. И  отправились люди к  реке.  И
рассуждали  они так: "Не приняли  бы  князь и бояре новую веру,  не будь она
хороша..."  Но  не  все пошли за  князем  по доброй  воле.  Собрались у реки
некоторые  и  по принуждению. И  лишь  немногие, самые преданные  деревянным
идолам,  не  явились  на крещение вовсе,  и,  опасаясь  немилость Владимира,
бежали в леса и степи.

   ...так кто же все-таки прав? тот, кто сбежал или тот, кто крестился?..
   кто позднее страдал за веру и сохранил старый обряд или тот, кто
   отрекся и принял новые порядки? кто мечтал освободить народ от
   самодержавия и построить новое общество или тот, кто сражался против
   революции и верил в царя? кто недоволен  Советским  Союзом  и  думает о
том,
   как разрушить его или кто видит в нем великую державу?..

   Пришедшие же на крещение зашли в воду, и стояли. Одни по шею, другие по
грудь. И взрослые держали на руках младенцев. А священники на  берегу читали
молитвы...
   И воздвигли на высоком берегу  Днепра крест. Приняла  Русь Православие.
На веки вечные!..

   Майор Чертков почти не поднимал глаза на Шарагина, говорил, уставившись
в одну  точку, а если и переводил  взгляд, то на госпитальный корпус, словно
ждал кого-то, и  от этого  возникло у Шарагина подозрение, что майор говорит
через силу, что  выговорился  он, наконец, и что  надоело ему обсуждать  эти
темы,  а просто  не знает  он как закончить, чтобы не  обидеть  собеседника.
Натолкнулся  вдруг  Шарагин  на мысль,  безусловно нелепую  и  бредовую, что
совсем  не  к  нему  обращается  майор,  и,  в  отдельные  минуты разговора,
казалось, что вообще никакого майора Черткова в природе нет, и что он  вовсе
не  в  Союзе,  а по-прежнему  в  госпитале в  Кабуле,  сидит  отрешенный  на
скамейке, и до него доносится чей-то откровенный разговор.

   ...или, что и госпиталя нет, а просто мы с Епимаховым говорим о том
   о сем, спорим...

   - Мало  быть  крещеным, -  тем  временем  вел  дальше  нить рассуждений
Геннадий Семенович. - Надо еще и жить соответственно. Лет пятьсот ушло, пока
научили мужика  в  церковь ходить, а не  идолам поклоняться, да христианской
сущности  придерживаться. Покрестили  Русь, кого насильно, кого -  по доброй
воле, а  грешить-то люди не перестали, не  испугались  Бога  обманывать. Бог
милостивый, он  все простит!  Видишь  ли, Олег,  я считаю  так:  что по этой
причине, по причине  того, что решили  Боженьку мы надуть в очередной раз, и
прокляты  мы.  И еще  многие годы  будем прокляты!  Грехи не  так-то  просто
замаливать. Мы  виноваты  уже хотя  бы потому,  что  решили возвыситься  над
Богом, что поверили в сладкие речи. Целый народ, великий народ попутал бес и
завел в тупик.

   ...когда только это произошло? когда мы оступились?..

   ...видимо, наша страна никогда не увидит счастья, потому что она
   расположена где-то на задворках рая...

   - ...мы  верим в возможность лучшей жизни, тянемся к  ней, мечтаем, что
дети наши доживут  до нее, но она никогда не придет, а если случится чудо, и
она  наступит, жить в  ней не сможем, а значит и не будет ее никогда. Потому
что не уместится русская  душа, мятежная  и неустроенная, в рамках  любви  и
согласия.

   ...безнадега какая-то...

   На  дорожке   появилась  миловидная  пухленькая  медсестра  с  короткой
стрижкой.  Она  иногда  заходила на  их  этаж, и Геннадий  Семенович  с  ней
шептался, а сестричка кокетливо хихикала.

   ...миленькая, только ногти все время грызет...

   Майор охладел к разговору:
   -  Однако, друг  мой, жизнь была бы  пресной и малопривлекательной,  не
будь  в  ней Бога  и  дьявола,  добра  и зла,  рая  и  ада, не  будь любви и
ненависти.  Тогда  бы и  русские люди  на свет божий  не рождались бы! Ну, в
следующий раз договорим.


x x x

   Он входил в  мир  заново.  После  госпиталей,  где его резали, штопали,
обследовали,  где он ждал, что сживется, срастется  рана,  где колдовали над
ним медики.

