Надежда Константиновна поспешила к  себе.  Вход  в  комнату  вел  через
умывальную. Кранов, наверное, двадцать насчитаешь по  стенам.  Раньше  здесь
умывались институтки. "Теперь все двадцать для нас", -  подшучивала  Надежда
Константиновна. Другого богатства, кроме  казенных  умывальников,  у  них  с
Владимиром Ильичом не было. Мебель в комнате стояла самая простецкая.  Шкаф,
да буфетик, да маленький письменный стол.
     Да напротив диван и два кресла в полотняных чехлах  и  круглый  столик.
За ним и обедали, а иногда и серьезные государственные вопросы обсуждали.
     Надежда Константиновна сняла шубу и стала у печки.  У  печки  тепло.  А
Владимира Ильича нет и нет. Он потому и выбрал  в  Смольном  жилье,  что  от
работы близко. На лифтике поднялся на третий этаж,  и  сразу  Предсовнаркома
рабочий  кабинет  и  приемная.  В  кабинете  Предсовнаркома   решалось   все
строительство новой, социалистической жизни. Отсюда выходили декреты о  том,
что больше навеки нет в России дворянских и купеческих званий, что  железные
дороги, морской и речной  флот,  банки  -  все  принадлежит  государству.  И
заводы и фабрики перейдут государству, и рабочий класс сам  будет  управлять
производством.
     Все было ново, необыкновенно. Все создавалось впервые, только в  нашей,
Советской стране.
     А в приемную к Ленину с утра до ночи шли рабочие,  крестьяне,  солдаты,
матросы. Советоваться, как строить эту новую рабоче-крестьянскую жизнь.
     "Должно  быть,  не  выберет  время  поужинать",  -   подумала   Надежда
Константиновна об Ильиче.
     Шаги. Не он ли? Так  и  есть!  Его  шаги,  быстрые,  легкие.  Дверь  из
умывальной открылась, и появился Владимир Ильич.
     - Перерыв решил  сделать,  -  с  веселым  блеском  в  глазах  заговорил
Владимир Ильич. - Взглянул в окно - зима на дворе. Прогуляемся,  Надюша,  по
молодому снежку, а? Как ты смотришь?
     - Я так смотрю, что в девять вечера пора  бы  работу  до  завтра  вовсе
кончать, - резонно ответила Надежда Константиновна.
     - Вот к товарищу Желтышеву  это  прямо  относится!  -  сказал  Владимир
Ильич, видя входящего в эту минуту Желтышева. - Товарищ  Желтышев,  извольте
тотчас отправляться на отдых.  Извольте,  извольте,  -  решительно  повторил
Владимир Ильич.
     Желтышеву ничуть не  хотелось  отправляться  на  отдых.  Ему  нравилось
заботиться о Владимире Ильиче. Приносить на  ужин  пшенную  кашу.  Ходить  в
киоск за газетами. Протапливать печь.
     А сегодня у Желтышева была особая причина не спешить уходить.
     У него был для  Надежды  Константиновны  сюрприз.  Вытащил  из  кармана
малюсенькое круглое зеркальце.
     - Институтская ученица оставила. А я подобрал. Надежда  Константиновна,
может, когда промеж работы  причесаться  или  что  другое  занадобится,  для
такой причины в самый раз подходяще. - И он протянул  подарок  и  оглянулся:
одобряет ли Владимир Ильич?
     Должно  быть,  Владимир  Ильич  ото  всей  души  одобрял,  потому   что
раскатился своим заразительным смехом. Потом потер лысину и сказал:
     - Эх я,  недогадливый!  Ни  разу  не  догадался,  Надюша,  купить  тебе
зеркальце.
     - Где уж тебе догадаться! - посмеялась Надежда Константиновна.
     А Желтышев весь расцвел и отправился, довольный, на отдых.
     - Что за люди, чистое  золото!  -  бормотал  он,  покачивая  головой  и
широко улыбаясь.
