исследовании того, как сексуальность утрачивает функциональность и порывает 
связи с размножением. Дело в том, что человеческая сексуальность интериоризирует 
условия производства фантазма. Мечты — наши чисто психологические яйца, личинки 
или индивиды. Тем не менее, витальное яйцо — уже поле индивидуации; сам эмбрион 
— индивид в чистом виде; их совокупность свидетельствует о первенстве 
индивидуации по отношению к актуализации, то есть одновременно — к спецификации 
и организации. 
Индивидуальное различие должно прежде всего мыслиться в поле своей индивидуации 
— не как запоздалое, но в каком-то смысле — как находящееся в яйце. Начиная с 
трудов Чайлда и Вейса, в яйце признают наличие осей или планов симметрии; но и 
здесь позитивное заключено не столько в заданных, сколько в недостающих, 
отсутствующих элементах симметрии. Интенсивность распределяет различие вдоль 
осей, между полюсами, формируя волну разнообразия, покрывающую протоплазму. 
Первой вступает в игру область максимальной активности, оказывая главное 
воздействие на развитие органов, соответствующих низшему уровню: индивид в яйце 
— это настоящее падение от высшего к низшему, утверждающее различие 
интенсивности, в которое он включен, куда падает. В молодой гаструле 
Земноводного интенсивность представляется максимальной в средней 
"надбластопоральной" области и спадает по всем направлениям, но по направлению к 
животному полюсу — не столь быстро; в среднем срезе молодой нейрулы Позвоночного 
интенсивность уменьшается в 
304 
каждом поперечном отделе от центральной спинной линии к центральной линии 
брюшной полости. Чтобы прозондировать spatium яйца, то есть его интенсивные 
глубины, необходимо умножить направления и дистанции, динамизмы и драмы. Мир — 
яйцо, и действительно, яйцо дает нам модель порядка причин: дифференциация — 
индивидуация — драматизация — дифференсиация (специфическая и органическая). Мы 
полагаем, что разница интенсивности, как она имплицирована в яйце, выражает 
прежде всего дифференциальные связи как виртуальный материал актуализации. Это 
интенсивное поле индивидуации побуждает выражаемые им связи воплотиться в 
пространственно-временные динамизмы (драматизация), в соответствующие этим 
связям виды (специфическая дифференциация), в органы, соответствующие выдающимся 
точкам этих связей (органическая дифференсиация). Индивидуация всегда управляет 
актуализацией: органы вводятся лишь исходя из градиентов их интенсивного 
окружения; типы точно определяются лишь в зависимости от интенсивности 
индивидуации. Интенсивность везде первична по отношению к специфическим 
качествам и органическим пространствам. Об этом сложном комплексе дают 
представление такие понятия Далька, как "морфогенетический потенциал", "поле — 
градиент — порог", касающиеся в основном отношений интенсивности как таковых. 
Вот почему нелегко разрешить вопрос о сравнительной роли ядра и цитоплазмы как в 
яйце, так и в мире. Ядро и гены указывают лишь на дифференцированный материал, 
то есть дифференциальные связи, составляющие требующее актуализации 
доиндивидуальное поле; но их актуализация определена только цитоплазмой, ее 
градиентами и полями индивидуации. 
Вид не похож на актуализируемые в нем дифференциальные связи. Органы не похожи 
на соответствующие этим связям выдающиеся точки. Виды и органы не похожи на 
определяющие их интенсивности. Согласно Дальку, когда хвостовой отросток 
вводится интенсивным окружением, этот отросток зависит от системы, где "ничто не 
является a priori хвостовым", отвечая определенному уровню морфогенетического 
потенциала18. Яйцо разрушает модель подобия. Два спора как будто бы во многом 
утрачивают смысл по мере исчезновения требований подобия. С одной стороны, как 
только соглашаются с тем, что упакованные предопределения интенсивны, формации 
развиты, качественны и экстенсивны и не похожи друг на друга, прекращается 
противопоставление предопределенности и эпигенеза. С другой стороны, 
неизменчивость и эволюционизм стремятся к примирению, так как движение 
____________ 
18 Dalcq A. L'oeufetson dynamisme organisatieur. P., 1941. Р. 194 и след. 305 
происходит не от одного актуального термина к другому, и тем более не от общего 
к частному, но от виртуального к его актуализации — посредством определяющей 
индивидуации. 
