ом  ниже)
Россия  не  знала  независимого  судопроизводства. Юстиция была ответвлением
административной системы,  и посему  основной ее  заботой было  проведение в
жизнь воли государства и охрана его интересов. Неразвитость правосознания  в
России  нигде  не  выступает  так  явственно,  как в дожившем до самой грани
новейшего  времени  традиционном  представлении  о  том,  что  преступления,
совершенные  гражданами  друг  против  друга  и  чиновниками против граждан,
общественности не касаются.
       В Риме  судопроизводство было  отделено от  администрации ко  второму
веку  до  н.  э.  В  странах  с  феодальной традицией, т. е. в большей части
Западной Европы, это разделение произошло к концу средневековья. В Англии  к
концу XIII  столетия уже  проводилось различие  между судебными королевскими
чиновниками и его административными и фискальными агентами. Во Франции  суд,
известный под именем Парижского парламента, также утвердился к этому времени
как  самостоятельный  институт.  Россия  в  этом  смысле  напоминала древние
восточные  монархии,   где  царские   чиновники,  как   правило,  отправляли
правосудие  в  рамках  своих  административных  обязанностей.  В  Московском
государстве в каждом приказе . имелось судебное отделение, функционировавшее
по своей собственной  юридической системе и  имевшее власть над  гражданами,
входившими  в  административную  компетенцию  приказа,  -  точно так же, как
обстояло дело в  крупных поместьях удельного  периода. Помимо того,  воеводы
отправляли  правосудие  в  своих  владениях.  А  церковь  -  в своих. Тяжкие
преступления против государства рассматривались царем и его советом.
       Как  и   можно  было   предположить,  попытки   учредить  независимое
судопроизводство делались Петром  и особенно Екатериной,  но и тот  и другая
столкнулись  с  непреодолимыми  трудностями,  не  последней  из которых было
отсутствие свода законов. Единственный имевшийся свод законов (Уложение 1649
г.) стал малоприменимым в послепетровскую эпоху,  да и в любом случае в  нем
было мало указаний на то, как быть с тяжбами между подданными. Даже если  бы
судье XVIII века  вдруг пришла охота  сыскать закон, относящийся  в лежащему
перед  ним  делу,  он  бы  его  не откопал. Так продолжалось до царствования
Николая  I,  когда  правительство  наконец  опубликовало  собрание  законов,
начиная с  1649 г.,  за которым  последовало издание  нового Свода.  Однако,
поскольку  судебная  процедура  оставалась  традиционной,  россияне избегали
тяжбы, как чумы.  До реформы 1864  г. правительство не  возбуждало уголовных
дел,  за  исключением  тех  случаев,  когда  затрагивались  его  собственные
интересы; судебное  разбирательство по  уголовным и  всем гражданским  делам
происходило по ходатайству пострадавшего и обыкновенно уподоблялось  торгам,
на  которых  верх  одерживал  тот,  кто предлагал всемогущему секретарю суда
большую  мзду.  Все  это  имело  крайне  пагубное  воздействие на весь строй
русской жизни. Модная теория, происходившая от Маркса, утверждает, что  суды
и  законы  создаются  для  того,  чтобы  служить интересам правящего класса.
Однако  исторический  опыт  показывает,  что  дело обстоит как раз наоборот.
Чтобы поставить на своем, стоящие у власти не нуждаются в судах и законах; в
них нуждаются  бедные и  слабые. Тому,  кто сомневается  в истинности  этого
положения, достаточно  будет сравнить  общее положение  низших классов  и их
чувство  уверенности  в   себе  в  районах   со  слабо  развитой   традицией
судопроизводства, например, в  Юго-Восточной Азии, и  там, где эта  традиция
имеет прочные корни, к примеру, в Западной Европе и в США.