     А Надежда Константиновна с Владимиром Ильичом поужинали пшенной  кашей,
скупо политой подсолнечным маслом. И Владимир  Ильич  снова  позвал  Надежду
Константиновну подышать выпавшим снегом. Уж очень  любил  он  первые  зимние
дни! Чистоту, белизну пушистого снега.
     Надежда Константиновна надела меховую шапку, погляделась  в  подаренное
зеркальце.
     - Постарела я, Володя, - вдруг сказала она.
     - Нет, нисколько! - живо ответил Владимир Ильич.
     Ее прямые чудесные волосы начинали седеть. Тонкие  морщинки  прочертили
лоб. Но Владимиру Ильичу она  казалась  прежней,  какой  он  ее  помнил.  Он
помнил ее в шушенский вечер, когда она приехала  в  ссылку  и  привезла  ему
зеленую лампу. Почти всю дорогу держала лампу в руках.
     - Ты очень устаешь на работе? - тревожно спросил Владимир Ильич.
     - Не очень, - ответила она.
     Она никогда не жаловалась.
     - Сердце только иной раз примется  бежать  вскачь,  -  сказала  Надежда
Константиновна.
     И заторопила Владимира Ильича на прогулку.  Она  ведь  знала,  что  это
лишь перерыв. Что после прогулки  Владимир  Ильич  поднимется  на  лифте  на
третий этаж и до глубокой ночи в кабинете  Предсовнаркома  не  будет  работе
конца. Работе и мыслям. О том,  как  строить  государство,  первое  в  мире.
Государство крестьян и рабочих.


НЕ УМЕЕМ - НАУЧИМСЯ

     На посту у входа в Смольный стоял солдат:
     - Пропуск!
     И загородил винтовкой троим рабочим дорогу. Двое постарше, с  бородами.
Третий довольно еще молодой. Молодого звали Романом.
     - Где у вас тут пропуска-то  дают?  -  поинтересовался  один,  спокойно
отстраняя винтовку.
     - Но-но... не балуй! -  прикрикнул  солдат.  -  Комендатура  пропусками
заведует.
     В это время как раз сам  комендант  Смольного,  бывший  матрос  товарищ
Мальков, появился в подъезде. Бушлат распахнут, под бушлатом тельняшка.
     - Кого вам, ребята?
     - Ленина надобно. Причина есть важная, - ответил Роман.
     - Безотлагательно, - добавил другой.
     - Ишь какие, - протянул, оглядывая рабочих, Мальков. - А в  Октябрьские
дни где были?
     - Зимний брали. Где же еще?
     Через четверть часа все трое входили  в  приемную  Совнаркома.  Большая
комната.  Обставлена  бедно.  Два  деревянных  дивана  перегородили  на  две
половины приемную. И там стол, и здесь стол да несколько  стульев  -  вот  и
вся обстановка.
     Рабочие перекинулись взглядом: просто, по-нашенски. Намотали на ус.
     Секретарша проверила пропуска, пропустила. Дальше шла  канцелярия.  Там
тоже столы. На одном - пишущая машинка. Два шкафа,  телефоны  с  деревянными
ручками. И еще вешалка у двери. Дверь вела в рабочий кабинет Ленина.


     Рабочие сняли  ватные  куртки,  повесили.  Ушанки  втиснули  в  рукава.
Одернули косоворотки.
     Секретарша отворила дверь в кабинет:
     - Проходите, пожалуйста. Товарищ Ленин вас ждет.
     - Не осерчал бы? - шепнул Роман спутникам.
     Но  было  уже  поздно  -  они  перешагнули  порог  в  рабочий   кабинет
Предсовнаркома. И он сам, товарищ Ленин, поднявшись  из-за  стола,  встречал
их, невысокий, подвижный, с искрой в живых коричневатых глазах:
     - Здравствуйте, товарищи. Садитесь, пожалуйста!
