собачий мат потревоженной нами дворняги  во  двор  вышла  пожилая,
полная женщина в роскошном халате и  мужской  кроличьей  шапке.  Отогнав
сварливого кобеля, она поинтересовалась, какого рожна нам надо.
   - Вы давно живете в этом доме? - недипломатично, в лоб спросил Толик.
   - А тебе что за дело? - логично отреагировала она.
   - Этот дом когда-то принадлежал Любови Андреевне Тихоновой.
   - Ну и что из того, а теперь  он  принадлежит  мне,  Тамаре  Ивановне
Тихоновой. И что вы скажете дальше?
   - Вы ей доводитесь родственницей?
   - Вроде бы так. Чего надо-то?
   - Поговорить. Вы ее хорошо знали?
   - А какая вам разница? Ты говори конкретно, что к чему, а  то  стоишь
тут, сопли жуешь - смотреть противно.
   - Да мы приезжие, - вмешался я, стараясь поправить разговор. - У  нас
есть кое-какие сведения о ее дочери.
   - Померла давно Люба, а мне ваши сведения до одного  места.  Нашлась,
что ли, Ольга? - почему-то недовольно спросила женщина, видимо  опасаясь
неожиданной претендентки на ее добро.
   - Нашлась.
   - Ну так передавайте ей привет от двоюродной  сестры  Тамары,  только
пусть губехи на дом  она  не  раскатывает.  Я,  считай,  заново  его  от
строила.
   - Вряд ли она будет на него притязать с  того  света,  -  успокоил  я
бедную женщину. - А ее дочерям ваша халупа без надобности. У  них  целый
дворец отгрохан.
   - Ну и пускай себе живут на здоровье, а ко мне не лезут.
   - Да не собираются они нарушать ваш покой. Но я думал, что вам  будет
интересно узнать о судьбе вашей сестры.
   - Мне это без надобности. Свою судьбу она  решила  давно.  И  нас  не
спросила.
   - Ее убили, - раз и навсегда решил я травмировать ее  психику,  чтобы
хоть таким образом блокировать ее холодность и отчужденность.
   - Черт ее прибрал, непутевая девка была.
   - О мертвых плохо не говорят.
   - Жить надо было по-людски, тогда бы и худого слова никто не сказал.
   - Чем же она вам так досадила, что вы и мертвую ее чертыхаете?
   -  А  это  пусть  вам  Аннушка  Бокова,  сестра  ее   первого   мужа,
рассказывает, а мне ее грязное белье полоскать неохота.
   - Вот оно что? - не удивился, а даже обрадовался Мамай. - Что же  это
получается? Значит, Ольга не первый раз была замужем?
   - Выходит, что так. И давно она окочурилась?
   - Двадцать лет назад.
   - Ничего себе! - удивленно присвистнула  женщина.  -  А  чего  же  не
сообщили?
   - Ее считали без вести пропавшей.
   - Это мы знали. Любка говорила. Как же она отыскалась через  такое-то
время?
   -  Совершенно  случайно  нашли  ее  дочери  замурованной  в   подвале
собственного дома. Есть подозрение, что ее убил муж.
   - Сергей, что ли? Так я Любке и говорила, тут и  подозревать  нечего.
Так  оно  и  есть.  Тот  еще  проходимец,  недаром  его  еще  здесь   по
прокуратурам да по милициям таскали. Мы Ольгу всем миром уговаривали  не
выходить за него замуж, да разве она  послушалась.  Пойдемте  к  Аннушке
Боковой,  она  про  нее  побольше  меня  знает,  -  загорелась   женщина
возможностью  посмаковать  подробности  убийства   не   опасной   теперь
родственницы.
   Ровесница  Тамары  Ивановны,  Аннушка  оказалась  верткой,  худенькой
старушкой с любопытным носиком и  подозрительными  глазками,  живущей  у
самого синего леса. Но в  отличие  от  Тамары  она  была  гостеприимней.
