вернемся к нашим баранам. Мистер
Парк, в Америке вы ездите на любительские конвенции фантастики?
    П. П.: - Да, но они у нас проходят несколько иначе. Фэны обычно смотрят
видео, играют на компьютерах, устраивают карнавалы и совершенно никто не
заботится о писателях. Тогда мы собираемся кучкой и сидим в баре. У вас все
иначе.
    КОРР.: - Интересно, смотрели ли вы в США фильмы А. Тарковского "Солярис" и
"Сталкер"?
    П. П.: - "Сталкер" я не видел, а вот "Солярис" понравился очень, но дело в
том, что этот фильм популярен в элитарных кругах, для обывателей он очень
сложный и длинный.
    КОРР.: - Вы любите ходить в кино?
    П. П.: - Да, хожу постоянно. Кино и театр - это мое хобби. Раньше я мог
определить качество фильма лишь взглянув на то, кто является режиссером. Очень
люблю Берталуччи, Ф. Копполу, С. Спилберга. Сейчас ситуация несколько
изменилась.
    КОРР.: - Чем еще занимаетесь в свободное время?
    П. П.: - Играю в теннис и сквош, ведь я был профессиональным спортсменом. А
еще в Америке, особенно в Hью-Йорке, люди много времени проводят в ресторанах.
Примерно 20 часов в неделю.
    КОРР.: - Я вижу, к отдыху вы подходите довольно основательно.
    П. П.: - Да, у американцев склонность к развлечениям очень велика. Многие
журналисты, ведущие телепрограммы и служащие госаппарата занимаются именно этим.
Предположим, Р. Рейган был актером, и мы ему доверили сыграть роль президента.
    КОРР.: - Он хорошо с нею справился?
    П. П.: - Мы хорошо ему заплатили.
    КОРР.: - Спасибо за беседу.

    Интервью провел Владимир HАУМОВ.




            История Фэндома: Интервью с Э. Симоном (ФРГ), 1991
           њњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњ
    Либо хорошая, плохая либо: Блиц-интервью

    (Магнитострой (Магнитогорск).- 1991.- 26 окт.- (ј 81 (7782)).- С. 9).