     Усадил. И сам сел. Не через стол от рабочих, а рядом. В руке  карандаш,
он им помахивал и быстро-быстро кидал вопросы:
     - С какого завода? Какой специальности? Как дела  на  заводе?  Есть  ли
сырье? Действует ли рабочий контроль?
     Владимир Ильич заметил, рабочие мнутся,  медлят  с  ответами.  Владимир
Ильич положил карандаш, всунул пальцы за проймы жилета, откинулся на  спинку
стула и ждал.
     - Докладывай ты, - подтолкнул пожилой молодого.
     И другой локтем в бок:
     - Роман, излагай.
     У Романа горло  осипло.  В  Октябрьские  дни,  с  винтовкой  наперевес,
перемахивая через три ступеньки,  вбегал  роскошной  мраморной  лестницей  в
Зимний  дворец.  Юнкера  отстреливались  из-за  углов.  Но  Роману  было  не
страшно. Будто крылья несли его.
     Товарищ Роман,  что  же  сейчас-то  ты  заробел?  Ведь  Ленин  с  тобой
говорит. Ленин все понимает. Он наш.
     - Владимир Ильич, с поклоном мы к вам...
     - Нет, нет! Поклонов не надо, - строго отрезал Владимир  Ильич.  -  Что
за дело у вас? Давайте откровенно, по-дружески.
     И улыбнулся. Так хорошо улыбнулся.
     И от ленинской улыбки Роман  осмелел  и  без  утайки  рассказал,  какая
важная  причина  привела  их  к  Председателю  Совета  Народных  Комиссаров.
Хотелось бы Роману с товарищами рассказать Владимиру Ильичу  про  завод,  да
не работают больше они на заводе. Из рабочего класса  откомандировали  их  в
народный комиссариат,  или,  короче  сказать,  наркомат.  Царские  чиновники
разбежались, не пожелали с Советской властью сотрудничать.  Кто  не  убежал,
волынку вместо работы волынит. Прислали рабочих...
     - Советской власти на подмогу прислали? - живо перебил Владимир Ильич.
     - Вроде так.
     - И что же?
     Владимир Ильич сощурился и не сводил с Романа испытующих глаз. Роман  в
замешательстве пригладил русые волосы. Как на горячих углях сидел.
     - Не получается, Владимир Ильич.
     Стыдно признаваться. А зачем и пришел? Затем, чтобы прямо сказать:  "Не
выходит. Не умеем. Не можем".
     - Товарищ  Ленин,  Владимир  Ильич,  -  вставил  рабочий  постарше,   -
прикажите обратно в рабочий класс нас вернуть. Трудно нам.
     Третий подхватил:
     - На заводе с пользой работали. А в наркомате тычемся, ровно слепые.
     Они просили так убедительно!  Наверно,  Владимир  Ильич  согласится,  и
рабочие с чистой совестью вернутся к станкам.
     Он все молчал. И они замолчали.
     - Вы  думаете,  мне  легко  управлять  государством?  -  вместо  ответа
спросил Владимир Ильич. - Вы думаете, у меня опыт есть? Ведь  я  никогда  не
был Председателем Совнаркома. И другие наши наркомы никогда не  были  прежде
наркомами.
     Один рабочий нерешительно покачал головой:
     - Больно уж внове все.
     - Так старое-то мы с вами сломали! Кто  вместо  нас  станет  устраивать
новое?
     И Ленин повеселел,  ближе  придвинулся  со  стулом  к  рабочим  и  стал
уговаривать, объяснять. Конечно, трудно рабочим  в  наркоматах  без  знаний.
Зато  есть  пролетарское  чутье.  Надо  нашу,  партийную,  советскую   линию
проводить в  наркоматах.  Кроме  рабочих,  кто  будет  ее  проводить?  Всюду
рабочий глаз нужен, рабочий контроль.
