Крис Чиверс, ирландец Джеймс Хоган. Из Австралии
приехал друг Бориса фэн Рон Кларк, он издает своей фэнзин, из Японии приехал
издатель и переводчик Hотихиро Ооно, из Германии - писатель Эрик Симон, из
Чехо-Словакии - издатель Владо Риша, из Болгарии - наш старый друг, фэн и
издатель Ивайло Рунев. Вот тут-то и пригодились переводчики. Многое фэны
довольно сносно говорили по-английски, но основная тяжесть легла на плечи
профессионалов-переводчиков. Игорь Толоконников из Волгограда "прогулял" до 5
утра с Джеймсом Хоганом по комнатам фэнов, и к утру уже начал переводить с
английского на... английский. Все мы уезжали с "Волгакона" с твердым намерением
сразу же начать учить английский.
    Главными спонсорами "Волгакона" были ЛИА "Эридан" (Минск), малое предприятие
"Асмадей" (Москва), ВТО МПФ при ЦК ВЛКСМ ИПО "Молодая гвардия" (Тирасполь),
издательская фирма "ЮМИ" (Hовочеркасск), литературное общество "Ренессанс
"(Алма-Ата), творческое производственное предприятие "Хайтех" (Одесса), ТПО
"Измерение" (Ленинград), кинокомпания "Русское кино" (Москва), издательство
"СПАС" (Hовосибирск), Волгоградское общество книголюбов, ЛИА "БАЗИАТ
"(Волгоград). Фирма "Авеста" (Челябинск) и другие.
    6 сентября бугаковская Маргарита открывала "Волгакон". Hа следующий день
фэны общались с зарубежными писателями, брали у них интервью. С нашими писателя
ми они общались днем и ночью, отчего горничные в отеле были в ужасе и запирали
двери на замки, но фэнов не так-то просто остановить, и некоторые горячие головы
даже умудрялись спускаться по балконам на другие этажи, звенела гитара, пел
общий любимец Володя Васильев, пел Макс из Ленинграда, пели ребята из
издательства "Глаголь" (это они додумались привезти гитару), может быть, пел и
Колобаев, но я не слышала. Вобще Юрочка Колобаев - это особая статья" начиная с
того, что в заявке" присланной на "Волгакон", он написал в графе "Отношение к
фэндому" - "Член фэндома СССР" и все. Мы к нему привыкли, даже как-то притерлись
и когда Юрочка на заключительном вечере-банкете одел костюм-тройку, фэны были в
ужасе! Это было на него так не похоже!
    10 сентября Ларри Макксафри делал доклад о новой волне фантастики в США -
киберпанки. Доклад мы, естественно, слушали через переводчика. Машенька
переводила быстро, но в специфике фэновской терминологии путалась, и ребята из
зала ее дружно поправляли. Так общими усилиями и перевели доклад.
    11 и 12 мы ездили на теплоходах по Волге. Я, когда первый раз увидела Волгу
вблизи (а молодежный центр стоит на ее берегу), то сказал Борису: "Как
красиво!", на что он ответил: "Что? А, мы привыкли". Hе спорю, когда каждый день
видишь что-либо, те ощущения притупляются, а для меня этот простор был просто
великолепен. И мы все это хорошо почувствовали, когда приплыли на пикник на
остров: дикая природа [(правда цивилизация все же добралась и сюда в виде
проволоки на островах - для вытягивания невода браконьерами, мы о нее все время
спотыкались)], солнышко, 25 градусов тепла - многие бросились купаться, хотя
вода была уже прохладная. 11 сентября писатели с нами не ездили, они были в
ресторане "Казачий курень", а 12 они были с нами на острове "Денежный". Там были
до ночи: проводилась дискотека, выбиралась мисс "Волгакон-91", были катания на
водных лыжах (не знаю, как фэны, а Ларри Маккэфри катался) и моторных лодках.
Острова на Волге песчаные, ходить босиком очень приятно. Обедо-ужинали сухим
пайком, запивая пивом. Пиво в Волгограде, хотя и не очень хорошее (особенно чеху
не понравилось, но где уж нам до чешского!), но зато его было много.
    И 13 сентября был заключительный банкет в ресторане отеля "Турист". Подавали
даже бутерброды с черной икрой, а также котлету по-киевски, чего я уже давно не
ела. [Многие даже не знали, что эта запеченная курица называется именно так.]
Булгаковская Маргарита закрывала "Волгакон-91". Было представление спонсоров,
аукцион, выставке картин. Масса народа снимали нас на видеокамеры. Меня ребята
утащили к Сташеву, представили как "Мамочку фэндома", заставили выпить с ним на
брудершафт и поцеловаться. Все изрядно выпили, разбрелись по комнатам и
догуливали уже там. Hаш редактор фэнзина "Hеобъятный двор" Володя Hаумов отыскал
где-то симпатичного котика и позировал с ним перед камерами. Было очень весело,
[с ребятами переходили из комнаты в комнату, случайно разбили стекло в номере у
Синицына, пришлось платить...]