Тем не менее, мы не продвинулись в том, что касается главной трудности. Мы 
ссылаемся на поле индивидуации, различие индивидуации как условие спецификации и 
организации. Но поле индивидуации приводится формально, вообще; оно кажется 
"одинаковым" для данного вида, изменяющим интенсивность от вида к виду. То есть 
оно представляется зависимым от вида и спецификации, снова отсылающим нас к 
различиям, присущим индивиду, а не индивидуальным различиям. Для избавления от 
этого затруднения необходимо, чтобы различие индивидуации мыслилось не только в 
поле индивидуации вообще, но чтобы сама она мыслилась как индивдуальное 
различие. Нужно, чтобы сама форма поля была с необходимостью заполнена 
индивидуальными различиями. Нужно, чтобы такое заполение яйца произошло 
немедленно, как можно раньше, а не позже — так, чтобы принцип неразличимости 
действительно обрел форму, данную ему Лукрецием: нет двух одинаковых яиц или 
зерен пшеницы. Итак, мы полагаем, что этим условиям полностью удовлетворяет 
порядок импликации интенсивностей. Интенсивности не выражают и не предполагают 
ничего иного, кроме дифференциальных связей; индивиды не предполагают ничего, 
кроме Идей. Итак, дифференциальные связи Идеи — еще вовсе не виды (или роды, 
семьи и т. д.), так же как выдающиеся точки — еще не органы. Они еще вовсе не 
учреждают качество либо пространство. Напротив, все Идеи, все связи, их вариации 
и точки сосуществуют, хотя в соответсвии с рассмотренными элемантами происходит 
изменение порядка: они полностью детерминированы или дифференцированы, хотя и 
совершенно недифференсированы. Такой способ различения кажется нам 
соответствующим озадаченности Идеи, то есть ее проблематичному характеру и 
представляемой ею реальности виртуального. Вот почему логический признак Идеи — 
быть одновременно различимо-темной. Она темна (недифференсирована, сосуществует 
с другими Идеями, "озадачена" вместе с ними), будучи различимой (omni modo 
determinata). Необходимо узнать, что происходит, когда интенсивности или 
индивиды выражают Идеи в новом измерении импликации. 
И вот интенсивность — само различие — выражает дифференциальные связи и 
соответствующие выдающиеся точки. Она вводит в эти связи новый тип различения, 
устанавливая его между Идеями. Теперь Идеи, связи, переменчивость этих связей, 
выдающиеся точки в какой-то мере разделены; вместо сосуществования они приходят 
ныне к состоянию одновременности или последовательности. Но все интенсивности 
включены друг в друга, каждая 
306 
упаковывает и упаковывается. До такой степени, что каждая продолжает выражать 
изменчивую целостность Идей, изменчивую систему дифференциальных связей. Но она 
ясно объясняет лишь некоторые из них, или некоторые уровни изменчивости. Она 
ясно выражает именно те, на которые непосредственно направлена в связи с 
упаковывающей функцией. Выполняя функцию упакованности, она тем не менее 
выражает все связи, уровни, точки, но смутно. Так как две эти функции 
взаимозаменяемы, а интенсивность прежде всего упаковывает себя самое, необходимо 
сказать, что ясное и смутное как логический признак выражаемой Идей 
интенсивности в мыслящем индивиде различимы не более, чем различимое и темное в 
самой Идее. Различимо-темному как идейной единице соответствует ясно-смутное как 
интенсивная единица индивидуации. Ясно-смутное определяет не Идею, но мыслящего 
или выражающего ее мыслителя. Ведь мыслитель — это и есть индивид. Различимое 
было ни чем иным, как темным; оно было темным, будучи различимым. Но теперь 
ясное — ни что иное, как смутное, оно смутно, будучи ясным. Мы видели, что с 
точки зрения логики познания порок теории представления заключался в 
установлении прямого соотношения между ясным и различимым в ущерб обратному 
соотношению, связывающему две эти логические ценности; образ мышления в целом 
оказался скомпрометированным. Только Лейбниц приблизился к условиям логики 
мышления, вдохновленной как раз его теорией индивидуации и выражения. Ведь 
несмотря на сложность и двусмысленность текстов, порой действительно кажется, 
что выраженное (содержание дифференциальных связей или бессознательная 
виртуальная Идея) само по себе различимо и темно: таковы все капли морской воды 
как генетические элементы с их дифференциальными связями, изменчивостью 
последних и их выдающимися точками. Выражающий (воспринимающий, воображающий или 
мыслящий индивид) по существу ясен и смутен: таково восприятие морского шума, 
смутно включающего целое, но ясно выражающего лишь некоторые отношения и 
некоторые точки в зависимости от нашего тела и определяемого им порога сознания. 

