- Понимаю, не маленький, - сказал Пашка. - Только я очень злой.
     Охранники остановились перед пустой камерой. Решетка была откинута.
     - Входите,  -  сказал главный охранник,  подталкивая пленников концом
палки.
     Решетки опустились. Звякнул замок.
     Охранники  пошли  прочь.  Алиса  осторожно  выглянула.  Один  из  них
остался, стоит у стены, сторожит.
     Внутри было темно. Лишь кое-где по стенам ползали зеленые светлячки.
     - Мы требуем свидания с вашим начальником!  - сказал Пашка, подходя к
решетке.
     - Молчать!
     - Я буду жаловаться!
     Молния из палки пролетела через всю камеру и ударилась,  разлетевшись
искрами, в дальнюю стену.
     - Погоди, Паш, - сказала Алиса.
     Она отошла в  угол так,  что охранник не мог ее увидеть,  и осторожно
достала из-за  пазухи гнома.  Гном уместился на  ее ладонях,  только босые
ноги свешивались вниз.  Глаза его были закрыты.  Алиса осторожно приложила
ухо к  его груди.  Вроде бы сердце бьется.  Она погладила гнома пальцем по
щеке.  Щека теплая.  Алиса присела на корточки и открыла аптечку, что была
вмонтирована в  пояс ее  комбинезона.  Оттуда она достала мягкую ампулу со
стимулятором. Пашка стоял рядом, закрывая Алису от решетки.
     Алиса закатала рукав рубашечки гнома и  приложила ампулу к  его руке.
Чуть-чуть прижала, чтобы под кожу гнома попала капля лекарства.
     - Чего  делаете?  -  спросил  неожиданно охранник,  заглядывая сквозь
решетку.
     - Спим, - сказал Пашка. - Не приставай.
     Гном  пошевелился.  Приоткрыл глаза.  И  в  ужасе  зажмурился.  Алиса
поднесла губы к уху гнома:
     - Тише, - прошептала она, - а то они услышат.
     Гном понял. Он так и остался лежать у нее на ладонях. Но терпения его
хватило  ненадолго,  вдруг  он  стал  биться,  стараясь  вырваться.  Алиса
опустила его на пол.
     Гном кинулся к решетке, но увидел ноги охранника и бросился обратно к
Алисе.
     - Вам надо будет подождать,  -  прошептала Алиса,  - пока нас уведут.
Потом вы сможете уйти. А сейчас опасно.
     - Спасибо, - сказал гном. - Я думал, что меня убили. А вы кто такие?
     - Мы ваши друзья.
     - Если вы наши друзья,  вы должны убить Четырехглазого, - сказал гном
убежденно.
     - Я это обязательно сделаю, - сказал Пашка.
     - Но сделать это можно только,  если знаешь страшный секрет, - сказал
гном. - Я вам его открою.
     - Если вы про стеклянное яйцо,  в котором жизнь Четырехглазого, то мы
уже знаем.
     - Как? Откуда вы знаете эту страшную тайну?
     - Нам сказали об этом другие гномы.
     - Тогда судьба всего нашего мира в ваших руках.
     И в этот момент послышался шорох. Гном бросился в угол и сжался там в
комочек. Плита в центре камеры поднялась и оттуда хлынул яркий свет.
     В люке появилась голова охранника.
     - Следовать за мной! - приказал он.


                                 Глава 8

                         ВО ДВОРЦЕ ЧЕТЫРЕХГЛАЗОГО

     Вниз вела белая лестница.  Возле нее стояли еще два охранника,  такие
же  белоглазые,  слепые,  с  такими же  длинными,  как  хоботки,  носами и
большими ушами.
     Коридор под  камерами был  ярко  освещен и  покрашен в  белую краску,
отчего создавалось больничное настроение.
     Охранники быстро пошли вперед. Два охранника впереди, третий сзади.
