фицер  с   замотанной  бинтами  шеей  так   уставился?
Разволновался, и

   ...желтая моча...

   потекла мимо "утки", по рукам и на простыню.
   Шарагин отвернулся. Все  еще в растерянности, стоял он посреди комнаты,
рассматривал остальных ребят. Но взгляд непроизвольно вновь вернулся к парню
с ампутированными ногами.

   ...как он будет передвигаться? он же будет всем по пояс... кто
   заметит его, такого маленького, точно распиленного пополам?..

   Вошла   медсестра.   На   принесенном  ее   подносе  стояли  стаканы  и
малюсенькие,  грамм по сто, баночки с яблочным соком. Дневальный отнес утку,
присел за стол, а рядом устроился, прислонив костыли к стене, второй раненый
солдатик, и  оба  они  стали  ковырять  банки  консервным ножом,  проделывая
отверстия.

   ...ведь тысячи таких вот "огрызков" оставит Афган! и всем будет
   наплевать, за что они воевали, где, когда... хорошо, что меня пощадила
   судьба!..

   Пришла  еще одна  медсестра, низенькая, с распущенными волосами. Из под
белого халата виднелось легкое хлопковое синее платьице в белый горошек. Она
несла "хэбэ" и солдатский ремень.

   ...все в белых и синих тонах...

   Она тронула за руку солдата, который спал на животе и сопел.
   - Одевайся, борт приходит, через полчаса отправляем тебя в Ленинград, -
сказала медсестра тихо, но настойчиво.

   ...как сказала бы мама, если бы хотела быть строгой...

   Худенький паренек  понял,  закивал головой, сел на  кровати. Одна  нога
была ампутирована по колено.
   Медсестра помогла надеть майку.
   - Извини,  на  складе  была форма  только  пятидесятого размера, -  она
подвернула штанину на отрезанной ноге, заколола английской  булавкой. Солдат
с соседней  койки встал, похлопал  по  плечу отъезжающего приятеля, вынул из
тумбочки лист бумаги, стал записывать адрес.
   Шарагин по-прежнему стоял посреди комнаты, в проходе между кроватями.
   - Вы кого-то ищите? - спросила медсестра, разносившая сок.
   - Я?

   ...кого-то я ищу... медсестру, как же ее звали? Галя... нет, кого-то
   еще...

   - Вам плохо?
   - Мне?
   - Вы из какого отделения?
   - Не помню...
   - А фамилия ваша как?
   - Шарагин, старший лейтенант Шарагин...
   - Пойдемте со мной.
   В коридоре, около перевязочной, он остановился:
   - Понимаете, я ищу друга. Нет, не так. Не совсем он друг - знакомый. Мы
лежали вместе в реанимации.
   - Как фамилия?
   - Шарагин...
   - Нет же, приятеля вашего.
   - Не знаю,  не  помню. У него верхняя часть лица  забинтована была,  но
губы я помню, и подбородок... усы, усы у него были...
   - Как же  вы хотите его без фамилии найти?..  Ну  хорошо,  звание, имя,
ранение какое?
   - Стойте, Иван,  точно, Иваном его  звали. Звание?  Не  помню. У  него,
понимаете, две ноги ампутированы были, и еще - слепым он был.
   - Вот что, подождите меня здесь в коридоре, никуда не отходите, я скоро
вернусь. Постараюсь что-нибудь узнать.
   - Постарайся, сестричка.
   - Вы сами-то как себя чувствуете?
   - У меня все в порядке. Мне бы, вот, Ивана найти...
   Два санитара  тащили на носилках парнишку. В ногах  лежал "дипломат", и
стояли новые, не  разношенные, прямо со склада, солдатские ботинки.  Глаза у
солдатика были закрыты, и подумал Шарагин, что он мертв.

   ...нет же, если б это был труп, его б накрыли с головой и несли
   вперед ногами... должно быть спит... а я бы выдержал, если бы
   вернулся калекой, если бы комиссовали меня из Вооруженных сил?..

   - Узнала, капитан Уральцев, Иван Николаевич. Вы его искали?

   ...точно!..

   -  Наверное.  Да,  конечно  же -  капитан  Уральцев.  Где  он?  В  Союз
отправили? Он говорил, что его в Союз должны отправить.
   - Он ваш близкий друг?
   - Да нет  вроде, сестричка, говорю же, лежали мы вместе в реанимации, а
затем потерял его, меня перевели. Так где же он теперь?
   - Умер капитан...
   - ?..
   - Умер, больше недели назад... Вы куда? Постойте!..

x x x

   - Подонки! Где  врачи?! - рычал на санитаров покрытый пылью  после езды
на броне офицер в панаме. - Офицер умирает, а вы, как мухи сонные ползаете!
   - Он мертв, - сказал санитар.
   - Молчать! Несите его в госпиталь! Врача сюда!
   - Убери автомат! Нечего здесь воевать! - осадил его с крыльца приемного
отделения врач.