Угостив  нас  пирогами  и  надоевшим  самогоном,  она   выслушала   нашу
информацию и вынесла свой вердикт:
   - Это Сергей ее угробил, больше некому. Тут и сомневаться  нечего,  а
только так ей, сучке, и надо.
   - Но почему вы так в этом уверены? -  вытирая  о  кота  жирные  руки,
спросил Мамай. - И почему вы в один голос ее проклинаете?  Что  она  вам
плохого сделала?
   - А потому, что кабы не  она,  то  и  по  сей  час  был  бы  жив  мой
брательник  Алеха.  Это  она,  змеюга  подколодная,  его  погубила.   Ее
стараниями сейчас он, бедненький, лежит в сырой землице.
   - Она что же, убила его? - попросил внести ясность Мамай.
   - А то как же? Она, волчица драная, его извела, а говнюк прокурор все
списал на случайность.
   - Это каким же  образом?  -  заинтригованный  новым  поворотом  такой
цепочки двадцатилетних случайностей, спросил Толик.
   - А таким образом, что ни под какой трактор Алеха не попадал, как нам
потом пел следователь. Ясное дело, ему ничего другого не оставалось.
   - А вы не могли бы нам все толково и не сумбурно об этом рассказать?
   - Чтобы все это вы потом выложили ему? Благодарствую, но мне еще жить
охота. Он не посмотрит, что я старуха, порешит и глазом не моргнет,  тот
еще зверюга.
   - Наверное, вам будет приятно услышать о его преждевременной гибели?
   - Преждевременной она никогда для  него  не  будет!  Что?  -  наконец
врубилась бабка. - Неужто сдох ирод? Ну, туда ему и дорога. Стало  быть,
есть Боженька и справедливость. Прибрал гаденыша.  Завтра  же  в  церкву
схожу. А вы не омманываете старуху?
   - Какой нам смысл? Отличный у тебя самогон, Аннушка! - похвалил Мамай
бабкину отраву и в доказательство оглушил стопарик. -  Так  что  ты  там
насчет следователя на тракторе-то пищала? Или я ослышался?
   - Раззявь уши, не следователь на тракторе, а  Алешка  наш  попал  под
трактор. Вот ты мужик неглупый, видать образованный, объясни нам, темным
деревенским бабам, как это можно попасть под гуску своего трактора?
   - И не пойму, - честно сознался Толик, - пока вы мне все детально  не
объясните. Как это произошло?
   - Ну сами-то мы не видели, а только следователь, когда у него  ничего
не получилось или они там с Сергеем договорились, стал нас дурачить, как
малых детей. А дело, по его словам, было так: Алешка в тот день  вывозил
с деляны хлысты...
   - Что такое деляна и  что  такое  хлысты?  -  удовлетворенный  нужным
руслом разговора, спросил Мамай.
   - А ты что, из Африки приехал? - изумилась  Аннушка  его  тупости.  -
Хлысты - это срубленные деревья без сучьев, а деляна  -  место,  где  их
рубят.
   - Понято, душа моя, а грибочки у тебя замечательные,  мировые,  можно
сказать, грибки. - Подбрасывая старухе очередного леща, Толик  захрумкал
соленым ароматным большущим груздем. - Я слушаю тебя, Аннушка, что там с
трактором?
   - По зиме это случилось, в самой середине, в семьдесят третьем  годе,
пятнадцатого января. А вы кто такие, что я должна вам все рассказывать?
   - Мы поборники закона и справедливости,  защитники  всех  угнетенных,
обездоленных и обиженных!  -  привстав  со  стула,  высокопарно  ответил
косеющий Мамай. - На эту землю мы ниспосланы Богом, дабы  карать  зло  и
скверну, творящуюся на этой земле.
   - А может, ты мне и пенсию за три месяца отдашь,  апостол  Матфей?  -
неумно и язвительно спросила старуха. - А то нам с моим дедом уже только
и осталось, что хрен его на пятаки порубать.
