не  как  противовес  сеньору,  царю,  а  как  объект   его
эксплуатации. Как л  везде, целью вотчинного  строя на Руси  была выжимка из
страны всего имевшегося в ней дохода и рабочей силы. Джайлс Флетчер, поэт  и
государственный деятель елизаветинских времен, в 1588-1589 гг. побывавший  в
России и оставивший во многих отношениях лучшее из дошедших до нас  описаний
Московского царства,  сделанных очевидцами,  сообщает, что  Иван IV  нередко
сравнивал  свой  народ  с  бородой  или  с  отарой овец, поскольку обоих для
доброго роста надобно часто  стричь.*17 Неизвестно, аутентична эта  метафора
или ее выдумали жившие в Москве английские купцы, однако в любом случае  она
верно   отражает   дух,   пропитывавший   внутреннюю   политику  Московского
правительства,   да   и   вообще   любого   правительства   вотчинного,  или
"сеньориального" типа.
       *15 Некоторые ученые (например, Джон  Кип (John Keep) в Slavonic  and
East  European  Review,  April  1970,  p.  204,  и Ганс Торке [Hans TorkeJ в
Canadian  Slavic  Studies,  winter  1971,   p.  467)  усматривают  на   Руси
нарождающееся общество уже в  конце XVII в. (Кип)  н даже в середине  XVI в.
(Торке).  Профессор  Кип  основывает  свою  точку  зрения  на брожении среди
служилого  класса,  однако  заключает,  что  его  попытки добиться кое-какой
свободы  от  государства  не  увенчались  успехом. Свидетельства, приводимые
профессором Торком, в основном указывают на то, что русское правительство  в
XVI в.  увидело целесообразность  привлечения разных  сословий к  управлению
страной. Идея общества, как  я се понимаю н  как она обычно определяется  на
Западе,  предполагает  признание  государством  права  социальных  групп  на
юридический статус и на  узаконенную сферу свободной деятельности.  В России
же это право было признано лишь в царствованне Екатерины II.
       *16  Г.  Е.  Кочин,  ред.,  Материала  для терминологического словаря
древней России. М.-Л-, 1937, стр. 126.
       *17 Giles Fletcher, Of the. Russe Commonwealth (London 1591), p. 41

       На  каком-то  этапе  московской  истории  вотчинное  умозрение, корни
которого лежали в чисто экономических представлениях, приобрело политическую
окраску. Вотчинник -  землевладелец сделался вотчинником-царем.  Дух остался
тот же, однако  стал выражаться в  новых формах и  потребовал теоретического
обоснования. Имеющихся данных  недостает, чтобы точно  сказать, когда и  как
случилась эта  трансформация. Однако  есть убедительные  свидетельства того,
что дело решилось в царствование  Ивана III, когда два события  одновременно
освободили  Москву  и  подвластные  ей  княжества  от  внешней зависимости и
впервые  позволили  северо-восточной  Руси  почувствовать  себя   суверенным
государством.
       Одним  из   этих  событий   явился  распад   Золотой  Орды.   Порядок
престолонаследия,  существовавший  у  "белой  кости"  (потомков Чингисхана),
отличался  крайне  запутанной  системой  старшинства, больше подходившей для
племенной  организации  кочевого  народа,  чем  для  империи,  и  вызывавшей
бесконечные  междоусобицы.  В  1360-х  гг.  соперничающие  между собой кучки
претендентов  учинили  в  Орде  великий  разброд;  на протяжении последующих
двадцати лет в Сарае пересидело  по меньшей мере четырнадцать ханов.  Москва
пользовалась этими распрями и натравливала соперников друг на друга. В  1380
г.  Дмитрий  князь  Московский  даже  отважился  выступить против монголов с
оружием  в  руках.  Верно,  что  он  пошел  всего-навсего  против  крымского
хана-узурпатора; также  верно, что  одержанная им  на Куликовом  поле победа
имела  небольшое  военное  значение,  поскольку  два  года  спустя   монголы
отомстили за неудачу  и разорили Москву.  И тем не  менее, Куликовская битва
показала русским, что они могут тягаться со своими хозяевами.