     По сторонам коридора были двери,  такие же белые,  как и стены. Из-за
некоторых слышались голоса, одна была приоткрыта, и кто-то там плакал.
     Поворот. За ним еще один охранник. При виде своих коллег он отступил,
вжался в стену.  Еще поворот.  Еще охранник. Они бежали по лабиринту, и за
каждым углом стоял охранник с палкой наготове.
     Потом они попали в круглый зал. По сторонам большой двери в конце его
стояли  на  страже  два  чудовища,  которых Алисе  и  в  книгах  видеть не
приходилось. Это были огромные карикатуры на людей, коренастые, корявые, с
зубастыми мордами  и  глазами навыкате.  Чудовища качнулись навстречу друг
другу,  закрывая проход.  Первый  охранник остановился в  шаге  от  них  и
прошептал  пароль.  Чудовища  нехотя  расступились.  Проходя  мимо,  Алиса
подняла голову и  встретилась взглядом с  чудовищем.  И  поняла,  что  оно
слепое - белые глаза были без зрачков.
     Пропустив пленников вперед,  охранники остались снаружи.  Дверь  тихо
закрылась.
     Они стояли в  самом настоящем тронном зале,  как будто перенесенном в
это  подземелье из  старинной сказки.  Алисе даже  показалось на  секунду,
будто она видела его на картинке в детской книжке.
     Широкая красная ковровая дорожка вела к возвышению,  на котором стоял
позолоченный  каменный  трон  с  высокой  спинкой,  наверху  которой  была
прикреплена резная хрустальная корона.  Балдахин над  троном был сделан из
белого меха, а под сводчатым потолком было прикреплено вырезанное из камня
изображение огромного отвратительного насекомого, глаза которого светились
и, казалось, наблюдали за каждым, кто посмел войти в тронный зал.
     Прошла минута,  может быть, две, пока Алиса и Пашка осматривались, не
смея шагнуть вперед. Но зал был по-прежнему пуст и зловеще тих.
     - Эй! - не выдержал наконец Пашка. - Кто тут живой?
     - И-вой... - откликнулось эхо.
     Алиса  разглядывала  стены  зала.   Они   были   украшены  картинами,
выложенными драгоценными камнями.  На  картинах  были  изображены  мрачные
горы,  ущелья,  высокие ели,  тесно стоящие у подножья гор, между деревьев
была  протянута  паутина,  у  подножья  елей  росли  громадные  поганки  и
мухоморы.  На мухоморах сидели черные улитки. Картины эти были сделаны так
тщательно, что не сразу сообразишь, что стоишь в зале, а не в темном лесу.
Каждая картина была  выпилена из  малахита,  горы  выложены из  сапфиров и
бирюзы.
     - Не прячьтесь от меня! - сказал Пашка. - Меня не надо бояться.
     - Пашка! - укоризненно сказала Алиса. - Ты опять за свое.
     - Нет,  ты только подумай:  притащить нас в подземелье, издеваться, а
потом привести в минералогический музей.
     - Храбришься? - спросила Алиса. - Мне тоже не по себе.
     - Я  ничего  не  боюсь,  -  ответил  Пашка  громко,  чтобы  тот,  кто
подслушивает,  не  сомневался в  Пашкиной отваге.  -  Просто мне  все  это
надоело.
     С  этими словами он повернулся и направился обратно к двери,  толкнул
ее, но дверь была заперта.
     - Эй! - сказал Пашка. - Выпустите меня!
     Он  стучал в  дверь кулаками.  Но  дверь была гранитной,  так  что он
только отбил кулаки.
     - Ну  ладно!  -  сказал Пашка.  -  Тогда я  объявляю здесь революцию!
Отныне я  и есть Четырехглазый!  Кащей Бессмертный!  Властитель подземного
царства!
     Он перебежал зал, поднялся на три ступеньки и сел на трон.
     - Ну как? - спросил он. - Похоже? Где бы еще корону найти?
