, безлюдное. Ночь  только  ушла.
Люди спят. Птицы спят. Чуть заалела заря на востоке.
     Емельянов торопился переправить Ленина на другой берег Разлива.  Версты
четыре туда. Волновался: не увидел бы кто из соседей, что  раным-рано  везет
чужого человека неизвестно куда, неизвестно  зачем.  Во  всех  газетах  было
напечатано, что власти  ищут  Ленина.  Разные  люди  встречаются...  Поэтому
Емельянов спешил.
     Владимир Ильич сидел  за  рулем.  Утренний  ветерок  налетел,  и  седые
туманы тронулись над Разливом. Яснее  стали  видны  берега.  Розового  света
зари прибывало.
     В этот тихий час вспомнились  Владимиру  Ильичу  давние  годы,  дорогие
друзья. Вспомнился питерский рабочий Бабушкин. Вместе с  Бабушкиным  написал
Владимир Ильич первую листовку  "Союза  борьбы".  Твердым  революционером  и
большевиком стал  питерский  пролетарий  Иван  Васильевич  Бабушкин.  Власти
казнили его без суда в 1906 году.
     И матрос Афанасий Матюшенко с броненосца "Потемкин",  который  приезжал
к Владимиру Ильичу в  Женеву  рассказать  о  восстании!  После  вернулся  на
родину, власти казнили его.
     Еще  один  товарищ  вспомнился  Владимиру  Ильичу  -  молодой  уфимский
рабочий Иван Якутов. В революцию 1905  года  Иван  Якутов  образовал  в  Уфе
рабочую республику. Революцию подавили, Ивана Якутова  казнили  на  тюремном
дворе. Тысячи павших за революцию рабочих бойцов! Вечная память вам.
     Владимир Ильич подумал, что сестрорецкий рабочий Емельянов тоже  сильно
рискует, укрывая его от буржуазных властей. Попадется - не помилуют. А  ведь
семеро ребятишек останутся.
     - Спасибо, Николай Александрович, - сказал Владимир Ильич.
     Емельянов быстро взглянул на него, понял:
     - Чего там, Владимир Ильич! Это честь для меня.
     И повел лодку  к  берегу.  В  осоку.  Осока  шуршала,  раздвигаясь  под
лодкой.
     Прямо у берега стоял лес. Не лес, а лесок из голенастых осинок,  ольхи,
тонкоствольных берез. Невысокий, частый лесок.
     Разгрузили лодку, оттащили провизию  да  одеяла  с  подушками  в  глубь
леска, с полверсты. Да еще Владимир Ильич нес под мышкой кипу бумаг и  синюю
тетрадь.
     Почти год работал в Цюрихе,  в  библиотеке,  делал  разные  необходимые
записи. Сейчас  была  кладом  для  Владимира  Ильича  эта  синяя  тетрадь  с
записями.
     Однако куда же  Емельянов  ведет?  А  вот  куда.  Прошагали  леском,  и
открылась поляна. Большая зеленая поляна.  На  поляне  шалаш.  Возле  шалаша
врыты колышки в землю, подвешен на колышках котелок. Понимайте, что кухня.
     - Ба!  -  воскликнул  Владимир  Ильич.   -   Знатное   жилье,   Николай
Александрович! Лучше и вообразить невозможно.
     - Это видали? - спросил Емельянов.
     И показал косу, приставленную к шалашу. И брусок...
     - Владимир  Ильич,  я  в  косцы  вас  нанял.  Поляну  эту  заарендовал,
скосить, стало быть, надо. В случае, если ягодники  или  грибники  на  шалаш
набредут, вы, Владимир  Ильич,  ни  полслова.  Финна  я  в  косцы  подыскал.
Ничегошеньки по-русски финн не кумекает. Ни словечка не смыслит.
     - А похож я на финна? - спросил Владимир Ильич.