   ...Рубен Григорьевич...

   - Сделайте что-нибудь! - взмолился офицер.
   Врач  взял  лежащего  на  носилках  за  запястье.  Отпустил. Кисть руки
осталась беспомощно, безжизненно свисать. Затем он дотронулся до лица, будто
хотел погладить  его,  а на самом деле закрыл  устремленные в кроны деревьев
застывшие глаза.
   - Он давно мертв.
   Офицер опустился на колени, осторожно приподнял руку погибшего товарища
и положил обратно на носилки.

   ...еще одного снимут с довольствия... и меня могли бы не довести до
   госпиталя... лежал бы на спине, утонув в глубоком небе, и взял бы
   меня точно также за руку врач... или ангел... и повел бы за собой...

   В халате, накинутом на белую майку, с седыми, чуть вьющимися  волосами,
карими,  полными  многовековой  армянской  печалью глазами,  напоминал Рубен
Григорьевич персонажа из библейских сказок.
   - Шарагин!
   - Добрый день, Рубен Григорьевич.

   ...не до тебя мне сейчас... не хочу тебя слушать...

   - Будете курить?
   - Спасибо, у меня свои.

   ..."Ахтамар", откуда он их берет?..

   - Я,  Шарагин,  мечтал играть на  фортепиано.  Пальцы подвели. Пианисту
нужны длинные тонкие пальцы. А у меня совершенно немузыкальные, смотри, - он
вытянул вперед руки, - короткие, пухлые.
   Шарагин и слушал, и не слушал. Волновала его другая проблема:

   ...что же все-таки произошло той ночью после разговора с капитаном
   Уральцевым?.. "вот и ладушки, значит сможешь"... я ничего не
   помню... почему он спросил, крещеный я или нет? почему он сказал,
   что невелик грех человеку помочь, что мне зачтется это?..

   -  Кстати, о пальцах.  Видишь  того  солдатика?  Вывезли  проветриться.
Бахтияром зовут. Он пока не ходит, лежачий.

   ...сдался мне твой Бахтияр!..

   - Интересная судьба. Шесть пуль в него духи всадили. В бедро, в руку, в
ногу, и три  - в  спину. Выжил.  До сих пор не понимаю как. Вот тебе - жажда
жизни. Два товарища его погибли. Они в кишлак пошли за водой.
   - Самовольно.
   -  Это я не  уточнял.  Отстреливались, пока  патроны  не  кончились. Он
притворился мертвым.  И представь, когда ему палец отрезали. Да-да,  что  ты
так на меня смотришь? Не пискнул,  лежал, как убитый.  Боялся  одного - чтоб
голову не отрезали. Он ведь все понимал, что духи говорят. Таджик.
   Шарагин присмотрелся к солдатику, сказал:
   - Живчик.
   - Когда духи ушли, он перетянул раны на руке и ноге подтяжками, и ждал.
Наши  кишлак долбили  из минометов, его чуть в клочья не  разнесли. Вертушка
над ним летала. Он курткой  махал. Не  заметили. Часов пять спустя нашли,  -
Рубен Григорьевич, явно, искренне  проникся к солдатику,  - собака с заставы
почуяла. Умный пес. Своих привел.
   - Зачем вы мне все это рассказываете?
   - Я не из тех  людей, Шарагин, что переживают, когда в Африке умирают с
голода дети. Это очень далеко. Меня это совершенно не трогает.  Тысячи, там,
десятки тысяч  людей.  Вот мои  больные, в этом  конкретном госпитале.  И  о
каждом из вас я беспокоюсь и переживаю.

   ...господь Бог местного значения...

   Я тебя, Шарагин, поставлю на ноги! Главное - чтоб  ты сам  верил.  Если
веришь - все будет хорошо. Постарайся побольше говорить о том, что беспокоит
тебя.  С кем?  С кем угодно! Приходи ко мне.  Я  не психиатр, но я знаю, что
происходит  в  голове,  в душе человека. Душа человека - механизм посложней,
чем все  органы  вместе  взятые. Органы разные  можно  удалить,  пересадить,
проживет  без них  человек,  а душу лечить очень  сложно,  это такой  тонкий
инструмент!

   ...скрипка Страдивари...

