страны! Ты не любишь Россию! почему? почему,
   за что Ты наказываешь всех нас?!

   ...ага, вот же он, как же я его раньше не заметил... знаешь, Николай, а
   тебе идет ряса, и форма военная шла, и церковная одежда к лицу...

   -  Извините,  прошу  прощения,  позвольте  пройти, - протиснулся  между
людьми, положил руку на плечо Епимахову. - Здравствуй, Николай...
   - Ты, видать, ошибся, сын мой. Не Николай я, отец Владимир.
   - ...простите, батюшка.

   ...и в самом деле, он же седой...

   - Ничего, сын мой, с кем не бывает?..

   ...и все же встречаются редко меж нами, русскими, праведники...
   редко, но встречаются... Епимахов, возможно, и ты стал бы
   праведником... но ты ведь тоже убивал!!! ты такой же, как все мы!..

   ...Лена?..

   Лена стояла перед иконой на коленях, читала молитву. Его  Лена, никогда
не ходившая в церковь, и никогда не знавшая молитв, здесь?!

   ...пришла молиться за меня? чтобы прекратились боли?..

   -  Отче наш,  иже  еси на  небесех!  Да  святится имя  Твое. Да приидет
Царствие  Твое.  Да будет  воля  Твоя, яко  на  небеси и на земле.  Хлеб наш
насущный даждь нам днесь;

   ...свечку поставила... за упокой моей души?..

   и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим;

   ...зачем? не умер я, не сдался! жив я, рядом, милая!..

   и не введи в искушение, но избавь от лукавого...
   Лена трижды наложила на себя крест.

   ...избавь и меня, Господи, от лукавого...

   По тому, как молилась она, ощущалось, что душа ее заполнилась тревогой,
таинственные  предзнаменования не давали  покоя, в  сердце этого удивительно
доброго, милого, родного человечка

   ...нетребовательной, некапризной, неизбалованной, и теперь такой
   несчастной, из-за меня вынужденной страдать...

   гуляли  отголоски чужой  боли, страха, надрыва,  и,  казалось, она  все
поняла раньше его, поняла, что боль - не испытание,  что боль -  предвестник
смерти.

   ...нет, это не Лена... показалось...

   Понял  Шарагин, что чужой он ЗДЕСЬ, даже ЗДЕСЬ никому он не  нужен!  Не
знакомы ему обычаи, молитвы, заведенные порядки.

   ...что такое церковь? это посредник всего лишь между человеком и
   Богом... так зачем мне посредник?.. и зачем, если на то пошло, я
   освободился, наконец-то, от идеологических кандалов - чтобы тут же
   опутать себя новыми, церковными?!.

   Заворчала горбатая богомолка в черном платье, и в черном же платке:
   - Ходят тут всякие!
   Креститься Шарагин никогда не крестился, да и неловко было б сейчас это
делать. Не приучили с детства,

   ...так и нечего теперь обезьянничать...

   ...а кто вернется с войны инвалидом, без рук, как им креститься?.. а у
   меня и руки целы - а не умею...

   ...фальшиво выйдет...

   И откуда было ему знать, от какого к какому плечу  следует  креститься.
Подметил по другим: справа-налево.

   ...прав был майор в госпитале... русские всегда грешили
   богоискательством своим... и я, вместо того, чтобы поверить и
   покаяться, полон сомнений... а майор-то так и не сказал мне, верит он
   или нет... а кто он был такой на самом деле? он мне боль снимал... он
   умел это делать... но от слов и рассуждений его было больше боли...
   другой боли... где-то в сердце... в душе...

   Шарагин  оплавил конец свечки, поставил  ее Николаю Угоднику, разобрал,
кто есть кто, вторую зажег перед иконой Богоматери, и, после паузы, поставил
рядышком и третью.

   ...за отлетевшие души... если он есть - тот свет... чтоб там легче
   жилось-служилось...

   О  чем в подобную минуту  полагается думать  в  церкви  и какие молитвы
читать, он не  знал, и  потому просто  разглядывал искусно  выписанные лики.
Лампады и свечи отбрасывали неяркий, бледноватый свет на  иконы.  Вспоминать
погибших - больно уж неискренне, наигранно, надуманно!

   ...поминать погибших надо, когда поднимаешь третий тост...

   Пора было уходить. Он  сдержал слово, непонятно кому и зачем данное, он
отметился в храме.