       Орда, уже резко  ослабевшая из-за усобиц,  получила решающий удар  от
Тимура  (Тамерлана).  Со  своего  опорного  пункта  в  Средней Азии тюркский
завоеватель предпринял  с 1389  по 1395  г. три  кампании против  Орды, и во
время последней войска его разрушили Сарай. Орда так и не оправилась от этих
ударов. В середине  XV в. она  распалась на несколько  частей, важнейшими из
которых    были    Казанское,    Астраханское    и   Крымское  ханства.  Эти
государствапреемники Орды, в особенности Крымское ханство, все еще могли без
труда совершать  набеги на  Русь, но  полной власти  над ней  уже больше  не
имели. А к  концу XV в.  Москва уже решала,  кому из претендентов  сидеть на
казанском троне. В царствование Ивана III Москва перестала платить дань Орде
и государствам  - ее  преемникам (по  преданию, это  произошло в  1480. г.).
Другим событием, способствовавшим политизации московских правителей, явилось
крушение  Византийской  империи.  Отношения  России  с  Византией никогда не
отличались  четкой  определенностью.  Со  времени  крещения  Руси несомненно
полагали, что она стоит, в некоей зависимости от Константинополя. Об этом не
уставала напоминать греческая иерархия, любившая выдвигать теорию  Юстиниана
о  "гармонии",  или  "симфонии",  согласно  которой  церковь и императорская
власть не  могут существовать  друг без  друга. Подразумевалось,  что в силу
этого  православные  на  Руси   должны  сделаться  подданными   византийских
императоров, но осуществить эти притязания не было никакой возможности, а во
время  монгольского  господства  они  вообще  сделались  бессмысленными, ибо
императором Руси в ту пору был большой нехристь - монгольский хан.  Византия
имела  кое-какой  контроль  над  Русью  через  духовенство,  то  есть  через
назначения на высокие иерархические должности, делавшиеся или утверждавшиеся
Константинополем.  Но  даже  эта  нить  порвалась  после 1439 г., когда Русь
отвергла унию  Византии с  католиками, заключенную  на Флорентийском Соборе.
Великие князья Московские, исходившие  из убеждения, что Византия  совершила
во  Флоренции  грех  вероотступничества,  с  тех  пор  стали назначать своих
собственных  митрополитов,  не  утруждая  себя  больше испрашивать одобрение
греческой  иерархии.  Так  или  иначе,  все притязания, которые византийский
император и византийская церковь могли  иметь на власть над Русью,  потеряли
значение  в  1453  г.,  когда   Константинополь  был  захвачен  турками,   и
императорская линия пресеклась.
       <<страница 102>>
       После падения Византийской империи у православной церкви были  веские
причины на то, чтобы способствовать созданию на Руси крепкой царской власти.
Этот  вопрос  будет  подробнее  разбираться  в главе, посвященной отношениям
между церковью и государством (Глава  9). Здесь же следует подчеркнуть  лишь
главное  обстоятельство.  Православная  церковь,  стесненная   магометанами,
соперничающая  с  католиками  и  расшатываемая  еретическими  реформистскими
движениями в своей собственной иерархии, боролась за свою жизнь. С  падением
Константинополя московский правитель стал выступать как единственный в  мире
православный  князь,  способный  оградить  православную  церковь от сонма ее
внешних  и  внутренних   противников.  Посему,   чтобы  выжить,  надо   было
поддерживать московских властителей и воспитывать в этих накопителях  земель
и  дельцах  политическое  сознание,  которое  позволит им выглянуть за узкий
горизонт  своих  поместий.  После  1453  г. греческая и русская православные
иерархии делали все, что могли, дабы сделать из московского князя  защитника
веры, ответственного за благоденствие  всех православных христиан. Одной  из
кульминационных  точек  этого,  процесса  явился  церковный  синод  1561 г.,
присовокупивший к своим  решениям послание константинопольского  патриарха к
Ивану  IV,  провозглашавшее  последнего  "царем  и  государем   православных
христиан во всей вселенной".*18
       *18 Цит. в Helmut Neubauer. Car und Setbstherncher (Wiesbaden  1964),
стр. 39-40.

