предложил ему
пятилетний контракт и огромное для  него  жалованье,  с  единственным  и
обязательным требованием забыть о существовании других фирм  и  заводов.
Так в "Волга-Моторс" появился свой Шестой отдел. Кроме  всегда  закрытых
металлических дверей, возле него постоянно  дежурили  два  охранника.  Я
берег его как зеницу ока. Самое интересное то, что по профессии  он  был
обычным учителем. Да-да, преподавателем физики в средней школе, где  ему
не платили ни черта. В свой отдел он набрал десяток толковых мужиков для
параллельной разработки необходимых узлов. Но  главной,  коренной  темой
занимался он сам с тремя квалифицированными помощниками. В тот зал,  где
они работали, кроме меня не допускали никого.
   Так прошло три  года,  но  ощутимых  результатов  все  еще  не  было.
Понемногу я начал беситься, срывая на нем злость.  Он  уже  не  был  тем
задрипанным чудаком, что когда-то пришел ко мне. И  вот  однажды  он  не
сдержался и  довольно  грубо  ответил  мне,  что  дуракам  полработы  не
показывают, но если уж мне невтерпеж, то  пожалуйста.  Он  потребовал  у
меня мастерскую, двоих квалифицированных рабочих и новый  заднеприводной
автомобиль.
   Через месяц это обезображенное чучело мы в закрытом  фургоне  вывезли
за город  на  безлюдный  пустырь.  Гончаров,  наверное,  это  был  самый
счастливый день моей  жизни.  "Шестерка",  снабженная  десятикиловаттным
электродвигателем без аккумуляторных батарей, поехала. Она не шла больше
сорока, расстояние до передатчика было меньше десяти километров, но  она
поехала. Это была победа. Я  прекрасно  понимал,  что  теперь  предстоит
трудная, изнурительная работа по ее  доводке,  сколько  она  протянется,
известно одному Богу, но самое главное у меня уже в кармане,  я  еду  на
уникальном автомобиле. И пусть он визжит и тарахтит, зато до меня на нем
не ездил никто.
   Наступили  серые  будни  кропотливой,  незаметной  работы.   Гальский
потребовал ощутимой прибавки, и он ее получил,  правда,  для  этого  мне
пришлось уволить полтора десятка сотрудников, но он их стоил,  как  того
стоило и его молчание. Вот вам первый ответ  на  заданный  вами  вопрос,
почему  я  не  обращаюсь  в  официальные  силовые  структуры.  О   нашем
изобретении, до полной его доработки, не должен знать  никто.  И  вдруг,
когда   автомобиль   практически   готов,   Гальский    кончает    жизнь
самоубийством! Вам не кажется это странным?
   - Мне в этой истории вообще многое кажется странным, например, почему
вы не обеспечили ему плотную охрану? Почему  он  поперся  на  загаженный
чердак башни? Ведь он там был один, так,  по  крайней  мере,  утверждает
полковник Ефимов, осмотревший его лично.
   - Вы задаете вопросы,  это  замечательно.  Значит,  вы  согласны  мне
помочь?
   - Этого я еще не сказал. Сначала  мне  нужно  точно  знать  некоторые
нюансы этой эпопеи.
   - Спрашивайте, я постараюсь ответить исчерпывающе.
   - Вопрос первый: почему вы думаете, что  Гальский  выбросился  не  по
своей инициативе?
   - Потому что пропала вся документация, к которой доступ  имел  только
он, пропали не только чертежи и расчеты, информация стерта  даже  с  его
личного компьютера. Он совершенно пуст. Кроме того, в мастерской взорван
опытный, почти готовый автомобиль!
   - Где в это время находились его ближайшие три помощника?
   - Наверно, у себя дома, рабочий  день  у  нас  заканчивается  в  пять
часов, и  большинство  сотрудников  расходятся,  остаются  только  самые
ленивые, те, кто не успел окончить работу в срок,  или  такие,  как  он,
одержимые идеей.
   - Кто находился в здании на момент происшествия?
   - Всего человек десять, в том числе трое охранников, двое снаружи,  а
один, как и положено, возле дверей Шестого отдела. Через  десять  секунд
после случившегося я лично встал на выходе, из башни никого не выпускал.
Велел всем оставаться на месте. Охранники божатся, что за целый  час  до
происшествия из помещения никто не выходил.
   - Интересно, значит, вы и сами засиделись допоздна?
   - Да, и более того, лично видел,  как  Владимир  Михайлович  упал  на
крышу моей машины. Я ее ставлю как раз под окно своего кабинета.