   - При чем здесь душа? Меня комиссовать  могут, если не поправлюсь! А вы
мне про душу рассказываете!
   -  Есть  такой термин -  "эмоциональная  вентиляция". Усмехаешься?!  Ты
сейчас от боли мучаешься, а когда раны  заживут, вот тогда-то настоящие боли
и начнутся... Война,  в первую очередь,  калечит  душу...  Я,  Шарагин, хочу
помочь тебе освободиться от собственных страхов, - от зла, что живет в тебе.
Пока не поздно. Иначе никто и ничто не поможет. Не надейся.

   ...боженька поможет...

   С ехидством подумал Шарагин.
   - А если окажется, что нет никакого Бога, и дьявола нет, что тогда?

   ...прямо мысли мои читает...

   - Тогда...
   - Тогда вот что, Олег. Есть у человека душа и совесть. Внутри нас живут
и  Бог и  дьявол.  Внутри они и борются за правду и неправду. Разгадку всему
надо искать, прежде всего, внутри себя. Человек сам себе судья...

   ...сейчас, конечно, я начну исповедаться... кого убивал и зачем...
   раскаюсь... жди!.. мне мальчики кровавые не снятся!..

   А вслух сказал:
   - Хорошо, Рубен Григорьевич. Приду.
   - Ты хотя бы понимаешь, о чем я говорю?
   - Конечно.

   ...хороший дедушка, но, честное слово, если зациклится на своей
   любимой теме, сушите весла! до отбоя будет голову морочить! ты
   меня лечи скорей, Рубен Григорьевич, а не мораль читай!.. ушел,
   обиделся, что ли? я ж ничего ему не сказал...

   Солдат на въезде в госпиталь выбежал из проходной, распахнул ворота, на
территорию  вкатила "Волга"  с  афганскими  номерами.  Из  автомобиля  вышел
подтянутый генерал в камуфляжной форме. Дежурный офицер и замполит госпиталя
синхронно  козырнули, собрался  замполит  докладываться  важной  персоне, но
генерал протянул лодочкой руку:
   - Я одного советника ищу.
   -  Сюда,  товарищ  генерал, -  замполит повел  генерала к  корпусу, где
обычно лечились высокие армейские чины.
   - Как сыр в масле катаются, -  пробурчал  безногий офицер. -  Напьются.
Сердце прихватит, его в госпиталь сразу кладут на восстановление.
   Госпиталь Сорокину понравился. Устроились основательно, подумал он, как
будто собираемся  находиться в Кабуле  вечно. И правильно. Э-х, нам бы такие
условия в восьмидесятом! Тогда об этом и не мечтали. Тогда...
   ...Днем  внутри наспех развернутого палаточного дивизионного  госпиталя
можно  было сдохнуть  от духоты,  хуже чем  в парилке,  поэтому  сразу после
восхода,  пока  солнце  не  раскочегарилось,  раненых,  человек  пятнадцать,
выносили на  носилках  на  улицу  проветриться,  и  хромой  солдат-узбек  на
костылях  перемещался  от  одного   человека  к  другому,  давая  поочередно
затянуться  одной  на всех сигаретой,  а  тем, кто не мог  взять  сам, узбек
вкладывал  сигарету  в рот,  ждал,  пока  солдат  как  следует  вдохнет дым,
вынимал;  у  некоторых  сигарета  без  фильтра  прилипала  к   сухим  губам,
приходилось ее отдирать, отчего нижняя губа оттягивалась...

   -  ...Вы  никогда не  задумывались,  какая  у  нас  огромная  власть  в
Афганистане? Нет?  Мы здесь полубоги. Хотим  - казним, хотим  - милуем. Дома
никогда человеческая жизнь  у  нас не  ценилась, а в  Афганистане тем  более
никто  не считается.  Подумаешь,  какие-то там  афганцы,  миллионом  больше,
миллионом  меньше...  -  рассуждал  советник  пока  они  с  генералом  шли к
скамейке.  Советник  с  загипсованной ногой  был  одет  в синюю госпитальную
пижаму, передвигался  на костылях. -  Хотите, я вам  скажу прямо? Путного  в
Афганистане никогда ничего не выйдет! У себя дома не сумели за семьдесят лет
построить  ничего  путного. А в  Афганистане  и  подавно  не  сможем  ничего
изменить к лучшему! Здесь - прорва, черная дыра... Мы уйдем, а она останется
навечно.

   ...это уж точно...