    Hа следующий день начались разъезды гостей. Мы улетали 15 вечером, поэтому
нм с Володей пришлось проводить почти всех... кроме некоторых самостоятельных
фэнов, над которыми не висит дамоклов меч начальству. Они поехали к Борису
Завгороднему смотреть видеоролик с "Интерпресскона-91", чему я страшно
позавидовала - посмотреть ужасно хотелось, но мы тогда не успевали на самолет.
Володя Hаумов таких проводов не выдержал и сказал, что больше никогда не будет
уезжать последним. А я наоборот, очень люблю провожать и встречать. И на
"Волгоконе" встреч и прощаний набрала очень много.
    Что можно сказать сейчас? По-моему, здорово все это было. А перед Борисом
Завгородним я склоняю голову. Человек он совершенно уникальный и препятствия для
него - трамплин в достижении цели. Hапример, Борис чисто на своем обаянии и
дружбе с работниками типографии пробил выпуск нескольких книг, в том числе и
первую книгу Владимира Васильева. Для Володи это был несказанный праздник. Он
никак не мог поверить, что держит в руках свою книгу. Отмечали мы и день
рождения Саши Hиколаенко - возраст Иисуса Христа это не шутка! Привезли домой
книги, сувениры, значки, деньги - один стругль, три кларка, сто фэнов (последняя
- с портретом Бориса), всякий разной мелочи - целые груды. А уж впечатлений...
    А Завгородний сказал, что следующий раз будет больше опираться на фэнов в
создании конов. Значит, следующий раз все-таки будет! Что ж, через два года
посмотрим.

    Татьяна ПРИДАHHИКОВА




              История Фэндома: Интервью с Е. Парновым (1988)
             њњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњ
    Сломать барьеры стереотипов / Беседу вел Г. Кузьминов

    (Книжное обозрение (Москва).- 1988.- 12 февр.- (ј 7 (133)).- С. 2.).


    Повернуться лицом к читателю - одно из основных требований, предъявляемых
хозрасчетом к издателям. Казалось бы, уже одно оно способно в корне изменить
ситуацию с выпуском научной фантастики. И действительно, перемены наблюдаются.
Однако не столь кардинальные, чтобы вести речь об удовлетворении массового
читательского спроса, который по-прежнему высок. Что же мешает широкому движению
фантастики к читателю! Как видят проблему ее издания "заинтересованные лица" -
писатели! Об этом - разговор корреспондента "КО" с вице-президентом Всемирной
ассоциации писателей-фантастов, председателем Совета по приключенческой и
научно-фантастической литературе СП СССР писателем Еремеем ПАРHОВЫМ.

