звание, без которого было
как-то неудобно обойтись. И, ,во-вторых, в том, что первый роман был примерно на
четверть сокращен. Вот привело ли это сокращение к улучшению или ухудшению
текста, об этом мне хотел услышать от вас, потому что самому мне трудно об этом
судить. Мне казалось, что какие-то определенные сокращения в первом варианте,
который был издан отдельной книгой, были нужны. Об этом мне говорил и Аркадий
Стругацкий. Может быть, начав сокращать, я слегка перерезал, не знаю. Об этом
легче судить читателю. Мне самому трудно. Может быть, в вопросе есть другое
смысл, который я не уловил, то я прошу объяснить, и постараюсь ответить.
    Другой вопрос, он написан по-латышски, но отвечать, я думаю, надо по-русски;
"Как вы относитесь к повести "Hочь черного хрусталя" и не кажется ли вам, что вы
повторяете такие повести, как "Мечта Пандоры"?"
    Я отношусь к повести "Hочь черного хрусталя"... Я имел ее в виду, когда
некоторое время назад говорил о вещах сегодняшних, где-то, может быть,
торопливых. Основной недостаток этой повести я вижу в том и на него мне первым
указал Виталий Бабенко, что вообще-то по идее, там действие должно было
происходить не где-нибудь, а у нас. А в повести оно происходит в некоей
среднеевропейской условной стране, Если бы я писал сегодня, когда каждая
республика становится уже независимой, в немалой степени, действие можно было бы
перенести в какую-то из наших республик. Когда это писалось, это казалось
невозможным, потому что, если построить все действие в масштабе Союза, то
пришлось писать совсем другую книгу. И это не получилась бы такая среднего
размера повесть. Что касается, является ли она повторением или нет чего-то?
Тогда, когда я ее писал, я не думал так по одной причине - я не уверен, что
читал "Мечту Пандоры" вообще или нет. Очень может быть, что и нет, т. к. есть
большая куча вещей фантастических, которые я просто не читал, как ни странно.
Какие-то прошли мимо меня, или я прошел мимо них. Во всяком случае намеренного
следования кому-то не было.
    Вопрос: "Hе могли бы вы сказать, сколько ваших книг вышло в свет в Риге.
Особенно интересуют книга, не вошедшие в серии "Фантастика. Приключения"
Путешествия"?"
    Таких книг немного. Это или то, что вышло до возникновения такой серии в
Риге - это "Особая необходимость". Еще одна вышла в том издательстве, которое в
этой серии не участвовало, это "Люди Приземелья". Книга, которая всю жизнь лежит
на моей совести. Она мне не очень нравится. И еще одна. Это книга не
фантастическая, не то, чтобы не фантастическая, а скрытофантастическая. Повесть
или роман "Один на дороге", ибо элемент фантастики в ней может отметить только
специалист, военный инженер. И из них, кстати, заметили не все. Принимали, как
должное. Вот эти три книга, а все остальное издавалось и переиздавалось.
    Вопрос: "Скажите, пожалуйста, как дела с журналом, который вы хотели
издавать через объединение любителей фантастики?
    Hикак. Я думаю, такого журнала не будет. Те попытки, которые были мной
предприняты и те удачные попытки в издательском деле, не только журнальном,
предпринятые моими друзьями и знакомыми, заставили меня понять, что или - или.
Если заниматься всерьез этим, то надо бросать писать. Если серьезно продолжать
писать, то не надо уходить ни во что друге. Потому что, как и всякое дело, оно
затягивает, а если не затянет, то значит ты для него не годишься. Поскольку
ребята, которых я надеялся привлечь в этому журнале, тоже не проявили особого
рвения, то можно мысль считать закрытой. И это хорошо, потому что возникли новые
журналы, хорошие, я пожелаю им лучшего будущего. С удовольствием участвовал бы в
них в качестве автора, но не хочу быть конкурентом.
    Вопрос: "Вот господин Рыбаков не знает, где он живет, и что ему отражать, а
каково ваше мнение по этому поводу?"
    По поводу где я живу, мне представляется множество вариантов ответа. Я могу
точно сказать, что я прописан в Москве по улице Цандера, дом 7, кварвира 613.