       До  1860-х  годов  русская  юриспруденция  даже не проводила различия
между законами,  указами и  административными распоряжениями,  которые после
утверждения их монархом почитались с  равным благоговением и в 1830  г. были
внесены  недрогнувшей  рукой  в  Полное  Собрание  Законов в хронологическом
порядке. К  высочайшему повелению  о новом  порядке престолонаследия  или об
освобождении  дворян  от  обязательной  государственной  службы относились с
формально  юридической  точки  зрения  так  же,  как к указу о строительстве
нового  завода  или  об  удовлетворении  прошения  какого-нибудь  отставного
губернского  чиновника.  Вообще   говоря,  большая  часть   основополагающих
законов,  определяющих  [государственное  устройство  в  России  и статус ее
граждан,  не  была   объявлена  сколько-нибудь   официально.  К  их   [числу
относились:  прикрепление  крестьян  к  земле  и  горожан  к  городам (т. е.
крепостное  право),   положение   о  том,   что   обладание  землей   должно
сопровождаться государственной службой, учреждение опричнины,  подвластность
крестьян своему помещику, автоматическое продвижение чиновников по службе по
праву старшинства, основание первого централизованного полицейского органа -
Преображенского  приказа   и  введение   ограничений,  связанных   с  местом
жительства  для  евреев  (черта  оседлости).  Другие законы вводились как бы
походя. Например,  юридическое обоснование  самодержавной власти  российских
правителей было  сформулировано случайной  фразой из  Военного Устава Петра,
тогда  как  до  1845  года  законы о преследовании политических преступников
практически не  были определены  юридически. Следствием  такого неуважения к
юридической процедуре явилось непонимание того, что право подразделяется  на
государственное,  гражданское  и  уголовное,  в  то  время как на Западе это
различие проводилось,  начиная со  Средних веков.  Неумение различить  между
типами  юридических  актов,  равно  как  и  между  областями  права,  только
усугубляло неразбериху,  царившую в  русской юриспруденции  до 1860-х годов.
Хуже того, до  этого времени законы  не нуждались в  обнародовании для того,
чтобы  войти  в  силу;  часто  они  вводились  в секретных документах и были
известны лишь чиновникам, отвечавшим за их проведение. Эта практика пережила
реформу  1864  г.  Как  будет  указано  ниже,  Министерство внутренних дел в
1870-80 гг. нередко объявляло  меры, затрагивающие жизнь всего  населения, в
своих секретных циркулярах, многие из которых не опубликованы и по сей день.
       Неразвитость  юридической  традиции  и  судебной системы, разумеется,
давала    большие    преимущества    бюрократическому   аппарату.  Некоторые
консервативные русские юристы даже доказывали вполне серьезно  необходимость
того, чтобы юстиция и администрация  были тесно сплетены между собой.  Среди
них  был  уважаемый  специалист  по  государственному  праву профессор H. М.
Коркунов,  разработавший  теорию  русской  юриспруденции,  согласно  которой
основной функцией законов страны является не столько отправление правосудия,
сколько  поддержание  порядка.*8.  Данный  взгляд  на  судопроизводство  был
выражен  в   несколько  грубоватой   форме  (но   зато  и   честнее)  графом
Бенкендорфом, начальником тайной полиции при Николае I. Однажды, когда А. А.
Дельвиг пришел к нему с жалобой на незаконные придирки цензоров,  Бенкендорф
в сердцах отрезал: "Законы пишутся для подчиненных, а не для начальства!"
       *8 Н. М. Коркунов, Русское государственное право, СПб., 1909, I, стр.
215-22,

       До   Николая   I   политические   преследования   в   России   носили
неупорядоченный  характер.  Преображенский  приказ  Петра Великого обозначил
важный  шаг  в  направлении  профессионализации политической полиции, однако
выстроенный им полицейский аппарат был упразднен при Петре III и  Екатерине,
когда  было  запрещено  выступать  с  обвинениями  типа "слово и дело". Хотя
Екатерина  II  и  Александр  I  не  чужды  были того, чтобы время от времени
ставить вольнодумцев на место, они не были особыми поклонниками  полицейской
слежки.  Министерство  Полиции,  учрежденное  в  1811 г., было ликвидировано
восемью годами позже.  Со второй половины  XVIII века в  России существовала
сельская  и  городская  управа,  но  не  было  особого  органа для выявления
политической оппозиции  типа тех,  что имелись  в ту  пору во многих странах
европейского континента. Не было  и цензурного кодекса. За  исключением ряда
довольно общих и вполне устаревших  положений. Уложения 1649 г. и  кое-каких
постановлений Петра Великого, отсутствовали конкретные законодательные акты,
направленные  против  подрыва  государственных  устоев.  До  начала XIX века
любительских методов борьбы с политической оппозицией было вполне  довольно,
однако они  стали негодны  в эпоху  Реставрации, когда  более развитые формы
вольнодумства  вошли  в  моду  в  Европе, неотъемлемой частью которой Россия
стала вследствие своего участия в кампаниях 1813-1815 гг.