   ...тогда что меня удерживает ЗДЕСЬ? зачем стою и не ухожу?.. я
   знаю, что Тебя нет на самом деле, но где-то внутри хочу, чтобы Ты
   был,  чтобы я мог открыться Тебе,  покаяться... чтобы  Ты разъяснил мне
мои
   грехи...   очень    хотелось   перед    смертью    капитану   Уральцеву
исповедаться...

   ...мне  никто не  верит... и я  никому не верю!.. и ни во что больше не
верю!..

   ...что же удерживает меня? страх одиночества? но и тут я одинок!.. все
   эти люди - чужие... далекие... и суть всего происходящего мне не
   до конца ясна... так зачем же притворяться?.. вот что! я, видимо, на
   что-то все же надеюсь!.. я жду, чтобы что-то пробудилось во мне!.. и,
   не зная молитв, молю Тебя: не отталкивай меня! услышь меня!
   признай! вразуми! приблизь! спаси!..

   ...душа болит... моя мятущаяся душа воспламенилась, сгорает!..
   помоги, Господи!.. помоги пережить этот пожар! помоги превозмочь
   эту боль!.. что творится с человеческой душой, Господи? только Тебе
   известно!..

   ...неужели и у Тебя точно также болит душа? за всех нас, за все
   человечество? и ведь тебе некому жаловаться!.. Тебе-то разве кто
   поможет?..

   ...что я такое несу?.. с кем я разговариваю?.. сам с собой?..

   ...Господи, мне кажется, я вижу твою боль!.. она во сто крат страшнее
   моей!.. потому как Ты видишь все! и знаешь все! а я лишь - частное...
   но знай же, что боль внутри меня - не просто боль одного человека, это
   боль многих, как я! я не один! о, если б это касалось только меня! как
   просто было бы!... нет, в том-то и дело, что это - общая боль!..
   соединившаяся воедино... потому прошу Тебя: помоги мне, и всем
   помоги, вылечи нас всех... спаси...

   "Господи, поми-и-луй!" вздохнула старушка справа.

   ...если Ты действительно есть, Господи, научи меня видеть Тебя,
   разговаривать с Тобой, когда я смотрю на лики святых, помоги
   услышать ответы Твои, помоги найти покой душе моей, которая и
   ЗДЕСЬ мятежна и несчастна... Господи, почему я не чувствую единства
   с Тобой? почему я, русский человек столь одинок в храме Твоем?..

   ...я не хочу сливаться с этой толпой подхалимов, мне не надо от Тебя
   мелких подачек... я потерялся, помоги мне, Господи, найти дорогу
   домой... дай мне силы вновь полюбить мою страну... я так любил ее,
   гордился, защищал, кровь проливал, русскую кровь, что течет в моих
   жилах!.. я потерял веру в те идеи, которым присягал, у меня ничего не
   осталось! и мне незнакома вера в Тебя!.. я многие годы был
   смиренным и послушным, но выйдет ли из меня богопослушный
   человек?..

   ...Господи, у меня осталось так мало времени!..

   "Господи, поми-и-луй!" - летали под сводами храма голоса.

   ...почему считается, что русские - народ смиренный?.. вовсе нет!..
   смирение - это покорность, это повиновение, а мы, по природе своей,
   бунтари, духовные бунтари... в нас есть смирение, но это смирение
   напуганного зверя, не истинное, не сознательное... в обществе мы
   покорны, мы чаще всего трусы, мы рабы, а вот в душе - разрушители,
   мы свобододумный народ... Ты бы, наверное, хотел, Господи, чтобы мы
   смиренны были не только в жизни, но и в сознании, чтобы признали
   в глубине души ничтожество собственное, чтоб кроткими были души
   наши... знаю, Ты никогда не приведешь нас к счастью, никогда не
   возлюбишь нас, не простишь непокорность наших душ...

   "Господи, поми-и-луй!" - сотрясалось пространство.

   ...я знаю, Ты хочешь, чтобы мы, русские, сделались законопослушными
   и богобоязненными, чтобы Россия вновь вдохнула православие,
   но принесет ли это порядок, благополучие?.. ведь мы в вечных
   сомнениях  пребываем!  Мы вечно  будем  ломать  и  строить,  грешить  и
каяться...
   нас вечно будет лихорадить... что ж нам делать?..

   ...что же мне делать? куда идти?.. я болен, я знаю это... мир вокруг
   меня пуст, мне холодно, неуютно, страшно мне... прости, Господи, что
   нет во мне смирения, что не люблю тебя... я постараюсь к Тебе
   вернуться, коли действительно поверю в Тебя... помоги мне...