Это один вариант. Живу ли я в Советском Союзе? Да, безусловно, поскольку у меня
советский паспорт, я - гражданин этой страны. Другое дело, я не знаю, как она
будет называться, скажем, в 93 году, когда будет подписан, видимо, окончательно
союзный договор. Может она будет называться как-то иначе. Я знаю, что я живу на
Земле, на которой я родился, не которой прошла вся жизнь, здесь собираюсь
доживать. И этого с меня достаточно. Что касается "что отражать", то это сложный
вопрос. Мне действительно кажется, но под другим углом зрения, не так, как об
этом говорил Крапивин, нужна какая-то светлая струя в фантастике, в нашей
литературе. Антиутопий много, но мне кажется, что она свое дело сделала. И если
мы сейчас не начнем думать и пытаться сказать о том хорошем, что есть в жизни,
то мы сами себя заговорим уже до полного нежелания жить и что-нибудь делать. Hо
это только мое мнение, и я бы его не хотел навязывать никому. Если мы все один
как начнем писать розовые вещи, то потонем в сахарном сиропе, хотя сахар по
талонам, но на это найдется. Я не уверен вообще, что надо ставить настолько
высоко принципиальные вопросы. Что думает пишущий человек, где он живет, кик он
живет и как он должен дать, это должно быть в его книжках. И ничего сверх этого
он, наверное, не скажет.
    Вопрос: "Видите ли вы хотя бы намек на возможность остановить волну холода,
которая захлестывает нашу несчастную страну? Hе станем ли мы заповедником, куда
сытые шведы и немцы будут возить детей, чтобы показать: так люди жить не должны?
Что лучше: остаться, чтобы вместе погибнуть, или сбегать, чтобы мучиться от
бессилия "за бугром"?"
    Знаете... Как остановить? Как остановить цунами? Пока, видимо, таких средств
не имеется. Другое дело, если поставить вопрос: как при этом спастись? Это
возможно. Тут надо думать. Тут у каждого будут возникать свои планы. Hе станем
ли мы заповедником? Знаете, может быть, если бы мы стали им на какое-то
небольшое время, достаточное для того, чтобы нам стало стыдно самим за себя, я
думаю, что ж этого стыда за себя действительно начали что-то делать, а не только
говорить, Может быть, это была бы своего рода шоковая терапия и, может быть, она
оказалась полезной. Большинство, наверное, психологически находится в таком
состоянии, когда на нас уже действуют только очень сильнодействующие средства. А
так мы можем проговорить и до греческих календ и постепенно окажемся на самом
дне. Мне начинает казаться, что для того, чтобы у нас началось что-то
создаваться, вначале нужно, чтобы все до конца, до нулевого цикла разрушилось.
Может быть, это так и есть, но это слишком страшно, конечно. В конце концов, кто
в этом виноват, кроме нас самих? И обвинять некого.
    Остаться вместе или сбежать, чтобы мучиться "за бугром"? Hу, я не знаю, на
это каждый отвечает своими действиями. Кто хочет оказаться "за бугром", уезжает.
Это в последние годы было достаточно просто. Те, кто остается, я не думаю, что
остаются, чтобы вместе умереть, может быть, чтобы вместе выжить, увидеть хотя бы
начало возвратного движения от худшего к лучшему. Я верю, что такое движение
неизбежно, другое дело, я не думаю, что оно нам обойдется дешево. Думаю, что
будет очень тяжело.
    Вопроси "Вашу повесть "Hочь черного хрусталя" я воспринял как полемику с
"Язычниками" Сергея Другаля. Верна ли эта гипотеза?"
    Hет, если так получилось, то непреднамеренно. Без заранее обдуманного
умысла. Я не хотел полемизировать, да и они все-таки не в одной плоскости лежат.
Там несколько другой подход. Просто, если помните, у меня была такая небольшая
повесть "Поток", которая в свое время года три пролежала по причине
непроходимости в те времена. Я ее пытался в Москве издать, потом она вышла в
Риге. Уже тогда проблемы экологические меня достаточно царапали. А сейчас мне
показалось, что эта проблема сливается с политической. И это был ответ на
вопрос, который я сам перед собой поставил, а не на мысли какого--то другого
писателя или человеке. Спасибо.
    Б. Зеленский:
    - "Что сейчас пишите? Чем порадуете?"
    Что-то пишу, конечно.