     Емельянов внимательно, в который уж раз,  Владимира  Ильича  с  ног  до
головы оглядел. Владимир Ильич бороду сбрил, подстриг  усы.  В  косоворотке,
поношенном пиджачке - рабочий, да и только.
     - Здорово  на  финна-рабочего  смахиваете,  -  одобрил   Емельянов.   И
дальше: - Провизию будем возить на заре или ночью.
     - Непременно газеты, все, какие выходят! - сказал Владимир Ильич.
     - Будет  исполнено.  Мальчишек  своих  мобилизую.   Одного-то   нельзя.
Заметят, что больно  много  один  газет  набирает.  Распределю,  какие  кому
доставать. Да на лодку. Да к вам.
     Солнце поднялось.  На  траве  засверкала  роса.  Казалось,  вся  поляна
обрызнута была драгоценными камушками.
     - Вот что еще, - сказал  Владимир  Ильич.  -  Косцу  вашему  необходимо
много писать. Где бы пристроиться?
     - Гляньте, - с удовольствием заявил Емельянов.
     Раздвинул вблизи  шалаша  густые  кусты,  развел  в  сторону  ветви,  и
Владимир Ильич увидал вырубленную в кустах уютную площадку. И  два  чурбана.
Один пониже, другой повыше. Пониже табурет, а это будет стол.
     - Лесной кабинет ваш, - сказал Емельянов. - И не видно. И  тишь,  чтобы
мысли не спугивать.
     Через некоторое время,  наладив  в  шалаше  порядок,  Емельянов  уехал.
Владимир Ильич пошел к озеру  проводить.  Постоял,  пока  лодка  скрылась  в
голубом  просторе  Разлива.  Где-то  вдали  запоздалая  кукушка   вздохнула:
"ку-ку". Смолкла. Лето шло к середине, птицы не пели - кормили птенцов.
     Владимир Ильич помахал невидной уже лодке и быстрым шагом направился  в
свой "кабинет". Раскрыл синюю тетрадь.  Он  писал  книгу  о  том,  как  надо
рабочим бороться за диктатуру пролетариата - как строить свое государство.


КОЧЕГАР ПАРОВОЗА Э 293

     Хорошо, что Центральный Комитет партии  постановил  укрыть  Ленина.  На
другой день, как он ушел из дому, прискакали юнкера с обыском. Перерыли  все
вещи. Штыками шарили под кроватями. Искали Ленина.
     А Ленин жил в шалаше у Разлива. Ничего бы, да комары не  давали  покоя.
Тучи комаров. День и ночь грызли.
     - От Временного правительства спасся, а  от  комаров  спасения  нет,  -
говорил, весь искусанный, Владимир Ильич.
     Или  припустят  дожди.  Тогда  сиди  в  шалаше.  Костер  зальет  -   не
разожжешь, и чаю вскипятить негде,  не  погреешься  горяченьким.  Трудновато
приходилось. Но Владимир Ильич голову не вешал. Работы  у  Владимира  Ильича
было  без  краю.  Писал   статьи,   обдумывал   книгу.   Руководил   съездом
большевиков.  В  Петрограде  собрался  VI  съезд  большевистской  партии.  К
Владимиру Ильичу тайно приезжали товарищи. С  ними  Владимир  Ильич  посылал
свои советы и указания съезду.
     Владимир  Ильич  говорил:  надо  готовить   вооруженное   восстание   и
пролетариату с беднейшим крестьянством брать власть. Вот  какую  грандиозную
задачу поставил Владимир Ильич перед съездом! Съезд согласился с  Лениным  и
принял решение готовить восстание.
     "В эту схватку наша партия идет  с  развернутыми  знаменами...  настает
смертный час старого мира" - так было написано в воззвании съезда.
     Буржуазное Временное правительство боялось  и  ненавидело  Ленина.  Оно
понимало, что вождь партии - Ленин. Это Ленин ведет так смело  и  решительно
партию. В погоне за  Лениным  буржуазное  правительство  поставило  на  ноги
сотни сыщиков. Была у полиции знаменитая собака-ищейка по имени Треф, так  и
ее пустили по следу за Лениным.
