а пустую камеру,  где  должен  был  сейчас  находиться  Рей  Буз.
Казалось, Хоган сейчас заплачет,  и  Ник  подумал,  что  нужно,  наверное,
сделать для него что-нибудь доброе, человечное. Но что?  Еще  ребенком  из
кинофильмов он узнал одно словечко. НЕКОММУНИКАБЕЛЬНОСТЬ. Это слово всегда
песней звучало для Ника, и он чувствовал, что оно точно характеризует  его
состояние души. НЕКОММУНИКАБЕЛЬНЫЙ - таким он был всю жизнь.
     Он вновь сел за стол и перечел написанное. Там я  научился  читать  и
писать. Да, написать это гораздо легче, чем научиться на  самом  деле.  Он
жил в мире безмолвия. Письмо было для него закрыто. Речь можно было понять
по движениям губ, по степени раскрытия  челюстей,  по  танцу  языка.  Мама
учила его читать по губам, и она же показала ему, как выглядит  на  бумаге
его имя - печатными буквами. Это твое имя, сказала она. Это ты, Ники.  Но,
конечно, она сказала это молча, жестами. Он не понял. Тогда  она  показала
пальцем на лист бумаги и затем на Ника. Он понял. Самое  худшее,  если  ты
глухонемой, не в том, что живешь в полном безмолвии. Самое худшее, что  не
знаешь названия вещей. По-настоящему он понял, что такое  имя,  когда  ему
исполнилось четыре года. Он не знал, что высокие зеленые штуки  называются
деревьями, до шести лет. Он хотел это знать, но никто не подумал  ему  это
объяснить, а просить он не мог: он был НЕКОММУНИКАБЕЛЬНЫМ.
     Когда мама умерла, его почти все забросили. Дети дразнили Ника  самым
жестоким и безобразным образом. Они изгоняли его из своего круга -  равные
среди равных.
     Он перестал стремиться к общению. Тогда ему стало легко переезжать  с
места на место, глядя на безымянные предметы, заполняющие  мир.  По  губам
играющих детей он понимал, во что они играют, но игры не  привлекали  его,
как прежде. Он все чаще уединялся  и  мог  часами  созерцать  передвижение
облаков в небе.
     Потом появился Руди. Большой мужчина со  шрамами  на  лице  и  бритой
наголо головой. Шесть футов и пять дюймов - много больше, чем Ник Андрос в
то время. Впервые они встретились в комнате отдыха, где стояли стол, шесть
или семь стульев и телевизор, который  работал  только  тогда,  когда  сам
этого хотел. Руди заметил Ника и вскоре подошел к нему. Он указал  пальцем
на свой рот, потом на уши.
     Я глухонемой.
     Ник отвернулся: зачем смеяться над несчастьем?
     Руди обнял его.
     Сердце Ника ухнуло куда-то вниз.  Он  открыл  рот,  и  по  щекам  его
полились слезы. Он не хотел быть рядом с этим  бритым  бугаем.  Если  этот
жуткий тролль - глухонемой, то он, Ник, - нет, нет и нет.
     Руди ласковым движением поставил Ника на ноги и подвел к  столу.  Там
лежал лист бумаги.  Руди  указал  сперва  на  него,  потом  на  Ника.  Ник
переводил взгляд с бумаги  на  бритоголового.  Он  покачал  головой.  Руди
кивнул и вновь указал на чистый лист. Затем достал из кармана  карандаш  и
протянул Нику.  Ник,  будто  обжегшись,  отдернул  руку.  Руди  указал  на
карандаш, затем на Ника, затем на лист бумаги. Ник вновь покачал  головой.
Руди вновь повторил всю комбинацию.
     Ник заплакал сильнее. Лицо, покрытое шрамами, участливо  смотрело  на
него. Руди вновь указал на лист бумаги. На карандаш. На Ника.
