раскрыла глаза и резко приподнялась.
   Мама ведь не собиралась раскрывать им секрет отца.
   Она твердо намеревалась унести его с собой в могилу. За все эти  годы
она ни разу не  проговорилась.  Они,  можно  сказать,  вытянули  из  нее
признание в состоянии  крайнего  раздражения.  И  тем  не  менее  совсем
недавно мама  сказала  Изабель:  "Есть  кое-что  такое,  что  вам  троим
необходимо знать".
   Значит, существует еще какая-то тайна... Что же  это  может  быть?  И
когда они об этом узнают?
 
*** 
 
   К вечеру так и не стало прохладнее. И в отеле, и даже в саду все  еще
было слишком душно. Поэтому они вышли к дюнам. Близость  моря  создавала
иллюзию прохлады и свежести. Начался прилив, волны наползали на песок  и
откатывались обратно, оставляя завитки белой пены.
   Небо на  востоке  стало  пурпурно-черным,  вдали  у  линии  горизонта
вспыхивали молнии.
   Элизабет шагала впереди, в старомодном  выгоревшем  цветастом  платье
нелепого молодежного покроя.
   Грациозностью она  никогда  не  отличалась  и  сейчас  шла  неловкой,
подпрыгивающей походкой, не глядя по сторонам. За  ней  в  молчании  шли
Изабель и Арран, почти вплотную друг к другу. Замыкала шествие Кристиан,
преисполненная мрачных мыслей.
   Элизабет резко остановилась на том месте, где вчера предала морю прах
Джорджа Уинтера. Повернулась на восток, к темному горизонту. Именно туда
сорок лет назад вылетали самолеты с аэродрома в Лудгейт-Мэнор.
   Она это знала.
   Кристиан со вздохом облегчения опустилась на жесткую траву.
   В этот момент Элизабет едва заметно улыбнулась.
   - Знаю, вы считаете, что я давным-давно должна была рассказать вам  о
проблемах Джорджа с наркотиками. Но, видите ли, Джордж  не  мог  вынести
даже мысли о том,  что  кто-то  об  этом  узнает.  Его  бы  это  страшно
расстроило. Он так стеснялся этой своей слабости.
   Изабель резко обернулась к матери.
   -  Мама,  ты  нам  сказала  правду?   Он   действительно   употреблял
наркотики?
   Арран живо припомнила резкие и неожиданные смены настроения, приступы
глубокой  депрессии,   случаи   потери   координации,   взрывы   ярости,
маниакальное возбуждение. Теперь, задним числом, это казалось  настолько
очевидным...
   - Ну конечно же, Иза.
   - Мама, я хочу услышать это от тебя. Посмотри мне в глаза.
   Элизабет раздраженно повернулась к ней:
   - Конечно, это правда. С какой стати мне врать?
   Видит Бог, мне было тяжело вообще заговорить об этом.
   Ярость  охватила  Изабель.  Казалось,  она  заполнила  все  поры   ее
существа. Как могла мать допустить, чтобы она  столько  лет  мучилась..,
из-за ничего Изабель  не  могла  устоять  перед  искушением  взорваться,
причинить матери боль, заставить ее почувствовать, что пришлось пережить
ей, Изабель. Она прекрасно понимала, что это  не  имеет  смысла,  что  у
матери сдвинуты все жизненные ориентиры.., ей никогда не понять.  И  тем
не менее гнев душил ее.
   - Значит, для того чтобы не расстраивать его, ты сознательно оставила
нас в заблуждении, будто у отца наследственная душевная болезнь?
   - Ничего  я  такого  не  делала.  Вы  сами  вбили  себе  это  в  свои
испорченные головы.
   Грудь у Изабель сжало словно стальными тисками.
   Трудно стало не только говорить, но даже дышать.
   - Господи, мама! Да можешь ты хоть на минуту  представить  себе,  чем
были для меня эти семь лет! Я чуть с ума не сошла, переживая за Марка  и
Мелиссу. Не проходило ни дня, чтобы я не задавала себе ужасный вопрос.
   Все время со страхом наблюдала за ними, все время ждала, когда же это
проявится. И ты все это время  молчала,  хотя  сама  слышала,  как  отец
сказал мне, что он душевнобольной Элизабет недовольно сморщила  нос.  Не
желала она слышать про Марка и Мелиссу.
   - Ты и представления не имеешь, что это такое! А теперь  оказывается,
что мне совершенно не о чем было беспокоиться.
   - Конечно, нет! С какой стати? Ты-то здесь при чем? Это вовсе не твои
проблемы.
   Изабель изумленно смотрела на мать.
   - Что... Мама, что ты такое говоришь?