     Стало рискованно жить в шалаше. Да и  лето  шло  к  осени.  Ночи  стали
студеные, длинные. Зарядили дожди. Угрюмо супился насквозь вымокший лес.
     И ЦК партии постановил перевести  Ленина  из  шалаша  в  другое,  более
отдаленное место. Во что бы то ни стало уберечь вождя партии!
     ...Однажды Емельянов чуть свет  явился  на  Оружейный  завод.  Прямо  к
начальству. Но разве сыщется такое начальство, чтобы с  зарей  поднялось  на
работу? Конечно, и в помине начальника не  было.  Емельянову  того  и  надо.
Знакомый караульный разрешил войти  в  кабинет.  Для  караульного  Емельянов
придумал причину, на самом же деле ему  нужно  было  раздобыть  пропуск  для
перехода  границы  Финляндии.  Некоторые  заводские  рабочие  жили  тогда  в
финских местностях, так им  начальник  выдавал  такие  пропуска  на  проезд.
Пропуска у него на столе валялись кое-как, в беспорядке. Емельянов, что  под
руку попалось, загреб -  и  в  карман.  И  к  Ленину  в  шалаш.  Превратился
Владимир Ильич  в  Константина  Петровича  Иванова.  Начисто  обриты  усы  и
бородка, подрисованы брови. Надет парик. Из-под надвинутой  кепки  упали  на
лоб пряди волнистых волос. Совершенно на себя  не  похож  сделался  Ленин  -
Надежда Константиновна и та не сразу узнала бы.
     Поздним вечером оставили шалаш у Разлива и отправились  в  путь,  через
лес, к железной дороге. Вели Владимира  Ильича  Емельянов  да  двое  финских
товарищей.  Вначале  шли  благополучно,  только   уж   очень   было   темно,
по-осеннему. Шли гуськом узкой тропкой. Ветви  бьют  по  лицу.  Вдруг  стали
спотыкаться о кочки. Тропка исчезла. Деревья поредели. А кустарник  разросся
чаще, непроходимее. И что это? Что это?.. Потянуло дымом. Костер или  где-то
пожар? С каждым шагом дым  ядовитее.  Трудно  стало  дышать.  Слепли  глаза.
Владимир Ильич остановился, взялся за грудь.  Грудь  разрывалась  от  кашля.
Идти невозможно.
     - Свернем, - сказал Емельянов. - Горит торф на болоте.
     Ничего нет страшнее  и  коварнее  торфяного  пожара!  Огонь  тлеет  под
землей, раскаляется, ползет дальше. И вдруг взовьется ввысь бушующий  столб,
все сжигая и уничтожая кругом.
     "Что  наделал!  На  пожар  завел  Ленина.  Неужто  погубим?"  -   думал
Емельянов.
     - Владимир Ильич, за мной! Товарищи...
     Они задыхались. Брели в клубах  белого  дыма.  Как  слепые.  На  ощупь.
Спотыкались. Падали. Поднимались, снова брели.
     Но вот дым стал редеть. Дым оставался в стороне, позади. Под ногами  не
шатались больше зыбкие  болотные  кочки.  Вырвались  из  горящего  торфяного
болота! Вырвались наконец. Убежали от пожара. Спаслись.
     Измученные, они сели на землю  отдохнуть.  Дрожали  ноги  от  слабости.
Емельянов мучительно себя корил. Страшно подумать, что могло быть...
     А назавтра ночью,  в  час  пятнадцать  минут,  к  станции  Удельной  из
Петрограда подошел дачный поезд. Поезд направлялся в  Финляндию.  Машинистом
был финн Гуго Ялава. Он был большевиком, жил в  Петрограде.  Он  любил  свой
испытанный паровоз Э 293, с черной, расширенной  кверху  трубой  и  круглыми
горячими боками. На  Удельной  Гуго  Ялава  остановил  паровоз  у  переезда.