     Ник зажал карандаш в кулак. Он написал четыре слова, которые знал:
     НИКОЛАС АНДРОС НЕНАВИЖУ ТЕБЯ
     Потом он отложил карандаш и с победным видом посмотрел  на  Руди.  Но
Руди улыбался. Внезапно он приблизился к Нику и обхватил крепкими пальцами
его голову. Его руки были теплыми и добрыми. Ник не мог вспомнить, когда к
нему в последний раз прикасались с такой любовью. Разве  что  мама,  когда
еще была жива.
     Потом Руди убрал руки с головы Ника. Он взял  карандаш  и  перевернул
лист бумаги на другую сторону. Он начертил карандашом контур листа.  Затем
тем же карандашом очертил контур Ника. Он проделал это снова. И  снова.  И
снова. И наконец Ник понял.
     Ты сам - чистый лист бумаги.
     Ник заплакал.
     Следующие шесть лет Руди всегда был рядом с ним.
     ...там я научился читать и писать. Мне помог человек  по  имени  Руди
Спаркман. Мне очень повезло,  что  я  встретил  его.  В  1984  году  приют
закрыли. Многих детей растолкали по разным сиротским  домам,  но  я  в  их
число не попал. Мне сказали, что,  поскольку  у  меня  есть  родственники,
государство будет платить им за мое воспитание. Я хотел остаться  с  Руди,
но Руди в это время работал миссионером в Африке.
     Поэтому я убежал. Мне было шестнадцать лет, и мне казалось, что никто
не будет слишком рьяно искать меня.  Я  хотел  поступить  в  высшую  школу
экстерном, потому что Руди всегда  утверждал,  что  самое  главное  -  это
образование. Но для этого мне нужно подсобирать денег. Мне кажется,  скоро
я смогу попытаться пройти проверочный тест. Я люблю учиться.  Может  быть,
когда-нибудь я поступлю  в  колледж.  Я  знаю,  что  это  звучит  безумно,
особенно от глухонемого вроде меня, но мне это не кажется невозможным. Так
или иначе, такова моя история.
     Около половины восьмого пришел Бейкер. Он выглядел немного лучше.
     "Как вы себя чувствуете?" - написал Ник.
     - Неплохо. Я проспал всю ночь. Хотя аспирин помог не сразу,  и  Джейн
даже хотела вызвать врача. А что делал ты?
     Ник сделал неопределенный жест рукой.
     - Как наши гости?
     Ник открыл и закрыл  рот  несколько  раз,  пытаясь  мимикой  показать
Бейкеру, что Майк ругался.
     Бейкер понял и рассмеялся, затем несколько раз кашлянул.
     - Тебе бы выступать по телевизору, - сказал он. - Ну что, ты  написал
историю своей жизни?
     Ник кивнул и протянул шерифу исписанный листок бумаги. Бейкер  сел  и
внимательно прочел написанное.  Когда  закончил,  он  с  новым  выражением
посмотрел на Ника. Юноша смутился и опустил глаза.
     Когда же вновь посмотрела на Бейкера, тот спросил:
     - И ты с шестнадцати лет жил сам? Целых шесть лет?
     Ник кивнул.
     - И ты действительно собираешься поступать учиться?
     Ник приписал внизу своей "автобиографии":
     "Если вам кажется, что я слишком взрослый для этого, то ведь я поздно
научился читать и писать. И еще, мне было негде взять деньги".
     - И на каких же курсах ты хотел бы учиться?
     Ник написал:
     "Геометрия. Высшая математика. Языки.  Все  это  входит  в  программу
колледжа".
     -  Языки.  Ты  имеешь  в  виду  иностранные?  Французский?  Немецкий?
Испанский?
     Ник кивнул.
     Бейкер рассмеялся и покачал головой.
     - С ума сойти! Глухонемой говорит об изучении  языков!  Не  обижайся,
дружок. Ты же понимаешь, что я не со зла.
     Ник улыбнулся и кивнул.
     - А почему ты много скитался?
