Ричард Пайпс
   Россия при старом режиме

       RUSSIA UNDER THE OLD REGIME. RICHARD PIPES.
       ББК 63.3(2)5 П 12

       Текст печатается по изданию:
       Ричард Пайпс США, Кембридж, Массачусетс, 1981
       Перевод с английского ВЛАДИМИРА КОЗЛОВСКОГО
       Художник Александр Анно
       COPYRIGHT 1974 RICHARD PIPES. All rights reserved.

       0503000000-002
       П --------------
       A 71(02)-93

ISBN 5-86712-008-2

       M., "Независимая газета", 1993
       (C) P. Пайпс
       (C) A. Анно, оформление




       Посвящается Даниэлю и Стивену

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

       Мне очень приятно, что "Россия при старом режиме" делается  доступной
хотя бы для небольшой части  русской аудитории. Мне всегда хотелось  думать,
что я  работаю в  рамках русской  историографической традиции  и обращаюсь в
первую  очередь  к  русскому  читателю.  Не  знаю,  право,  пожелал  ли бы я
посвятить более тридцати лет жизни  изучению истории России и писанию  работ
на эту тему, не  питай я надежды, что  рано или поздно смогу  найти выход на
аудиторию, для которой прежде всего предназначались мои исследования.
       С момента  первого появления  книги в  1974 г.  некоторые рецензенты,
особенно  русского  происхождения,  высказали  на  ее  счет  ряд критических
замечаний, на которые я хотел бы сразу же вкратце ответить.
       Согласно одним критическим  отзывам, мое изложение  эволюции русского
политического  устройства  слишком  односторонне,  слишком  "гладко"  в  том
смысле,  что  я,  по  словам  этих  критиков,  уделил  недостаточно внимания
сопротивлению  общества  поползновениям  вотчинного  государства. В ответ на
такое  обвинение  я  могу  лишь   заметить,  что  существует  уже   обширная
превосходная  литература  о  борьбе  русского  общества против самодержавия,
тогда  как,  насколько  я  знаю,  моя  книга впервые подробно разбирает иную
сторону  этого  процесса,  а  именно  рост  государственной власти в России.
Каждый,  имеющий  хотя  бы  самые  минимальные  познания  в  области русской
истории, знаком с Радищевым, с декабристами, с Герценом, с "Народной волей".
Однако  многие  ли,  даже  среди  профессиональных  историков,  слыхали   об
Уголовном уложении 1845 г. или о "Временных законах" от 14 августа 1881  г.,
которые,  возможно,   наложили   еще  более   глубокий   отпечаток  на   ход
исторического  развития?   Спору   нет,  сопротивление   русского   общества
самодержавию  получает  у  меня  поверхностное  освещение,  но толковать это
следует  не  как  безучастие  с  моей  стороны,  а  как  результат   решения
придерживаться главного предмета книги, то есть роста русского государства и
его способности отражать нападки на свою власть внутри страны.
       Иные  критики  поставили  под   сомнение  разумность  моего   решения
завершить изложение 1880-ми годами, вместо  того, чтобы довести его до  1917
г. Причины этого решения разбираются  в Предисловии к английскому изданию  и
обсуждаются еще более подробно в завершающей главе книги. Могу еще добавить,
что я начал работу над продолжением "России при старом режиме", а именно над