   - Думаю, что это скоропалительное решение, но мы отвлеклись от  темы.
Итак, я вас внимательно слушаю.
   - А чего тут слушать, тут и козе понятно - это он раздавил Алешку!
   - Давайте сначала и по порядку, - попытался Толик сфокусировать  свою
мысль.
   - А то тебе еще непонятно. Алешка мой вроде бы как  заводил  трактор,
который у него заглох неизвестно почему. Слава Богу, не  первый  год  на
нем работал! Так почему же он, скажи-ка ты мне, наехал на него?
   - Кто наехал? - недоуменно спросил Мамай.
   - Да  трактор  же,  -  удивляясь  нашей  непонятливости,  возмутилась
старуха. - Алешку так изувечило, что я только по родинке его и опознала.
   - Ну понятно, имел место несчастный случай, при чем здесь его жена?
   - Нет, ты посмотри, Томка, он совсем вислоухий, не может  сообразить,
что трактором не можно задавить  самого  себя.  Ясно  дело,  Сергей  его
подложил.
   - Девочки, давайте не будем сплевывать шелуху в соседский  огород,  -
не выдержал я, - расскажите мне, как все было, только эмоции опосля.
   - Ну, тогда слушайте, - решив, что от товарки путного  мы  ничего  не
добьемся, взяла слово Тамара Ивановна. - Ее  брательник  работал  в  тот
день на  лесоповале.  Алеха  отволакивал  спиленные  пихтовые  стволы  к
трассе, а на взгорке у речки, как нам сказал следователь, у него  заглох
мотор. Аккумуляторы мы тогда видели только по телевизору, вот он и  стал
заводить его пускачом. Это нам следователь Чабанов так объяснял,  а  как
там было на самом деле, один Бог ведает. Он нам сказал, что его  трактор
остановился на горке, на уклоне к речке, и, когда он, стоя на  гусенице,
будто бы крутнул рукоятку, трактор завелся и подмял его  под  себя.  Мы,
конечно, в такую хренотень не поверили и потребовали прокурора, но  они,
видно, сговорились. В один голос трубили - несчастный  случай.  А  какой
там несчастный случай, если Сережка Логинов после этого на ней женился.
   - Не вижу взаимосвязи, - робко подал голос Мамай.
   - Это ты не видишь, а покойный Антошка как раз неподалеку сшивался  и
своими глазами видел, как Сергей украдкой оттуда сбегал.
   - Почему же он не заявил об этом в милицию?
   - А то он не говорил. Конечно говорил! Он,  блаженненький,  по  всему
миру трубил, да только все как об стенку горох, - взорвалась Аннушка.
   - Сдаюсь, вы настоящие миссисы Марплы, только не понимаю,  какой  ему
смысл было убивать вашего брата? Он что, садист?
   - Не знаю, садист он или просто тюремщик, но к нам он пожаловал после
того, как отмотал свой срок. А Леху он грохнул потому, что ему глянулась
Ольга, сука потаскушная, чтоб ей и на том свете свет  чернотой  блызнул.
Стерва дрянная, ни себя, ни детей не пощадила, уперлась с  ним  на  вашу
вонючую Волгу.
   - Аннушка, - как наиболее трезвый из всей шабашной компании,  спросил
я, - значит, Татьяна с Варварой ваши племянницы?
   - А если я им тетка, то кто же они мне? - въедливо спросила старуха.
   Мамай собирал сведения тихонько и в мешочек. Не такой-то уж пьяный он
и был. Потерев сизый банан носа, он вдруг спросил:
   - Девушки, у вас переночевать можно? Люди мы приезжие, и никого-то  у
нас, сиротиночек, в ваших сибирских углах нет. А на ночь  глядя  обидеть
приезжего человека просто. Вы не сомневайтесь, за постой мы заплатим.