   - И вы утверждаете, что из помещения никто не выходил?
   - Заявляю об этом с полной ответственностью. Двери я закрыл  наглухо,
это могут подтвердить и два охранника, находившиеся  рядом  со  мной.  С
минуты падения, а это случилось в восемь часов тридцать пять минут, и до
девяти тридцати из фирмы, кроме меня и милиции, никто  не  входил  и  не
выходил.
   - А за какой надобностью выходили вы?
   - Дурацкий вопрос, а если бы Гальский не убился насмерть? Если бы ему
нужна была помощь? К сожалению, он уже ни в  чем,  кроме  труповоза,  не
нуждался. Я вернулся и вызвал милицию, но еще до ее приезда пришел  этот
ваш  Ефимов.  Он  первым  осмотрел   место   происшествия,   но   ничего
подозрительного  не  обнаружил,  он  же  первым  опросил   задержавшихся
сотрудников. Только после этого я отпустил их по домам.
   -  Еще  раз  давайте  разберемся,  кому  было  детально  известно   о
разработках Гальского и кого могло бы это заинтересовать?
   -  Заинтересовать  его  изобретение  могло  любой  автозавод,  любого
бизнесмена, как в нашей стране, так и далеко за  ее  пределами.  Это  же
революция  в  автомобилестроении.   Подумайте,   впервые   электромобиль
движется без аккумуляторных батарей. Ну а кому об этом было  известно  -
вопрос непростой. До конца всю важность проекта понимало  пять  человек:
он, я и трое его помощников.
   - Не мог ли он где-то проговориться, например дома? Вообще,  какая  у
него семья: жена, дети, род их занятий?
   - Что сказать? С прежней женой, от которой  у  него  двое  детей,  он
развелся, когда начал работать у меня, появились другие деньги  и  новые
нескромные желания. Теперешняя его супруга младше его лет на  сорок,  не
работает, почти все время проводит на заморских курортах, но... Его  это
не особенно волновало, детей у них не получилось, а свободного времени у
Владимира Михайловича практически не было. Как говорили раньше, он  весь
отдавался работе. Двоих сыновей от первого брака он отправил  учиться  в
московские вузы. Постоянно им  помогал,  даже  не  помогал,  а  попросту
снабжал их деньгами, впрочем,  как  и  бывшую  супругу.  Сам-то  он  был
неприхотлив, довольствовался черной корочкой. Виделся он с ними редко, и
я не представляю, знают ли они хотя  бы  в  общих  чертах,  над  чем  он
работал. Насколько я знаю, сыновья учились в гуманитарных вузах.
   - Когда вы обнаружили пропажу документации?
   - Сегодня, когда взломали его сейф. Собственно, после этого и побежал
к вам, посоветовали добрые люди.
   - Да уж, Семушкина в  добродетельности  нельзя  упрекнуть.  А  почему
возникла необходимость взлома?
   - Я нигде не мог найти его ключи.
   - Но возможно, он их оставил дома.
   - Нет, вчера с утра, когда я к нему заходил,  он  доставал  из  сейфа
какие-то бумаги. Я видел в его руках ключи.
   -  В  каком  он  был  настроении,  может  быть,  вы  заметили  что-то
необычное?
   - Нет, как всегда, он был  хмур  и  неразговорчив.  Это  его  обычное
состояние. Как всегда, курил, немного сдабривая мозги дрянной водкой.
   - Он что, сильно пил?
   - Никогда я не видел его пьяным, но  бутылочку  за  рабочий  день  он
удавливал. Другой бы за такие дела вылетел у меня на следующий  день,  а
ему я этот грешок прощал, тем более что на работе это не отражалось.
   - Как он добирался на работу и обратно?
   - За ним была постоянно  закреплена  машина  с  водителем-охранником,
который спал в его квартире и вообще дежурил при нем в  часы  досуга.  В
этом заключалась вся его служба - приехать в  фирму  к  вечеру,  забрать
Гальского домой и оставаться с ним до утра, а к  восьми  вновь  привезти
инженера на работу.
   - Отлично, но когда же охранник спал?
   - А то вы не догадываетесь! При таком распорядке он только  и  делал,
что спал.
   - Ладно, перейдем к более интересной теме. Сколько вы мне  заплатите,
если я возьмусь за это дело?
   - А сколько бы вы хотели?
   - Что за разговор, мы ведь не на базаре. Какой аванс  вы  мне  можете
выплатить завтра?