   ...столько мучений, столько встреч, дум, а пролетело, как один день,
   как одна минута... словно и не было ничего, а привиделось во сне...

   Входил пешком, неторопливо двигаясь по улицам большого города.

   ...госпиталь - опасная штука, слишком долго лежишь на
   кровати, и слишком много мыслей приходит в голову...
   вообще, для военного человека любое безделье смерти
   подобно... солдата надо от подъема и до отбоя гонять, чтобы
   не распускался, офицера тоже нельзя оставлять без дела -
   либо сопьется, одичает без внимания и приказов, либо, как у
   меня, борзость во взглядах и суждениях появится...

   То, что давалось раньше, в мирной жизни, так просто, что не раздражало,
нынче лезло в глаза, напрягало. Усматривал теперь Шарагин мельчайшие изъяны,
словно кусались они, словно тыкали в него чем-то острым.
   Забытые,  некогда  естественные,  привычные реалии  вновь окружали его:
билеты в автобусе, запруды машин, много-много легковых машин,

   ...и никакой боевой техники...

   толкотня, очереди всюду, замкнутость людей.

   ...и все без оружия ходят...

   ...ни порядка, ни дисциплины, как солдатня, потерявшая армейский
   вид...

   ...хамство везде и всюду...

   -  Гражданин! - схватил  он за рукав  расталкивающего всех  в  автобусе
мужчину. - Куда вы лезете? Позвольте женщинам сначала пройти.
   - Да пошел ты... !

   ...быдло, скоты!.. всем наплевать друг на друга... сами себе такое
   существование придумали...

   Он купил билет на поезд, перекусив в привокзальной забегаловке, пошел в
гастроном. На входе, в уголочке, сбил прилипший снег с  ботинок, потоптался,
разглядывая прилавки через головы прущей,  как лавина,  отоварившейся толпы.
Встал  в  кассу, чтобы выбить чек в  хлебный  отдел. Покупатели метались  от
одного  отдела  к  другому,  ругались  с  продавщицами,  выстаивали  длинные
очереди.

   ...мы всю жизнь проводим в очередях... когда кто-то привозит колбасу
   из большого города - праздник... это чем я занимаюсь сейчас... в
   нашем городе такого хлеба и такой колбасы не будет, а сыра вообще
   нет... правильно говорил Геннадий Семенович: нас научили гордиться
   рекордными надоями и большими урожаями, радоваться
   купленной по случаю туалетной бумаге или импортной обуви на
   размер больше собственного... в сраном Афгане шмоток и продуктов
   в дуканах было больше, чем в наших магазинах!.. нас научили
   прибедняться, и радоваться тому, что живем мы хоть чуть лучше, чем
   наши родители в голодные послевоенные годы, и нам об этом
   неустанно напоминают... сорок лет все трудности и проблемы на
   войну списывают... сколько можно?.. в наших людях совершенно нет
   чувства собственного достоинства... мы ругаем мир, в котором
   живем, все ругают, каждый человек в этой очереди, но ни один из них
   никогда ничего не сделает, чтобы изменить жизнь к лучшему... и я не
   знаю, как это сделать... прав майор, мы - народ, который совершенно
   не уважает сам себя... тогда кто же мы такие и куда идем?!! уж во
   всяком случае, не к светлому будущему человечества, не к
   коммунизму...

   Вспоминались то и дело слова майора Черткова: "Неправильно живем. Плохо
живем. Пора все менять..."

   ...смиряемся с любыми трудностями, терпим и выносим любые
   унижения, мы - рабы! в нас воспитали рабскую покорность...
   и я - раб системы, я буду служить этой стране до конца дней
   своих, и никуда не денусь... из этого круга не вырваться!..

   Стоявший впереди  мужчина в  сером заношенном пальтишке  в  одной  руке
держал сетку с продуктами, в другой - меховую шапку.

   ...лысеющие жидкие волосы, и остатки загара, или просто кожа
   смугловатая... как у того духа...

   ...я хорошо помню его со спины, духа, которого допрашивали
   разведчики, и Женька Чистяков помогал, подпалил ему зажигалкой
   бородку, она вспыхнула...

   ...ответный разбросанный пулеметный огонь состриг верхнюю
   часть дувала... куда ему было бежать? окружили... попалась, сволочь!
   дух знал, что его прикончат... и механик-водитель, которому оторвало
   ноги, и изувеченная фугасом бронетехника - его рук дело... или его
   смывшихся дружков...

   ...под рубашкой - следы от отдачи и ремня автомата... никаких
   сомнений!..