   В  этот  момент  Элизабет  Уинтер  выложила  главную   новость.   Она
заговорила тоном мягкого укора, слегка улыбаясь:
   - Пора тебе прекратить меня так называть. Я тебе не мама. А  мой  муж
не был тебе отцом. - Она обернулась к Кристиан:
   - Тебе тоже.
   Где-то вдали заплакал ребенок. Он хныкал  от  усталости,  возвращаясь
домой с пляжа с полным ведерком  ракушек  и  водорослей.  Лаяла  собака,
кричали чайки, по радио неподалеку Синди Лопер нашептывала  о  том,  как
девушкам хочется удовольствий. Они ничего  этого  не  слышали.  Для  них
время остановилось.
   Кровь отхлынула  от  лица  Изабель.  Она  не  отрываясь  смотрела  на
Элизабет, непроизвольно подняв руки, словно намереваясь встряхнуть мать,
заставить  ее  отказаться  от  своих  слов.  Потом  руки   ее   медленно
опустились. Кристиан,  раскинувшись  на  траве,  не  спускала  с  матери
изумленных, чуть прищуренных глаз. Арран переводила глаза с одной сестры
на другую. Потом на мать, которая наконец-то выглядела удовлетворенной.
   Звенящая тишина стояла в воздухе.
   Изабель пронзительно вскрикнула:
   - Как же это?! Я ничего не понимаю.
   - Я тебе не верю, - прошептала вслед за ней Кристиан.
   - Мама, - произнесла Арран, - расскажи нам все по порядку.
   Все трое застыли на месте, не сводя глаз с Элизабет.
   Впервые в жизни Элизабет оказалась  в  центре  внимания,  и  ей  это,
похоже, очень нравилось.
   - Расскажи нам все с самого начала, мама, - повторила Арран.
   Однако Элизабет не  торопилась.  Как  всегда,  очередная  ее  история
сосредоточилась на  Джордже,  и  новые  откровения  причудливым  образом
переплетались с предыдущими.
   - Джордж всегда был слишком чувствительным, слишком  ранимым.  Он  не
переносил ужасов войны. Он обладал  натурой  художника..,  поэта.  Хотел
видеть жизнь прекрасной, всегда. Когда пришел призыв  в  армию,  у  него
внутри что-то сорвалось. Так мне говорили... Он никого  не  узнавал,  ни
меня, ни родителей. Не помнил,  кто  он  такой,  не  мог  самостоятельно
одеться. Просто сидел на кровати и плакал.., плакал... Мочился под себя.
Стал беспомощным, как ребенок.
   Глаза Элизабет сверкнули торжеством.
   - Но я его не бросила. Я была рядом весь тот год, что он  пролежал  в
больнице. И потом оставалась с ним.
   Он так во мне нуждался. Кроме меня, он ни с кем не мог разговаривать.
А мне рассказывал все. Без  меня  ему  бы  не  выжить.  Родители  Марджи
запретили ей с ним встречаться - они его стыдились.  Потом  его  наконец
освободили от военной службы, и мы поженились. Я увезла его.
   Заботилась о нем, хотела сделать его счастливым. Мы всегда были с ним
вдвоем, и больше никто мне не был нужен. Никакого ребенка я  не  хотела.
Джордж был моим ребенком.
   Глаза ее затуманились болью.
   - Но он хотел детей. Хотел иметь семью.., хотя и не мог. Видите ли..,
он не мог.., не способен...
   Элизабет залилась румянцем.
   - Для меня это не имело значения. Я его любила.
   Секс для меня никогда не имел значения.... И тогда я.., в общем..,  у
меня  еще  сохранились  старые  связи   с   агентствами,   занимавшимися
усыновлением детей. Возможностей было сколько угодно.  Так  много  детей
рождалось во время войны. Чтобы сделать Джорджу  приятное,  я  удочерила
двух девочек.
   С торжествующим видом она обернулась к Изабель.
   - Твой отец был немецким военнопленным.  После  войны  он  остался  в
Англии работником на ферме. Твоя мать - горничная  из  Ирландии.  -  Она
перевела взгляд на Кристиан. - А твоя мать - лондонская потаскушка.
   Она говорила, что твой отец - официант из Италии.
   - А я? - тихо спросила Арран.
   - Ты...
   Элизабет остановилась на дочери долгим взглядом.
   Глаза ее потемнели при воспоминании о давнем предательстве.
   - Твой отец так  радовался  своей  новой  семье..,  двум  хорошеньким
девочкам. Одна даже оказалась похожа на него. В  общем,  он  успокоился,
расслабился и в течение нескольких недель даже спал со мной.