   - Три тысячи долларов вас устроят? Причем можно получить немедленно.
   - Устроят вполне, но  сегодня  не  надо,  я  сначала  должен  немного
осмотреться, прикинуть, если  не  увижу  ни  одной  зацепки,  то  просто
откажусь. Это мой принцип, и изменять ему  я  не  собираюсь.  Да  и  вас
заведомо дурачить не хочу.
   - Принимается, но что вы подразумеваете под словом "осмотреться"?
   - Сначала, как минимум, мне необходимо посмотреть на эту самую  башню
поближе и изнутри, потом кое с кем поговорить... Возможно, после этого я
дам вам  вразумительный  ответ.  Кстати,  почему  такая  солидная  фирма
занимает столь непрезентабельное помещение?
   - Долго рассказывать. Сначала мы вселились  в  нее  временно,  а  как
известно, нет ничего более постоянного, чем временное. Сейчас  появилась
возможность перебраться в более комфортабельное жилье, но что-то уже  не
хочется.

***

   Вблизи башня показалась мне довольно солидной. В диаметре у основания
она имела порядка двадцати пяти  метров.  При  полутораметровой  толщине
стен она казалась средневековой крепостью,  хотя  была  построена  всего
полвека назад. Это впечатление еще больше усиливали узкие  окна-бойницы,
расположенные хаотично, на разных уровнях. Я  несколько  раз  обошел  ее
вокруг, в надежде найти какие-нибудь интересные следы,  например  палку,
которой могли для начала дроболызнуть  моего  инженера  по  кумполу,  но
ничего, кроме следов вчерашней крови, мне обнаружить не удалось.  Жалко,
обычно территория под окном может многое рассказать.
   Внутрь мы попали через узкий, длинный проход и  оказались  в  мрачном
кольцевом коридоре. Вверх поднималась железная винтовая лестница, сейчас
покрытая ковровой дорожкой. Она змеилась вокруг  толстенного  кирпичного
стояка. По периферии в замкнутый коридор выходило около десятка  дубовых
дверей. За одной из них находился  кабинет  Крылова.  Внутри  эта  башня
выглядела не так мрачно, а,  наоборот,  казалась  вполне  современной  и
обжитой.
   Вооружившись мощным фонариком, я отправился наверх,  в  надежде,  что
мои предшественники не до конца затоптали вчерашние  следы.  До  второго
этажа меня провожала все та же роскошь, мрамор и никель.
   Очевидно, башня, кроме своей  прямой  обязанности  -  снабжать  город
водой, - служила еще и конторой для какого-нибудь Водрыбканалхознадзора,
чьи кабинеты сейчас занимала крыловская фирма.
   Две последние двери оказались металлическими, перед одной  из  них  в
нише восседал мордастый страж в камуфляжном костюме. Наверное,  здесь  и
находились покои покойного.
   -  Куда  прешь,  баран?  -  непринужденно  спросил  он,   простодушно
помахивая дубинкой. - Дергай отсюда, пока тебе тыкву не помяли.
   - Орел! - похвалил я его грозную стать. - А не ты ли вчера дежурил?
   - Я, а какое твое козлячье дело?
   - Завтра с утра явишься ко мне в РОВД, кабинет 108, страж хренов.
   - А чё, я ни при чем. Он сам  туда  поперся,  он  там  иногда  бухал.
Обычно поднимался туда первым, а минут через пять следом - его дружки.
   - Что за дружки? Всегда одни и те же или разные?
   - Одни и те же, чертежница Зинка со своим дружком Мишкой,  из  ее  же
отдела. Но вчера они ушли раньше, Владимир Михайлович пошел туда один, и
за те полчаса, что он там пробыл, никто не поднимался и не спускался.  А
когда он упал, я вместе с вашим начальником пошел  наверх.  Мы  обшарили
все углы, начиная с третьего этажа, но никого не обнаружили.
   - Плохо шарили. У него в руках что-нибудь было?
   - В руках ничего не было, а так  не  знаю,  я  его  обыскиваю  только
тогда, когда он уходит домой.
   - Сиди здесь, поговорим через полчаса,  недоделанный.  Как  мне  туда
пройти?
   - А вы поднимайтесь по ступенькам вверх, пока не упретесь  в  красную
дверь, она опечатана, но сегодня кто-то из ваших печать уже сломал.
   - Кто? - рявкнул я уже серьезно. - Ты хоть понимаешь, что ты наделал,
бестолковая твоя харя, ты хоть документы его проверил?