     "Понимаете, когда я в плохом настроении, я не могу  долго  оставаться
на одном месте. И еще раньше я боялся, что меня  отправят  в  какой-нибудь
другой приют".
     - Я бы мог предложить тебе остаться здесь. Но... кое-кому  это  может
не понравиться.
     Ник кивнул, чтобы показать, что он понимает.
     - Как твои зубы? Все еще болят?
     Ник кивнул.
     - Дать тебе таблетку?
     Ник показал два пальца.
     - Держи. А теперь я  должен  сделать  кое-какую  бумажную  работенку,
связанную с этими  ребятами.  Можешь  заняться  своими  делами.  Позже  мы
поговорим.

     В половине десятого в контору шерифа прибыл  доктор  Соумс,  человек,
возвративший Ника к жизни. Ему было около шестидесяти,  и  он  был  совсем
седым. Из-под густых бровей лукаво смотрели необычайно голубые глаза.
     - Шериф сказал мне, что ты читаешь по губам, - сказал он. - И еще  он
сказал, что ты нужен ему совершенно здоровый, так  что  позволь  осмотреть
тебя. Снимай рубашку.
     Ник расстегнул пуговицы и стянул рубашку.
     - Боже правый, какие кровоподтеки, - ужаснулся Бейкер.
     - Да, они постарались на славу, - сказал Соумс. Он посмотрел на  Ника
и ворчливо сказал: - Парень, ты чуть не остался  без  левой  титьки.  -  И
указал на огромную рану на левой груди юноши. Потом он придирчиво осмотрел
голову Ника, глаза и особенно внимательно зубы. От передних зубов мало что
осталось.
     - Тебе придется вырвать их... - Соумс закашлялся. - Извини.
     Он начал доставать из черного саквояжа инструменты.
     - Скажи-ка, дружок, твоя проблема с речью физического или врожденного
характера? Или кто-нибудь из твоих родных тоже был глухонемым?
     Ник написал:
     - Физического. Я таким родился.
     Соумс кивнул.
     - Благодари Бога, что при этом твои мозги в полном порядке. И  надень
рубашку.
     Ник оделся. Ему нравился Соумс; кое  в  чем  он  был  похож  на  Руди
Спаркмана,  который  сказал  однажды,  что  Бог,  чтобы   как-то   утешить
глухонемых, сделал их вдвое умнее обычных людей.
     Соумс сказал:
     - Открой рот пошире и сиди спокойно. Сейчас...
     Внезапно сидящий за столом Бейкер надрывно закашлялся.
     - Что такое, Джон?
     - Простыл. И знобит почему-то. А ведь утром  я  совсем  неплохо  себя
чувствовал. Да и ты, я смотрю, не вполне здоров.
     - Снимай рубашку и не смей рассказывать врачу, что он болен. -  Соумс
повернулся к Нику: - Странно, что этот кашель и озноб приобретают характер
эпидемии. Миссис Латроп больна, и все семейство Ричи, и многие живущие  на
Баркер Роуд. Даже Билли Уорнер, сидящий здесь, не вполне здоров.
     Бейкер снял рубашку.
     - Ну, посмотрим. Дыши!
     Бейкер поежился:
     - Боже, как холодно!  Что  это  ты  такое  делаешь,  что  пронизывает
похлеще мороза?
     - Дыши, - повторил Соумс. - Теперь не дыши.
     Бейкер закашлялся.
     Соумс долго слушал шерифа. Спереди, сзади и снова спереди. Наконец он
отложил стетоскоп и взял  ложечку.  Он  заставил  Бейкера  открыть  рот  и
заглянул в горло. Закончив, он сложил стетоскоп и  ложечку  в  пластиковый
пакет.
     - Ну? - спросил Бейкер.
     Соумс вместо ответа правой рукой начал прощупывать  железки  на  шее.
Бейкеру стало больно, и он отпрянул.