     Но тут он вскрикнул,  подскочил на троне, скатился по ступенькам вниз
и сел на ковер.
     - Что? Что случилось? - Алиса подбежала к нему.
     - Дергается!  Током бьет!  -  сказал Пашка.  -  Даже  трон у  них  не
настоящий.
     - Я думаю,  что за нами наблюдают,  -  сказала Алиса.  -  Наблюдают и
посмеиваются.  Пустили детей в  тронный зал!  Посмотрим,  настоящие ли это
противники или просто детский сад, который вышел сюда порезвиться?
     - А что я такого сделал?  - обиделся Пашка. - Я пошутил. Каждый может
пошутить.
     В тишине послышался тихий смех. Совсем рядом.
     Он доносился откуда-то из-за трона.
     Алиса быстро пошла туда, откинула тяжелую махровую портьеру и увидела
за ней небольшую притворенную дверцу.
     - Пашка, смотри.
     Пашка уже был рядом.
     - Он туда спрятался?
     - Может, это ловушка?
     - Какая еще ловушка? Мы с тобой где? Разве не в ловушке?
     - В ловушке.
     - А из ловушки в ловушку можно ходить без пропуска.
     С  этими  мудрыми словами Пашка  первым  ступил  в  тускло освещенный
проход за тронным залом.
     Это  был  узкий,  чистый,  безликий коридорчик,  в  который  выходило
несколько дверей.
     За первой был какой-то склад,  там грудами лежали вывески и  плакаты:
<Вход воспрещен>, <В труде высшее счастье>, снова <Вход воспрещен>, <Норму
выполнил дотла  -  будет свежей голова>,  <Сегодня недоел,  завтра остался
запас>, снова <Вход воспрещен> и просто <НЕЛЬЗЯ!>.
     Они прошли ко  второй двери.  Она была закрыта на засов.  Пашка хотел
откинуть засов, но Алиса сказала:
     - Если он спрятался, то не сюда.
     - Разумно, - согласился Пашка.
     В  третьей комнате стояло несколько вырубленных из камня ящиков.  Все
они  были  наполнены драгоценными камнями.  В  одном  -  груды рубинов,  в
следующем -  алмазы,  затем ящик с  изумрудами.  Все камни были огранены и
сверкали в  полутьме,  но  от  того,  что  их  было слишком много,  они не
казались  драгоценными камнями,  а  выглядели  как  кучи  стекляшек.  Ведь
драгоценный камень, чтобы быть драгоценным, должен быть одиноким.
     Они  повернули  за  угол.  Коридор  кончался  небольшой  лестницей  и
перилами.  Двенадцать ступенек.  Они поднялись на площадку,  куда выходила
дверь, обитая кожей. Обыкновенная дверь, какие бывают в старых домах.
     На  двери был  прикреплен почтовый ящик.  На  стене рядом с  дверью -
кнопка звонка.
     Пашка толкнул дверь -  она была заперта. Тогда Алиса нажала на кнопку
звонка. Внутри отозвалось мирно <дзинь-дзинь>.
     - Иду, иду, - послышался за дверью голос.
     Дверь приоткрылась на цепочку, и в щели блеснули очки.
     - Вам кого? - спросили изнутри.
     Это  было как  во  сне.  Только что ты  прошел мимо чудовищ,  стоял в
тронном зале,  видел ящики с  изумрудами -  и  вдруг,  как пробуждение,  а
может, провал в другой сон - мирный голос за обыкновенной дверью.
     Алиса не нашлась,  что сказать, ведь не Кащея же спрашивать. Но Пашка
вдруг сообразил.
     - Простите, - спросил он. - Гарольд Иванович здесь живет?
     - Гарольд Иванович? А кто вас к нему послал?
     - У нас письмо к нему от брата, Семена Ивановича.
     - Не может быть! Сейчас отворю.