   "Господи,  помилуй!  Господи,   помилуй!  Господи,  поми-и-и-и-луй!"  -
умоляли верующие, и Шарагин в какое-то мгновение сам зашептал эти слова.

   Свидание с Богом состоялось.

   ...простил ли меня? понял ли, что у меня на душе?.. не удостоил
   внимания... не подал знака...

   Никто  не ответил  Шарагину, никто не  послал ему  знамения. Он зря, он
совершенно напрасно простоял  под иконами,  изливая в мыслях душу неизвестно
кому и зачем. Никто не заспорил с ним, даже грехами не попрекнул, не осудил,
но и не простил. А ведь он ждал нареканий, наставлений, ждал совета, помощи,
понимания, прощения...

   ...внимания...

   Потому  как  только  Он вправе судить, больше - никто. И  готов уже был
Олег, коль на то пошло, и покаяться

   ...в чем-то...

   Его окружила пустота,

   ...украшенная ликами святых...

   Захотелось напиться. И забыть обо всем на свете.

   ...мы ходим в церковь, потому что боимся, а боимся потому,
   что не перестаем грешить... это замкнутый круг...

   Поникшая  бабушка  убирала свечки, задувала их и складывала в коробочку
на полу.  И  три  свечки, которые он  поставил,  и которые не  догорели и до
половины, задула.

   ...и погореть-то не успели...

   Горбатая старушка в черном оказалась рядом, нарочно тесня его от иконы,
проворчала своим беззубым ртом:
   - Ифтукан!
   Она зажгла маленькую свечу, помолилась, притихла. Шарагин  не обиделся,
он  представил, насколько блаженно должна чувствовать приходящая сюда каждый
день старушка, как чисты должно быть ее помыслы.

   ...эти добрые подслеповатые глаза, соединившиеся с ликом
   богоматери на иконе... она умиротворенно общается с Богом...

   Шарагин подался вперед, чтобы поправить чужую покосившуюся  свечечку, а
заодно поглядеть на лицо  старушки. Выпяченная  вперед нижняя губа бабушки в
черном  подергивалась, глаза же, которые вовсе не на секунду не сливались со
взглядом  богоматери,  потому  как были закрыты, вдруг открылись.  Открылись
молниеносно,   будто   веки  лопнули;  старушка   сморщилась,   искривилась,
выворачиваясь неестественно к нему, высунув  из  беззубого рта, между белыми
нездоровыми деснами,

   ...как гадюка...

   тонкий, покрытый желтым налетом язык:
   - Изыди, нечистая! Анчихрист! Изыди, сатана!
   Горбатая старуха неистово крестилась:
   - Изыди! Анчихрист! Изыди! - и пальцами показала ему рожки.

   ...козни  дьявола!  бесы!..  бесы, не ангелы, окружают меня,  и  внутри
меня!..

   ...бабушки-бесы!.. где же Епимахов? что они с ним сделали?! ЗДЕСЬ же их
   змеиное логово! как же я обманулся! кишит кругом змеями! бежать отсюда!
   гадюки! ведьмы!..

   - Не подходите!  Змеи подколодные! Прочь!  Ведьмы! -  пробивался  он  к
выходу, принимая тянущиеся руки бабушек-попрошаек за ядовитых змей.
   А   за  извивающимися   змеиными  туловищами  выступали  до   сих   пор
скрывавшиеся, спрятанные, замаскированные под  лики святых,  под расписанные
на сводах  сцены из писания жуткие страсти. Широченный и высоченный, черный,
с   избытком   красного,  зеленого,  серебрящегося  и  желто-золотого  холст
надвигался  на  Шарагина, обвивал  его,  приближая  к  глазам  запечатленное
каким-то  великим  мастером  фантастическое  и одновременно вполне  реальное
побоище, в  чем-то очень отдаленно схожее  с тем, что  отложилось у  него  в
воспоминаниях после одной засады, либо живо представленное однажды во  время
рассказа какого-то спецназовца в госпитале,  или же приснившееся в кошмарном
сне.
   От сгустка голосов храм распирало, все насытилось  пением,  воздух стал
грузным, храм и  люди  переплавились и  слились воедино, отторгая  Шарагина,
гоня прочь.
   Преломленные видением художника,

   ...конечно же состоявшего на службе у князя тьмы! не иначе!..