   - Зачем  же  так категорично,  Виктор  Константинович?  -  встрепенулся
Сорокин, будто стал  соучастником  страшного заговора, будто  испугался, что
кто-то может  подслушать. Повел головой. Но никого, кроме одиноко сидящего в
каком-то  трансе  офицера с  забинтованной шеей  поблизости  не  было.  Явно
контуженый. Однако, для перестраховки генерал сказал: - Давайте не будем так
громко.
   Порассуждать на тему "будущее Афганистана" Сорокину было интересно, тем
более  со  знающим человеком.  Говорить же  на  темы, касающиеся  Советского
Союза, тем  более  в  таком резком  ключе, генерал опасался.  Непростительно
такое поведение для политработника.
   - Вы, извиняюсь, сколько в Кабуле, Алексей Глебович?
   Сорокин почувствовал,  что от советника попахивает  коньяком. Значит, и
от меня будет пахнуть.  Зря я согласился с  ним выпить. Он-то уже полбутылки
одолел  в  одиночку. Эстет! Все, как положено: лимончик  нарезал,  шоколадку
наломал в фольге, развернул, разложил.
   - В  этот  приезд - несколько  недель, но  вы не забывайте,  - обиделся
немного генерал,  - я  входил сюда в  семьдесят  девятом,  и  почти  полтора
года... Я,  кстати,  неплохо  знаком  с  традициями  и  обычаями  афганского
народа...
   - Алексей Глебович, - перебил советник, - дорогой вы мой. Я не хотел ни
в коем  случае  вас обидеть.  Но военные никогда  не понимали Афганистан. Вы
живете  за  колючей  проволокой,  смотрите  советское  телевидение,  читаете
советские  газеты.  Армия  давно  забыла про афганцев.  Армия думает, как ей
самой уцелеть. Разве не так?
   -  Нет,  конечно!  Армия  пришла сюда, чтобы  помогать афганцам строить
новую жизнь, защищать революцию! - с легкостью парировал Сорокин.

   ...слово в слово, как Немилов говорил... лапшу на уши солдатам
   вешал...