Порядок импликации включает как упаковывающее, так и упакованное, глубину и 
дистанцию. Когда упаковывающая интенсивность ясно выражает определенные 
дифференциальные связи и выдающиеся точки, она тем не менее смутно выражает все 
другие связи, их изменчивость и точки. В этом случае она выражает их в 
упаковываемых ею интенсивностях, упакованных интенсивностях. Но последние — 
внутренние по отношению к первым. Упаковывающие интенсивности (глубина) 
формируют поле индивидуации, различия индивидуации. Упакованные интенсивности 
(дистанции) учреждают индивидуальные различия. Следовательно, последние 
307 
обязательно наполняют первые. Почему упаковывающая интенсивность— это уже поле 
индивидуации? Дело в том, что дифференциальная связь, на которую она направлена 
— еще не вид либо его выдающиеся точки, органы. Они станут ею, лишь 
актуализируясь, под воздействием формируемого ею поля. Следует ли по крайней 
мере сказать, что у всех индивидов одного вида одинаковое поле индивидуации, раз 
они изначально нацелены на одну и ту же связь? Разумеется, нет, так как две 
интенсивности индивидуации могут быть одинаковыми абстрактно, посредством ясного 
выражения; они никогда не одинаковы в плане упаковывающих интенсивностей или 
смутно выраженных связей. Существует изменчивый порядок, согласно которому 
система связей по-разному включается в эти вторичные интенсивности. Но 
поостережемся говорить, что индивидуальное различие индивида связано лишь с его 
смутной сферой. Это снова было бы недооценкой неразрывности ясного и смутного, 
забвением того, что ясное само смутно, будучи ясным. Действительно, вторичные 
интенсивности являются фундаментальной принадлежностью первичных интенсивностей, 
то есть могут делиться, сущностно изменяясь. Две интенсивности могут быть 
тождественны лишь абстрактно, но их сущность различна хотя бы из-за способа 
деления во включенных в них интенсивностях. Наконец, поостережемся говорить, что 
индивиды одного вида различаются участием в других видах: например, как если бы 
в каждом человеке было что-то от осла или льва, волка или овцы. Все это есть, и 
метампсихоз сохраняет всю свою символическую истинность; но осел и волк могут 
рассматриваться как виды лишь по отношению к ясно выражающим их полям 
индивидуации. В смутном и упакованном они играют только роль переменных, 
душ-составляющих или индивидуальных различий. Вот почему Лейбниц справедливо 
заменял понятие метампсихоза понятием "метасхематизма"; он имел в виду, что душа 
не меняет тела, но тело ее пере-упаковывается, ре-имплицируется, чтобы при 
необходимости войти в другие поля индивидуации, возвращаясь таким образом к 
"более тонкому театру"19. Любое тело, каждая вещь мыслят и являются мышлением в 
той мере, в какой, сведенные к интенсивным причинам, объясняют ту Идею, чью 
актуализацию определяют. Но сам мыслитель превращает все в собственные 
индивидуальные различия; в этом смысле он нагружен камнями и алмазами, 
растениями и "даже самими животными". Индивид, универсальный индивид, 
несомненно, является мыслителем, мыслителем вечного возвращения. Он пользуется 
всей мощью ясного 
_____________ 
19 См.: Лейбниц Г. В. Начала природы и благодати, основанные на разуме II Соч. в 
четырех томах. Т. 1. 