   С востока, из черноты, донеслись первые раскаты грома.
   Арран перевела дыхание.
   - Значит, меня не удочерили?
   - Тебя - нет. И после того как ты  родилась,  он  всегда  любил  тебя
больше, чем меня. Что бы я для  него  ни  делала,  какие  бы  жертвы  ни
приносила... Я всегда защищала его от мира.., от позора. Никто ведь даже
не догадывался ни о чем.
   Элизабет  оглядела  всех  троих  по  очереди.   Они   стояли   словно
загипнотизированные.
   - Вон какие, гладкие. И какие дружные.
   Голос ее поднялся до крика.
   - Всегда вместе, голова к голове. Всегда  что-то  замышляли,  строили
какие-то планы. Заботились друг о дружке.., такие близкие..,  сестрички!
- Она расхохоталась. - А ведь вы даже не родня друг другу.  Ни  одна  из
вас!
   Они не сестры... Они никому не принадлежат в этом мире...
 
Глава 3 
 
   Лудо Корей упрямо карабкался из темноты к свету. Он взбирался  наверх
с упорством первобытного существа, рожденного в море и выбиравшегося  на
сушу  миллиарды  лет   назад.   Тьма   постепенно   рассеивалась,   свет
приближался. Однако вместе с этим Лудо начал ощущать  боль,  и  она  все
усиливалась, разрасталась, пульсировала во всем теле.  Он  почувствовал,
что больше не может выносить эту боль, и  с  облегчением  ушел  от  нее,
провалился обратно во тьму.
   Через некоторое время он снова стал выбираться на свет. На  этот  раз
добрался почти до самой поверхности.
   Вспомнил о боли, инстинктивно потянулся к Кристиан.
   Она здесь, она избавит его от этой нестерпимой муки.
   Еще усилие, и он оказался еще ближе к поверхности.
   В мозгу промелькнули неясные образы, но он их пока не мог узнать.  Не
понимал, откуда они появились - из его  памяти,  из  реальности  или  из
кошмаров. Он даже не знал,  какова  его  собственная  роль  в  том,  что
происходит, - наблюдателя  или  участника  событий.  Он  видел  себя  на
быстроходном судне с длинным сверкающим корпусом.
   Стояла ночь. Он вел корабль по  штормовому  морю,  вокруг  вздымались
волны, и он ощущал безудержный страх.
   Он чувствовал этот страх, словно кислый привкус во рту.
   Потом в глаза ударил  слепящий  сноп  света.  Мимо  промчался  другой
корабль. Его корпус мелькнул высоко над головой  Лудо.  Темным  силуэтом
выделялась фигура человека  с  комически  воздетыми  вверх  руками  (его
собственная или чья-то еще?). Через  несколько  секунд  странная  фигура
исчезла.
   Что-то стучало об пол его рубки. Пистолет... Тот человек обронил свой
пистолет. Этот стук оказался первым реальным звуком,  который  распознал
Лудо. Однако в следующий момент он в растерянности зажмурил глаза.
   Корабль куда-то исчез. Теперь  он  лежал  в  комнате  с  приглушенным
желтоватым освещением. Из тумана вырисовалась фигура человека  в  белом,
толкавшего к нему металлическую тележку.
   В этот момент его внезапно пронзила острая  боль.  Он  выкрикнул  имя
Кристиан, понимая в то же время, что не  произнес  ни  звука.  Фигура  в
белом подплыла ближе. Огромные глаза смотрели  на  Лудо.  Казалось,  все
лицо состояло из одних глаз. Боль чудесным образом  исчезла,  и  Лудо  с
облегчением провалился в беспамятство.
 
*** 
 
   Наконец он пришел в себя. Рядом сидел какой-то человек  и  пристально
наблюдал  за  ним.  Лудо  знал  этого  человека,  однако  никак  не  мог
припомнить его  имя.  Но  где  же  Кристиан?  Лудо  почувствовал  острое
разочарование. Разве она не знает, что он здесь, что она нужна ему?
   Почему же ее нет с ним?
   Увидя, что Лудо пришел в сознание, Жозе Эстевес улыбнулся:
   - Добро пожаловать обратно на этот свет.
   Лудо смотрел на него, не веря своим глазам. Облизал пересохшие  губы.
Эстевес подал ему бутылку с водой и соломинку:
   - Пей пока понемножку.
   Лудо с трудом заговорил едва слышным хриплым голосом:
   - Где я?
   -  Больница  округа  Дэйд,  Майами.  Тебя  здорово  ранили,   но   ты
выберешься.
   Лудо не мог повернуть голову, и глаза болели, но все же он рассмотрел
нагромождение склянок, пробирок, трубок, колбочек и разных инструментов.