   ...а он все дурочку ломал, вертел головой туда-сюда, особенно на
   Женьку, когда тот сказал: "тьфу, блядь, еще один бестолковый
   обезьян"... Женька дал ему поджопник и дух проломил
   двухстворчатую дверь головой... и потом все на четвереньках
   ползал... с окровавленной плешью...

   ...крестьянином прикинулся! тоже мне крестьянин! а кто же
   тогда из-за дувала стрелял? автомат запрятал, сука...
   Женьке сказали: теперь он твой, и Женька увел духа за дувал и
   прикончил...

   ...гены далеких предков... дохристианская Русь... мужество в бою,
   воинская доблесть, красота подвига, и вдруг - коварство и
   беспощадность, жестокость нечеловеческая... отреклись
   от православия, и язычество тут же восторжествовало в нас...

   ..."за братана!" - сказал Женька, и выпустил вес рожок... и уши
   срезал... я не стал смотреть, ушел...

   ...как у этого мужичка уши у душка были... духу тому сколько
   лет-то было? как этому - где-то под полтинник... дух взрослый был,
   не ровня нам, двадцатипятилетним, в отцы бы сгодился... если бы не
   был духом...

   ...а ты, мужичок, не дух ли?.. нет, запах не тот... душары
   всегда одинаково пахнут, пахнут саманом, ружейным
   маслом, насваром и пылью "афганца", бедностью и
   болезнями, и не перепутаешь, запах у духов особенный, не
   выветривается... наши собаки их чуяли за версту...

   - Что ты меня нюхаешь? - заговорил мужчина.
   Шарагин уничтожающе, сверху вниз глядел на человека из очереди, будто и
впрямь  вычислил в нем душка. Глядел не то, чтобы с ненавистью,  глядел так,
будто хотел ни с  того ни с  сего  долбануть чем-то  тяжелым по макушке, а в
последний момент передумал.
   -  Чего  ты  так  на  меня  смотришь?  - съежился  человек из  очереди,
попятился.
   Руки его дрожали, когда он забирал сдачу.

   ...прямо, как у того душка перед смертью...

   - Батоны кончились! Надь! - оглушила зал продавщица из хлебного отдела.
- Больше не пробивай!
   Кассирша зевала, не прикрывая рот  рукой, задирая  верхнюю губу, оголяя
прокуренные желтые зубы и десны.

   ...точно собака, когда рычит и скалится...

   - Три батона белого, пожалуйста, -  Шарагин высыпал мелочь на тарелочку
рядом со счетами.
   - Вы же слышали! Кончились батоны! - закончила зевать кассирша.
   - Как же нет, я только что видел, как разгружали на улице?!
   -  Вот когда  разгрузят,  -  кассирша залезла  торчащим  из  обрезанных
шерстяных перчаток крючковатым пальцем в ноздрю, почесалась, - тогда и начну
пробивать.  Следующий!..  Гражданин!  Что  стоите?  Сказано  русским языком!
Забирайте свои деньги! Очередь ждет!
   - Мне батон черного, - оттеснила Шарагина от кассы женщина с бородавкой
на носу. Одета  она была  в  тренировочные штаны и старые лыжные  ботинки. -
Дайте  же  заплатить! Чего вылупился? Чего  непонятного?  Ой!  Ну не  давите
сзади! Ну, че ты встал, дай заплатить! Хам!
   - Я буду ждать, пока мне не пробьют  за батоны,  - зачем-то заупрямился
Шарагин.
   - Хулиган! - завопила кассирша. - Не мешай работать!
   - Ишь какой выискался! Думаешь, на  тебя управы не найдется?! Граждане!
Помогите! - призывала гражданка с бородавкой, отталкивая Шарагина.
   Он  сжал от гнева кулаки;  верхняя  губа начала подергиваться, на виске
пульсировала  жилка. Еще немного, и сделал бы он  что-нибудь с этими людьми,
нет, поднять руку  на  женщину из очереди, на кассиршу  он не смог бы, а вот
полезь на него кто-нибудь из мужиков, убил бы!
   Кассирша и гражданка продолжали кричать, очередь заняла ее сторону.
   Тогда  он  схватил  и  швырнул  на  пол  тарелку  с  мелочью.   Тарелка
разлетелась вдребезги, зазвенели монеты.
   - Хулиган!
   - Милицию сюда!
   Бросило  в жар, он  вспотел, начал задыхаться, закружилась голова. Олег
обмяк,  потерял  координацию движений, рухнул на пол. Ему казалось,  что  он
лежит на снегу после драки  в  суворовском училище. Не побоялся, против двух
пацанов сразу вызвался  драться, за дело, вступился за  обиженного товарища.
Вдвоем на одного,  и пусть! Он бился не то что до первой крови, он бился  на
смерть. И упал только, когда  ударили его  головой  в грудь. Сперло дыхание.
Вот  он  воздух,  его  сколько  хочешь,  а  не  вдохнуть,  ни  сюсюлечки  не
заглотнуть, ни носом, ни ртом. Жалко, самого себя стало жалко. И, поднявшись
в рост,  придя в себя, не побежал он вдогонку за  обидчиками,  уставился  на
залитый кровь снег.
   Пот  вылезал  из кожи, на лбу, градом катился по лицу. Теперь он видел,
что ошибся,  что он не падал, что он не в суворовском училище, а в магазине,
и   что   на  том  месте,  где,   как  ему   показалось,  свернулся  побитый
мальчишка-курсант, на самом деле лежит пожилая женщина.
   Глаза  ее были закрыты, щекой она уткнулась в месиво, образовавшееся от
нанесенных с  улицы покупателями  мокрого  снега и  грязи.  Из хозяйственной
сумки   торчала  завернутая  в   бумагу   мясная   кость.  Кто-то   стоял  в
растерянности, кто-то  убежал "скорую" вызывать, большинство же людей, бегло
взглянув из любопытства, обходили женщину.
   - Где же "скорая"? - возмущался кто-то в толпе.
   - Вечно у нас так, целый час могут ехать!
   - Безобразие!