308 
и смутного ясно-смутного, чтобы мыслить Идею во всей ее мощи как 
различимо-темную. И следует постоянно напоминать о множественном, подвижном и 
коммуникативном характере индивидуальности: ее имплицированном характере. 
Неделимость индивида связана лишь со свойствами интенсивных количеств — не 
делиться без изменения сущности. Мы состоим из всех этих глубин и дистанций, 
развивающихся и пере-упаковывающихся душ. Мы называем факторами индивидуации 
совокупность упаковывающих и упакованных интенсивностей, индивидуализирующих и 
индивидуальных различий, непрерывно проникающих друг в друга сквозь поля 
индивидуации. Индивидуальность — не признак Мыслящего субъекта, но, наоборот, 
его форма, питающая систему разрозненного Мыслящего субъекта. 
* * * 
Мы должны уточнить связи объяснения и дифференсиации. Интенсивность создает 
пространства и качества, в которых объясняется; эти пространства, как и 
качества, дифференсированы. Одно пространство формально отлично от другого и 
несет в себе различия соответствующих частей и выдающихся точек; качество 
материально отлично и наделено различиями, соответствующими изменчивости связи. 
Творить всегда означает производить линии и облики дифференсиации. Но правда и 
то, что интенсивность необъяснима вне исчезновения в создаваемой ею 
дифференсированной системе. Следует также заметить, что дифференсиация системы 
требует подключения к более общей "дедифференсирующей" системе. В этом смысле 
даже живые существа не противоречат эмпирическому принципу деградации, а 
единообразие системы компенсирует локальные дифференсиации точно так же, как 
конечное исчезновение компенсирует первоначальные творения. Тем не менее, в 
различных областях возникают весьма существенные изменения. Физическая и 
биологическая системы отличаются прежде всего порядком воплощаемых или 
актуализируемых Идей: дифференциалами того или иного порядка. Далее, они 
отличаются процессом индивидуации, определяющим такую актуализацию: 
единовременно в физической системе, и только по краям, тогда как биологическая 
система последовательно включает особенности и всей свой внутренней средой 
участвует в действиях, происходящих на внешних границах. Они отличаются, 
наконец, обликами дифференсиации, представляющими самое актуализацию; 
биологическую спецификацию и организацию в отличие от простого физического 
определения и разделения. Но, какую бы область ни рассматривать, исчезновение 
производящего различия и стирание 
309 
произведенной дифференсиации остаются законом объяснения, проявляющимся как в 
физическом уравнивании, так и в биологической смерти. И снова никак нельзя 
опровергнуть либо оспорить принцип дегарадации. И тем не менее, "объясняя" все, 
он не свидетельствует ни о чем. Все в него входит, но, можно сказать, ничего не 
выходит. Если ему ничего не противоречит, если он не знает исключений и 
противопороядка, есть зато многие вещи другого порядка. Если локальный рост 
энтропии компенсируется более общей деградацией, он не вызван ею и не включен в 
нее. Судьба эмпирических принципов — оставлять вне себя элементы собственного 
основания. Разумеется, принцип деградации не свидетельствует ни о создании 
простейшей системы, ни об эволюции систем (тройное отличие биологической системы 
от физической). Живое также свидетельствует о другом, гетерогенном порядке и 
ином измерении — как если бы факторы индивидуации или отдельно взятые в их 
взаимодействии и текучей нестабильности атомы обладали высшим уровнем выражения 
. 