   - Я тебе, парень, так скажу: хоть нам и не платят пенсий,  но  только
мы еще не настолько скурвились, чтобы брать деньги с приезжего человека,
а особливо если ты, друг ситный, приехал  от  моих  племянниц.  Ночуйте,
места хватит. Как там Танюха с Варькой поживают? - оскорбленная в лучших
чувствах, спросила Аннушка.
   Напрочь сраженный лестным обращением, Мамай взбрыкнул и засуетился:
   - А что им сделается, живут, овцы, и сено жуют. А  они,  стало  быть,
Логинову падчерицами приходятся?
   - А то кем же? Родным отцом у них был мой брательник. Известное  дело
- наша кровинка. Он тогда Ольгу с ними  вместе  умыкнул,  расписался,  а
девок удочерил. Про это Танька хорошо знает.
   - Какая Танька? - Мамаевский сырой баклажан стал похож на нос собаки,
идущей по горячему следу. - Старшая дочь, что ли?
   - Окстись, христовый. Танюха, Татьяна  Петровна  Гусева.  Это  Лехина
полюбовница, от которой он перед самой своей смертушкой прижил сына. Что
и говорить,  погуливал  мой  брательник,  любил  покойничек  на  сторону
сходить. От Ольги-то у него сплошной коверкот, одни девки были.
   - Да, конечно, - согласился Мамай с ее точкой зрения.  -  Скажите,  а
эта Татьяна Петровна, случаем,  не  работала  в  сельсовете?  Пардон,  в
мэрии.
   - Надо думать! Та еще крыса! Как с семидесятого года  стала  работать
секретуткой, так и держалась за место до недавнего времени. А  по  весне
отправила сына в армию, а сама загуляла.
   - Которого сына? Не того ли, что прижила с вашим братом? - удивленный
некоторым несоответствием, спросил я. -  Он-то  уже  большенький  должон
быть или она еще одного репродуцировала?
   - Чего?
   - Сыночков, спрашиваю, сколько она народила?
   - Дык одного! Как родила мне племяша, так и утухла, правда,  в  замуж
еще раз сходила, но от  Гуся-то  у  нее  никого  не  получилось.  Так  и
развелась с ним вскорости. А в  армию  она  сыночка  своего  второй  раз
провожает. Первый-то раз  его  забрили  после  школы,  а  вдругорядь  он
квантрактником уехал, видать, понравилось. Эх-ха, лучше бы Алешка с  ней
жил, чем с этой профурой. Еще могилку зарыть не успели, а она уже с  ним
окрутилась.
   - Кто окрутился? С кем окрутился? - совершенно сбитый  с  толку  этим
потоком информации, спросил я.
   - Ну совсем вы тупые. Полчаса уже вам талдычу, и  все  как  о  стенку
горох. Когда Сергей моего Алешку пришикнул, он сразу же взял Ольгу и  не
посмотрел, что у нее за пазухой две малые девки. Все чин по чину, ничего
не скажешь. Законный брак оформил и Танюху с  Варькой  удочерил.  Отсюда
они уже Логиновыми уезжали. Что хлеборезку-то раззявил?
   - Не верится что-то мне, чтоб из-за бабы, да  еще  с  двумя  хвостами
можно пойти на убийство, - справедливо возразил я.
   - И мы тоже так думали, а только  следователь  неспроста  его  трясти
начал. Значит, было за что? А Ольга-то, стерва, красавицей была. Не один
мужик по ней сох, пока она за моего Леху не вышла.
   - Что же она такого в нем нашла? Наверное, чистый Ален Делон  был?  В
смысле красавец? - зондируя глубже, нарочито удивился я.
   - Леха-то? - бисером рассмеялась старушка. -  Страшнее  только  черти
бывают. Чернявый да рябой, быдто в саже его - вываляли.
   - Но Ольга-то, по вашим словам, красавицей слыла, что  ж  она  в  нем
нашла? - не унимался я. - Сами же говорите, что от женихов у  нее  отбоя
не было.