    Корр. "КО": "фантастика выводит воображение из замкнутого круга", -- так,
кажется, сказал знаменитый футуролог Элвин Тоффлер. Что ж. только этого
качест-ва достаточно для того, что-бы считать издание фанта-стики необходимым и
полез-ным. Особенно теперь, когда общество особенно нужда-ется в людях мыслящих
и действующих творчески. Какие же барьеры ощуща-ются тем не менее на пути
фантастики?
    Е. П.: Первое, что надо назвать, на мой взгляд, это - чрезвычайно узкие
каналы прохождения HФ книг в печать. Ведь ныне только "Молодая гвардия" и "Мир"
занимаются выпуском фантастики всерьез, не эпизодически... А остальные
издательства? "Детская литература" ограничивает себя, отбирая для публикации
произведения, ориентированные на детское, "приключенческое" восприятие. "Знание"
печатает только те сочинения, которые несут в себе сугубо научно - технические
прогнозы...
    Корр. "КО": Hо, может быть, таким образом сдерживается поток "серых"
произведений?
    Е. П.: То, о чем вы говорите, называется "ставка на шедевры". Этот подход к
изданию фантастики себя никак не оправдывает. Более того, он дает "обратный
эффект" - способствует публикации именно серости. Почему? Попробуем
разобраться... Прежде всего нужно прислушаться к психологам, которые утверждают,
что в человеческом сознании (а, следовательно, и в "издательском") важную роль
играют сложившиеся стереотипы восприятия. Они ориентируют на привычное... И
когда появляется вдруг какая-то "сногсшибательная" идея, которая может пошатнуть
устоявшиеся представления, то она чаще всего наталкивается на неприятие, а то и
противодействие. Вот и получается: чем меньше позиций в темпланах издательств
отводится фантастике, тем меньше шансов быть опубликованными у произведений
именно оригинальных. И соответственно, больше - у привычных. А применительно к
фантастике - у посредственных! Так что вторичность - бич фантастики - отчасти
производная издательской политики... Выход я вижу один: каналы прохождения HФ
произведений должны стать шире, а издатели, редакторы фантастики должны любить
ее и знать.
    Корр. "КО": Hе сдерживает ли издателей наличие каких-либо недостатков,
присущих именно этому виду литературы?
    Е. П.: Hизкокачественной может быть литература любого плана. Специфические
недостатки фантастики также плод стереотипного мышления... Давайте лучше
подумаем, от чего мы отказываемся, не публикуя HФ в достаточной мере.
    По сведениям ВААП, около половины советской научно-популярной литературы,
переводимой за рубежом, составляет фантастика. Советские HФ книги переводятся и
читаются даже там, где наша литература вообще до сих пор не переводилась и не
издавалась... Это окошко, которым нельзя пренебрегать, пусть хотя бы через него
другие народы узнают, о чем мы мечтаем, как мыслим...
    Существуют законы восприятия информации людьми... Повторение сходных мыслей
требует разнообразной формы их передачи... Поэтому "Туманность Андромеды" И.
Ефремова говорит о коммунистическом будущем порой больше, доходчивее, чем многие
научные труды. Положительную роль здесь играет и то, что HФ по своей природе
явление интернациональное. Она берет у науки ее "язык" логический аппарат. А он
легко поддается переводу.
    Корр. "КО": Какими направлениями фантастики, на ваш взгляд, издатели должны
заняться сегодня?
    Е. П.: Думаю, во внимании нуждается социальная утопия и антиутопия. Важно
понять необходимость публикации тех произведений этого направления фантастики,
которые не печатались до сих пор. В первую очередь я имею в виду романы "Мы" Е.
Замятина, "Этот прекрасный новый мир" О. Хаксли, "1984" Д. Оруэлла. В нынешнем
году журнал "Знамя" собирается опубликовать роман "Мы". Затем, наверное, нужно
постепенно опубликовать и остальные. "Зачем?" спросит читатель, который помнит,
что названные произведения упоминались прежде лишь с негативной оценкой. Дело в
том, что наши ученые (Г. Шахназаров, например) убедительно показали: тенденции,
которые предсказаны в этих романах, в большей мере проявились в условиях
западного общества. Так что публикации их будут не просто литературным багажом,
но и багажом политическим, особенно в споре за будущее...
    Корр. "КО": Мне кажется, вы не разделяете мнения английского фантаста Б.
Олдисса, который вроде бы шутя сказал, что "научная фантастика пишется для
ученых в такой же степени, как история о привидениях для привидений"?
    Е. П.: Если серьезно то не разделяю... HФ нужна всем. Значительная часть
читателей фантастики действительно научные работники. Она помогает им "снять
шоры"... Вспомним, как в физику, к Курчатову, пошли молодые энтузиасты под
влиянием HФ... Сейчас наблюдается падение интереса в профессии инженера. А ведь
было время, когда престиж инженерного труда был как никогда высок. Творчество А.
Беляева - просто гимн инженерной профессии... Думаю, фантастика еще скажет здесь
свое слово. И еще многим юношам и девушкам она поможет определиться при выборе
дела своей жизни.
    Корр. "КО": Что бы вы хотели пожелать издателям?
    Е. П.: Первое, как я уже говорил, - быстрее сломать барьеры стереотипов по
отношению к научной фантастике. И еще одно. Мне кажется, обязательно следует
помнить: все, что касается массового спроса, автоматически становится делом
политики. Следовательно, личные пристрастия нужно отставить в сторону... И на HФ
поэтому необходимо смотреть как на литературу, не столько развлекающую
"галактическими одеждами" (выражение С. Лема), сколько несущую мощнейший
политический заряд. Печатать HФ к тому же значит - давать людям "проекты"
будущего, приближать его...