       Крушение Золотой Орды и Византии освободило Москву от подчинения двум
империям, претендовавшим на какую-то форму верховной власти над нею. Поэтому
именно в это  время - во  второй половине XV  в.- великие князья  Московские
начинают  мало-помалу  величать  себя  царским  титулом. Иван III был первым
русским  правителем,  изредка  называвшим  себя  царем.  Первоначально  этим
званием величали византийского императора,  а с 1265 г.  оно предназначалось
для  хана  Золотой  Орды,  Женившись  на племяннице последнего византийского
императора, Иван III стал пользоваться и его двуглавым императорским  орлом.
Сын его Василий звал себя царем еще чаще, а внук Иван IV узаконил в 1547  г.
этот обычай, сделав звание "царя всея России" титулом российских правителей.
В городах и селах, северо-восточной Руси завелись теперь значительные  идеи.
Князья, предки которых некогда ползали на четвереньках на потеху хану и  его
придворным,  ныне  вели  свою  родословную  от императора Августа, корона же
якобы  была  пожалована  им  Византией.  Ходили  разговоры о том, что Москва
является "Третьим Римом" и что ей предопределено на веки вечные занять место
развращенных и павших  Рима Петра и  Рима Константина. Среди  темного народа
пошли фантастические легенды, связывающие деревянный по большей части  город
на  Москве-реке  со  смутно  понимаемыми  событиями  библейской  и  античной
истории.
       Вот  при  таких  обстоятельствах  вотчинное мировоззрение и приобрело
политическую  окраску.  Далее  встает  вопрос:  какой образец для подражания
избрали московские князья, добивавшиеся самодержавной, имперской власти? Они
были  знакомы  с  двумя  образцами  -  византийским василевсом и монгольским
ханом.  Западные  короли  для  этой  цели  не годились, отчасти из-за своего
католичества,  отчасти  потому,  что,  по  крайней мере номинально, они были
вассалами  Римского  императора  и  по  этой  причине  не  были   настоящими
суверенами в том смысле, какой вкладывала в это понятие Москва. В 1488 г.  в
Москву явился посланец  императора Фридриха III,  прося ее помощи  в войне с
турками. Чтобы заручиться содействием Ивана  III, он предложил ему помощь  в
приобретении королевской короны. Данный  на это предложение ответ  не только
показывает,  какого  высокого  мнения  был  о  себе  московский  князь, но и
косвенным  образом  демонстрирует,  что  он  думал  про  обычных европейских
монархов:  "...  мы  Божиею  милостию  Государи  на своей земле изначала, от
первых  своих  прародителей,  а  поставление   именем  от  Бога,  как   наши
прародители ... а постановления, как есмя наперед сего не хотели ни от кого,
так и ныне не хотим".*19
       *19  Памятники  дипломатических  сношений  древней России с державами
иностранными СПб. 1851, I. стр. 12.

       Византийский образец сделался  известным на Руси  почти исключительно
через посредство духовенства и церковной литературы. У Москвы не было прямых
дипломатических или торговых  связей с Константинополем  и потому не  было и
возможности узнать, что представляет собою тамошний монарх и что он  делает.
Церковь  по  вышеуказанным  причинам  была  весьма  заинтересована в сильной
русской монархии. Она  потворствовала ее амбициям,  способствовала выработке
доктрины  самодержавия  и  разработала  сложный церемониал коронации. Неясно
только, как церковь могла обучить московских князей искусству политики.
       <<страница 104>>
       Если мы хотим узнать, где Москва обучилась науке царствования (не как
некоего  идеала,  а  как   реально  действующего  института),  нам   следует
обратиться  к  Золотой  Орде.  Вопрос  о монгольском влиянии сильно задевает
русских,  которых  очень  обижает  предположение  о  том,  что их культурное
наследие, возможно, несет на себе кое-какую печать Востока, а в  особенности
- восточной державы,  памятной более всего  своими чудовищными зверствами  и
уничтожением великих центров цивилизации.  Тем не менее, вопрос  этот обойти
нельзя, и  несоветские историки,  за немногими  исключениями, готовы отвести
монгольскому влиянию важную и  даже решающую роль в  становлении Московского
государства.  В   предыдущей  главе   затрагивался  вопрос   о  духовном   и
нравственном влиянии монгольского владычества на русскую политику; здесь  мы
коснемся его влияния на институты.
