еки всем  законам  архитектуры,  начиналась  она  сверху
вниз, и ее вершиной был сбежавший с военной базы  небезызвестный  читателю
Чарльз Кампион. Все больше цыплят попадалось в западню. Все больше больных
людей колесило по стране, неся ужасную заразу все дальше и дальше.
     Сара Брэдфорд и Анжела Дюпре  вместе  подошли  к  стоянке,  где  были
припаркованы их машины (заразив по дороге четырех или пятерых прохожих), и
разъехались  по  домам.  Сара  дома  заразила  своего  мужа,  пятерых  его
приятелей и свою дочь-подростка Саманту.  Не  посвящая  родителей  в  свои
проблемы, Саманта дрожала  от  мысли,  что  подцепила  триппер  от  своего
дружка. Так оно на самом деле и было. К ее несчастью, ничто другое  ее  не
беспокоило. На следующий день она отправилась в  бассейн  и  заразила  там
всех, кто его посещал.
     И так далее.

     9

     Они напали на него из-за угла, когда  он  шел  по  центральной  улице
города, намереваясь выйти за городскую черту и  двинуться  на  север.  Его
чувства были  несколько  притуплены  -  по-видимому,  здесь  сыграли  роль
выпитые две кружки пива, но все же он почувствовал, что что-то не так.
     Их было четверо или пятеро, Ник сражался, как  лев.  Он  сбил  с  ног
одного и расквасил нос другому. Был один или два момента, когда он мог  бы
победить, если бы удача улыбнулась ему. Его противники нервничали,  потому
что за все время он не проронил ни звука.  По-видимому,  обычно  никто  не
оказывал им столь яростного сопротивления, и они растерялись,  потому  что
не ожидали столько сил в худеньком и хлипком на вид парнишке.
     Потом один из них ударил его снизу по челюсти,  и  в  голове  у  Ника
зазвенело, будто кто-то нажал школьный звонок. Рот наполнился  кровью.  Он
отшатнулся,  и  кто-то  другой  скрутил  ему  сзади  руки.   Он   отчаянно
сопротивлялся, и ему удалось высвободить одну руку, но  тут  его  съездили
кулаком по лицу, и его правый глаз закрылся, а в голове загудело.
     Но он не сдавался. Уцелевшим глазом он  заметил  на  руке  одного  из
нападавших кастет и, не дожидаясь удара, сам лягнул человека с кастетом  в
пах. Мистер Кастет завыл от боли  и,  согнувшись  пополам,  затанцевал  на
одном месте.
     Но тут они напали на него  одновременно,  крепкие  парни  -  отличные
ребята, как они  любили  себя  называть,  и  под  их  ударами  Ник  мешком
повалился на землю. Сознание почти  покинуло  его.  Он  только  слышал  их
хриплое, тяжелое дыхание.
     Мистер Кастет выпрямился.
     - Держите его, - сказал он. - Держите его за волосы.
     Чьи-то руки  подхватили  Ника  подмышки.  Кто-то  другой  схватил  за
вьющиеся черные волосы.
     - Почему он ничего не говорит? - раздался чей-то удивленный  возглас.
- Почему он молчит, Рей?
     - Я ведь приказал тебе не называть ничьих имен, -  прикрикнул  мистер
Кастет. - Я не имею понятия, почему он молчит, и меня это  не  интересует.
Мерзавец ударил меня. Грязный негодяй, вот кто он.
     Ник увидел летящий кулак, и затем со всего размаху кастет ударил  его
по щеке.
     - Держите его, я сказал, - крикнул тот, кого называли Рей. - Вы  что,
не в состоянии все вместе удержать этого цыпленка?
     Кулак замахнулся снова,  и  нос  Ника  стал  напоминать  расплющенный
помидор. У него перехватило дыхание. Он застонал.
     - Держите его, - вопил Рей. - Держите, черт бы вас побрал!
     Еще удар - и пара зубов Ника покатилась по земле. Он  обмяк  в  руках
держащих его людей, не в силах даже стонать.
     - Рей, хватит! Ты убьешь его!
