". "В заседании суда кассационной
инстанции может участвовать защитник" (ст. 45 Основ). Более того, ст. 355
УПК РСФСР, повторяя это положение, прямо предусматривает, что неявка
защитника (независимо от причин этой неявки!), своевременно извещенного о
дне рассмотрения дела, "не препятствует его рассмотрению". Ни одного случая
обязательного участия защиты в кассационном рассмотрении уголовного дела
законом не предусмотрено.

Практически многие дела, в том числе не только дела приговоренных к
расстрелу, но также несовершеннолетних, немых, глухих, слепых, не владеющих
языком, на котором ведется судопроизводство, и других лиц, перечисленных в
ст. 49 УПК РСФСР, рассматриваются в суде II инстанции без участия самих
осужденных и без участия защиты.

Все сказанное приводит к тому, что уголовно-процессуальный закон, вопреки
ст. III Конституции СССР, не гарантирует право на защиту в суде II
инстанции. Такое существенное нарушение права на защиту нетерпимо и должно
быть устранено путем изменения закона.

III

Ст. 23 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и соответственно ст. 51
УПК РСФСР устанавливают, что "адвокат не вправе отказаться от принятой на
себя защиты обвиняемого".

Это правило, являющееся одной из существенных гарантий права на защиту,
нуждается в расшифровке и в уточнении. Некоторые юристы считают, что это
правило ст. 23 Основ относится лишь к позиции адвоката в суде первой
инстанции и противопоставляется положению, по которому прокурор, если он в
результате судебного разбирательства "придет к убеждению, что данные
судебного следствия не подтверждают предъявленного подсудимому обвинения...
обязан отказаться от обвинения и изложить суду мотивы отказа" (ст. 40
Основ). Такое ограниченное толкование нормы, содержащейся в ст. 23 Основ и
в соответствующих статьях УПК союзных республик, вряд ли можно считать
правильным.

Бесспорно, что адвокат не вправе признать в суде доказанность обвинения в
отношении своего подзащитного, если последний не признает себя виновным.
Хотя, к сожалению, мы не имеем по этому вопросу прямого и четкого указания
закона, тем не менее это вытекает не только из общих принципов
конституционного права на защиту (которое при ином толковании превратилось
бы в право обвиняемого иметь в процессе двух обвинителей), но и из
конкретных норм закона, обязывающих защитника использовать все указанные в
законе средства и способы защиты в целях выяснения обстоятельств,
оправдывающих обвиняемого или смягчающих его ответственность, и оказывать
обвиняемому необходимую юридическую помощь (см. ч. I ст. 23 Основ, ч. I ст.
51 УПК РСФСР, ст. 31 Положения об адвокатуре, утв. законом РСФСР от
25/VII-69 г.).

Однако надо сказать, что правило "Адвокат не вправе отказаться от принятой
на себя защиты" касается и другой стороны вопроса. Не случайно эта норма
законодателем помещена не в раздел "Производство суда в суде первой
инстанции" (раздел IV Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и гл. 21
УПК РСФСР), где трактуется обязанность прокурора при известных условиях
отказаться от обвинения, - а в раздел "Участники процесса, их права и
обязанности" (раздел II Основ и гл. III УПК РСФСР). Уже это обстоятельство
дает основание утверждать, что адвокат не вправе отказаться от принятого
поручения на ведение защиты. В связи с этим возникают вопросы о том, кто
принимает поручение на защиту и в какой момент заканчивается исполнение
поручения на защиту. Автор этих строк безоговорочно считает, что поручение
принимает определенный адвокат, а не юридическая консультация и что
исполнение поручения на защиту заканчивается лишь в момент вступления
приговора в законную силу.

Очевидный пробел в законе, который не разрешает прямо затронутого вопроса,
лишает нас возможности сослаться в подтверждение своей точки зрения на
какую-либо норму уголовно-процессуального права. Но такой возможности
лишены и противники высказанной нами точки зрения, считающие, что поручение
на защиту принимается юридической консультацией и лишь на определенную
стадию процесса.

Гражданские правоотношения адвоката с подзащитным по уголовному делу не
могут быть втиснуты в рамки договора поручения, регламентированного гл. 35
Гр. код. РСФСР уже в силу того, что адвокат в уголовном процессе является
не поверенным, представляющим интересы доверителя, а стороной в уголовном
деле. К адвокату неприменимо правило ст. 401 Гр. код. РСФСР, по которому
поверенный имеет право "во всякое время" (т.е. в любой стадии процесса)
отказаться от исполнения принятого поручения.

Положение об адвокатуре РСФСР не только не дает четкой регламентации
гражданско-правовых отношений между адвокатом и его подзащитным по
уголовному делу, но и содержит в себе противоречия по этому вопросу. Кто
принимает поручение: определенный адвокат, юридическая консультация или
коллегия адвокатов как юридическое лицо? В Поло