       Золотая Орда дала первый пример централизованной политической власти,
с которым вплотную столкнулись русские князья. На протяжении полутора  веков
хан был их абсолютным господином.  Его могущество и величие почти  полностью
стерли из памяти образ византийского василевса. Последний являл собою  нечто
весьма  отдаленное,  легенду;  ни  один  из  удельных  князей  не  бывал   в
Константинополе, зато  многим из  них была  очень хорошо  известна дорога  в
Сарай. Именно в  Сарае имели они  возможность вплотную лицезреть  абсолютную
монархию  за  работой,  лицезреть  власть,  "с  которой  нельзя  входить   в
соглашение,  которой  надо  подчиняться  безусловно".*20 Здесь они научились
облагать налогами дворы и торговые сделки, вести дипломатические  отношения,
управлять  курьерской  службой  и  расправляться  с  непокорными подданными.
Русский словарь хранит  отчетливые следы этого  влияния. Слово "казна"  есть
прямое заимствование из языка татаро-монголов, равно как и понятия  "деньги"
и "таможня", оба происходящие от "тамги", обозначавшей при монголах казенную
печать, ставившуюся на товарах в  знак уплаты пошлины. Связывавшая Москву  с
провинцией "ямская  служба" была  тем же  самым монгольским  "ямом", но  под
другим  начальством.  Татаро-монгольское   воздействие  на  язык   репрессий
отмечалось выше (стр. #82). Возможно, самым важным, чему научились русские у
монголов,  была  политическая  философия,  сводившая  функции  государства к
взиманию дани  (или налогов),  поддержанию порядка  и охране  безопасности и
начисто лишенная сознания ответственности за общественное благосостояние.
       *20 В Сергеевич, Древности русского права, 3-е изд., СПб., 1908,  II,
стр 34.

       <<страница 105>>
       В период, когда  Москва выступала агентом  Орды на Руси,  ей пришлось
создать административный аппарат, соответствующий нуждам аппарата,  которому
он служил. Ввиду природного консерватизма политических учреждений нет ничего
удивительного в том, что эта структура управления осталась почти  неизменной
даже после того, как Московское княжество сделалось суверенным государством.
Так, не  покончили с  данью, которую  великий князь  Московский собирал  для
хана; вместо этого дань превратилась в налог, взимаемый для великого  князя.
Точно так же полагалось  поддерживать монгольскую курьерскую службу,  теперь
уже  для  великого  князя.*21  Так,  почти незаметно, Москва переняла многие
монгольские институты. Из-за  хозяйственной ориентации удельного  княжества,
из которого  вышло Московское  государство, и  сопутствующей ей неразвитости
политических институтов  русские, естественно,  склонны были  заимствовать у
монголов вещи, которых  у них самих  не было, то  есть центральные налоговые
ведомства, связь и средства подавления.
       *21 А. Лаппо-Данилевский,  Организация прямого обложения  в Московском
государстве, СПб., 1890, стр 14-15.

       Есть кое-какие указания на то,  что первые цари смотрели на  себя как
на наследников  монгольских ханов.  Хотя под  церковным влиянием  они иногда
ссылались  на  византийский  образец,  они  не  называли  себя   преемниками
византийских императоров. В. Савва  обнаружил, что в поисках  международного
признания своих прав на царское или имперское звание российские правители не
указывали на преемство  своей власти от  Византии.*22 С другой  стороны, нет
недостатка в свидетельствах того, что они придавали первостепенное  значение
завоеванию государств-преемников Золотой Орды  - Казани и Астрахани.  Уже во
время последнего  наступления на  Казань и  Астрахань Иван  называл их своей
вотчиной; это утверждение могло значить лишь  одно - что он смотрел на  себя
как  на  наследника  хана  Золотой  Орды.  Чиновник  московского Посольского
Приказа Григорий Котошихин, бежавший в Швецию и написавший там весьма ценное
сочинение о московском государстве,  начинает свой рассказ с  сообщения, что
Иван IV  сделался "царем  и великим  князем всея  Руси" с  того момента, как
завоевал  Казань,  Астрахань  и  Сибирь.*23  Титул  "белого  царя",   иногда
использовавшийся  московскими  правителями  в  XVI  в.,  по всей вероятности
связан  с  "белой   костью"  -  родом   потомков  Чингисхана  и,   возможно,
представляет  собою  еще  одну  попытку  подчеркнуть  преемство  от правящей
монгольской  династии.  Достоверные  документальные  свидетельства по теории
российского монархического правления в период его становления весьма скудны.