   - А кто его знает? Кто нашу сестру поймет? Наверное, ей кровостой его
глянулся, он у него как у быка был. Да и мужик он хороший был, ласковый.
   - Оно конечно, - согласился Мамай с таким уважительным аргументом.  -
А скажи-ка нам, Аннушка, кто тогда крутил это дело?  В  смысле  кто  был
следователем?
   - Да я уже и не помню. Томка, ты не подскажешь?
   - Кто-то из района, то ли Чугунов,  то  ли  Чугунков,  то  ли  вообще
Чабанов. Толстый такой мужик, на Егора Гайдара похожий. Щеки от  затылка
было видно, а вот прокурора звали Василий Иванович, это я  точно  помню,
потому что он и по сей день прокурорит,  чтоб  у  него  чирей  выскочил.
Однако уже поздно. Пойду я до дому.
   - Я вас непременно  провожу!  -  чуть  не  опрокинув  стол,  пьяно  и
галантно вызвался Мамай.
   - Ложись спать, христовый. Как-нибудь без тебя доберусь.
   Старательно допив самогон, сиамскими близнецами  зарывшись  в  душные
деревенские перины, мы со товарищем безнадежно захрапели, чтобы ни  свет
ни заря быть разбуженными непоседливой хозяйкой.
   - Вставай, дядя, невеста до тебя пришла, -  тряся  перед  моим  носом
жирное мамаевское плечо, требовала она.
   - Какая еще, к черту, невеста? - первым отозвался я.  -  Он  уже  лет
двадцать как импотент. Без надобности ему теперь невесты.
   - Без сопливых обойдемся, - просыпаясь, заверил меня Толик.  -  Давай
ее сюда, сейчас мы с ней живо разберемся. Я ей покажу, какой величины  у
меня импотенция.
   - Ты не очень-то духарись, -  одернула  его  старушка.  -  Она  девка
строгая, самого Николая Дмитриевича от запоев держит.
   - Секретутка, что ли,  пришла?  -  фамильярно  и  запанибрата  заржал
Мамай. - Ну, тащи ее сюда, пока в кровати,  я  ее  быстро  оформлю,  как
говорится, дорога ложка к обеду.
   - Ты мне это брось, старый лепетун, говорю тебе, девка она  серьезная
и твои разные глупости ей ни к чему. Замуж нашей Людушке пора.
   - Тогда какого же дьявола  она  с  утра  пораньше  беспокоит  пожилых
граждан?
   - Значит, потребность в том есть. Адрес Татьянин  она  вам  принесла,
говорит, важно это больно для вас.
   - Секс-минутка отменяется, - огорченно констатировал Мамай. -  Оставь
адрес и дай нам еще полчасика поспать.
   В девять часов утра,  похмельные  и  злые,  мы  садились  в  автобус,
следующий рейсом в районный городок, чтобы как  следует  разобраться  со
следователем,  прокурором  и  загадочной  Татьяной,  дважды  провожающей
своего сына в армию.
   Василий Иванович Лагутин оказался действующим прокурором района и  по
причине своей занятости разговаривать с нами, бывшими ментами, отказался
наотрез, но зато он дал нам  адрес  нашего  коллеги,  тоже  ушедшего  на
заслуженный  отдых,  следователя,  майора  милиции  Кантемира  Егоровича
Чугункова.
   Телепаясь двумя  плющихинскими  тополями,  мы  добрели  до  скромного
домика советского мента, ныне прозябающего на сельскохозяйственной ниве.
   Старушка нас обманула. От "Егора  Тимуровича"  остались  только  уши.
Калитку  нам  открыл  обрюзгший  и  худосочный  джентльмен   в   грязных
кальсонах,  которые  только  с  большой  натяжкой  можно  было   назвать
тренировочными штанами. С тяпкой наперевес, сразу же зрительно  прошарив
наши  карманы,  этот  опустившийся  элемент  вышел  из-за   ограды   нам
навстречу.