       Негодность внутренних оборонительных  линий России стала  очевидной в
связи  с  восстанием  декабристов.  В  перевороте  было замешано более сотни
дворян, часть которых принадлежала  к числу виднейших семейств  государства.
Это обстоятельство само  по себе исключало  возможность тихо разрешить  дело
административными  мерами,  какие   обычно  применялись  против   непокорных
простолюдинов.  Помимо  этой  технической  сложности,  восстание   заставило
серьезно задуматься о проблеме безопасности государства: как случилось,  что
представители класса, которому корона даровала такие невероятные привилегии,
пошли на нее с оружием в руках? И как получилось, что никто не заметил,  как
они вошли в заговор?
       В  1826  г.  Николай  назначил  Верховную  Следственную  Комиссию для
расследования  причин  восстания  и   вынесения  рекомендаций  о   наказании
виновных. Задача перед Комиссией  стояла необыкновенно трудная, поскольку  в
России  того  времени  не  было  не  только уголовного кодекса, но и точного
юридического  определения  преступления  против  государства.  Всякий,   кто
потрудится заглянуть в текст окончательных рекомендаций Комиссии,  обнаружит
там в  качестве юридического  основания приговоров,  вынесенных декабристам,
загадочную формулировку, "по первым двум  пунктам". Речь шла о мелком  указе
Петра 1 от 25  января 1715 г. (Э  2877 в Полном Собрании  Законов), согласно
первым  двум  пунктам  которого  подданные  обязывались  доносить  властям о
действиях,  наносящих  вред  государственным  интересам,  и  в особенности о
подстрекательстве  к  бунту.  Такое   скудное  юридическое  основание   было
подведено под  судебное преследование  против декабристов.  "По первым  двум
пунктам"  полагалась  смертная  казнь.  Однако,  признавая  неравнозначность
содеянного обвиняемыми, Комиссия разделила  их на девять категорий,  положив
для каждой особенное наказание, от отдачи в солдаты до смертной казни  через
четвертование.
       Ставивший порядок превыше  всего Николай не  мог примириться с  таким
положением.  Он  хотел,  чтобы  преступлениям  против  государства была дана
точная  дефиниция  и  назначено   уместное  наказание.  Ответственность   за
выполнение  сей  задачи  лежала  на  Сперанском,  возглавлявшем  Комиссию по
составлению  Свода  Законов  Российской   Империи.  Однако  работа  эта   по
необходимости  была  долгой,  тогда  как  надо  было тотчас принимать меры к
недопущению повторения событий 14 декабря 1825 г.