     - А ну как ошибемся, Владимир Ильич?
     - Ошибемся  -  поправимся.  Не  умеем  -   научимся.   Итак,   товарищи
рабочие, - вставая, твердо сказал Владимир  Ильич,  -  партия  послала  вас,
выполняйте долг. - И с одобряющей и доброй улыбкой повторил: -  Не  умеем  -
научимся.
     После такого разговора с Лениным у рабочих  робость  пропала.  Владимир
Ильич заразил их уверенностью: силы будто втрое прибавилось. Теперь  с  утра
до ночи не будут вылезать из наркомата, пока не поймут всю механику.
     - Обещаем, товарищ Ленин, долг выполним, - сказали рабочие.
     И все трое вышли  из  кабинета  Председателя  Совнаркома  уверенные.  И
говорили  между  собой,  что  правильно   Владимир   Ильич   рассудил   наше
рабоче-крестьянское государство, нам и в ответе быть за него.


ТЯЖПЛЫЙ УРОК

     Четырехлетняя война разорила страну. В Петрограде все лютее был  голод.
По карточкам давали четверть фунта хлеба, и все. А это кусочек  величиной  с
пол-ладони. Будешь ли сыт таким кусочком? На завтрак не хватит,  не  то  что
на целый день. Да варили на обед селедочный суп. Так в рабочих  семьях,  так
в Совнаркоме. И Владимир Ильич так же жил и получал такой же скудный паек.
     Ленин собирал Совнарком ежедневно  -  уж  очень  дел  было  много.  Все
неотложные. Как бороться с голодом - первое неотложное дело. Не один  Питер,
все города голодали. А хлеб был в России. В Сибири был и  в  Поволжье.  Надо
из деревень раздобыть хлеб и  по  голодающим  городам  развезти  -  кажется,
просто? Ох, не просто! Железнодорожный транспорт расстроен. Значит,  надо  в
первую очередь налаживать транспорт. Ведь и  топиться  городам  нечем:  дров
нет, угля нет. Так давайте скорее  налаживать  транспорт!  Не  тут-то  было!
Всюду полно  саботажников,  спекулянтов.  Спекулянты  на  народном  бедствии
хотели нажиться,  саботажники  -  подорвать  революцию.  За  ними  буржуазия
стояла. Буржуазия ненавидела Советскую власть.  Буржуи,  царские  чиновники,
спекулянты портили, вредили, мешали. Буржуи  надеялись:  вот  придут  немцы,
свергнут Советы, тогда заживем. Только и мечтали о немецкой победе.
     Было о чем задуматься Ленину!
     У немцев сохранилась еще  сильная  армия.  А  у  нас  старая,  царская,
разваливалась. Офицеры бросали  позиции,  уходили.  Солдаты  рвались  домой.
Страшная опасность нависла над родиной.
     "Что делать?" - думал Ленин. Днем и ночью собирались члены  ЦК  партии,
народные комиссары. Обсуждали, решали, как быть.
     - Товарищи!  Мы  подписали  Декрет  о  мире,  надо  кончать   войну   с
немцами, - говорил Ленин.
     И Совнарком послал немецкому командованию предложение о мире.  Немецкие
власти  согласились.  Условие  немецкое  было:  все  земли,  которые   немцы
захватили у нас во время войны, переходят к ним.
     - Примем условия, другого выхода нет, - сказал Владимир Ильич.
     Другого выхода не было. Народ был  измучен  войной.  Измучен  разрухой.
Народ хотел мирно жить, трудиться, накапливать силы.
     На заседаниях Центрального Комитета партии много раз обсуждался  вопрос
о заключении мира с Германией. Ленин доказывал:  надо  непременно  закончить
войну. И скорее, скорее. Пусть на тяжелых условиях. На  всякие  жертвы  надо
пойти  во  имя  спасения  Советской  Республики.  Надо  укреплять  Советскую
власть,   создавать   новую   рабоче-крестьянскую   армию,   восстанавливать
хозяйство.