двухтомной "Историей русской  революции", которую я  поведу с конца  XIX в.,
примерно с того времени, на котором обрывается настоящая книга.
       Бессмысленно, да и просто недостойно, отвечать тем критикам,  которые
усматривают в моих  работах враждебность по  отношению к России  и к русским
людям. В истории русского  общественного мнения выстраивается долгая  череда
горячих патриотов,  которые страстно  изобличали изъяны  в психологии своего
народа и  в учреждениях  страны, но  притом любили  Россию ничуть  не меньше
других. Моя книга укладывается по  большей части в рамки западнической,  или
"критической" традиции русской мысли, которая уходит своими корнями  глубоко
в толщу русской культуры по крайней  мере со времени Петра I. Более  того, в
моей книге нет ничего,  отдаленно напоминающего пессимизм Чаадаева,  Гоголя,
Чехова или Розанова. Я отдаю себе отчет в том, что русские люди,  критически
отзывающиеся о России, менее  уязвимы обвинениям в антирусских  настроениях,
чем высказывающие подобные же взгляды  иноземцы. Но ведь это проблема  чисто
психологическая, а  не интеллектуальная:  я никак  не могу  принять довода о
том,  что  критическое  отношение,   если  оно  высказывается   посторонним,
изобличает   какую-то   враждебность.   Каждый,   кто   прочтет   мою  книгу
беспристрастно, обнаружит, что я  особо подчеркиваю влияние природной  среды
на  ход  русской  истории  и  отношу   многие  его  моменты  на  счет   сил,
неподвластных населению страны.
       "Россия при  старом режиме"  имеет свой  тезис. Я  не выдумывал  его;
тезис этот вырисовывался все более и более выпукло по мере моего  углубления
в  разнообразные  стороны  русской  истории.  Мои  изыскания  убедили меня в
основательности так называемой "государственной школы", и мое принципиальное
расхождение  с  нею  состоит  в  том,  что  если ее ведущие теоретики второй
половины  XIX  в.  склонны  были  усматривать  в  некоторых  явлениях   лишь
относительно    маловажные    и,    возможно,    преходящие   отклонения  от
западноевропейской  модели  развития,  я,  современник событий, произошедших
после 1917  г., скорее  смотрю на  них как  на явления  более значительные и
непреходящие. Мои трактовки, излагаемые на последующих страницах, выросли из
обработки  исторического  материала  на  протяжении  многих лет. Лучше всего
будет  пояснить,  как  я  пришел  к  своим  выводам,  процитировав строки из
"Записных книжек" английского писателя и ученого Самуэля Батлера:
         Я никогда не позволял  себе выдвигать какой-либо теории,  покуда не
чувствовал, что продолжаю наталкиваться  на нее,  хочу я  того или нет. Пока
можно было упорствовать, я упорствовал  и уступал лишь тогда, когда  начинал
думать, что смышленые присяжные с умелым руководством не согласятся со мной,
если я стану упорствовать дальше. Я сроду не искал ни одной из своих теорий;
я никогда не знал, каковы они будут пока не находил их; они отыскивали меня,
а не я их.
       Мне хотелось бы  выразить глубокую признательность  переводчику книги
Владимиру  Козловскому,  подсказавшему  мне  идею  ее  издания  по-русски  и
самоотверженно потрудившемуся над этим точным и изящным переводом.