Выглянул  на  волю.  Так  и  есть.  Возле  переезда  стоял  человек,  курил;
вспыхивал светляком  в  темноте  огонек  папиросы.  Другой  читал  у  фонаря
газету. Так  было  условлено.  Провожающие  -  один  курит,  другой  читает.
Значит, все в порядке. Сейчас покажется Ленин. "Где же он?" -  забеспокоился
Гуго Ялава.
     В эту секунду к паровозу быстрой походкой подошел невысокий  коренастый
рабочий. В кепке. Каштановая прядь упала из-под  кепки  на  лоб.  Взялся  за
поручни, подтянулся, залез на паровоз:
     - Здравствуйте. Я Константин Петрович Иванов. К вам в кочегары.
     - Здравствуйте, товарищ кочегар, - приветствовал Гуго Ялава.
     Владимир Ильич,  а  это  был  он,  сбросил  пальто  и,  как  заправский
кочегар, принялся укладывать возле топки в  клетку  дрова.  Паровоз  коротко
свистнул, заработали шатуны. Побежал мимо лес.
     До станции  Белоостров  доехали  без  забот.  Станция  Белоостров  была
пограничной.  Едва  поезд  остановился,  по  вагонам  началась  проверка   у
пассажиров  документов.   Заверещали   свистки.   Вдоль   поезда   торопился
кондуктор, раскачивая в темноте фонарем. Слышались крики, брань.
     - Как бы к нам на паровоз  не  пожаловали,  -  с  опаской  сказал  Гуго
Ялава. - Хоть и с пропуском, а все от сыщиков лучше подальше.
     - Какой же выход? - спросил Ленин.
     - Найдем, - сказал машинист.
     Спрыгнул на рельсы, живо отцепил паровоз  и  погнал  на  всех  парах  к
водоразборной колонке. Будто надо воды набирать.
     Первый звонок. Сыщики из пограничной охраны  все  шныряли  по  вагонам.
Кого-то искали. Кого-то куда-то вели. Вся станция была в возбуждении.
     Второй звонок. Паровоз у колонки  не  тронулся.  Только  за  минуту  до
отправления Гуго  Ялава  подвел  свой  293-й  к  вагонам.  Прицепил.  Третий
звонок. Паровоз озорно засвистел. "Остались с носом, голубчики!"  -  дразнил
сыщиков машинист Гуго Ялава.
     И  поезд  помчался  дальше.  Ночь  летела  навстречу.  Летело  звездное
августовское небо. Владимир Ильич  высунулся  из  паровозной  будки.  Свежий
ветер ударил в лицо.
     Скоро они были в Финляндии.


СТРАННЫЙ ПРИЮТ

     Финские товарищи устроили Владимира Ильича в глухой деревеньке  Ялкале.
В стороне от деревни у самого леса стоял  небольшой  финский  дом.  Из  окон
виднелись темные сосны на взгорьях. Да  огромные  серые  валуны  на  лужайке
обступили незатейливое жилище, где поселился Владимир Ильич. Хозяин,  бывший
рабочий, заботился, чтобы Ленину у него спокойно  жилось  и  работалось.  Но
остановка в Ялкале получилась недолгой. Деревенька была от  станции  верстах
в десяти, газеты прибывали с большим  запозданием,  а  то  и  вовсе  нет.  А
Владимиру Ильичу без газет все равно что без воздуха. И товарищи  нашли  для
него новый приют.
     В главном финском городе Гельсингфорсе начальником  полиции  был  в  то
время молодой еще человек по имени Густав  Семенович  Ровио.  Однажды  Ровио
вызвали   к    генерал-губернатору.    Генерал-губернатор    был    русский.
Петроградские власти  назначили  его  наблюдать  за  финскими  порядками.  У
финнов  было  свое  управление,  но  приходилось  петроградского  начальника
слушать, поскольку Финляндия входила тогда в состав Русского государства.