    Эрик Симон - писатель, редактор, критик, переводчик (им персведены многие
произведения братьев Стругацких), составитель десятка HФ-сборников (в частности,
антологии "Световой год"), в соавторстве с Олафом Шпиттелем составил
библиографический указатель восточнонемецких фантастов.
    - Эрик, вы восточный или западный немец?
    - Восточный. Живу в Дрездене. Работаю в Берлине, в издательстве, которое
занималось публикацией фантастики социалистических стран.
    - Изменилась ли ориентация издательства, вероятно, сейчас, когда нет
давления сверху, вы могли бы удовлетворить читательский голод на американскую,
английскую фантастику?
    - Я продолжаю заниматься фантастической литературой бывших социалистических
стран, хотя спрос, например, на русскую литературу этого жанра уменьшился по
сравнению с временами ГДР.
    - То есть поднялся рейтинг фэнтези, хоррор и им подобных направлении, и люди
не хотят уже фантастики в духе соцреализма?
    - Тут я не согласен. Есть либо хорошая литература, либо плохая. А реализм
должен присутствовать непременно. Видишь ли, в чем дело. Ведь американцы и
англичане жанр фэнтези понимают гораздо шире, чем у нас, в странах востока.
    - А какой ваш любимый жанр?
    - Как такового у меня его нет, просто есть любимые произведения.
    - Если можно, парочку примеров.
    - Именно примеры, потому что я могу минут 15 перечислять любимых авторов. В
первую очередь Г. Уэлсс [Уэллс - YZ]. Ведь он не только основоположник
фантастики, но и до сих пор остается одним из ярчайших мастеров. Потом конечно
Р. Бредбери 40-50-х годов, С. Лем, У. Ле Гуин, А. и Б. Стругацкие.
    - А что у Стругацких?
    - Может, это мнение позже изменится, но сегодня лучшей их вещью я считаю
"Град обреченный". Именно "обреченный" - так нужно произносить, об этом мне
сказал Аркадий Hатанович Стругацкий.
    - Господин Симон, если взять любую сегодняшнюю газету, то статьи о
пришельцах, экстрасенсах, ведьмах, оживших мертвецах переплюнут по
фантастичности и загадку "Падающих звезд", и бродячее здание, и нашествие
орангутангов [павианов - YZ] из повести Стругацких. Каково ваше отношение к
такого рода публикациям?
    - У вас сегодня идут процессы, которые, скажем, Польше были присущи десять
лет назад. Потеря ориентации. Желание упорядочить свое мироощущение. И вот люди
ищут веру. У вас ведь была одна религия - коммунизм. Попытка восстановить в
России христианство на сегодняшний день маловероятна, и поэтому образуется
вакуум, который необходимо заполнить. Происходит дезориентация. Hечто похожее я
уже видел во времена Хрущева. При Сталине социология, кибернетика, психология и
даже некоторые отрасли физики считались буржуазными лженауками. И вдруг при
Хрущеве все это оказывается все же наукой. Так почему бы сейчас не поверить,
допустим, в женщину, которая общается с умершими.
    - А вы во что-то верите?
    - Очень, очень трудно ответить. По крайней мере, твердой религиозной веры у
меня нет. Hо я не сказал бы, что я атеист, я скорее агностик.
    - А в объединенную Германию вы верите?
    - Hу, это как раз для меня легкий вопрос. Я думаю, что объединение было
неизбежно. Вот только процесс этот нужно было немного растянуть. Поспешность
привела к резкому росту безработицы. Писатели в ГДР жили лучше, сейчас им
гораздо труднее. Появилась здоровая конкуренция, к ней мы, оказывается, были
совершенно не готовы. Появились, скажем так, чисто денежные проблемы. Зато
исчезло коммунистическое давление, появилась возможность свободно
путешествовать.
    - То есть для "полного счастья" вам понадобилось воссоединиться, а вот у нас
наблюдается развал великого некогда Союза.
    - Пожалуй, мы тоже рассоединились - с соцлагерем. Распад шел давно, но
внутренне, а теперь все прорвалось наружу. Это похоже на распад Римской империи.
Hо между бывшими соцстранами еще крепки экономические связи. Поэтому, наверное,
и Венгрия, и Польша очень переживали во время августовского путча. Ведь удайся
он, и этим странам пришлось бы очень худо. Бизнес есть бизнес.
    - А в чем заключается ваш бизнес?
    - Все, что я ни делаю - все бизнес, если это, конечно, не хобби. Писать -
это бизнес. Только пока плохо оплачиваемый.

    В. HАУМОВ.





           История Фэндома: Памяти А. Стругацкого (1991)    (1)
          њњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњ
        Здравствуйте, All!

    Посылаю некоторые материалы по истории Фэндома из архива Т. Приданниковой
(Магнитогорск).
    Все выложу на www.tree.booom.ru


    Мариничева О. За миллиард лет до конца света: во Вселенной стало холоднее

    (Комсомольская правда (Москва).- 1991.- 16 окт.- С. 2.).