     - Джон, - как можно спокойнее сказал врач,  -  ты  должен  немедленно
идти домой и ложиться в постель. Это не совет, это приказ.
     Шериф растерянно заморгал:
     - Амброз! Ты ведь знаешь, что я не могу этого сделать. У  меня  здесь
под следствием три негодяя,  которых  сегодня  днем  нужно  переправить  в
Камден. Я оставил с ними на ночь этого парнишку, но я не  имел  права  так
поступать и не поступлю так  больше.  Он  немой.  Я  подвергал  его  жизнь
опасности.
     - Не думай о нем, Джон. У тебя самого есть  гораздо  более  серьезные
проблемы. Это какая-то респираторная инфекция, - звучит совсем не страшно,
но на самом деле очень опасная штука. Ты очень болен, Джон, и  к  тому  же
представляешь опасность для окружающих. Иди  домой  и  ложись  в  постель.
Отвезешь их завтра, если тебе станет  легче.  А  лучше  вызови  патруль  и
поручи это сделать ему.
     В поисках поддержки Бейкер посмотрел на Ника.
     - Но ты же знаешь, что я...
     - Идите домой и немедленно ложитесь в постель, -  написал  Ник.  -  Я
посторожу их. Кроме того, я должен отплатить вам за заботу и за таблетки.
     - Ты и так много работаешь, - добавил Соумс. И закашлялся.
     Бейкер взял со стола лист с "историей жизни" Ника:
     - Можно, я возьму это домой  и  дам  почитать  Дженни?  Ты  ей  очень
понравился, Ник.
     - Конечно, - написал Ник. - Конечно, можно. Она очень милая.
     Бейкер направился к двери.
     - Прими аспирин, -  напутствовал  его  Соумс.  -  Я  очень  осторожно
отношусь к подобной инфекции.
     - В ящике стола лежит  коробка  из-под  сигар,  и  там  еще  осталось
несколько штук, - обернулся в дверях Бейкер.  -  И  немного  денег.  Сходи
куда-нибудь и позавтракай. Эти ребята некоторое время обойдутся без  тебя.
С ними все будет в порядке. Просто потом напиши, сколько денег потратил. Я
заставлю полицейский департамент их компенсировать.
     Ник кивнул.

     Около шести  часов  вечера  с  ужином  в  коробке  и  пакетом  молока
появилась Джейн Бейкер.
     Ник написал:
     - Огромное спасибо. Как себя чувствует ваш муж?
     Она засмеялась:
     - Он хотел прийти сам, но я отговорила его.  Днем  у  него  поднялась
температура, но к вечеру она стала почти нормальной.  Мне  кажется,  виной
тут заключенные. Джонни предпочитает отвезти их в тюрьму сам,  не  доверяя
патрулю.
     Ник вопросительно посмотрел на нее.
     - Он звонил им, и они ответили, что до девяти  утра  завтрашнего  дня
никого прислать не могут. У них тяжелый день, около двадцати происшествий.
Много смертей вследствие болезни. Сейчас вокруг вообще много больных.  Мне
кажется, Соумса это очень беспокоит.
     Да и сама она выглядела встревоженной. Затем она достала  из  кармана
сложенный вчетверо листок.
     - Это просто роман, -  приветливо  сказала  она,  возвращая  рукопись
юноше. - Тебе не повезло больше, чем кому-либо другому из моих знакомых, и
твоя твердость  в  достижении  цели  достойна  всякого  уважения.  Мне  бы
хотелось, чтобы все это узнал мой брат. Мне стыдно за него.
     Ник, пораженный ее словами, лишь вздохнул.
     - Надеюсь, ты останешься  в  Шойо,  -  сказала  она,  вставая.  -  Ты
понравился моему мужу и мне  тоже.  Будь  осторожен  с  этими  ребятами  в
камерах.
     - Постараюсь, - написал Ник. - Передайте шерифу: я  надеюсь,  что  он
поправится.
     - Обязательно передам.