Впереди  какой-то  огромный  белый  кокон  простирался  чуть  ли  не   в
бесконечность.
   Эстевес снова заговорил, на этот раз как бы обвиняя Луд о.
   - Если бы ты вовремя убрался с дороги, на верхний мостик, тебя бы  не
задело, когда подошел катер таможенников.
   Лудо прикрыл глаза.  Он  и  не  знал,  что  можно  чувствовать  такое
изнеможение.
   - Но ты совершил настоящее чудо, - с энтузиазмом продолжал Эстевес. -
Ты привел корабль  в  гавань,  по  такой  погоде!  Сохранил  всю  тысячу
килограммов!
   Больше тонны кокаина... Неудивительно, что Эстевес так счастлив.  Что
касается самого Лудо, то ему  абсолютно  все  равно.  Ему  нужна  только
Кристиан.
   Он почувствовал, что возвращается боль.
   Эстевес заметил крупные капли пота на побелевшем лице Лудо. Поднялся,
подошел к двери, кивнул охранникам и позвал сестру.
   - Где Крис? - спросил Лудо.
   Она так нужна ему... И в этот момент он вспомнил.
   О Господи, Крис ждет ребенка! Как она была прекрасна  в  тот  момент,
когда сказала ему об этом. Как горда и счастлива, как уверена в том, что
и он тоже обрадуется.
   Но он  в  тот  момент  видел  лишь  еще  одного  маленького  Лудовико
Гименеса, голодного, избитого, в синяках  и  ссадинах,  роющегося  среди
отбросов в  поисках  пищи.  Он  все-таки  принял  последнее  предложение
Эстевеса, в отместку ей. А потом она уехала.
   Вошла  медсестра,  молодая,   хорошенькая.   Из-под   белой   шапочки
выбивались  завитки  черных  волос.  Карие  глаза  смотрели  ласково   и
дружелюбно. На белой с голубым карточке, приколотой на груди  к  халату,
значилось имя - Розалия Кастилло. Она подошла к нему, поправила  трубки,
подсоединенные к его телу.
   - Сейчас вам станет легче.
   И голос у нее приятный. Но она не Крис...
   Лудо услышал слова Эстевеса:
   - Она уехала в Лондон. Хочешь ее видеть? Мы ее разыщем. Завтра же.
   Голос его угасал в тумане морфия. - - Да,  пожалуйста,  -  с  усилием
произнес Лудо. - Я хочу видеть Крис.
   Темные волны снова сомкнулись над его головой.
 
Глава 4 
 
   - Всегда поражалась тому, что мы такие разные, - произнесла  Изабель.
- Теперь все объяснилось.
   Прямо над их головами раздался мощный удар грома.
   Мокрый сад озарило ослепительно белым светом.
   Три женщины по фамилии Уинтер сидели  в  комнате  Изабель,  глядя  на
грозу через большое окно.
   Стояла глубокая ночь.
   Долго еще после того, как наваждение от услышанного рассеялось и  они
начали возвращаться к реальности, ни одна из них не решалась  заговорить
о чем-либо, кроме самых обыденных вещей. Они поспешно вернулись в отель,
каждая в свой номер, каждая в неосознанном стремлении поскорее  остаться
наедине с поразительным открытием.
   Арран, которая так и осталась  дочерью  своих  родителей,  предстояло
многое пересмотреть в своей прошлой  и  будущей  жизни.  Для  Изабель  и
Кристиан весь мир перевернулся. Все встало с ног на голову.
   Элизабет рано удалилась к себе и пообедала в  номере,  как  видно,  с
большим удовольствием. На официантку, подававшую ей обед, это  произвело
неизгладимое впечатление.
   - Бедная мадам. Как приятно, что к ней вернулся аппетит.
   - Ты веришь, что это правда? - в третий раз спрашивала Кристиан.
   Она никак не могла свыкнуться с  мыслью  о  том,  что  не  существует
никакой физической связи между ней и теми, кого она считала  родителями.
Это рождало в ней чувство утраты и  в  то  же  время  радости.  Свобода!
Полная свобода! И ребенок вне опасности. Потом ей стало совестно за свою
радость. Она словно  неслась  в  какой-то  бешеной  скачке,  вверх-вниз,
вверх-вниз. Образы роились в  голове.  Вот  отец  перед  камином  читает
матери  вслух  своим  красивым  бархатным  голосом.  Мать  вяжет  что-то
длинное, бежевое, и глаза ее светятся  счастьем.  Да,  были  когда-то  и
хорошие времена...