   ...и все хотят побыстрее избавиться от мертвого тела, и
   забыть, что есть такое понятие, как смерть... и от меня будут
   так же вот избавляться, от тела моего, отвезут и бросят на
   холодный пол в морге... а после смерти? после - ничего? совсем?
   все? конец? сырая земля?..

   Из прошлого донеслось  воспоминание, сохранившаяся  картинка:  бабушку,
вернее гроб с бабушкой, опускают в могилу, закапывают; он, совсем маленький,
шел  с родителями и оборачивался на  одинокий холмик, под который только что
положили

   ...пусть и умершего...

   человека, родного - любимую бабушку.

   ...засыпав землей... бабушка не боялась смерти... она говорила, что
   пришел ее час... и забирает ее Господь... она верила... в Бога...
   которого никто никогда не видел... и меня крестила... втайне от
   всех... бабушка знала что-то такое, что никто не знал, и верила в то,
   во что никто не верил... и не успела мне передать то, что знала и
   понимала...

   Скандалистка с бородавкой узрела на полу суповую кость с маслами:
   - Хорошая "бульонка". Где она ее, интересно, купила?
   - А вы что, не видели? В мясном магазине торгуют. Как выйдите сейчас на
улицу, сразу  налево.  Там очередь большая, и  разбирают  быстро. Поспешите,
может осталось еще...
   - Спасибо, милая!

   ...эх, надо выпить!..

   Бегать  искать  поллитровку  времени  не  осталось.  Как  только  поезд
тронулся, Шарагин направился в вагон-ресторан.
   - Закрыты мы еще, закрыты,  - в дверях  стояла  старенькая, полноватая,
уборщица с крестиком на шее.
   - Чего ты там застряла, баба Маня? Никому не открывай! - крикнули ей.
   - Я свой, баба Маня, - Шарагин вынул из кармана червонец.
   - Ну проходи, милок.
   Десятку баба Маня спрятала под лифчик:
   - Вот, устраивайся здеся. Петро! Неси графинчик!
   - И черного хлебушка, - подсказал Шарагин.
   Петро, с виду мужик запойный, серый, с потухшим взглядом

   ...потухший и желтый, пепельно-желтый, будто зола от
   гепатита...

   сказал: "Ага",  пыхтя "Беломором", вынес графинчик, тарелочку с  черным
хлебом и холодный, жалкий,

   ...будто со времен гражданской войны ее никто так и не съел...

   кусок курицы.
   Появились лысый, невысокий,  с усиками  директор, повара - совсем  юный
Гриша,

   ...еще не призывали...

   ругавшийся отборным матом, куривший папиросы, а за  ним - главный повар
- усатый бородатый Шурик,  мелкого роста,  который приставал к двум не очень
молодым и не очень интересным на вид, с ядовито-яркой помадой на губах,

   ...слегка помятым после сна...