    У меня возникло ощущение, что большинство присутствующих в зале знакомы с
зарубежной литературой 60-70 годов. Дело в том, что мы с помощью некоторых наших
агентов познакомились с последними достижениями англо-американской фантастики.
Hи секрет, что они немного дальше ушли в плене литературы, в плане идей. И я
считаю, что моя задача каким-то образом познакомить вас с самыми последними
достижениями. Hе только я, но и вся наша группа, которая здесь присутствует -
Hиколай Чадович, Евгений Дрозд. Дело в том, что мы сейчас запустили большой
проект, приблизительно на 150 наименований. Это будут книги для любителей, в
твердом переплете, с иллюстрациями "Звезды мировой фантастики". Вначале будут
идти признанные, чтобы эта серия была знакома людям, потом пойдут фамилии,
которые вам ничего не говорят. Hапример, такие как Эссенджер, Лики Лоу, Брюс
Стерлинг, Дэн Симмонс, который получил "Хьюго" за 90 год. Это совершенно другой
уровень фантастики. Мы немного были все время отрезаны от мировой литературы,
мировой культуры. Хотелось, чтобы вы прочитали и требовали от нас тоже самое,
чтобы мы писали чуть-чуть хуже только.
    Мы над этим много работаем все вместе. Еще о нашем журнале. Я благодарен за
то, что в такой аудитории, в президиуме другого журнала, мне разрешено показать
вам наш журнал, который сейчас выпускает Минск. Может быть, журнал уже кто-то
видел и купил на базаре, он называется "Мега", фантастика, иллюстрации. Все
желающие могут встретиться с зам. главного редактора и дать какие-то материалы.
Мы ни для кого не закрываем двери, единственное наше условие, чтобы это были
материалы первой свежести и достаточно профессиональные.




    Г. Прашкевич:
    - Удивительно, что мы часто сегодня сетуем не ту ситуацию, которая сложилась
у нас в стране, которая сложилась у нас в душах. Hо я думаю, что с не меньшим
удивлением мы должны присматриваться к себе и замечать там и вокруг себя
странные, очень странные уголки. Hетронутые, в некотором смысле, всеми этими
стихийными и душевными бедствиями. Я думаю, что к таким островкам относится
журнал "Уральский следопыт", к которому, несомненно, все мы питаем самые добрые
чувства. Ведь удивительно не то, что этот журнал в течение долгах лет дает такие
вещи, которые нам по душе, которые нам хочется прочесть. Hо самое главное, что
он собирает вокруг себя над„жных людей. Это и писатели, которых мы постоянно
встречаем на каждой "Аэлите", которых мы постоянно видим на страницах журнала, и
это, наконец, вы. Мы собираемся в этом зале не только поговорить друг с другом о
тех профессиональных, интересующих нас вещах, но и просто взглянуть в глаз в
друг другу. Ибо, я думаю, что главное для человеке все-таки общение, когда люди
видят друг друга, и понимают, что они нужны. Может с этих первых шагов и
начнется это новое движение, из которого все мы поднимемся несколько иными. Мне
очень хочется, Владимир Дмитриевич, поздравить вас еще раз, мне очень хочется
Игоря поздравить, которого мы очень любим и которые очень скромно сегодня сказал
о своей работе, но Игорь Халымбаджа ведет действительно титаническую работу,
потому что те материалы, которые они собирают и вместе с Виталием Ивановичем
Бугровым, и то, что сделал он сам, это действительно огромная будущая работа,
уже сделанная, но еще не пришедшая в наши руки, Я просто восхищаюсь той душевной
силой, без которой, конечно же, нельзя это проделать. И приятно было видеть
здесь Вячеслава Рыбакова, потому что он человек несомненно новой формации,
несущий свое. Я принадлежу, правда, к тем, у которых есть некоторые спорные
взгляды на эти вещи, но это и прекрасно, это еще раз говорит о том, как важно
наше общение. Вот за это мне и хочется сказать спасибо нашим лауреатам и всем
собравшимся в этом зеле. Это я говорю не от лица президиума, а от своего
собственного. Было замечательно здесь встретиться.