     Если бы  все  поддержали  Владимира  Ильича!  Нет.  Острые  разногласия
начались. Нетвердые, нестойкие люди спорили с Лениным, высказывались  против
заключения мира. "Грабительский  мир.  Не  хотим  подписывать  грабительский
мир", - говорили они. Не понимали,  какая  страшная  беда  подкрадывается  к
Советской России.
     А Ленин понимал. Тяжело ему было.
     - Товарищи! У нас разруха и голод. Нет у нас сил. Хоть  на  время  надо
получить передышку, чтобы сохранить Республику Советов.
     Так убеждал Владимир Ильич. Он был твердо уверен  в  своей  правоте.  И
потому так непоколебимо, горячо убеждал товарищей. И убедил.
     Советское  правительство   вновь   направило   к   немецким   генералам
делегацию. Главой делегации был Троцкий. Он был наркомом. Что же он сделал?
     Предательски нарушил указания  Ленина.  Центральный  Комитет  партии  и
Советское   правительство   вынесли   решение   подписать    с    германским
командованием  мир.   Империалисты   рвутся   задушить   Советскую   страну.
Необходимо сорвать вражеские планы. Любой ценой - мир!
     А Троцкий? Мира не подписал,  а  войну  объявил  прекращенной.  Солдаты
наши хлынули по домам, бросили фронт. Фронта не стало.
     И немецкие генералы без  препятствий  двинули  свои  армии  по  русским
дорогам. Глубже, глубже в Россию. Ближе, ближе  к  столице.  Совсем  близко.
Петроград под угрозой. Неужели немецкие генералы захватят  столицу?  Неужели
конец революции?
     Буржуи, спекулянты, торговцы притаились и ждали. И уже готовили  черные
списки, с кем расправляться. Готовили списки большевиков и рабочих.
     На руку немецким империалистам и  буржуазии  было  поведение  Троцкого.
Троцкий и раньше не раз мешал создавать в России боевую партию  коммунистов.
Не раз сколачивал всякие группировки против Коммунистической партии,  против
Ленина.
     Снова непрестанно собирался ЦК, Совнарком. В  Смольном  не  было  дров.
Печи не топились. Холодно. Члены ЦК и наркомы сидели  за  длинным  столом  в
пальто и шубах, подняв  воротники.  Лица  были  суровы.  Февральская  метель
свистела и кружила за окнами.
     - Горький, обидный, тяжелый урок! - сказал Ленин.
     Теперь все  знали  и  видели,  как  Ленин  был  прав.  Зачем  сразу  не
послушали Ленина?
     "Социалистическое Отечество в опасности!" -  выпустил  воззвание  Совет
Народных Комиссаров.
     Рабочие,  крестьяне,  товарищи!  Вставайте  на  защиту   Отечества!   -
призывало воззвание.
     Тысячи  добровольцев   в   городах,   деревнях   и   рабочих   поселках
откликнулись на воззвание Совнаркома и Ленина.
     И создалась новая армия.
     Красная Армия. Советская Армия. Вступила против немецких захватчиков  в
бой. Не пустила их дальше.
     Это было в феврале 1918 года. С тех пор  каждый  год  мы  празднуем  23
февраля день рождения нашей Советской Армии. Она  не  раз  защищала  нас  от
врагов. И всегда защитит.
     Немецкие генералы, когда Красная Армия  против  них  выступила,  решили
согласиться на мир. Теперь это был  договор  еще  более  грабительский.  Еще
больше земель отхватили у нас немецкие  генералы.  Контрибуцию  наложили  на
нас. Контрибуция - значит: платите победителям деньги. А еще и хлеб, мясо  и
другие продукты давайте.
     Советское правительство вынуждено было на это пойти.