   - Что надо? - без обиняков спросил он.
   - Мне надо тебя как следует похмелить, а только потом  изложить  суть
дела, - понимающе подмигнув, заявил Мамай.
   - Ларек находится в двадцати метрах отседа, только не  говорите,  что
вы от меня. Я Зинке уже стольник должен,  совсем  озверела,  сука.  Долг
требует. А откуда у меня деньги, когда я даже  пенсии  третий  месяц  не
получаю? - бестактно задал он нам свой неразрешимый вопрос.
   - Ничего, стариканька, все будет как за пазухой Марии-Антуанетты,  за
пузырьком я сбегаю, только ты  веди  себя  прилично,  не  досаждай  Стин
Ванычу.
   Он ушел, а страдающий  следователь  повел  меня  в  загаженное  нутро
своего хозяйства. Чугунков обладал скудным хозяйством и  таким  же  умом
(кто только определил его в ищейки). Выпив принесенную  Мамаем  бутылку,
он  немного  воспрянул  духом   и   потребовал   объяснений,   почему-то
физических.
   - Щас ты их получишь, -  пообещал  Мамай,  зажимая  его  головенку  в
замок. - Щас ты у меня звезду  в  созвездии  Альдебарана  или  тау  Кита
увидишь, - потянуло почему-то Мамая на космические темы.
   И все было бы хорошо, не окажись в домике его  жены.  Она  припрыгала
раздраженная и праведная, муча в руках берданку.
   С сожалением глядя на ружье, отпустив жертву, Толик пообещал,  что  в
случае неповиновения он сделает из него сплошной сироп.
   - Мент ты поганый! - выразился он в заключительной речи. - Из-за тебя
и нас не любят.  А  ты,  мэм,  вместо  того  чтоб  размахивать  оружием,
заварила б лучше чаю. Стрельнуть ты все одно не  сможешь,  а  гости  чаю
хочут.
   - Что вы от меня хотите? - немного приходя в разум, спросил идиот  от
милиции.
   Мамочка опустила  оружие  и,  жалуясь  на  своего  непутевого  мента,
подошла ближе:
   - Парни, ну что мне с ним делать? Свихнулся мужик!
   - Деградировал он  у  тебя!  -  совершенно  не  принимая  хозяина  во
внимание, конфиденциально сообщил Мамай. - А винтовочку позвольте,  часа
на два мы ее конфискуем.
   - Мужики, кончай базар, - немного успокоившись,  заявила  женщина.  -
Уже год, как я его не контролирую. Совсем спился, мерзавец.
   - Опьянение проходит, а глупость - никогда! - мудро  заявил  Мамай  и
приобнял обезоруженную женщину. - Я далек от мысли принести  в  ваш  дом
непорядок, но мне нужна небольшая информация, которой владеет ваш муж.
   - Однако это не дает вам права, как последним кретинам, вваливаться в
чужой дом и заламывать несчастной женщине руки.
   - Ласточка, ежели  бы  не  твой  муж,  я  бы  извинился  перед  тобой
качественно  и  продуктивно,  -  самонадеянно  заверил  Мамай.   -   Мне
необходимо, опираясь на  его  память,  совершить  некоторую  прогулку  в
прошлое, скажем так, на четверть века назад, а точнее, в  май  семьдесят
третьего года. Тогда в селе Листвянка при странных обстоятельствах погиб
тракторист Алексей Боков. Тогда это дело было поручено вам.  Надеясь  на
вашу память, мы и объявились на вашей удивительной сибирской земле.
   - Помню я тот случай, - вздохнул Кантемир, - и помню неплохо,  потому
что дело мне не дали довести до конца, хотя тот мужик, его товарищ,  уже
висел у меня на крючке. Только я не  понимаю  вашей  заинтересованности.
Столько-то лет прошло, а