       Первым  шагом  явилось  учреждение  в  империи постоянной полицейской
службы. Для этого Николай создал в 1826 г. Третье Отделение Собственной  Его
Величества  Канцелярии.  Номинально  задачей  этого ведомства было призрение
"вдов и сирот", и официальный герб его - платок, врученный Николаем  первому
его главе, должен был символизировать осушение слез. На самом деле,  однако,
Третье  Отделение  представляло  собой  самую  обыкновенную  тайную полицию,
запустившую  щупальца  во  все  слои  общества,  и  в  таком  своем качестве
бесспорно пролило больше слез, чем  сумело высушить. Штат его был  невелик и
насчитывал в среднем от  тридцати до сорока служащих,  однако действительное
число работников было  куда больше. К  примеру, Третье Отделение  оплачивало
услуги множества  соглядатаев, посещавших  салоны, кабаки,  ярмарки и другие
скопления публики;  они поставляли  собранную ими  конкретную информацию,  а
также  излагали  свое  общее  мнение  о настроениях общества. Во-вторых, при
Третьем Отделении  имелся Корпус  жандармов численностью  в несколько  тысяч
человек, облаченных в  синие мундиры и  белые перчатки, которыми  командовал
начальник  Отделения.  Непосредственной  функцией  жандармов являлась защита
государственной  безопасности;  они  представляли  собой особую политическую
полицию,  отличную  от  обычных  полицейских  органов.  Обязанности Третьего
Отделения и  жандармского корпуса  не были  четко определены,  однако к  ним
определенно  относились,   помимо  выявления   и  предотвращения   подрывной
деятельности,  слежка  за  иностранцами  и  религиозными  диссидентами  и  в
какой-то степени  цензура. Как  и его  предтеча. Преображенский  приказ, оно
было  неподотчетно   другим  правительственным   ведомствам  и   докладывало
непосредственно самому императору.  Основатели и первые  начальники Третьего
Отделения были из балтийских немцев (его первый глава Д. X. Бенкендорф и его
помощник М. Я. Фок), однако вскорости им на смену пришли местные специалисты
в данной области.
       Другая  из  принятых  в  то  время превентивных мер касалась цензуры.
Николай был убежден в том, что основной причиной восстания декабристов  было
влияние на российскую  молодежь "зловредных", "праздных"  идей, и он  твердо
вознамерился закрыть им дорогу в  страну. В России за правительством  всегда
признавалось право  решать, что  его подданные  могут публиковать  и читать.
Однако до царствия Николая повод воспользоваться этим правом случался редко:
до 1783  г. все  печатные станки  принадлежали правительству  либо церкви, и
грамотная  часть  населения  была  столь  невелика,  что  не  стоило  хлопот
расследовать читательские  вкусы. В  XVII веке  власти приказали  уничтожить
староверские книги, равно  как и некоторое  количество напечатанных в  Киеве
религиозных трудов,  по мнению  духовенства засоренных  латинизмами. В XVIII
веке  цензура  была  доверена  Академии  Наук,  которая  настолько   бережно
пользовалась этими своими полномочиями, что до начала Французской  Революции
россияне  могли  читать   все,  что   хотели.  Впервые  цензура   проявилась
по-настоящему в  1790 г.,  когда Екатерина  изъяла "Путешествие"  Радищева и
велела посадить автора в тюрьму.  При Павле множество иностранных книг  было
запрещено к ввозу в Россию. Тысячи  книг были сожжены. Но со вступлением  на
трон Александра  I цензура  снова почти  захирела. Таким  образом, цензурный
кодекс, утвержденный  Николаем в  1826 г.,  представлял собой  весьма важное
нововведение. Кодекс впоследствии подвергался изменениям; согласно ему,  для
распространения какого-либо печатного  издания полагалось сперва  заручиться
разрешением одного из специально созданных "цензурных комитетов". Для  этого
печатные материалы, публиковавшиеся в России в царствие Николая I, не только
должны были не содержать  "зловредных" идей, но и  способствовать укреплению
общественной  нравственности  -  налицо  ранний  провозвестник   "позитивной
цензуры",  воцарившейся  в  России  в  1930-х  и  1940-х годах. Впоследствии
цензурные правила то ужесточались  (например, в 1848-55 гг.),  то смягчались
(во  второй  половине  XIX  века),  но  в  разных  формах цензура продолжала
существовать  в  России  вплоть  до  революции  1905  г.,  когда  она   была
упразднена; она возродилась в полном своем блеске тринадцатью годами  позже.
Несмотря на  внушительный набор  правил и  большой бюрократический  аппарат,
нельзя сказать, что цензурные нормы применялись в Российской Империи строго.