     - Господин полицмейстер, все ли  спокойно  в  городе  Гельсингфорсе?  -
строго спросил генерал-губернатор.
     Густаву Ровио было едва тридцать лет, но, несмотря  на  молодость,  он,
как все финны, был нетороплив и рассудителен.
     - Господин генерал-губернатор, в таком  большом  городе  иной  раз  без
происшествия не обойдется, - рассудительно отвечал Густав Ровио.
     - Что-нибудь политическое?
     - Нет, всего лишь мелкая кража, господин генерал-губернатор.
     Генерал-губернатор, прямой как доска,  еще  прямее  расправил  плечи  и
устрашающе тихо сказал:
     - Из Петрограда получен секретный приказ.
     - Слушаю, - ответил Густав Ровио.
     - Знаете, кто такой Ленин? - спросил генерал-губернатор.
     Ровио немного помешкал, пощупал бритый подбородок, потом  ответил,  что
знает, да, знает, конечно! Ведь во всех газетах  напечатано,  что  Временное
правительство хочет Ленина арестовать, но никак не разыщет.
     - Есть подозрение... - начал генерал-губернатор и с опаской  огляделся,
хотя в кабинете они были вдвоем,  -  ...есть  подозрение,  что  Ленин  может
скрываться здесь, в Гельсингфорсе.
     Ровио молчал и в упор,  со  вниманием  глядел  на  генерал-губернатора,
ожидая, что последует дальше.
     - Вы должны принять самые срочные меры.
     - Непременно, господин генерал-губернатор!
     - Если Ленин попадется вам в руки...
     - Если Ленин ко мне попадет, будет сделано  все  необходимое,  господин
генерал-губернатор!
     - Имейте  в  виду:  за  поимку  Ленина  назначена  большая  награда,  -
милостиво поощрил генерал-губернатор. - Поняли? Можете идти. И старайтесь.
     Густав Ровио поклонился и оставил губернаторский  кабинет.  Капли  пота
крупно выступили у него на висках. Большим  клетчатым  платком  Ровио  вытер
виски. Затем потрогал карман и как бы с облегчением вздохнул.
     От генерал-губернатора он пошел не на службу,  а  на  вокзал.  Почтовый
поезд Гельсингфорс - Петроград отходил не скоро, но состав был готов,  и  на
перроне Густава Ровио дожидался поездной почтальон,  безразличный  и  сонный
на вид. Казалось, ничто  на  свете  не  может  его  удивить.  Они  не  спеша
прошлись вдоль перрона. Улучив  минуту,  Ровио  вынул  из  кармана  пакет  и
передал почтальону. Почтальон с неожиданной быстротой в мгновение ока  сунул
его за пазуху.
     - От того человека в прежний адрес, - сказал Ровио.
     - Ясно, - ответил почтальон и передал  Густаву  другой  пакет,  который
тот так же живо спрятал. После этого они разошлись.
     Но и теперь начальник полиции направился не на службу.
     - Имею я право использовать обеденный час?  -  спросил  себя  Ровио.  -
Имею.
     И пошагал в бакалейную  лавочку.  Купил  десяток  яиц,  четверть  фунта
масла и булку.
     "Теперь  курс  на  дом",  -  мысленно  скомандовал  Ровио.  Он  избегал
центральных  улиц,  шагал  переулками  и  делал  довольно  порядочный  крюк.
Вообще, если бы внимательно за ним понаблюдать,  непонятными  показались  бы
его некоторые действия. Но кто станет наблюдать за начальником полиции?  Это
его дело смотреть, чтобы в городе все шло по порядку.
     "Секретный приказ, а?  Скажите  пожалуйста!"  -  вспомнил  он  недавний
разговор, поднимаясь на пятый этаж большого дома на Хагнесской площади,  где
была его однокомнатная, с кухней, квартира и где сейчас сидел  за  столом  -
если  бы  знал  генерал-губернатор!  -  Владимир   Ильич   и   писал   книгу
"Государство и революция" - о том, как строить первую в мире страну  рабочих
и крестьян. И синяя тетрадь с  цюрихскими  выписками  перекочевала  сюда  из
шалаша. Лежала перед Владимиром Ильичом на столе. Он так был занят  работой,
что не сразу услышал приход Ровио.