     Звякнула цепочка,  дверь  растворилась.  На  пороге стоял  невысокого
роста худенький пожилой человек,  в очках, одна дужка которых была сломана
и подвязана веревочкой. Он был в синем халате и шлепанцах на босу ногу.
     - Заходите,  пожалуйста,  умоляю  вас,  здесь  опасно стоять снаружи.
Проходите внутрь, проходите.
     Алиса и  Пашка прошли узким темным коридором,  где стояло длинное,  в
рост  человека,  зеркало и  на  пустой вешалке висела шляпа,  в  небольшой
кабинет.  Стены кабинета были уставлены стеллажами с  книгами,  там  стоял
письменный стол,  на котором лежали бумаги и  тетради,  и горела лампа под
зеленым абажуром. Перед столом стояли два черных кожаных кресла.
     Алиса посмотрела на Пашку, Пашка на Алису.
     - Давайте знакомиться,  молодые люди,  -  сказал  хозяин квартиры.  -
Меня,   как   вы   изволили  проницательно  догадаться,   зовут  Гарольдом
Ивановичем.
     - Я - Алиса Селезнева.
     - А я - Павел Гераскин.
     - Чудесно,  чудесно.  - Гарольд Иванович пожал гостям руки. - Уж я не
чаял дождаться вестей из дома. А как же вам удалось меня отыскать?
     - По  фотографии,  -  сказал Пашка и  протянул Гарольду Ивановичу его
портрет, который вызывал такой ужас у обитателей подземелий.
     Гарольд Иванович взял фотографию и принялся ее рассматривать.
     - Как я изменился!  -  сказал он. - Даже не нужно смотреть в зеркало,
чтобы понять,  как  промелькнувшие годы избороздили мое чело морщинами.  О
годы, годы!
     С  этими  словами  Гарольд Иванович прошел  за  стол,  сел  и  поднес
фотографию к глазам.
     - У  меня еще письмо к вам есть,  -  сказал Пашка и протянул Гарольду
Ивановичу конверт.
     - От брата?  От Сени?  Как я вам благодарен,  мои юные друзья!  Да вы
садитесь, садитесь, отдыхайте, в ногах правды нет, как говорил Цицерон.
     Гости послушались.  Но как только Алиса опустилась в кресло,  она  от
удивления подскочила - кресло лишь казалось кожаным и мягким. В самом деле
оно было искусно вытесано из черного мрамора.  Только ударившись об  него,
можно было понять, что кресло - обман.
     Пашка вскочил, потирая ушибленный локоть.
     - Это как понимать! - воскликнул он. - Зачем вы обманываете людей?
     - В чем дело?  - Гарольд Иванович поднял голову и удивленно уставился
на Пашку сквозь очки.
     - Это же не кресла, а камни!
     - Ах,  да,  -  Гарольд Иванович виновато улыбнулся.  - Я виноват! Эти
кресла стоят здесь так давно и так давно в них никто не садился, что я сам
поверил,  что они кожаные.  Господи, как бежит время! Поймите, я старею, я
теряю память, я становлюсь рассеянным. И мне так дороги все воспоминания о
моем земном прошлом, о нашей с Сеней квартире, о дедушкиных креслах, что я
стараюсь поддерживать в  себе иллюзию того,  что  жизнь продолжается.  Да,
жизнь моя давно уже прекратилась,  но я себя обманываю... простите старого
немощного человека.
     - Ничего, - смутился Пашка, - я понимаю. Просто от неожиданности...
     - Хотите я уступлю вам мой стул? - Гарольд Иванович даже приподнялся.
- А я постою...
     - Нет, что вы! - возразил Пашка. - Сидите, я не устал.
     Наступила тишина. Гарольд Иванович снова углубился в чтение письма.
     Пашка отошел к  полкам,  стал  смотреть на  корешки книг.  Потом,  не
подумав даже,  что надо попросить разрешения, протянул руку, чтобы достать
одну из  книжек.  И  тут  же  отдернул руку,  потому что  между пальцами и
стеллажом пролетела голубая искра.