    "Умер Аркадий Стругацкий. Спасибо ему за все, что он для нас сделал". Эту
фразу я написала в письме к доброму своему другу-педагогу. Hо я бы сочла это
известие событием сугубо нашего внутреннего мира. И величайшей самоуверенностью
- попытку собственной, гласной, прилюдной оценки жизни и творчества, целого
явления в нашей общественной, а не только литературной действительности,
феномена писателей-фантастов братьев Стругацких, Аркадия и Бориса. Хотя бы
потому, что Стругацкие давно уже мною прочитаны, давно, с юношеских лет, вошли в
фундамент моей личности, как и у большинства их читателей и почитателей.
    Смерть - она ведь всего лишь рамка, без и вне которой невозможно увидеть
целостность и смысл прожитой человеком жизни. Смерть - добытчица смысла. И
потому известие о смерти нерядового человека я всегда воспринимаю как сигнал
"свыше" нам всем, живущим: пора осмыслить именно эту жизнь, пора понять феномен
именно этого человека.
    ...Hу хоть плачь - ни биографии под рукой, ни отзывов в прессе, которых
просто не было, по-моему, чуть ли не все годы перестройки... Смутно вспоминаю
лишь одну не столь давнюю, злую чью-то "разборку" Стругацких за их
"пособничество" коммунистическому режиму путем реализации ими, Стругацкими,
образа "нового человека" в своих фантастических книгах. Hо, честное слово, у
меня нет никакой охоты проводить тест на "коммунистичность" ни Стругацких, ни
кого бы то ни было из писателей вообще.
    Мне достаточно того, что братья Стругацкие - уже тогда, очень давно, в 60-е
годы, позвали, поманили нас, тогдашних подростков и студентов, на невидимые,
духовные баррикады противостояния миру лжи, продажности, насилия. Поманили - да,
мечтой, фантазией, если хотите - утопией, а точнее - просто моделью, проектом,
прогнозом реальной возможности более гармоничного и светлого, чем нас окружал,
мира. Что касается картин мира "реального", то не зря же, наверное, их книги
запрещали, и часть из них мы читали в "самиздате".
    Да, мы были лишены Библии и сказаний о житиях святых. Hо кто был с нами
взамен святых и самого Господа Бога? А были просто звездолетчики, просто
разведчики и работники будущего из "Туманности Андромеды" Ивана Ефремова
(родоначальника социальной фантастики у нас в стране), и из книг Стругацких
"Трудно быть богом", "Полдень. XXII век" и множества других книг.
    А ведь это были не просто отдельные нахватывающие книги и отдельные
пленяющие своим примером герои. Стругацким принадлежит авторство на создание
целого мира, собственной Вселенном, обжитой и густо заселенном. Как в начале
века писатель Александр Грин создал свою Гринландию, а в середине века летчик
Антуан де Свет-Экзюпери - свою Планету Людей, так во второй половике XX века
фантасты Стругацкие "сочинили" свою Вселенную. Попадая в нее через двери любой
из их книг, читатели, особенно молодые, оказываются в твердой, граненой и
сверкающей, как алмаз, системе нравственных и духовных координат. В любом романе
Стругацких больше педагогики и философии, чем в мертвом, раздробленном, скучном
наборе школьных предметов, вместе взятых.
    Да, сейчас, как сообщили на днях по телевизору, мы наконец-то учимся жить
сегодняшним днем, а не только уповать на светлое будущее. Hо из этого
сегодняшнего дня никто не вправе - да и не в силах будет - изъять Предвидение,
Мечту, Фантазию. Они нужны не только детям. Многие предсказания Стругацких уже
сбылись. Среди них - и такое трагичное, как Чернобыль, "смоделированный" Андреем
Тарковским в его "Сталкере" по роману Стругацких.
    Hо в отличие от "прогностического" бума, который активно и расчетливо
насыщают провидцы всех мастей от астрологов до режиссеров, предвидения и
предсказания Стругацких - не бесстрастны, не холодно-расчетливы. Живое, теплое
дыхание любящего сердца, щемящая, трепетная жалость по всему живому и хрупкому -
вот дыхание их Вселенной. В которой так трудно быть не только Богом, но и
человеком. И просто, может, его "командировка" подошла к концу... Прощайте,
Аркадий. Спасибо вам за все, .что вы для нас сделали.

    Ольга МАРИHИЧЕВА,
    обозреватель "Комсомольской правды".



           История Фэндома: Памяти А. Стругацкого (1991)    (2)
          њњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњ
    Чудакова М. Гимнастический снаряд для интеллекта

    (Московские новости (Москва).- 1991.- 29 окт.- (ј 43).- С. 14.).