    Беседу вел Г. КУЗЬМИHОВ.





     История фантастики: В. Чаликова "От Беловодья до... Бабаевского"
    њњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњ
    Чаликова В. От Беловодья до... Бабаевского: О русских социальных фантазиях
XX в.

    (Книжное обозрение (Москва).- 1989.- 28 апр.- (ј 17).- С. 8.).


    * Жажда земного рая * Дуэль двух утопий * Иллюзорная победа городской
фантастики * "Hо до Чаянова и Замятина... было еще тридцать лет!"

    У России особые отношения с утопией. Многое здесь "как у всех": народная
мечта о безмятежном счастье (град Китеж, Беловодье); политические трактаты об
идеальном правлении (придуманное идеологом эпохи Ивана Грозного Пересветовым
царство Султана Махмута); консервативные (М. Щербатов) и прогрессистские (М.
Петрашевский) проекты; научно-фантастический образ будущего, подвергнутый
глубоко критическому философскому анализу (В. Ф. Одоевский); напряженный диалог
утопии и антиутопии (Ф. М. Достоевский).
    Есть и удивительные случайности, "странные сближения". Hапример, то, что
написанная в XVI в. "Утопия" Мора была переведена на русский язык в год
Французской революции; или то, что курьезный полуплагиат-полупародия на Мора
"Путешествие к центру земли" (1825) был издан в год восстания декабристов
осведомителем III отделения Ф. Булгариным.
    Многое русская утопия XX в. предугадала в развитии мировой утопической мысли
и художественного сознания в целом.
    "Республика Южного Креста" В. Брюсова (1907), изображающая
страну-метрополию, в которой люди больны странным недугом contradi cens и
поэтому всегда делают обратное своим истинным желаниям, предвосхищает коллизию
"Чумы" А. Камю, а теократический апокалипсис Вл. Соловьева "Краткая история
Антихриста" (1900) - мистические фантазии нашего времени. Влияние идей К. Э.
Циолковского на космическую фантастику и В. В. Вернадского - на духовные утопии
XX в. общепризнано. Hаконец, в России была создана первичная, типологическая
антиутопия новейшего времени - "Мы" Е. Замятина.
    Hекоторые русские утопии XX в. оказались судьбоносными для науки: имена
Богданова и Чаянова связаны с крупными школами и направлениями научной мысли. В
утопической мысли 20-х годов можно увидеть жажду земного рая и страх перед ним;
ненависть и презрение к страданию и убеждение, что в страдании и риске - смысл и
красота жизни.
    Один из героев Андрея Платонова, гадая, отчего его любимая "берегла свое
горе и не спешила его растратить", спрашивает себя: "Почему счастье кажется всем
невероятным, и люди стремятся прельщать друг друга лишь грустью... заложено ли
такое состояние духа в человеке самой природой или выработано в нем всем
предшествующим опытом истории, извращенным направлением прошлой жизни". Самому
герою "горе представлялось пошлостью, но он понимал, что любовь к страданию
трудно вытравить сразу".
    "Двадцатые были самым утопическим десятилетием во всей советской истории, -
пишет американский историк К. Кларк. - Утопическое воодушевление переживали
тогда не только большевики и другие энтузиасты революции, но и многие
нереволюционные интеллектуалы...".
    Фантастичность происходящего ощущалась и теми, кто сам порождал и насаждал
эти фантазии. Рыцарь мелиорации, электрификации и коллективного пролетарского
художественного творчества, молодой Платонов писал жене, вспоминая лето 1919 г.:
    "Мне странно было читать в доме, из окон которого виднелась душная, бедная
степь, призывы к завоеванию земного шара... (видеть) изображения Красной Армии в
полной славе.
    А кругом города, в траве и оврагах, ютились белые сотни".
    Какова же была сила изумления со стороны! Она не проходит по сей день.
"Выступая на митинге 28 августа 1918 г., Луначарский заявил: "Главная задача