   Промелькнули другие лица. Молоденькая  бойкая  девчушка,  очарованная
большим городом, и красивый парень с  горящими  черными  глазами,  очень
похожий на Стива Романо.
   Кристиан ни минуты не сомневалась в  том,  что  эта  смешная  смуглая
девчушка, совсем непохожая на англичанку,  хотела  бы  оставить  у  себя
ребенка. Как, должно быть, она горевала, расставаясь с дочерью. Кристиан
неосознанно стремилась обелить своих настоящих родителей, думать  о  них
только хорошее, любить  их  образы,  созданные  ее  воображением.  Потом
внезапно вновь почувствовала вину перед назваными родителями и  горестно
вздохнула. Одно, во всяком случае, ясно - чтобы все осмыслить, нужен  не
один день.
   Изабель ответила на ее вопрос:
   - Она сказала, что у нее  где-то  в  сейфе  хранятся  наши  подлинные
свидетельства о рождении. Мы это легко можем проверить. Подделать их она
не могла.
   Гнев  на  мать  прошел  -  осталось  лишь  сожаление  об   утраченных
возможностях. Когда-то она искренне любила  отца,  однако  ее  любовь  с
презрением отвергли.
   Ей хотелось бы любить и мать. Бедная мама... Изабель ясно представила
себе, как мать входит в агентство по усыновлению в своем  лучшем  платье
(бежевом скорее  всего),  в  шляпе,  которая  ей  совсем  не  идет.  Как
возвращается домой к отцу с черноволосым немецко-ирландским младенцем на
руках, плачущим, голодным. Как же  она,  должно  быть,  не  любила  всех
троих. Ведь ей всю жизнь хотелось остаться только с  мужем.  И  с  каким
удовольствием, вероятно, открыла им, что отец им вовсе не отец.
   Но не только печаль - Изабель чувствовала и  невероятное  облегчение.
Нет больше причин опасаться за Марка и Мелиссу. Отныне можно смотреть на
них как на здоровых детей, хотя и трудных, но вполне нормальных.
   И она теперь станет разумной матерью, пообещала себе Изабель.  Больше
никакой  суеты,  никаких  истерик.  И  пить  надо  меньше.  Теперь   все
обязательно повернется к лучшему.
   - Ну, что скажете? - заговорила Арран. -  Как  мы  себя  ощущаем,  не
будучи сестрами?
   - Не знаю, - растерянно откликнулась Кристиан.  -  Это  так  странно,
вдруг выяснить, что ты не та, кем себя всегда считала. Всю  жизнь  иметь
сестер и неожиданно узнать, что у тебя их больше нет... Как вы  думаете,
это будет иметь для нас какое-нибудь значение?
   - Я думаю, нет, - ответила Изабель.
   - А я считаю, что-то непременно изменится, - произнесла Арран,  -  но
не обязательно к худшему. Знаете... сначала мне стало очень грустно. Как
будто я лишилась семьи. Но  теперь..,  я  просто  чувствую,  что  вместо
кровных сестер у меня появились две близкие подруги.
   - Правильно, -  подхватила  Изабель.  -  Ничего  ведь,  в  общем,  не
изменилось. Мы всегда были близкими людьми и такими останемся. Мы ничего
не потеряли.
   - Более того, приобрели. С друзьями ведь можно говорить обо  всем.  Я
имею в виду.., подругам все можно рассказать, даже такое, чего сестре не
расскажешь.
   Арран  действительно  почувствовала,  что  наконец-то  все  может  им
рассказать. Друзей обычно не стесняются.
   Это  как  неожиданный  подарок   судьбы.   Арран   чувствовала   себя
счастливой. Она может рассказать им о своих бедах, они  расскажут  ей  о
своих - и больше никаких семейных секретов. Одну тайну, правда,  она  не
сможет поведать ни Кристиан, ни Изабель.  Никто,  кроме  Дэлвина,  не  в
состоянии понять, какое облегчение она испытала, услышав  о  пристрастии
отца к наркотикам. Это не только избавило ее от страха унаследовать  его
душевную болезнь.  Это  в  какой-то  степени  если  не  оправдывало,  то
объясняло  зло,  причиненное  ей,  и  отчасти  снимало  ее   собственную
подсознательную  ярость.  Постепенно  эта  ярость  должна   окончательно
исчезнуть.
   - Давайте выпьем, - неожиданно предложила Кристиан.
   - Хорошая мысль, - поддержала Изабель.
   Она достала бутылку водки и разлила в стаканы.
   - Ну, за нас! - Она не могла подобрать  нужные  слова.  -  За  сестер
Уинтер.
   - Нет, - поправила Арран. - За женщин из семьи Уинтер.