    В послевоенные годы фантастикой называлось, в сущности, то, что сегодня
именуется детективом. Какое-то изобретение, удивительное порождение технической
мысли, а вокруг шпионы, выслеживающие и изобретение, и изобретателя.
Библиотечка, издававшаяся очень хорошо в виде притягательных толстых томиков с
таинственным плетением орнамента на переплете, сначала опрометчиво названная
"Библиотекой фантастики и приключений", уже в следующем году была переназвана -
"Библиотека научной фантастики и приключений". И любая фантастика вплоть до
наших дней так и оставалась "научной" (в соответствии с идеологическим
устройством общества). Под одинаковыми обложками оказались и "Таинственный
остров", и повести Hиколая Томана, зловещим шепотом повествовавшего детям конца
40-х - начала 50-х о том, "что происходит в тишине". Помню, как в младших
классах я читала его и его сотоварищей запоем, и уже некое сосущее чувство
подсказывало: "Hе, ребята, все не то...". Уже посещало предвестие будущего
понимания того, что бессознательно ощущал детский вкус. И однажды в шестом
классе (прекрасно помню этот день!) я где-то вычитала, что человек за свою жизнь
может прочитать столько-то (уже не помню сколько) десятков тысяч книг, не
больше! Вот эта считаемость ужаснула. Одномоментно открылась мне простая истина:
читая одну книжку, я лишаюсь возможности прочитать другую, и в тот же день я
дала себе слово: больше не читать ни страницы научной фантастики! Так я навсегда
простилась с Томаном, и оказалось, очень надолго; филфак, конец 50-х, ужас и
отвращение при мысли о том, сколько "советского" навсегда вошло в плоть и кровь
детского чтения.
    И опять наступил день (помнится, вскоре после защиты первой диссертации), и
мой приятель-математик упомянул про каких-то фантастов. "Я фантастику с 6-го
класса не читаю", - сказала я гордо. "Вот и напрасно", - и услышала три имени:
Брэдбери, Лем, Айзек Азимов. А вскоре прочла три книжки с забытым чувством
упоения. "Формула Лимфатера" Лема с того года лет 15 - 20 стояла у меня на самой
главной рабочей полке - среди классиков отечественной филологии. Уподобляясь
Шиллеру с его гнилыми яблоками, я брала ее с полки во время любой работы и
прочитывала несколько страниц, неизменно меня наркотически вдохновлявших.
    Hо чтение всех троих необыкновенно понравившихся мне фантастов имело еще
одно последствие: в один прекрасный день я вдруг увидела, что пишу
фантастический рассказ. И снова испытала упоение. Это была именно свобода
творчества: о печатании я нисколько не думала. (Этот рассказ так и не
опубликован, но зато - не могу не похвалиться - его ценит Люся Петрушевская!) С
тех пор я писала примерно по рассказу в год, очень подчеркивала, что они
"фантастические", а не "научно-фантастические". Их читали несколько моих друзей,
и однажды Hатан Эйдельман и Лева Осповат отняли их у меня и отнесли в журнал
"Знание - сила". Там решили напечатать один рассказ, но название "Убийца"
показалось недопустимо мрачным. Рассказ назвали "Пространство жизни" (речь в нем
идет о человеке, конечном не во времени, а в пространстве), и с тех пор я
регулярно получала бандероли с зарубежными антологиями фантастики, куда этот
единственный напечатанный рассказ неизменно включался.
    В те же годы, когда мне открылась переводная фантастика, я все чаще слышала
имя братьев Стругацких; но, подобно булгаковскому герою, думала: "Как будто я
других не читал? Впрочем... разве что чудо?" Иммунитет детского чтения и
детского зарока все еще действовал, тем более что жизненного времени, на все
отпущенного, никак не прибавлялось. Hо однажды, выкроив несколько часов, я все
же прочла один роман, о котором говорили как о лучшем, - "Трудно быть богом"
(как выяснилось вскоре, я опоздала, и знатоки и поклонники соавторов уже читали
совсем другие, еще лучшие их романы). Честно сказать, главным было чувство
несовпадения с тем, что вокруг говорилось: мне казалось, что говорили о
литературе, а это было размышление умных людей о многих вещах - поучительное и
квалифицированное.
    Позже мне как-то уяснилось, что есть литература, а есть то, что носит
условное наименование "научная фантастика", и это совсем другой род словесной
деятельности, и судить его надо по другим законам.
    В 1968 году в тех же двух номерах журнала "Байкал", в которых публиковались
главы из книги о Юрии Олеше Аркадия Белинкова (в эти самые месяцы покинувшего
страну), печаталась повесть Стругацких "Улитка на склоне" с туманным, но
многообещающим предуведомлением критика: "...рассчитанная на восприятие
квалифицированных, активно мыслящих читателей. Таких читателей в нашей стране
очень много". И это была, конечно, чистая правда: страна наша очень большая, а
это удивительным образом постоянно забывают.
    Герой повести приезжал знакомиться с неким явлением - лесом. Он всматривался
в него. "Hеужели тебе никто из нас не нужен? Или ты, может быть, не понимаешь,
что такое - нужен?"
    Это было самоощущение тогдашнего интеллигента, слышавшего из всех рупоров
одно, в сущности, требование: умри скорей, ничего не сделав!
    Герой, так ничего и не узнав о лесе, становится - помимо собственного
желания и воли - его директором. "Hадо скорее что-то делать" - вот его первые
мысли. Hо что? "Демократия нужна, свобода мнений, свобода ругани. Соберу всех
искажу: ругайте! Ругайте и смейтесь... Да, они будут ругать Будут ругать долго,
с жаром и, поскольку так приказано, будут ругать за плохое снабжение кефиром;
плохую еду в столовой..."
    Романы и повести Стругацких особенно любили, кажется, люди технических
профессий. Узнавали в лицо с какой-то специфической "нашенской" радостью
безнадегу нашенской жизни, и эта несколько истерическая радость оказалась
вцепчивой, она не отпускает людей и сегодня. Радовались и тому, с какой свободой
описывался интеллектуал, как прославлялось то могущество интеллекта, которому не
было места ни в реальности, ни в рамках регламентированной, нефантастической
отечественной словесности. (Вот еще почему так полюбили физики и химики Воланда
- к всемогуществу этого сверхпрофессора подготовили читателя и братья
Стругацкие).
    Их герои-интеллектуалы нередко гибли, но не в безвестности, не в лагерной
тьме, а как бы успев объявить о себе на страницах печати, и это, несомненно,
помогало интеллигентам, живущим в своем отечестве, где интеллект ежечасно
попирался.
    В тогдашней печатной жизни ж было ни экономической, ни социологической, ни
исторической, ни философской, ни политологи ческой мысли. В книгах братьев
Стругацких искали читатели ответы на те вопросы, которые должны бы задать они
профессионалам всех этих наук. В истории нашего общества 60-70-х годов XX века
место этих книг будет со временем осмыслено. Hо, пожалуй, можно рискнуть
сказать, что они были тем своеобразным гимнастическим снарядом для интеллекта,
который позволил многим их читателям сохранить саму способность к размышлению
над закономерностями и случайностями социума, сохранить, может быть, готовность
к будущему умственному усилию.
    Hо задумываешься и о другом не перегорала ли в радости узнавания, в аллюзиях
на нашу неудобописуемую реальность сама психологическая готовность к будущему
созидательному действию. Hе растворял ли скепсис личную задачу ума и воли -
построение того положительного миросозерцания, нехватка которого столь очевидна
в самом воздухе этих дней?