   - И мы бы давно навели порядок, если б Армию не ограничивали. Поставили
бы вдоль границы с Пакистаном  и Ираном несколько  дивизий, перекрыли бы все
караванные пути, и  со всей  мощью обрушились бы  на  бандформирования. Смею
заверить, за несколько бы месяцев порядок навели!
   - Вьетнам американцы напалмом выжигали. И  проиграли... Против партизан
любая армия бессильна.
   - Вы хотите сказать, что мы заранее проиграли эту войну?
   - Я хочу сказать только одно. Армия, дорогой мой Алексей Глебович, бьет
по площадям, по большим площадям. Она бомбит сразу целое ущелье. Целый район
обстреливает. Одно  дело сражаться  против регулярных  войск,  а другое дело
против партизанского  движения. Армия  столько  бед  натворила! Сотни  тысяч
афганцев уничтожила! Нет, в Афганистане, повторяю, ничего путного никогда не
выйдет. - Советник замолчал, пошевелил пальцами на загипсованной  ноге. - Мы
привыкли все подгонять под собственные мерки. Пытались добиться  в афганской
армии дисциплины,  схожей с  нашей, боеспособности.  Что я вам  рассказываю?
Сами   знаете.  Наглядную  агитацию   использовали,  которая   всегда   была
малоэффективна и у нас дома.
   - Не согласен.
   -  Да бросьте, Алексей  Глебович!  Мы не на партсобрании,  умоляю  вас!
Давайте называть вещи своими  именами, кстати, нас к этому партия призывает,
открыто обсуждать проблемы.  Что,  скажите, от того  что  у вас  в Москве на
соседнем доме весит лозунг  из пятиметровых букв: "Решения  такого-то съезда
выполним и перевыполним", что-то меняется? Нет, конечно. Мы помогли афганцам
скопировать все худшее.  Бездумно навязали  то, что у нас самих не работало.
Да что там говорить, - махнул он рукой. - А теперь удивляемся, отчего же это
толку нет?! У нас-то еще кое-как, со скрипом, работает. А у афганцев нет. Им
все  эти  наши  нововведения  как  собаке пятая  нога.  И  все  наши  ошибки
повторяют.  Один в один. А некоторые, так прямо  революционеры-террористы. У
меня  есть  один  такой коллега - Мухиб.  Да  не один он  такой. Радикальный
халькист,  правда, думает,  что  никто об  этом не догадывается.  Начальника
своего - парчамиста - люто  ненавидит. Раскол у них в партии похлещи... нет,
хотел сказать похлещи, чем у нас был. И у нас друг друга уничтожали, столько
расколов  было, столько  процессов,  просто мы  забыли  о  том... И  ничего,
работают, ни разу бровью не повел, ни разу слова вслух не высказал. Парчам у
власти,  а  халькисты  выжидают  своего  часа. Только  со мной раскрывается.
Сколько раз! Бывало, пригласит домой на  плов, выпьем водочки, и начнет душу
изливать. Прямо-таки второй Троцкий. Всех врагов - в тюрьмы, красный террор,
трудовые армии, мечом  и огнем! И, знаете, его  абсолютно не волнует, если в
ходе революции  погибнут  тысячи  людей, хоть  и миллионы, он  считает,  что
главное, что будущим поколениям достанется  жить в  лучшем  мире. По приказу
таких людей исчезают навсегда.  А  хороший  семьянин, жена русская. У  него,
знаете,  на столе  в  кабинете портрет Ленина, и  очень просил меня привезти
значок с Горбачевым  и Сталиным, прямо бредит Советским Союзом... Вы скажите
-  истинный  партиец, настоящий революционер. А  мне  иногда страшно.  У нас
террор  невозможен.  Для  нас - это  пережиток прошлого. А  здесь... история
повторяется...
   - Мне все-таки кажется, Виктор Константинович, что не все так плачевно,
как   вы   рисуете.  И  определенные  подвижки  безусловно  наблюдаются.   -
"Подвижки", это  слово Сорокин позаимствовал у "папы".  Хорошее слово, очень
русское и емкое, считал генерал. - Москва не  сразу строилась.  Вспомните, у
нас после революции тоже много проблем было. Апрельская революция...
   -  Революция? Алексей Глебович, спуститесь  на землю! В Афганистане  не
революция  произошла, а дворцовый переворот. С самого начала мы по сути дела
защищали  небольшую группу  людей, которые  спекулировали  на  революционных
идеях,  пробивались  к власти  по  трупам товарищей.  Поверьте  мне, Алексей
Глебович, я знаю лично всех людей в ЦК, которые идеологические  разработки и
обоснования   по  Афганистану  составляли.   На  самом  верху  рассуждали  о
расширении  социальной  базы  революции,  о  рабочем  классе   и   передовом
крестьянстве.   Какой   здесь,   к   черту,  рабочий  класс!  -   возмущенно
зажестикулировал  советник.  - Откуда  ему  взяться? Поедете  из  госпиталя,
обратите  лишний  раз  внимание  на местных  жителей,  посмотрите,  куда  мы
вляпались. Они живут при феодализме. В четырнадцатом веке живут. Большинство
из них не то,  чтобы не поняли, не  знали, что "революция" произошла. Нельзя
было войска вводить!
   - Не по собственной прихоти армия здесь!  - генерал, принимавший  лично
участие в вводе войск,  восстал  против обвинений в  просчете.  Эти товарищи
всегда   на  армию  все   сваливают.  Армия  просчиталась!  А  КГБ  что,  не
просчитался? А Министерство иностранных дел? Как отвечать, так армии!  А все
остальные в  сторонке.  - Афганское  руководство  неоднократно обращалось за
военной помощью.
   -  Для  афганцев  с нашим  приходом  началась  священная  война  против
неверных,  джихад.  Вот  уж  поистине, Алексей  Глебович, всегда у  нас  так
бывает: сначала себе искусственно трудности придумываем,  а потом героически
их  преодолеваем.  Это   ведь  надо  было  быть  полным  идиотом,  чтобы  не
додуматься, что так  все получится в Афганистане! Сколько  служебных записок
писали!  Нет, не послушали... - советник закурил. - Схватив манатки, афганцы
пустились  наутек  в  Пакистан, в  Иран.  Пять миллионов человек  не  поняли
революцию?! Для кого же тогда, извиняюсь, ее делали, вашу революцию?
   -   Правильно,  потому  что  надо  сразу  было  вдоль  границы   войска
вытягивать.
   - В западню  попали! Заманили нас в Афганистан! Не  зря считается,  что
Амин  на  американцев  работал. Он  же  учился  в США,  там, видимо,  его  и
завербовали...  Американцы,  пропади  они  пропадом,  давно гадали,  как  бы
отомстить за Вьетнам. Долго думали, что бы такое придумать, чтоб у нас пупок
развязался.  Элементарно  все просто  придумали...  Афганистан  и  "звездные
войны"...
   - При чем здесь "звездные войны"? - удивился генерал.
   - При том, что мы верим в эти сказки! Они же смеются над нами!
   - Стратегическая  оборонная инициатива, СОИ -  вещь серьезная,  - решил
показать  свои  познания  Сорокин.  - Но мы  что-нибудь придумаем в ответ. Я
уверен.


   ...СОИ - это солдат одноразового использования...

   подумал Шарагин.

   сапер, то бишь... вот что такое СОИ.