   зевающим официанткам -  Вале и  Жене. Повар  подкрадывался к ним сзади,
даже  когда вагон-ресторан заполнился посетителями,  щипал  их за попки  или
щекотал подмышками  и хихикал: "Ну,  сейчас не до нежностей, работа. Погоди,
вечером приду и трахну!" При этом он противно хихикал и дергался.
   Возможно,  что  именно эта глупая фраза, как-то косвенно указывавшая на
легкодоступность официанток, пробудила в Шарагине желание.

   ...а вот эта ничего... на безрыбье и рак рыба...

   -  Еще  один, -  он постучал  вилкой  по  графинчику,  когда официантка
остановилась у соседнего столика. - И яичницу. Может, какой салатик есть?
   - Столичный.
   - Хорошо.
   Городской,  а  после  загородный  пейзаж, представший в  мрачных  серых
красках непогоды, помелькав за окнами, сменился темнеющими с иссякающим днем
лесами,  перелесками,  садовыми участками с натыканными уродливыми фанерными
домишками-скворешниками, сиротливыми деревеньками.
   Выпил, закусил принесенным салатом.

   ...в принципе, милая мордашка...

   Какое-то  с  первого  же взгляда взаимопонимание обозначилось, симпатия
что ли. И,  двигаясь взад-вперед по вагону-ресторану, не скрывала официантка
улыбки, один раз прыснула со смеха, так заворожено наблюдал за ней офицер за
столиком, что она обслуживала.
   Постояли, покурили в тамбуре. Женя. Евгения. Красивое имя. И так  легко
общаться с ней, такая контактная,  простая. Откуда родом, да как сюда попала
расспросил.  Скучно  в  глухомани  российской до  старости  проторчать, а на
поездах - и города разные повидаешь,  людей  всяких повстречаешь. Пока замуж
никто не берет, самой кое-что подзаработать, накопить, пожить свободно.
   В ответ Шарагин про  себя в двух словах объяснил. Про войну - ничего, и
про ранение -  молчок,  что  к  новому месту службы  едет доложил, и хватит.
Просветил  глупышку: на  флоте не  такие,  как  у него,  тельняшки  носят, в
воздушно-десантных войсках  он служит. Разница  большая! Да она, кажется,  и
раньше знала,  просто  разыгрывала, подшучивала над ним.  Какой десантник не
обидится,  когда  его  за  моряка принимают?!  Простил. Понял,  что с юмором
девчонка. Старый анекдот пришел в голову, рассказал, вместе посмеялись. А то
вдруг стало не о чем говорить. Женя позвала:
   - Пошли, потом поговорим еще...
   Расчет  ее Олег сразу  не углядел, не распознал. Официантка  наученная,
хоть и девчонка еще, недавно  небось  школу закончила, а  хваткая, отпечаток
войны  в  глазах  незнакомого  хорошенького усатого  офицера  угадала,  - из
Афгана, откуда ж еще? - да  и шрам подтверждал, что после ранения человек, а
значит - натерпевшийся, навидавшийся, но главное -  из заграницы следует, не
с пустыми карманами,  и раз так к  женщинам тянет его, истосковался, видать.
Легко  такого в  оборот  взять,  пококетничать  -  он мигом  клюнет. Молодые
офицеры, знала  Женя по опыту, - как дети, которых поманить  конфетой ничего
не стоит,  даже жалко  их порой -  знающих  свое  дело  в  мире  армейском и
абсолютно  наивных, беспомощных в мире реальном. Только завидят юбку - сразу
петухами начинают ходить, гусар из себя строить, особенно когда выпьют.

   ...вообще-то она ничего, симпатичная... подождем, пока она
   освободится, уже скоро закрываться будут...

   Заигрывала Женя взглядами,  и с каждой  новой  улыбкой  наваливались на
Шарагина грешные мысли, будоражили  воображение.  А  где? Как? Никогда таким
раньше он не  был, не бросался на первую встречную. Но тут - приспичило! Вот
Чистяков - тот мастерски  обхаживал  представительниц  слабого пола, тот без
победы с поля боя не уходил. Как бы не оконфузиться! Нет.

   ..."налит весь мужскою силой!"..

   И от ворот поворот получить в таком деле - обидно.

   ...а-а-а... я знаю! я ей косметичку подарю... тогда уж наверняка!..

   Он допил, закусил, вернулся в свой вагон, открыл купе, полез в чемодан.
В  Кабуле он  купил две  косметички - завидный  подарок для  любой советской
женщины: и пудр