     И она ушла, а Ник стал располагаться на ночлег. Заключенные утихли, и
к десяти часам все они спали. За ночь в контору зашли два горожанина -  по
просьбе шерифа они пришли убедиться,  что  с  Ником  все  в  порядке.  Ник
заметил, что обоих сильно знобило.
     Он спал беспокойно, постоянно просыпаясь и  всматриваясь  в  темноту,
будто там таилось что-то страшное и опасное.

     Утром  он  проснулся  рано  и  сразу  же  поспешил  проведать   своих
подопечных.
     Когда он вышел, Билли Уорнер окликнул его:
     - А ведь Рей вернется, ты знаешь. И когда он поймает тебя, то сделает
отбивную и размажет по стенке.
     Стоящий к нему спиной Ник пропустил  все  это,  как  говорится,  мимо
ушей.
     Вернувшись в офис, он нашел старый  номер  журнала  "Таймс"  и  начал
читать. Для удобства он снял башмаки и положил ноги на стол.  Периодически
Ник поглядывал на дверь, чтобы шериф не вошел и  не  увидел  его  в  столь
странной позе.
     Но шериф не шел. Уже миновало восемь, девять, а его все не было.  Ник
начинал  беспокоиться.  Чтобы  отвлечься,   он   решил   вновь   проведать
заключенных.
     Там его ждала неприятная новость. Уинс Хоган лежал на  койке  и  едва
повернул голову в сторону Ника. Он явно нуждался во врачебной помощи.  Что
же делать?
     Ник решился. Он подошел к столу, взял лист бумаги и написал:
     - Шериф Бейкер или Кто бы  то  ни  было!  Я  ушел  за  завтраком  для
заключенных и  за  доктором  Соумсом  для  Винсента  Хогана.  Кажется,  он
серьезно болен, а не симулирует. Ник Андрос.
     Он повесил записку на дверь и вышел на улицу.
     Его поразили запах зелени и рано наступившая  жара.  К  обеду  должно
было стать совсем невыносимо. В такие дни лучше  всего  лежать  в  тени  у
воды, опустив в нее ноги.
     Парковочные площадки были пусты. Ник увидел на улицах всего несколько
машин. В магазине не было ни души.
     Внезапно Ник увидел машину доктора Соумса.  Машина  притормозила,  но
доктор из нее не вышел. Его вид  поразил  Ника.  За  время,  пока  они  не
виделись, Соумс будто состарился на двадцать лет. Он не  отнимал  от  носа
носовой платок и без остановки чихал и кашлял. Его глаза слезились, а кожа
пожелтела и стала почти прозрачной, как у покойника.
     Увидев Ника, Соумс прошептал:
     - Шериф Бейкер мертв. Он умер около двух часов  ночи.  Сейчас  больна
Джейн.
     У Ника округлились  глаза.  Шериф  Бейкер  умер?  Но  ведь  его  жена
приходила вечером и сказала, что ему  лучше!  И  она...  она  хорошо  себя
чувствовала. Нет, это невозможно.
     - Умер, - повторил Соумс, будто прочитав мысли Ника. - И не только он
один. За последние двенадцать часов я подписал двенадцать  свидетельств  о
смерти. И я знаю еще по меньшей мере двадцать человек, которые не  доживут
до обеда, если только Господь не сжалится над ними. Но я  сомневаюсь,  что
он сжалится. Мне кажется, он получает от этого удовольствие.
     Ник достал из кармана блокнот и написал:
     - А какая причина этих смертей?
     - Я не знаю, - медленно сказал Соумс. - Но похоже, уже все  в  городе
больны этой болезнью. Мне страшно, Ник, как  никогда  не  было  страшно  в
жизни. Я тоже заражен, хотя принимал меры предосторожности.  И  я  уже  не
молод. Я протяну меньше, чем многие другие. - Его голос  звучал  устало  и
безнадежно, но Ник, к счастью, этого не слышал. -  Но  то,  что  мне  жаль
себя, мне уже не поможет.