   - Нет, но он был в форме, в капитанском звании. А вы вот  без  формы,
предъявите удостоверение.
   - Оно у меня в куртке, а куртка у вашего  шефа,  иди  и  спроси.  Мне
некогда.
   - Не имею права, вернитесь.
   Ну не дурак ли я? Сам же спровоцировал  этого  барбоса  на  служебное
рвение и сам же  получил  по  уху.  Пришлось  возвращаться.  Только  при
поддержке директора я был допущен наверх.
   Я поднимался вверх, но казалось, я опускаюсь в преисподнюю.  Несмотря
на  пронизывающий  сквозняк,  вонь  здесь  стояла  неимоверная,   словно
накапливалась веками и пропитала сами стены. Здесь уже не было  ковровых
дорожек и мраморных стен, сквозь заплесневелую  облупившуюся  штукатурку
проглядывал сырой, покрытый мохом кирпич. В  одном  из  оконных  проемов
разросся довольно обширный кустарник. Как и  говорил  Ефимов,  третий  и
четвертый этажи были отведены под склады, мусоросборники и  общественные
туалеты. Правда, этажами их можно было назвать  только  условно,  потому
что, пока я добрался  до  верха,  я  миновал  по  крайней  мере  десяток
различных промежуточных уровней.
   Наконец, изрядно запыхавшись, я поднялся  на  самую  верхотуру.  Выше
находился только огромный ржавый, пустующий теперь резервуар. Установлен
он  был  на  мощных  металлических  балках,  которые,  в  свою  очередь,
опирались на осевой кирпичный стояк и стены.
   Здесь, на последней ступени  башни,  площадка  была  ровная  по  всей
площади, а площадь эта была совсем  не  маленькая,  на  глазок  побольше
трехсот квадратных метров. Пол устилали прогнившие трухлявые  доски.  По
периметру зала симметрично расположились десять оконных проемов, кое-как
заколоченных фанерой и кусками жести. Нужное мне окно  я  увидел  сразу,
оно было наполовину открыто. Следы  подошв  на  грязном  полу  виднелись
довольно четко, но какой от них сегодня  был  толк?  Вероятно,  до  меня
здесь успел побывать целый эскадрон гусар летучих. Я насчитал по крайней
мере шесть различных пар обуви. Одна из  них,  несомненно,  принадлежала
великолепному полковнику Ефимову, потому как сорок шестой размер не дано
носить простому смертному. Интересно, какие башмаки  носит  его  шалунья
дочь?
   В общем, со следами ног дело обстояло глухо, но я на них особо  и  не
надеялся. Зная, как аккуратно работают  мальчики,  трудно  было  ожидать
другого. Сейчас меня интересовал совершенно иной  вопрос.  До  железного
днища-потолка от пола было около трех метров. Любопытно.  Допрыгнуть  до
него трудно, если ты куришь две пачки в день, а пьешь как биндюжник,  но
вполне возможно человеку воздержанному, тренированному. Шаг за шагом, не
торопясь я начал обследовать потолок. То, что мне было  нужно,  я  нашел
через двадцать минут. Небольшой круглый люк,  не  закрепленный  болтами,
был просто наброшен сверху.  Очевидно,  когда-то  его  использовали  для
чистки резервуара. Натаскав под  него  кучу  разного  хлама,  с  третьей
попытки я дотянулся до крышки. Поднатужившись, с трудом, но сдвинул ее с
места. Болотная затхлая вонь резанула  горло.  Но  моего  ликования  она
затмить не могла. Черт тебя возьми, ну и умный же  ты  мужик,  Гончаров,
светел и ясен твой разум. Я горжусь тобой, дорогой Костя. Нет  на  свете
сыщика более прозорливого, более отважного, чем ты, мой голубь.
   Раскидав собранный мною хлам по местам,  я  попытался  допрыгнуть  до
открывшегося проема. С пыхтеньем и матом мне наконец удалось подтянуться
и влезть внутрь этой зловонной кастрюли. Едва ориентируясь  в  кромешной
темноте, только благодаря  фонарику  я  вышел  к  ее  центру.  Здесь  на
расстоянии полуметра от пола торчало две трубы различных диаметров.  Как
я понял, одна для слива воды, другая для подачи. Это было ужасно  мудрое
решение - захватить с собой фонарик, потому что в двух шагах я обнаружил
открытый люк, ведущий, кажется, в бездну. По  крайней  мере,  дна  этого
колодца я разглядеть не смог. Средством спуска, если бы я  не  предпочел
свободное падение, могла служить ржавая пожарная  лестница  сомнительной
прочности. Судя по  потревоженной  ржавчине,  ею  недавно  пользовались.
