блистало - как и мое. Победу единогласно присудили Юлику.
     Нас с  ним позабавил ряд совпадений.  Он писал от первого ли-
ца, лирическим героем сделав вора,  - и я тоже. У него была любовь
и измена - у меня тоже.  У него карточная игра - и у меня.  У него
герой убивал возлюбленную...  Вот тут было расхождение. Мой только
пришел с  топором к ней,  спящей - и пожалел.  Порубил все шмотки,
которые дарил - так у блатных было заведено,  - и тем дело  кончи-
лось. Оно и естественно: у Юлика главным действующим лицом был ре-
шительный и жестокий сука, а у меня - довольно жалкий полуцвет. Из
моего рассказика  я  запомнил только одну фразу:  "Но нам сказали,
что вы рецидив и к амнистии не принадлежите".  А у Юлика ... Коро-
че, в воскресенье мы сели вдвоем сочинять второй вариант его исто-
рии.  Совсем как в самом начале нашего соавторства, когда сочиняли
в восьмом классе пародию на "Дети капитана Гранта".
     Получился довольно длинный рассказ,  почти повесть -  "Лучший
из них".


     Примечания  автора:

     *) Игорь стал в войну корреспондентом армейской газеты. Надел
офицерские погоны,  вступил, скорей всего, в партию - но вот ведь,
не побоялся написать мне в мой первый  лагерь  прекрасное  письмо,
полное тревоги и сочувствия. Писал, что ни одной минуты не верит в
нашу виновность, спрашивал, не надо ли чего прислать? Я не ответил
и просил маму объяснить Игорю,  что незачем ему рисковать,  больше
писать не надо...  Еще одно письмо я тогда же,  в 45 году, получил
от вгиковки,  очень  милой  девочки Вали Ерохиной (потом она вышла
замуж и стала Яковлевой).  Она писала о себе,  о  новых  подругах,
рассказывала об институтских новостях. "Есть женщины в русских се-
леньях!" И мужчины...  Валечке я тоже не ответил - из тех же сооб-
ражений, что и Игорю.
     **) В Казань эвакуировали Академию  Наук;  Мишина  мать  была
член-кором.  Мишка божился, что президент Академии, когда благода-
рил городские власти за гостеприимство, закончил речь таким пасса-
жем: "А ведь, как говорится, незванный гость хуже татарина!"
     ***) С дядей Мишей (Моисеем Соломоновичем) я познакомился че-
рез  год.  Ранение у него было нетривиальное:  пуля попала в шею -
сзади - и вышла через рот,  выбив половину  зубов.  Полковник  был
профессиональным военным,  артиллеристом,  и очень храбрым челове-
ком.  Не думаю, чтобы он повернулся к неприятелю спиной. Вероятней
всего,  стреляла в него какая-то сволочь из своих: такое на фронте
случалось.
     ****) Совсем  из других соображений мы в трех сценариях поми-
нали стукача Аленцева - называли по имени-отчеству,  говорили вся-
кие нелестные вещи (о персонаже,  но в надежде, что и прототип ус-
лышит).  И все три раза именно этот эпизод выпадал.  Фатально.  Не
надо быть злопамятными?
     *****) Свою скрипку Лернер продал,  когда уехал из Минлага на
вечное поселение в Красноярский край.  На вырученные деньги  он  и
там, в ссылке, купил себе какую-то хлебную должность. После реаби-
литации вернулся в Москву,  играл в джазе у Рознера (Мы  могли  бы
узнать  его  телефон,  у нас оказались общие знакомые - но решили,
что не стоит.  Едва ли ему хотелось вспоминать о некоторых подроб-
ностях своей лагерной биографии.  Хотя мы-то с Юликом ему искренне
благодарны.)
     А на автобусной остановке возле Мосфильма мы как-то встретили
Бьянку. К этому времени она была уже вдовой.  Некрасивая немолодая
женщина с усталым и недобрым лицом.
     ******) "Качественные  знакомые" выручали Эйслера всю жизнь -
и в серьезных случаях,  и в несерьезных. Он рассказывал: много лет
назад его поехал проводить на вокзал питерский приятель.  В "Крас-
ной стреле" соседом Абрама Ефимовича по двухместному купе оказался
знаменитый артист  Юрьев - "последний русский трагик" и старейшина
ленинградских гомосексуалистов. Молодой Эйслер забеспокоился.
     - Глупости, ничего не бойся, - сказал приятель. - Я тебя нау-
чу. Как только тронется поезд, заведи разговор о том, что у каждо-
го человека имеются свои маленькие странности.  Он, конечно, заин-
тересуется, спросит:  а какая странность у вас?  И ты ему скажешь:
каждый раз,  когда ложусь спать, я насыпаю себе в анальное отверс-
тие битое стекло.
     *******) После  ХХ-го съезда такие "тройки" - комиссии,  соз-
данные,  как говорили, по инициативе А.И.Микояна - ездили по лаге-
рям,  чтобы на месте разбираться в "делах" и освобождать незаконно
осужденных. В составе тройки был член ЦК, представитель прокурату-
ры и - для объективности - кто-нибудь из бывших зеков.
     Работали тройки так:  перелистав лагерное  "дело"  -  как  бы
конспект следственного, - задавали зеку несколько вопросов и реша-
ли: этого выпустить,  а этого оставить в лагере. Не реабилитация и
не амнистия; такое же, по сути, беззаконие, как деятельность ОСО -
но, слава богу,  со знаком плюс. Десятки тысяч людей вышли на сво-
боду. (О  составе и методах работы троек рассказываю с чужих слов,
сам не участвовал).