     Ровио осторожно кашлянул. Владимир Ильич вскочил:
     - Почта есть?
     - Почта-то есть, да сначала пообедать надо бы, Владимир Ильич.
     - Нет, сначала посмотрим почту. Давайте, давайте.
     Владимир Ильич потирал от  нетерпения  руки,  пока  Ровио  доставал  из
нагрудного кармана пакет.
     - В обмен на ваш получайте, Владимир Ильич.
     В пакете было несколько писем. Владимир Ильич одно пробежал. Другое.  А
это  химическое.  Зажгли  лампу.  Исписанную  страницу  нагрел  над  лампой.
Выступили между строчками буквы. Владимир Ильич читал, приговаривая:
     - Так. Так. Так. Интересные новости.
     Новости были о том, что в Петрограде и Москве  большевики  все  сильнее
оказывают влияние на Советы. Советы  стали  большевистскими,  нашими.  Народ
потерял веру в буржуазную власть. Народ все  больше  верит  нам,  писали  из
Питера.
     Вот какие были новости, и Владимир Ильич, то хмуря  брови,  то  светлея
лицом, прохаживался  по  комнате,  где  у  стен  благопристойно  выстроилась
обитая зеленым бархатом мебель, высокое зеркало украшало пузатый комод, а  в
углу ютился небольшой книжный шкафик.
     Полицмейстер  снял  визитку,  в  которую  обычно   наряжался,   идя   к
генерал-губернатору, засучил рукава и принялся готовить на кухне яичницу.
     Странно  все  же:  почему  этот  полицмейстер  был  в  компании  не   с
генерал-губернатором, а с Лениным?
     Потому он был с Лениным, что происходил из  потомственной  пролетарской
семьи,  работал  токарем  и  с   восемнадцати   лет   стал   участвовать   в
революционном движении. Это только  после  свержения  царя  рабочие  выбрали
Ровио начальником гельсингфорсской милиции.
     По-старому  должность  его  называлась:  полицмейстер.   Так   именовал
Густава Ровио генерал-губернатор да и  многие  другие,  туго  привыкавшие  к
новому.
     Состряпав яичницу,  Ровио  снова  облачился  в  визитку  с  манишкой  и
черным, вместо галстука, бантиком и пригласил Владимира Ильича пообедать.
     У Владимира Ильича от полученных  новостей  было  отличное  настроение.
Скоро вернется в  Россию!  Партия  большевиков  поднимет  рабочий  класс  на
восстание. Рабочие свергнут Временное правительство. Будет  рабочая  власть.
Об этом Ленин писал в статьях, которые секретно посылал в, Петроград.  Писал
в своей книге.
     А Ровио уплетал яичницу  и  рассказывал  о  генерал-губернаторе.  Ленин
выслушал, лукаво сощурился:
     - Бывают несуразности в жизни: хозяин  к  генерал-губернатору  ходит  с
докладами, а кого у себя принимает?
     - Как - кого? - хладнокровно возразил  хозяин.  -  Почтенного  финского
пастора.
     Ах и расхохотался же Владимир Ильич! Верно, он приехал  в  Гельсингфорс
под видом пастора. В  деревеньку,  где  Владимир  Ильич  жил  после  шалаша,
финские  товарищи  прислали   любителей-актеров.   Актеры   были   рабочими,
социал-демократами. Ловко они его загримировали. Привезли из города  длинный
пасторский сюртук, высокую шляпу, как полагается.  Приклеили  пышные  брови,
надели  парик,  нарядили  и...  хоть  сейчас   в   кирку   обедню   служить!
Богобоязненные финки при встрече с Владимиром  Ильичом  смиренно  отвешивали
низкие, в пояс, поклоны. Так прибыл