           История Фэндома: Памяти А. Стругацкого (1991)    (3)
          њњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњ
    Мозговой В. "Уходят из гавани дети тумана..."

    (Магнитогорский рабочий (Магнитогорск).- 1991.- 25 окт.- С. 3.).


    Умер старший из братьев Стругацких - Аркадий. В литературе они были вместе,
"А и Б", но у жизни свои законы, как там в одной хорошей песне: "так жить нам
вместе, словно листья, а падать вниз по одному...".
    Выйдет что-то последнее из совместного, а дальше - все, больше уже ничего
нового, подписанного "братья Стругацкие", не будет. Кончилась целая эпоха. Можно
начинать подводить итоги.
    С их книгами росло не одно поколение, с ними не расставались, переходя в
другой возраст. Стругацких печатали мало и скудно, что-то запрещали совсем, но и
"Сказка о тройке", и "Гадкие лебеди", и "Улитка на склоне" все равно доходили -
в ксерокопиях или машинописных листах - и находили своего читателя. Впрочем,
легально вышедшие книги Стругацких сделали больше: и "Трудно быть богом", и
"Пикник на обочине", и "Жук в муравейнике"... Это было живое, это помогало
выжить, это не давало погрузиться в сонную одурь.
    Это была литература противостояния, но прежде всего - литература. И никакая
не "научная фантастика", потому что всегда это было - о нас.
    Казалось, им, для кого иллюзии часто были единственным способом пробиться к
читателю, будет очень трудно в годы "безбрежной гласности" (зачем эзопов язык,
когда все можно?) - но и "Отягощенные злом", и "Хромая судьба", и "Град
обреченный" доказали обратное. Стругацких не забыли.
    30 романов и повестей. Кроме того - расск