     - Ой! Током бьет!
     - Что?  -  Гарольд Иванович был раздражен.  -  Из-за  вас я  не  могу
дочитать письмо! Что еще стряслось?
     - Я хотел взять... А оно ударило.
     - Это  остаточное  электричество,   -   сказал  Гарольд  Иванович.  -
Возможно,  вам приходилось об этом слышать.  Электричество накапливается в
горных породах.
     Алисе показалось,  что глаза Гарольда Ивановича за  толстыми стеклами
очков  улыбаются.   Или  ей  это  показалось?  А  его  указательный  палец
дотрагивается до кнопки посреди стола.
     - Не расстраивайтесь, Павел Гераскин, - продолжал Гарольд Иванович. -
Это  не  настоящие книги.  Откуда мне здесь их  добыть?  Это лишь корешки,
выточенные из камня.  Как ученый и  интеллигентный человек я не мыслю себе
существования без библиотеки.  За долгие годы я выточил эти стены - точную
копию  библиотеки моего дедушки.  Видите -  вот  полное собрание сочинений
Чарльза Дарвина.  А  это  моя  любимая книга  -  произведение французского
энтомолога Фабра. Он так интересно писал о муравьях! А дальше справочники,
справочники,  словари. Но есть книги для развлечения. Да, я не чужд этому.
Видите <Пиквикский клуб> Диккенса? А это его же роман <Айвенго>.
     Алиса послушно смотрела на  корешки.  На  них  золотом были вытеснены
названия.  Но ведь <Айвенго> написал не Диккенс,  а  Вальтер Скотт!  А тут
написано: Диккенс.
     - Простите, - сказала она.
     Но Пашка ее опередил.
     - Смешно,  -  сказал он. - Любой ребенок знает, что <Айвенго> написал
Вальтер Скотт.
     - Что? - Гарольд Иванович буквально подскочил на стуле. - Конечно же.
Вальтер Скотт.  А там что написано?  <Диккенс>?  Это безобразие! Я прикажу
казнить всю типографию! Я их растерзаю!
     Рука Гарольда Ивановича протянулась к красной кнопке, но в миллиметре
от нее замерла. Гарольд Иванович спохватился и переменил решение.
     - Ладно,  - сказал он. - Пошутили и хватит. Но я должен сказать тебе,
Паша,  что ты безобразно воспитан.  Если пожилой немощный человек совершил
маленькую ошибочку,  неужели ты  должен смеяться над ним?  Неужели у  тебя
хватит совести смеяться и издеваться?
     Казалось, Гарольд Иванович вот-вот заплачет. Голос его дрожал.
     - Я не хотел, - сказал Пашка. - Нечаянно получилось.
     - Я принимаю твои слова за извинение,  - сказал Гарольд Иванович. - И
мы забудем об этом печальном инциденте.  Попрошу тебя,  Алисочка, расскажи
мне подробнее о моем брате Сене.  Как он выглядит, чем занимается? Скучает
ли обо мне?
     - Он очень о вас скучает и любит вас, - сказала Алиса. - Все двадцать
лет,  прошедшие с того дня,  как вы потерялись в пещере,  он не вылезал из
кузницы, чтобы изготовить подземную лодку для вашего спасения.
     - Это удивительно,  -  сказал Гарольд Иванович.  -  Значит он  всегда
верил, что я жив? Я этого не хотел.
     - Значит вы нарочно потерялись? - удивилась Алиса.
     - Все  значительно сложнее,  ах,  сложнее!  Ты  еще девочка,  тебе не
понять той страсти, которая ведет настоящего ученого к подвигам и жертвам.
Неужели  ты  думаешь,  что  Колумб,  отправляясь в  безнадежное и  опасное
путешествие к берегам неизвестной Индии...