Призвав на помощь Господа и закусив зубами шнур фонаря, я сделал  первый
шаг. И он чуть  было  не  оказался  роковым,  под  тяжестью  моего  тела
прогнившая перекладина с веселым звоном полетела вниз, а  я  едва  успел
уцепиться за край люка. Фонарик от такого варварского рывка погас,  и  я
беспомощно  завис  в  черном  бездонном  стояке.  Рядом  проходили   две
водопроводные трубы, но как до них дотянуться, если обе твои руки заняты
важным делом  -  спасением  собственной  жизни?  Извиваясь  червяком,  я
пытался  найти  хоть  какую-нибудь  опору.  Все  было  бесполезно,  ноги
натыкались только на всякую труху или пожарный рукав, вероятно истлевший
еще в прошлом десятилетии. Черт возьми, но как же преступник мог  отсюда
выбраться, кроме как по лестнице, ведь я отчетливо видел, что ею недавно
пользовались. А может, она ему служила просто в  качестве  подстраховки?
Непонятно. Хочешь не хочешь, а у тебя,  Гончаров,  только  один  путь  -
наверх, и чем скорее ты  там  окажешься,  тем  будет  лучше  для  твоего
здоровья и потенциальных баб.  Воспоминание  о  них,  а  конкретно  -  о
полковничьей дочери, здорово подстегнуло меня, и буквально после первого
же рывка я вылетел наверх. На пузе отполз подальше от опасного  места  и
размял  окоченевшие  пальцы.  Совершенно  неожиданно  загорелся   подлый
фонарь, когда и без него можно обойтись.
   Но как мог убийца уйти через стояк? Что он ушел именно этим путем,  я
не сомневался. Попробуем прокрутить произошедшее.  Прежде  всего,  зачем
здесь оказался Гальский? Допустим, он зашел сюда выпить о друзьями, хотя
это полный абсурд. Во-первых, Ефимов не обнаружил ничьих других  следов,
а во-вторых, об этом непременно сообщил бы  охранник.  Значит,  остается
только один вариант: Гальский шел на заранее обговоренную встречу, и  об
этом он не хотел распространяться.  Почему?  Ответ  один:  встреча  была
посвящена противозаконной  деятельности.  Возможно,  он  что-то  передал
своему будущему убийце. В руках у него ничего не было, как меня заверяет
охранник. Хотя сейчас достаточно передать компактную дискету, на которой
зафиксирован целый том информации. Это все понятно, но как  сюда  проник
его визави и почему он не оставил следов? Черт его побери, не по воздуху
же он прилетел! Невольно я осмотрел купол резервуара, но ничего похожего
на лаз не обнаружил. Выход мог быть только там, где я его уже искал.
   Лежа на животе, я во второй  раз  разглядывал  мрачную  черную  дыру,
пытаясь найти разгадку. Я ее наконец нашел, но легче  мне  от  этого  не
стало. Та самая штука, что болталась в стойке  и  которую  я  принял  за
труху,  при  свете  оказалась   прочным   капроновым   тросом,   надежно
укрепленным в кольце люка.
   Повторный мой спуск прошел более  успешно,  по  крайней  мере,  я  не
свернул  себе  шею,  хотя  здорово  набил  бока  и  сжег  ладони.  Своим
приземлением я нарушил козырную тусовку  голодных  крыс.  Мальчик  я  не
боязливый, когда их одна-две штуки, но здесь мне стало не по  себе.  Эти
твари были похожи на злых жирных поросят,  и  их  черные  жадные  глазки
взалкали моей плоти. Спервоначала разбежавшись, они сразу же с паскудным
писком начали собираться в организованное войско. Из оружия при мне  был
только  газовый  пистолет,  от  которого  в  тесном  колодце  первым  бы
задохнулся я сам,  к  вящему  удовольствию  этих  тварей.  Я  уже  начал
подумывать о непринужденном подъеме назад, когда наткнулся на  невольный
подарок, оставленный  мне  преступником.  Это  была  обычная  солдатская
фляжка, до половины наполненная соляркой. Видимо, и он терпел  некоторые
неудобства  от  присутствия   грязных   грызунов.   Тут   же   я   нашел
полуобгоревший факел, а дальше было дело техни