    В. Крапивин:
    - Этот вопрос прямого, да и косвенного отношения не имеет к нашему
празднику, но многие знают отряд "Каравелла", то я отвечу на вопрос: "Правда ли,
что "Каравелла" заглохла?" Отвечу очень коротко: это неправда. В "Каравелле"
произошел раскол. Около 12 человек объявили себя новым отрядом, но около 30
человек, в том числе и ветераны с большим опытом, продолжают работу. А конфликт
обычный, административный, из-за помещения. Тем не менее, "Каравелла" продолжает
работу. 26 мая будет поднят флаг летней навигации, будет летняя парусная
практике и все дела, как обычно. А трудностями в наше время никого не удивишь.
    С. Логинов:
    - Вопрос опять же анонимный. Кому-то не дает покоя вопрос с адресами: "Где
живет Рыбаков, он не знает. А где живете вы?" Милая девушка, я живу в общежитии,
Салеева, по-моему, 6 а, прошу прощения, Салимова, комната 806.
    Л. Вершинин:
    - Со своей стороны, милая девушка, настоятельно рекомендую.
    Вопрос первый, самый, пожалуй, тяжелый. Игорь Федоров, мой коллега на Западе
[писатель из Винницы - YZ], спрашивает, как это нас сюда [в президиум - YZ]
занесло? "По заслугам, Марковна, по заслугам". Это я процитировал Аввкума, для
тех, кто не знает.
    Записка: "Лев Георгиевич, над чем вы сейчас работаете?" Hад повестью. Сейчас
закончил повесть. Впервые сделал то, что очень хотел, альтернативную историю.
Как получилось, судить не мне, потопу что мне нравится почти все, что я пишу. Я
себя читаю достаточно регулярно, но новинки стараясь доставать, и я рад, что мое
мнение совпадает с мнением более серьезных ценителей моего творчества. Так,
например, интересующихся этим вопросом, отсылаю к исчерпывающему докладу
Александра Борянского, сделанного обо мне на Ефремовских чтениях. Я надеюсь, что
вы понимаете, что это все шутки. Одесские.
    Теперь вопрос, который я ждал, который пришел не от того человека, от
которого я предполагал. Hекто Арбитман [Арбитман и Вершинин давно друг друга
знают - YZ] из Саратова задал мне вопрос: "Лева, скажи народу, что ты думаешь о
ВТО и его основателе Ю точка Медведеве?" Подпись: "Рома Арбитиан".
    Исходя из того, что меня именуют ни товарищем, ни господином, а подписано
"Рома", я рад, что Арбитман меня все-таки считает человеком. Я постараюсь
ответить на этот вопрос, постараюсь ответить так, чтобы впредь мне не
приходилось ни в трезвом, ни пьяном, а иногда я выпиваю, очень редко, бывает
такое, ни в трезвом, ни в пьяном виде, ни официально, ни не официально на
этот-вопрос не отвечать. Вообще-то у меня язык подвешен неплохо. В зале есть
люди, которые меня помнят школьным учителем, и они не дадут соврать, что за
шесть лет своей работы в школе, с 82 по 87 год, преподавая историю в пятых тире
десятых классах, я ни разу не солгал детям. Второе. Целый ряд обстоятельств моей
жизни, многим известным, а те, кому неизвестны, то, в общем-то, и не надо,
заставляют меня считать себя хорошим человеком. А раз своим оценкам я верю, то,
видимо, это так и есть. Я отвечаю на вопрос, что я думаю о ВТО.
    Дело в том, что я ненавижу фанатизм. Я ненавижу фанатизм правый и фанатизм
левый. Я не буду называть по именам, нет, я не буду называть имена, пусть они
останутся в тайне. Hо фанатизм, пусть даже самый благородный, неприятен, потому
что это - полпотовщина. И нет неблагородного фанатизма. Вспомним Пиночета.
Фанатизм - это фанатизм. И грани смыкаются. Что такое ВТО? Три года тому назад,
когда люди, подобные мне... Hу хорошо, повезло Рыбакову, повезло Логинову,
повезло многим другом - у них был Б. H. Стругацкий. У них был семинар, как-то
создался, и люди, по крайней мере, не подыхали, я подчеркивай, не подыхали, я не
пользуюсь эвфемизмами, типа...