       Ричард Пайпс Кембридж, Массачусетс. Октябрь 1979 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ

       Предметом  этой  книги  является  политический  строй  России.  Книга
прослеживает рост российской государственности от  ее зарождения в IX в.  до
конца  XIX  в.  и  параллельное  развитие  основных сословий - крестьянства,
дворянства, среднего класса и духовенства. В ней ставится следующий  вопрос:
почему  в  России,  в  отличие  от  остальной  Европы,-  к  которой   Россия
принадлежит в силу своего местонахождения, расы и вероисповедания,- общество
оказалось не в состоянии стеснить политическую власть какими-либо серьезными
ограничениями? Я предлагаю несколько ответов на этот вопрос и затем  пытаюсь
показать, как оппозиция абсолютизму в России имела тенденцию обретать  форму
борьбы  за  какие-то  идеалы,  а  не  за  классовые, интересы, и как царское
правительство    в    ответ    на    соответствующие    нападки  разработало
административные    методы,    явно    предвосхитившие  методы  современного
полицейского государства. В отличие  от большинства историков, ищущих  корни
тоталитаризма XX века  в западных идеях,  я ищу их  в российских институтах.
Хотя я время от времени упоминаю о более поздних событиях, мое повествование
заканчивается в основном в 1880-е годы, ибо, как отмечается в заключительной
главе, ancien regime в традиционном смысле этого выражения тихо почил в Бозе
именно  в  этот  период,  уступив  место бюрократическо-полицейскому режиму,
который по сути дела пребывает у власти и поныне.
       В  своем   анализе  я   делаю  особый   упор  на   взаимосвязь  между
собственностью и политической властью. Акцентирование этой взаимосвязи может
показаться несколько странным для читателей, воспитанных на западной истории
и  привыкших  рассматривать  собственность  и  политическую  власть  как две
совершенно различные вещи (исключение составляют, разумеется,  экономические
детерминисты, для которых, однако, эта взаимосвязь везде подчиняется жесткой
и предопределенной схеме развития). Каждый, кто изучает политические системы
незападных обществ, скоро обнаружит, что в них разграничительная линия между
суверенитетом  и  собственностью  либо  вообще  не  существует,  либо  столь
расплывчата, что теряет всякий смысл, и что отсутствие такого  разграничения
составляет главное  отличие правления  западного типа  от незападного. Можно
сказать,  что  наличие   частной  собственности   как  сферы,  над   которой
государственная  власть,  как  правило,  не  имеет  юрисдикции, есть фактор,
отличающий  западный   политический  опыт   от  всех   прочих.  В   условиях
первобытного общества власть над людьми  сочетается с властью над вещами,  и
понадобилась чрезвычайно сложная эволюция  права и институтов (начавшаяся  в
древнем  Риме),   чтобы  она   раздвоилась  на   власть,  отправляемую   как
суверенитет, и власть, отправляемую как собственность. Мой центральный тезис
состоит в том, что в России такое разделение случилось с большим запозданием
и приняло весьма  несовершенную форму. Россия  принадлежит par excellence  к
той категории государств, которые политическая и социологическая  литература
обычно  определяет  как  "вотчинные"  [patrimonial].  В  таких  государствах
политическая  власть   мыслится   и  отправляется   как   продолжение  права
собственности, и властитель  (властители) является одновременно  и сувереном
государства и его собственником. Трудности, с которыми сопряжено поддержание
режима  такого   типа   перед  лицом   постоянно   множащихся  контактов   и
соперничества с Западом, имеющим  иную систему правления, породили  в России
состояние  .  перманентного  внутреннего  напряжения,  которое  не   удалось
преодолеть и по сей день.
       Характер книги исключает подробный  научный аппарат, и я,  по большей
части,  ограничиваюсь  указанием  источника  прямых  цитат  и статистических
данных. Однако любой  специалист легко увидит,  что я в  большом долгу перед
другими историками, на которых я здесь не ссылаюсь.
       Ричард Пайпс.

ГЛАВА 1. ПРИРОДНЫЕ И СОЦИАЛЬНЫЕ УСЛОВИЯ И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ

       Что  бы  ни  писали  патриотические  русские  историки, когда Господь
сотворял род людской,  Он поместил россиян  отнюдь не в  том месте, где  они
пребывают ныне, В самые ранние времена, по которым у нас имеются  какие-либо
источники,   сердцевина   России, -  лесистая   полоса,   в  центре  которой
располагается   Москва, -  населялась   народами   финского   и   литовского
происхождения, тогда как в  прилегавших к ней с  востока и юга районах  жили
тюркские  племена.  Русские  впервые  мигрировали  на эту территорию в конце
первого  тысячелетия  новой  эры.  До  этого  они вместе с другими славянами
населяли область, границы которой невозможно очертить даже с приблизительной
точностью; полагают, однако, что она лежала к северу от Карпат, между Вислой
и Одером на западе и  нынешней Белоруссией на востоке. О  предыстории славян
известно  немного.  Археологический  материал,  который  нельзя  связать   с
какой-либо  определенной  этнической  или  даже расовой группой, окаменевшие
обломки  языков   и   этнические  названия   давно   сгинувших  народностей,
попадающиеся в ранних исторических сочинениях и рассказах  путешественников,
породили  изрядное  число  теорий,  однако  конкретных  свидетельств  у  нас
ничтожно  мало.  С  какой-либо  степенью  определенности  можно   утверждать
единственно,  что  в  ранний  период  своей  истории  славяне  были кочевыми
скотоводами  и  объединялись  в  рода  и  племена,  и  что  они  не знали ни
политической, ни  военной организации.  С запада  и с  юга соседями  их были
готы, а  на севере  земли их  граничили с  литовскими. Venedi  или Veneti, о
которых  упоминают  Плиний  Старший  и  Тацит,  были,  по  всей   видимости,
славянами.  Это   стародавнее  название   сохранилось  в   немецком  Wenden,
обозначавшем несуществующий  больше народ  Западных славян,  и в современном
финском слове Venaja, которым финны называют Россию. Говоря о них,  иноземцы
также использовали имена Antae и Sclaveni. Сами славяне, видимо, звали  себя
именами "словене" или "словяне",  происходившими от "слово" и  обозначавшими
народы, наделенные даром речи, - в отличие от "немцев"  ("немых"). Последнее
наименование  было  дано  славянами  всем  прочим  европейцам,  а  в   более
конкретном смысле относилось к их германским соседям.
       Во  времена  Римской  империи  славяне  жили  в  Центральной   Европе
однородной,  этнически  недифференцированной  массой.  После падения империи
однородность  эта  стала  нарушаться  вследствие  того,  что  они  оказались
захвачены волной переселения народов, вызванной напором азиатских  варваров.
По всей видимости, миграционное движение славян началось в конце IV в. н. э.
вслед  за  вторжением  в   Европу  гуннов,  уничтоживших  соседние   готские
королевства, однако массовый характер переселение обрело лишь в VI в.  после
наплыва  новой  волны  азиатских  пришельцев  -  аваров. Вслед за вторжением
аваров  одна  группа  славян  двинулась  на  юг, на Балканский полуостров, и
остановилась  лишь  по  достижении  границ  Византии.  Другие отправились на
восток. Здесь им  не противостояло ни  политической, ни военной  силы, и они
распространились компактными группками по всему пространству от Черного моря
до  Балтийского,  по  пути  покоряя  крайне  отсталых  финнов  и  литовцев и
поселяясь промеж них. Именно в эту  эпоху переселения, то есть между VI  и X
вв. н.  э., распалась  пранация славян.  Сперва славяне  разделились на  три
крупные территориальные  общности (Западных,  Южных и  Восточных); во втором
тысячелетии новой эры они продолжали дробиться дальше - на отдельные народы.
В иных частях славянского мира процесс этот не достиг своего завершения и по
сей день.
       Перед  тем,  как  приступить  к  рассмотрению  исторической  эволюции
Восточных  славян,  от  которых  пошли  русские,  следует  более  или  менее
обстоятельно  описать  природные  условия,  с  которыми  они   повстречались
вследствие  своего  переселения.  В  случае  России  географический   фактор
особенно важен,  поскольку (как  будет указано  ниже) страна  в основе своей
настолько  бедна,  что  позволяет  вести  в  лучшем  случае  весьма  скудное
существование. Бедность  эта предоставляет  населению весьма  незначительную
свободу действий,  понуждая его  существовать в  условиях резко ограниченной
возможности выбора. С точки зрения растительности Россию можно  подразделить
на три основные зоны, которые поясами тянутся с востока на запад *1:
       *1 Хорошее описание российской географии в ее связи с историей страны
содержится в W. H. Parker, An Historical Geography of Russia (London 1968)