   окружили  Шарагина страшные, кровавые  сцены:  выкрученные, протыкаемые
немыслимыми  режущими и  колющими  орудиями  руки, ноги,  головы,  вырванные
глаза, сотни глаз;  застывшая на лицах  боль, и не  вырвавшийся  вопль, боль
несоизмеримая даже с той, что уже доводилось испытывать Олегу, боль  вечная,
неограниченная  ни чем, ни временем,  ни степенью вины, боль, от которой нет
лекарств, нет  спасения; и  еще привиделось - истязание  людских  душ, и так
наглядно  все  происходило,  так красочно,  жирно,  детально  выписано,  так
бесповоротно;  вывороченные  наизнанку,  изуродованные   человеческие  души,
просящие о пощаде.

   Бежал он долго,  сам не  зная,  куда. Боль  вдруг  прижала его  к себе,
завладела им.  И в эти минуты, в эти часы  он больше ничего не знал: кто он?
откуда? что здесь  делает? Только вдали  где-то слышал,  обращенные  то ли к
нему, то ли ко всем выстроившимся

   ...перед страшным судом...

   на раскаленном от афганского солнца плацу, вопросы:
   - Фамилия?

   ...Шарагин...

   - Имя?

   ...Олег...

   - Звание?

   ...старший лейтенант...

   - Следующий!

   ...а коли страшный суд наступит, так все отнекиваться начнут,
   выгораживаться, а я - отвечу! за все отвечу! спрашивайте!..

   Затмило сознание.  Из последних сил он удерживал свое прошлое, вцепился
двумя руками, но  пальцы  разжимались,  и прошлое улетело в  мрак  бездонной
пропасти под  названием  смерть,  и вдобавок громыхнуло что-то рядом, словно
разорвался  снаряд;  пред  глазами  поплыли  последние  картины  из  церкви,
уродливые старые лица, и тут же вздрогнули те лица и измельчились сначала на
тысячи, а  после  на  миллионы, миллиарды частиц,  и осыпались,  покрыв его,
точно пеплом, серебристой пылью.

   ...Он  по-прежнему  ехал  в  поезде.  Только в  каком?  Куда?  Лежал  с
закрытыми глазами  на  верхней полке душного  купе,  когда почувствовал, что
падает, почти  как при десантировании, и все стремительно несется навстречу,
единственное  отличие -  парашюта  нет  за спиной;  будто толкнул его кто, и
вылетел он  в  открытую  дверь,  но  вместо очарования  свободного падения -
чувство надвигающейся смерти. Только перед самым ударом он проснулся.

   ...кто-то стрелял в меня, они накрыли нас! засада!.. я был ранен! я
   умирал! я летел в пропасть! в черную дыру! в никуда!..

   На следующей же станции вышел на перрон покурить.

   "Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, поми-и-и-луй!.."
   Шарагин обернулся.  Тишина.  Все в вагоне  спят. На  перроне - ни души.
Непонятная сила влекла его в темноту, прочь от поезда. Надо  было торопится.
Бежать! Скорей! Да, напрямик, сквозь чащу! Мокрые после дождя ветки хлестали
по  лицу,  царапались. Он прыгал через  завалы,  несся мимо болота  с тухлым
испарением. В  одном  месте неудачно  ступил на  изогнутый как змея  корень,
подвихнул ступню, захромал. Кто-то направлял его, чья-то воля, иначе Шарагин
давно бы  сбился  с  дороги, затерялся  бы в чащобе,  пропустил  бы узенькую
тропинку.  Лес отступил, открылась поляна. Небо  высветилось, свежий  воздух
дыхнул в лицо.

   ...живые помнят о мертвых, живые помнят о мертвых...

   Фраза стучала в голове, набухла, отказывалась покидать сознание.

   ...Лена!..

   Худенькая  девушка с  мечтательной  улыбкой, в  скромном  легком  белом
платьице, в пиджачке с  мужского плеча, в косыночке, в разношенных туфлях, с
потертым портфельчиком

   ...именно такой я увидел ее в первый раз...

   замерла посреди  проселочной  дороги,  что  перекатывалась  по  холмам,
уносясь в даль, в никуда; как все в России, из ниоткуда в никуда.
   Автобус  ли ждала она, иль  пешком  собралась  идти,  либо пришла  уже,
только куда  пришла,  если, на  километры ни  души нет, ни  деревеньки. Леса
одни, луга до горизонта тянутся.

   ...Леночка!..

   Она  должно  быть  угадала,  что  он  совсем  рядом!  Иначе  б  она  не
переменилась  так  вдруг:  как-то  сразу  словно чем-то  озаботилась, повела
головой - никого, - и от чего-то опечалилась, или думы какие поглотили ее, и
застыла так со скорбным  выражением на лице, созерцая что-то  далекое, то ли
на горизонте, то ли ближе, то ли внутри себя.