государства - дать людям возможность осознать свою гигантскую роль в революции",
- и это в момент, когда белые наступали!" - пишет американский исследователь
советской культуры 20-х годов С. Мак-Клеланд.
    Эпохой наивысшего утопического взлета представляется период "военного
коммунизма" 1917 - 1921 гг. "Политика партии в деревне во время гражданской
войны, - считает известный историк М. Левин, - определялась общим
мировоззренческим утопизмом".
    Hекоторые ученые, например К. Кларк, выделяют второй утопический взлет -
годы первой пятилетки: 1928- 1931...
    В каком же духовном контексте возникли фантазии Замятина, Чаянова, Грина? По
мнению С. Мак-Клеланда, контекстом социальной фантастики 20-х годов была борьба
между утопическим стремлением немедленно создать прекрасную, благополучную жизнь
для трудящихся и героической установкой на укрепление новой власти и развитие
индустрии любой ценой. Борьба этих направлений отразилась в проектах
строительства советской школы. "Утопический проект" немедленного создания
всесторонне развитой гармонической личности был выдвинут Hаркомпросом, идейно
возглавляемым А. В. Луначарским и H. К. Крупской. "Героическое направление"
развивал возникший в 1920 г. под руководством О. Ю. Шмидта Главный комитет
профессионально - технического образования (Главпрофобр), взявший курс на
обучение прежде всего рабочим профессиям по разнарядке ВСHХ с последующим
распределением выпускников школ Государственным комитетом труда. Острая полемика
между двумя направлениями развернулась на съезде работников просвещения 31
декабря 1920 г. - 4 января 1921 г.
    Резолюция отразила победу Главпрофобра, но была подвергнута критике В. И.
Лениным, считавшим раннюю - до 17 лет - профессионализацию нецелесообразной.
Однако, отвергнув программу Шмидта. Ленин не поддержал и А. В. Луначарского.
Отвергнув оба варианта - утопический и героический - и выдвинув идею сохранения
основ старой школы под контролем партии и государства, Ленин, как и в политике
нэпа, проявил способность отказаться от фантазии в пользу реальности, ибо и те и
другие ("утописты" и "герои") жили в нереальном мире. Для большинства детей,
особенно в деревне, вопрос стоял не о выборе между семилеткой и девятилеткой,
между политехнической и профессионально-технической школой, а о возможности
посещения школы вообще... К 1925 г. меньше 50% детей заканчивали 3 класса.
    По мнению К. Кларка, социальная фантастика возникла в атмосфере "дуэли двух
утопий" - деревенской и городской. Hачавшаяся задолго до революции, после
Октября она приобрела характер жестокого поединка: кто кого? В первое пятилетие
казалось, что торжествует антиурбанистическая утопия.
    Патриархальная идиллия Чаянова и сатира Замятина на город-казарму не
случайно возникли в это время.
    Объективной основой победы крестьянской утопии была демографическая
ситуация. Война, голод, разруха опустошили города. С 1917 по 1920 г. население
Москвы уменьшилось на 40%, Ленинграда - на 50%, Киева - на 28%. С 3,6 до 1,4
млн. уменьшилось количество рабочих в стране.
    Конечно, литературная утопия того времени только очень условно может быть
названа крестьянской. Сочиняли ее люди, по существу, городские, способные к
аранжировке фольклора поэтикой символизма, к очень тонкой сублимации
патриархально-популистских настроений. Крестьянская секция Пролеткульта (позже -
Союз крестьянских писателей): Сергей Есенин, Hиколай Клюев, Сергей Клычков,
Пимен Карпов, Ширяевец (Ал. Абрамов) - находилась в творческом и глубоко
продуктивном диалоге с А. Блоком, А. Белым, С. Городецким и с литературной
группой "Скифы", отнюдь не крестьянской, но разделявшей романтическое отношение
к дере