       1.  Тундра.  Эта  область,  лежащая  к  северу  от  Полярного круга и
покрытая  мхами  и  лишайниками,  неспособна обеспечить организованную жизнь
человека;
       2. К  югу от  тундры простирается  громадный, величайший  в мире лес,
покрывающий большую часть  северной половины Евразии  от Полярного круга  до
45-50o северной широты. Лес этот можно дальше подразделить на три части:  А.
Хвойная тайга в северных  районах, состоящая в основном  из ели и сосны;  Б.
Смешанный лес,  частью хвойный,  частью лиственный,  покрывающий центральную
область России, где  расположена Москва и  где покоятся истоки  современного
русского государства; и В. Лесостепь - промежуточная полоса, отделяющая  лес
от травянистой равнины;
       3. Степь - огромная  равнина, простирающаяся от Венгрии  до Монголии.
Лес растет здесь лишь при посадке  и уходе, а сама по себе  природа способна
лишь на траву и кустарник.
       Что до пахотной почвы, то  Россию можно подразделить на две  основные
зоны, граница между которыми, грубо говоря, совпадает с линией,  разделяющей
лес  и  степь.  В  лесной  зоне  преобладающим  типом почвы является подзол,
содержащий скудное количество естественных питательных веществ,  находящихся
притом в  подпочве и  требующих глубокой  вспашки. В  этой области множество
болот,  а  также  обширных  песчаных  и  глинистых  участков. В ряде районов
лесостепи  и  в  большей  части  собственно  степи преобладающим типом почвы
является  чернозем,  цвет  и  плодородие  которого  объясняются присутствием
перегноя - продукта гниения травы и валежника. Чернозем содержит от 2 до 16%
перегноя, насыщающего слой  земли толщиной от  полуметра до трех  метров. Он
покрывает  примерно  сто  миллионов  гектаров,  являющихся центром сельского
хозяйства России.
       Климат  России  относится  к  так  называемому континентальному типу.
Зимняя температура понижается по  мере продвижения в восточном  направлении.
Самые холодные районы России лежат не в самых северных, а в самых  восточных
ее областях:  Верхоянск, сибирский  город, в  котором зарегистрирована самая
низкая  в  мире  температура,  находится  на  той  же северной широте, что и
Нарвик,- незамерзающий норвежский порт. Эта особенность российского  климата
объясняется тем,  что производимый  Гольфстримом теплый  воздух, согревающий
Западную Европу, охлаждается по  мере того, как удаляется  от атлантического
побережья и продвигается вглубь материка. Одним из следствий этого  является
то обстоятельство, что Сибирь с ее потенциально неистощимым запасом пахотной
земли по  большей части  непригодна для  земледелия. В  восточных ее районах
земли, расположенные на широте Англии, возделывать вообще нельзя.
       Распределение осадков отличается от схемы расположения растительности
и почв. Обильнее  всего они на  северо-западе, вдоль балтийского  побережья,
куда  их  приносят  теплые  ветра,  а  по мере продвижения в противоположном
направлении, к  юго-востоку, они  уменьшаются. Иными  словами, они  обильнее
всего  там,  где  почва  всего  беднее.  Другая особенность осадков в России
состоит в том, что дожди  обыкновенно льют сильнее всего во  второй половине
лета. В Московской  области наиболее дождливые  месяцы - это  июль и август,
когда выпадает почти четвертая часть годичной нормы осадков.  Незначительное
изменение в распределении осадков  может обернуться засухой весной  и ранним
летом, за  которой следуют  катастрофические ливни  в уборочную.  В Западной
Европе дожди на протяжении всего года распределяются куда более равномерно.
      Водные пути. Реки России текут с  севера на юг и наоборот; ни  одна из
крупных рек не протекает с востока на запад, или с запада на восток.  Однако
притоки  больших  рек  располагаются  именно  в  этом направлении. Поскольку
поверхность России плоская (в ее Европейской части нет точки выше 500 м )  и
реки ее начинаются не в горах, а в болотах и заболоченных озерах, падение их
незначительно. В результате Россия обладает единственной в своем роде  сетью
судоходных  водных  путей,  состоящих  из  больших  рек с их многочисленными
притоками,  соединяющихся  меж  собой  удобными  волоками.  Пользуясь   даже
примитивными  средствами   транспорта,  можно   проплыть  через   Россию  от
Балтийского моря до Каспийского и  добраться по воде До большинства  земель,
лежащих между ними. Речная сеть Сибири густа отменно - настолько, что в XVII
в. охотникам на пушного зверя  удавалось в самое короткое время  проделывать
тысячи верст до  Тихого океана и  заводить регулярную речную  торговлю между
Сибирью  и  своими  родными  местами.  Если  бы не водные пути, до появления
железной  дороги  в  России  можно   было  бы  влачить  лишь  самое   жалкое
существование. Расстояния так велики,  а стоимость починки дорог  при резком
перепаде температур