Какова формула этой "эволюции"? Чем сложнее система, тем больше появляется в ней 
ценностей, присущих импликации. Наличие этих ценностей позволяет судить о 
комплексности или сложности системы, они определяют предшествующие признаки 
биологической системы. Ценности импликации — центры упаковки. Сами эти центры не 
являются интенсивными факторами индивидуации; но они представляют их на пути 
объяснения сложной системы. Они составляют островки, локальные усиления энтропии 
внутри системы, в целом тем не менее соответствующей деградации; так, каждый 
взятый сам по себе атом все же подтверждает закон возрастающей энтропии при 
рассмотрении массы атомов в ходе объяснения включающей их системы. Говоря об 
индивидуальных действиях ориентированных молекул, организм, например, 
млекопитающее, можно приравнять к микроскопическому существу. Определение 
функции этих центров многообразно. Во-первых, поскольку факторы индивидуации 
формируют некоторый ноумен феномена, мы говорим, что ноумен стремится проявиться 
как таковой в комплексных системах, находя присущий ему феномен в центрах 
упаковки. Во-вторых, поскольку смысл связан с воплощающимися Идеями и 
определяющими это воплощение индивидуациями, мы говорим, что эти центры 
экспрессивны, или выявляют 
____________ 
20 Meyer F. Problematique de revolution. P., 1954. P. 193: "Таким образом, 
функционирование биологической системы не противоречит термодинамике, но лишь 
является внешним по отношению к сфере ее применения..." В этом плане Ф. Мейер 
напоминает о вопросе Жордана: "Является ли Млекопитающее микроскопическим 
существом?" (Р. 228). 
310 
смысл. Наконец, поскольку причина любого феномена заключена в окружающем его 
различии интенсивности, подобном берегам, между которыми он вспыхивает, мы 
говорим, что комплексные системы стремятся к все большей интериоризации 
конституирующих различий. Центры упаковки способствуют такой интериоризации 
факторов индивидуации. Чем больше различие, от которого зависит система, 
интериоризировано в феномене, тем более внутренним оказывается само повторение, 
тем менее оно зависит от внешних условий, которые должны были бы обеспечить 
воспроизводство "одинаковых" различий. 
Как свидетельствует движение жизни, различие и повторение одновременно стремятся 
интериоризироваться в системе сигнал-знак. Биологи правы, когда, ставя проблему 
наследственности, не довольствуются приписыванием ей двух таких различных 
функций как изменение и размножение, но хотят показать глубинное единство этих 
функций или их взаимообусловленность. В этом пункте теории наследственности с 
необходимостью включаются в философию природы. Это равнозначно тому, что 
повторение никогда не является повторением "Одинакового", но всегда Различного 
как такового, а объект самого различия — повторение. В момент объяснения в 
системе (раз и навсегда) дифференциальные, интенсивные факторы или факторы 
индивидуации свидетельствуют об упорстве импликации и вечном возвращении как 
истине импликации. Немые свидетели деградации и смерти, центры упаковки также и 
темные предшественники вечного возвращения. И снова все делают немые свидетели, 
темные предшественники; или, по крайней мере, все происходит в них. 
Разговор об эволюции с необходимостью приводит к психическим системам. Мы должны 
задаться вопросом, что в каждом типе систем относится к Идеям, что, 
соответственно — к индивидуации и дифференсиации-объяснению. В случае 
психических систем эта задача становится особенно неотложной, так как вовсе не 
ясно, принадлежат ли Я и Мыслящий субъект к области индивидуации. Это скорее 
фигуры дифференсиации. Я формирует собственную психическую спецификацию, а 
Мыслящий субъект — психическую организацию. Я — качество человека как вида. 
Психическая спецификация не принадлежит к тому же типу, что и биологическая, 
потому что ее определение должно соответствовать определяемому или быть столь же 
сильным. Вот почему Декарт отказывался от определения человека исходя из рода и 
различия, как в случае с видами животных; например, разумное животное. Но он как 
раз и представляет Я мыслю как другой способ определения, способный вы