     "Этот зверь прыгает хорошо... Он прыгнет еще раз... Поэтому  надо  быть
готовым... брать даже один день  передышки",  -  так  Ленин  сказал  на  VII
экстренном съезде партии.
     VII съезд выслушал доклад Председателя Совнаркома  о  войне  и  мире  и
признал политику Ленина верной.
     А  через  несколько  месяцев  в   Германии   произошла   революция.   И
грабительский договор стал недействителен.
     - Далеко наш Ильич смотрит! - одобрительно говорили рабочие.


МОСКВА, МОСКВА...

     Был поздний мартовский вечер.  На  платформе  под  названием  Цветочная
площадка по Николаевской железной дороге на окраине Питера  стоял  состав  с
темными окнами. Платформу  охранял  караул.  Вдоль  всего  поезда  виднелись
винтовки латышских стрелков. Пулемет глядел черным дулом  в  сумрак  ночи  с
паровозного  тендера.  Какие-то  люди  перебегали  по  платформе,  прикрывая
тусклый свет ручных фонарей. Кого-то пропускали в вагоны.  Паровоз  разводил
пары. Поезд с темными окнами ждал отправления. Куда?
     Не  очень  высокий  человек,  в  пенсне,   в   кожаной   куртке,   тихо
разговаривал у вагона с другим, худощавым, прямым, в длинной шинели.
     - Вы уверены, что контрреволюция  не  знает  о  сегодняшнем  поезде?  -
спрашивал Дзержинского Яков Михайлович Свердлов.
     - Возможно, знает, скорее всего - да. Но откуда отправление, не знает.
     - Ловко придумано, что не с главного вокзала, а с  тихонькой  Цветочной
площадки, - сказал Свердлов.
     - Контрреволюция готовила взрыв.  Каждый  день  открываем  диверсии,  -
ответил Дзержинский.
     Дзержинский, как и Свердлов, много  раз  при  царской  власти  бывал  в
тюрьмах, в ссылках, на каторге.
     А в 1917 году вместе с Лениным и другими членами  ЦК  партии  руководил
Октябрьским восстанием. После революции Владимир Ильич  предложил  назначить
Дзержинского Председателем Всероссийской чрезвычайной комиссии по  борьбе  с
контрреволюцией.
     Все знали нежное сердце Дзержинского. Но  к  врагам  революции  он  был
беспощаден. И заботлив и ласков с детьми. И верил  пламенно,  что  Советская
власть  построит  для  народа  счастливую  жизнь.  Дзержинский  работал  без
отдыха, дни и ночи, иногда круглые сутки, работал, работал.
     Для революции. Для народа. Для партии.
     Между тем на платформе показалась группа людей. Владимир  Ильич  быстро
шагал впереди. Надежда Константиновна  поспевала  за  ним,  перевесив  через
руку клетчатый плед. Кто-то хотел взять у Надежды Константиновны плед.
     - Спасибо, я сама, - отказалась она.
     Все поднялись в вагон. Зажгли свечку в купе. Плотно завесили окно.
     Послышался свисток. Латышские стрелки вспрыгнули на подножки вагонов.
     Паровоз тронулся. Поезд с погашенными огнями отошел от платформы.
     Владимир Ильич пристроился к  откидному  столику  у  окна,  вытащил  из
портфеля бумаги.
     - Побойтесь  бога,  Владимир  Ильич,  хоть  в   дороге   отдохните!   -
воскликнул Свердлов.
     - Если бы мы бога боялись, не бывать бы на  матушке-Руси  революции,  -
усмехнулся Владимир Ильич.
     И  принялся  перечитывать  и  править  только  что  написанную  статью.
Владимир Ильич писал,  что  мы  сделаем  нашу  революционную  Русь  могучей,
обильной.
     Россию  окружали  враги.  Контрреволюция  готовила  заговоры.  А  Ленин
верил: мы сделаем  великой  нашу  социалистическую  Родину.  Силы  революции
растут. И победят.