     Соумс тяжело вылез из машины, опираясь на руку юноши.
     -  Пойдем  посидим  немного  на  скамейке,  Ник.  С   тобой   приятно
разговаривать. Думаю, тебе это уже говорили.
     Ник жестом указал в сторону тюрьмы.
     - Она никуда не денется,  -  сказал  Соумс,  -  и  им,  мне  кажется,
повезло: благодаря своей изоляции, они  скорее  всего  окажутся  в  списке
замыкающими.
     Они сели на скамейку,  и  Соумс  с  блаженным  видом  подставил  лицо
солнцу.
     - Кашель и лихорадка, - сказал он. - Лихорадка  с  десяти  вечера  до
полуночи. Потом опять кашель. Хорошо еще, что нет диарреи.
     - Вам бы лечь в постель, - написал Ник.
     - Да, было бы лучше. И я лягу в постель. Но сперва отдохну  несколько
минут. - Он прикрыл глаза, и  Ник  подумал,  что  доктор  спит.  Ник  даже
подумал, не сбегать ли в кафе за завтраком Билли и Майку.
     Но тут доктор Соумс вновь заговорил, не открывая глаз:
     - Симптомы одни и те же, - и начал  загибать  пальцы,  перечисляя:  -
Кашель. Лихорадка. Головная боль. Слабость или полная потеря  сил.  Потеря
аппетита.  Болезненное  мочеиспускание.  Воспаление  миндалин.  Воспаление
суставов. Респираторные явления и смерть.
     Он посмотрел на Ника:
     -  Все  эти  симптомы  могут  относиться  к  воспалению  легких,  или
пневмонии, или инфлуэнце. И неважно, стар пациент или молод, а также болел
ли  раньше  пневмонией.  Обычно  мы  лечим  антибиотиками,  но  здесь  они
бессильны. И пациент  быстро  или  медленно  умирает.  Помочь  невозможно.
Болезнь развивается рывками: ухудшение  -  улучшение  -  опять  ухудшение.
Кто-то где-то допустил ошибку, и теперь все они стараются все это скрыть.
     Ник  непонимающе  смотрел  на  доктора,  решив,  что  тот  бредит   в
лихорадке.
     - Звучит как параноидальный бред, верно? - шутливо посмотрел на  него
Соумс.  Я  всегда  боялся  паранойи  у  молодых...  этих  их  наушников...
компьютеров... а сейчас я понимаю, что они правы, а я  ошибался.  Жизнь  -
отличная штука, Ники, и старики иногда бывают слишком мнительны, и все  же
вот один факт: ни  один  из  телефонов  в  Шойо  не  работает.  Из  города
невозможно дозвониться  в  другой  город.  Далее,  два  выезда  из  города
перекрыты барьерами  с  табличками  "РЕМОНТ  ДОРОГИ".  Но  ремонт  там  не
ведется.  Только  барьеры.  Я  сперва  подумал,  что  эти  барьеры   легко
преодолеть, но дальше дорога перегорожена большим количеством  машин.  Все
это напоминает военную организацию. Грузовики и "джипы".
     - А другие дороги? - написал Ник.
     - Дорога на восток перекрыта. На западном выезде из города пару  дней
назад произошло автомобильное  столкновение,  и  останки  машин  никто  не
убирает. Две разбитых машины полностью блокируют дорогу.  Там  расставлено
ограждение, но нет никаких признаков присутствия полиции.
     Он помолчал и высморкался.
     - А что касается ремонтируемых дорог, то работы там ведутся, но очень
медленно. Я говорю со слов Джо Ракмена, который живет неподалеку. Я был  у
него два часа назад - осматривал заболевшего сынишку. Джо сказал, что  ему
кажется, что люди, ремонтирующие дорогу, - солдаты, хотя и одеты в рабочие
комбинезоны и приехали на обычном грузовике.
     Ник написал:
     - А как он это уз