Однако  что  касается  политических  воззрений  московского  двора, то здесь
аутентичных материалов достаточно, чтобы  сделать по этому поводу  кое-какие
обобщения. Западные люди, посетившие Россию в XVI-XVII вв., были  ошеломлены
заносчивостью, с которой  они столкнулись в  Москве. По наблюдениям  иезуита
Поссевино, отправленного Папой послом к Ивану IV, царь был абсолютно убежден
в том, что является могущественнейшим и мудрейшим правителем на свете. Когда
в  ответ  на  его  похвальбу  Поссевино  вежливо  напомнил  Ивану  о  других
прославленных христианских князьях, тот  спросил - скорее презрительно,  чем
недоверчиво - "Да  сколько же их  на свете?" (Quinam  isti sunt in  mundo?).
Жители Москвы, обнаружил  Поссевино, разделяли самомнение  своего правителя,
ибо посол слышал, как они говорили:
       Это знает лишь Господь и  наш Великий Господин (Magnus Dominus)  (то
есть наш Князь). Этот наш Великий Господин знает все. Одним словом он  может
развязать любой узел и разрешить все затруднения. Нет такой веры, с обрядами
и догмами которой  он не был  бы знаком. Всем,  что мы имеем,  и тем, что мы
хорошо ездим верхом, и  тем, что мы в  добром здравии, всем этим  мы обязаны
милости нашего Великого Господина.
       Поссевино  добавляет,  что  царь  усердно  насаждает такую веру среди
своего народа.*24
       *22 В. Савва, Московские, цари и византийские василевсы Харьков, 1901
стр 400
       *23 О России в  царствование Алексея Михайловича, сочинение  Григорья
Котошихина 4-е изд.. СПб.. 1906. стр. 1.
       *24 Antonio Possevino, Moscovia (Antwerpen 1567), стр. 55, 93.

       <<страница 107>>
       По отношению к иноземным  послам, особенно западным, московский  двор
любил выказывать  нарочитую грубость,  как бы  стараясь показать,  что в его
глазах они  представляют правителей  низшего сорта.  По московским понятиям,
настоящий суверен должен был отвечать трем условиям: происходить из древнего
рода, занимать трон по праву наследования  и не зависеть ни от какой  другой
власти, внешней или  внутренней.*25 Москва чрезвычайно  гордилась древностью
своего рода, который она еще сильнее состарила, поведя его от дома  римского
императора Августа. С макушки этого вымышленного генеалогического древа  она
могла свысока  смотреть почти  на все  современные ей  королевские дома. Что
касается  способа  вступления  на  престол,  то  здесь также высоко ставился
наследственный  принцип:  настоящий  король  должен  быть  вотчинным,  а  не
выборным,  посаженным.  Покуда  польский  трон занимал наследственный монарх
Сигизмунд Август, Иван  IV, обращаясь к  королю Польскому, звал  его братом.
Однако  он  отказался  называть  так  преемника  Сигизмунда Стефана Батория,
потому  что  этого   короля  избрали   на  должность.  Наибольшее   значение
придавалось критерию  независимости. Правитель  есть настоящий  суверен, или
самодержец, лишь в том случае, если  он может делать со своим царством,  что
хочет.  Ограничение  королевской  власти  звалось  "уроком",  а ограниченный
монарх  -  "урядником".  Всегда,  когда  перед  Москвой  вставал  вопрос  об
установлении отношений с  какойлибо иностранной державой,  она доискивалась,
сам ли себ