Каждый, кто  знаком с  более современными  формами преследований,  изумится,
обнаружив,  что  между  1867  и  1894  гг., т. е. во времена консервативного
царствования  Александра  III,  к  распространению  в  России было запрещено
всего-навсего  158  книг.  В  одно  десятилетие  было  отвергнуто  около  2%
рукописей, поданных на предварительную цензуру. Цензура иностранный; изданий
также  была  довольно   либеральной.  Из   93.565.260  экземпляров  книг   и
периодических  изданий,  посланных  в  Россию   из-за  границы  в  одно   из
десятилетий конца XIX века, было задержано всего 9.386.*9 Все это говорит  о
том  что  цензура  в  Российской  империи  была скорее досадной помехой, чем
барьером на пути свободного движения идей.
       *9 П. А. Зайончковский, Российское самодержавие в конце XIX столетия.
М., 1970. стр. 299-301

       Свод законов, над которым Сперанский трудился с начала  николаевского
царствования, вышел  в 1832  году. Том  пятнадцатый этого  собрания содержал
Уложение  о  наказаниях,  включавшее  в  себя  также  и  преступления против
государства.  Однако,  поскольку  он  всего-навсего  расположил  в  каком-то
порядке хаотический набор изданных на то время законоположений (в том  числе
и "два пункта" 1715 г.), Уложение сразу было признано негодным.  Сперанскому
было  велено  составить  проект  нового,  систематизированного  Уложения   о
наказаниях, однако он умер, не доведя дело до конца, и оно было поручено  Д.
Н. Блудову. Уложение, вышедшее в 1845 г., стало вехой исторической  эволюции
полицейского  государства.  О  политических  преступлениях  речь  шла в двух
разделах:  третьем  ("О  преступлениях  государственных")  и  четвертом  ("О
преступлениях  и  проступках  против  порядка  управления"). Эти два раздела
занимают 54 печатных страницы и представляют собой настоящий конституционный
документ авторитарного  режима. Законодательство  других стран  европейского
континента  также   содержало  подчас   весьма  детальные   законоположения,
касающиеся   государственных   преступлений   (эта   категория  преступлений
отсутствует  в  английской  и  американской  юриспруденции), однако нигде не
придавалось  им  такое  значение  и  нигде  они не трактовались так вольно и
широко, как в России. Согласно уложению 1845 г.:
       1.  Любая   попытка   ограничить  власть   самодержца   или  заменить
существующий  порядок   правления,  равно   как  убедить   других  совершить
вышеозначенное или заявить открыто  о подобных намерениях, либо  укрыть лиц,
виновных в сих преступлениях, содействовать  им или не донести о  них влекла
за собой смертную казнь и лишение всех прав состояния (ст. 263-65 и 271);
       2. Распространение словесное, письменное или печатное идей,  которые,
не являясь  подстрекательством к  бунту в  вышеозначенном смысле, подвергают
сомнению  верховную  власть  или  вызывают  неуважение  к  государю  или его
престолу, было наказуемо лишением всех прав состояния и каторжными  работами
на время  от четырех  до двенадцати  лет, равно  как телесными наказаниями и
наложением клейм (ст. 267 и 274).
       Разделы третий  и четвертый  русского Уложения  о наказаниях  1845 г.
явились неистощимым источником  всех тех туманных  обобщений, которые с  тех
пор предоставляют полиции  в России, зависимых  от нее государствах  и в тех
странах, которые подражают  ее государственному устройству,  вполне законное
право душить все проявления политического инакомыслия. Начиная с 1845 г.  (с
перерывом между 1905  и 1917 гг.),  не только попытки  изменить существующий
государственный строй и порядок управления, но и сама постановка вопроса  об
этом   продолжают   оставаться   преступлением   в   России.  Политика  была
законодательно  объявлена  монополией  стоявших  у  власти;  так теплившийся
веками  вотчинный  дух,  выразившись   в  аккуратных  разделах,  статьях   и
параграфах, наконец оброс плотью. Особенно важным новшеством было  нежелание
провести  различие  между  поступком  и  умыслом,  т.  е.  отсутствие четкой
градации  виновности,  характерное  для  современных полицейских государств.
Хотя "подвергнуть сомнению"  существующее политическое устройство  считалось
мен