   ...и  где-то  мы  пересеклись и сблизились... в  каком-то  неразличимом
глубоко и
   далеко,  и  мигом стали близки и  понятны друг  другу,  и необходимы, и
дороги,
   даже прежде того, как произнесли первые слова, и назвали свои имена...

   ...Леночка!..

   Она еще с какой-то надеждой  подождала, затем  опустила глаза и побрела
по дороге,

   ...не оставляй меня!..

   а Шарагин обнаружил, что  все вновь смещается, что пейзаж изменился,  и
что  вот уже бежит он, бежит дальше, мимо могилок, по песку  и глине, обегая
невысокие ограды.
   Одетые в черное, родственники стояли у свежего холмика. Ближе к гробу -
женщины. Офицеры - за их спинами.
   Кто-то вздохнул, кто-то приложился губами ко лбу покойника.

   ...нет! неправда!.. цинковый гроб... крышку заварили...

   Кто-то погладил ладошками щеки -

   ...медсестра... Галя?..

   восково-желтые, и слеза чья-то капнула.

   ...нет! капелька пота...  соленая... сейчас я  облизну губы...  уже все
это было...

   Слеза капнула, застыла на мертвой коже.
   - Плохое место, песок... - тихо заметил один из офицеров.
   Олег отдышался.
   - Кто ж такое место под кладбище выбрал?

   ...опоздал...

   - И от города добираться неудобно...
   Похороны закончились, расходились.
   Лена, заплаканная, с красными глазами, прикладывала к лицу скомканный в
кулаке  платок.  Настя  обняла  ее за талию. Она  слишком малой  была, чтобы
плакать, не понимала. У матери из-под черного платка выбивались пряди волос,
ее вели под руки - дед Алексей  и отец.  Женщины  отрыдали, отголосили свое,
возможно вместе, прямо над холмиком, или же до закапывания, пока не опустили
гроб  в  могилу, и, особенно  раньше, дома,  когда только пришло  известие о
смерти сына-мужа.
   Женька  Чистяков  слушал Зебрева.  "...прикрывали  отход  батальона.  В
засаду  попали." От  обоих  разило водкой. "Блок выставили, только дальше...
окружили  их  духи." Зебрев  полез  за сигаретами,  вместе  с  пачкой  вынул
лазуритовые четки. "...подобрал после боя..."

   ...тот дух первым стрелял в меня!.. это он меня ранил! а потом я его
   убил!.. я убил его, а меня похоронили? чепуха какая-то! значит, и я
   мертв?..

   Зебрев  зажег спичку. Они с Женькой остановились, повернулись к могиле,
и так,  чтобы никто больше, особенно Лена, не услышал, Зебрев  вымолвил: "Он
не сразу умер..."
   На   дороге  дожидался  оранжевый,   местами  проржавевший  автобус  со
специальной откидывающейся сзади  дверцей, через которую запихивали вовнутрь
гробы.  Видимо,  когда только  приехали  на  кладбище,  и  вытаскивали гроб,
уронили на землю две гвоздики и отломившуюся от венка еловую веточку.
   Олег  приблизился к  могиле. Надгробие  поставили временное -  крест из
сосновых досок с капельками смолы. "Шарагин Олег Владимирович".

   ...Господи, помилуй!..

   Пустынные  улицы  походили  одна  на  другую.  В  разорванной  рубашке,
голодный  и  усталый  ходил  он по  загадочному лабиринту  старого  города с
бревенчатыми покосившимися домами, пока не попал на людную базарную площадь.
   У  забора  жарили  шашлык.  Жирная  свинина.  Продавец -  азербайджанец
протянул ему бутылку белого вина, порцию мяса на бумажной тарелке:
   - Кущай на здоровье, дорогой!
   Бездомный,  полудохлый, со свалявшейся шерстью пес завистливо наблюдал,
но  клянчить не клянчил,  дожидался объедков.  Шарагин залпом  выпил  стакан
вина, откусил  мясо,  выплюнул под  ноги кусок жира. Пес прочапал к подачке,
щелкнул пастью, проглотил.
   На  мангале зашипело. Вспыхнул огонь, и пока азербайджанец спохватился,
и подбежал с кружкой воды, шашлык покрылся черной коркой.

   ...жуткий сладковатый запах... сгоревших заживо людей!..

   Шарагин выплюнул мясо из рта.

   ...как остатки сгоревших в вертушке, обугленные,
   усохшие от огня трупы... и Епимахов сгорел в той вертушке!.