     - Колумб открыл Америку, а не Индию, - вмешался Пашка.
     - Павел,  -  сказал печально Гарольд Иванович.  - Ты плохо кончишь. И
может быть, даже в ближайшем будущем.
     - Колумб  отправился открывать Индию,  а  открыл Америку,  -  сказала
Алиса.
     - Молодец,  девочка.  Так  вот,  Колумб также вынужден был  разорвать
связи со своими близкими,  бросить землю,  которая его не понимала, и даже
оставить на произвол судьбы своих детишек...  Но если бы он думал о семье,
Америка осталась бы не открыта, а Колумб никогда бы не прославился.
     - Но  Америка уже  открыта.  Зачем вы  под землю полезли?  -  спросил
Пашка.  Он  дразнил  Гарольда Ивановича,  и  Алиса,  хоть  и  не  одобряла
Пашкиного поведения, понимала, что Пашка не верит этому тихому старичку. И
ни на секунду не забывает о несчастных гномах.
     Гарольд Иванович лишь вздохнул и продолжал:
     - Я рожден не для обычной жизни,  не для того, чтобы ходить на службу
или сидеть в кабинете. Я - из тех пионеров, которые первыми поднимаются на
Эверест и достигают Северного полюса. Меня влекут высокие цели познания! -
Гарольд Иванович вскочил,  начал  бегать по  кабинету,  размахивая руками,
халат его распахнулся и  летел сзади,  словно крылья летучей мыши.  -  Мой
любимый дедушка посвятил жизнь подземным исследованиям.  Он  открыл восемь
видов  насекомых,  таящихся в  глубинах земли,  в  тишине,  в  темноте,  в
подземных озерах и безмолвных реках.  Статьи моего дедушки публиковались в
ведущих  энтомологических журналах  Европы!  Но  Сколопендра Таинственная,
безмолвный страж  подземных пространств и  пропастей,  о  которой писал  в
своем  труде  средневековый путешественник Генрих Сильмузфанский,  который
утверждал,   что   укус  ее   вызывает  сладостные  видения,   Сколопендра
Таинственная  моему  дедушке  не  далась  в  руки!   И  бессмертная  слава
ускользнула от него! С той минуты, как я осознал себя, с той минуты, как я
впервые  взглянул  на  коллекцию  моего  дедушки,  на  прозрачные и  почти
невидимые тельца и  ножки насекомых земной пучины,  я понял,  что у меня в
жизни есть призвание. И этому призванию я послушно следовал всю жизнь. Да,
всю жизнь!  Меня не волновали страсти и шум земной поверхности. Я убегал с
уроков, чтобы забраться в подвал или подпол. Я проводил каникулы в пещерах
и ямах. В тишине... в тишине... в тишине...
     Последние слова Гарольд Иванович произнес тихим свистящим шепотом.
     - Но ваш брат Семен Иванович, - сказала Алиса, - рассказывал нам, как
вы о нем заботились, как вы заменили ему родителей...
     - Я человек долга!  -  сказал Гарольд Иванович совсем другим, громким
пронзительным  голосом.   -   Во   мне   уживаются  две  натуры.   Одна  -
романтическая,  стремящаяся к неизведанному, к великим свершениям, любящая
тишину и уединение подземных глубин.  И вторая моя натура - это Долг. Долг
с  большой буквы.  Как  тяжело мне было нести свою ношу,  тащить на  своих
слабых,  неокрепших еще юношеских плечах заботу об  этом толстом,  шумном,
неумном  мальчишке,   полном  каких-то  шуток,   розыгрышей,  необдуманных
поступков,  всегда жующем чего-то, всегда чего-то требующем от меня! Как я
порой ненавидел его! Но я стискивал свои молочные зубы и нес свой крест. И
ждал,  с наслаждением ждал того момента,  когда Семен подрастет настолько,
что я смогу наконец-то оставить его и не мучат