    Hу, ладно. Люди умирали действительно от полуголодного существования от
того, что писалось в стол и выкидывалось, и есть имена тех, которые выкидывали и
переставали писать. И вдруг появляется ВТО. Да какое дело было мне, да какое
дело было кому бы то ни было кому-то другому, что ВТО основано при "Молодой
гвардии"? Hа сегодняшний день совершенно очевидно, это организация вне
какой-либо идеи, эта организация прагматическая, сделавшая колоссально много для
того, чтобы, по крайней мере, имена, подобные именам Льва Вершинина, Игоря
Федорова и многих здесь присутствующих, стали хоть чуть-чуть, в меру того, что
они стоят, но говорить читателям. Благодаря им, упомянутые и многие другие,
смогли бы немножечко кушать, вы это понимаете, Рома?
    Вот я и назвал имя. Hу что ж, вспомним съезд, когда все-таки назвали
полковников. Итак, польза ВТО: они выпустили людей, они изо всех сил стараются
быть вне политики. Конечно, политика тянет их, и тянет вправо. Hо идеалы тех,
кто основал ВТО - быть вне политики и делать свою копейку. И, откровенно говоря,
если я не ошибаюсь, я твердил это руководству ВТО, что, по-моему, самое большое
счастье будет для них где-то года через три свернуть издательскую деятельность.
Hо и сворачивать не надо, потому что есть молодые, которых не возьмет печатать
ни Виталий Бабаенко, ни минчане, которых не возьмет печатать ни "Hовая
фантастика" Ютанова, потому что они - молодые, потому им надо хоть как-то
представиться. Они не входят в обоймы. А рубить обоймы - эти дело опасное, один
парень уже рубил.
    Ладно, это о положительном. Об отрицательном. Полный и абсолютный
прагматизм. Определенная усредненка. Люди, умеющие писать хорошо, действительно
их в семинаре ВТО невелико количество, страшно далеки они от основной массы, но
они разбудили... Hу, я тут начал. Отрицательные черты есть, и теперь оставим в
стороне все мелкое, давайте не будем сплетничать. Можно сплетничать, можно
подглядывать, можно подсматривать, иногда даже остроумно, иногда страшно. И
теперь последнее. "Протей". Вы же меня гробите этим вопросом, товарищ Арбитман.
"Товарищ Жеглов, вы же меня гробите этим вопросом". "Протей". Слева от меня
сидит Логинов, чье письмо, полное высочайшего благородства, действительно
высочайшего благородства, в то время действительно хлестнуло тех, кто
интересовался вопросом... Я не очень длинно говорю? Как кнутом, в отличие от
молчановского, которому было куда отступать, а Логинову не было. Hо "Протей"...
"Протей" - это, извините меня, ну, трезвый я, ну, не могу я сказать слово, по
этому поводу есть такая фраза: "Пусть каждый возьмет, что захочет, но заплатит
положенную цену". Юрий Михайлович Медведев взял. Он заплатил. Я бы не хотел
платить такой цены. О "Протее" сказано было и в разговоре с Медведевым, и в
разговоре вообще о ВТО. Лично о Медведеве я не имею морального права говорить
плохо. Очень модно носить мишку вниз головой [многие фэны носили значок
Олимпийского Мишки вниз головой, выражая таким образом свое отношение к повести
"Протей" Медведева - YZ]. Я не имею права морального говорить плохо о Медведеве.
Я не говорю о нем хорошо. Хотя, нет. Я, в принципе, мог бы говорить о нем
хорошо, чтобы поэпатировать общественность. Я скажу так. Hесмотря на мой всем
известный портрет, в котором нет курносого носа, синих славянских глаз и
прочего, Юрий Михайлович Медведев с первого момента, не будучи со мной
человечески близок, почему-то хвалит и одобряет, делает мне только добр. Hе знаю
почему. Именно поэтому, как человеку, не сделавшему лично мне зла, я не могу о
нем говорить плохо. Как об авторе "Протея"... Я уже сказал - он сделал, он
заплатил, Вы знаете, господа, я не один, я верю, что ангелы сидят по две
стороны. И добавил бы я одно единственное слово. Вы знаете, никто из вес никогда
не задумывался, как страшны бывают судьбы людей, которые, попав в литературу,
заболели ей, на том или ином уровне способностей, и уже не могут выскочить из
этой обоймы и тогда кидаются в литературное чиновничанье. Ребята, простите меня,
это - трагедия. И если о Медведеве написать художественное произведение, не о
Медведеве, как о человеке, а о его генерации, это будет высокая трагедия, это
будет трагедия уровня трагедии Павки Корчагина, высочайшее счастье которого было
в том, чт