     - Держите его. Мерзавец посмел ударить меня! Я должен  отплатить  ему
за это.
     Вдруг где-то вдалеке замигал огонек.
     - О, Боже!
     - Скорее, ребята, скорее!
     Это был голос Рея, но Ник больше не видел  его  перед  собой.  Чьи-то
руки вытолкнули его на середину дороги. Огонек приближался; это были  фары
автомобиля. Ник попытался встать на ноги, но ноги  не  слушались  его.  Он
сделал несколько попыток - и понял, что это бесполезно. Что ж, пусть лучше
смерть, чем такая адская боль!
     Автомобиль затормозил в нескольких дюймах от Ника, но тот  ничего  не
почувствовал: он потерял сознание.
     Когда Ник пришел в себя, он лежал на койке, за последние три года ему
пришлось перевидать немало разных коек. Бывали и похуже,  чем  эта.  Он  с
усилием раскрыл глаза. Один из них открывался только до половины.
     Над головой он увидел серый цементный потолок. С обеих сторон - голые
белые  стены.  Осмотреться  лучше  не  позволяла  жестокая  боль  во  всех
конечностях. И все же он заметил, что стены исписаны разными  надписями  и
испещрены непристойными картинками. Он понял, где  находится:  в  тюремной
больнице.
     Опершись на локтях, он попытался спустить с койки ноги, чтобы принять
вертикальное положение. Но тут голову пронизала  невыносимая  боль,  и  он
безжизненно откинулся на подушку.
     Он не кричал, потому что был просто не в состоянии это делать.
     Отдышавшись и дождавшись,  пока  боль  утихнет,  он  решил  повторить
попытку. На этот раз он был предельно осторожен, и  ему  удалось  медленно
сесть, а затем встать на ноги. Он медленно доковылял до  двери.  Она  была
незаперта, и он выглянул в коридор. Прямо возле  двери  на  каталке  лежал
какой-то  старик.  Справа  коридор  заканчивался  дверью,   которая   была
приоткрыта. Посреди коридора стоял стол. Сидя за ним и положив  голову  на
руки, в свете настольной лампы дремал какой-то человек.
     Услышав шорох, он встал и медленно направился в сторону Ника. Это был
большой и высокий полицейский, как показалось Нику, с большим пистолетом в
кобуре  на  боку.  Приблизившись  к  юноше,  он  некоторое   время   молча
рассматривал его. Потом заговорил:
     - Когда я был подростком, мы тоже частенько  дрались,  и  я,  приходя
после этого домой, представлял  собой  довольно  жалкое  зрелище.  Но  ты,
приятель, сейчас - еще более жалкое зрелище, чем я в те годы.
     Ник подумал, что эта фраза у мужчины была заготовлена заранее.
     - Как тебя зовут, бедняга?
     Ник указал пальцем на  плотно  сжатые  губы  и  отрицательно  помотал
головой. Потом он приложил палец к губам, прикрыл его другой рукой и снова
помотал головой.
     - Что? Не можешь разговаривать? А как же нам быть  с  тобой  в  таком
случае?
     Ник начертил пальцем в воздухе воображаемую ручку.
     - Ты хочешь карандаш?
     Ник кивнул.
     - Если ты немой, почему же у тебя нет карточки, удостоверяющей это?
     Ник вздрогнул. Он  засунул  руки  в  пустые  карманы  и  вывернул  их
наизнанку, показывая мужчине в полицейской форме.
     - Тебя ограбили.
     Ник кивнул.
     Мужчина в "хаки"  повернулся  и  направился  в  свой  кабинет.  Через
секунду он вернулся, неся карандаш и блокнот.  Он  протянул  их  Нику.  На
блокноте была надпись: Принадлежит шерифу Джону Бейкеру.
     - Итак, как же тебя зовут?
     - Ник Андрос, - написал Ник.
     - Мне не приходилось слышать о тебе,  -  недоуменно  покачал  головой
Бейкер. - Ты также глухой?
     Ник кивнул.
     - Так что же с тобой произошло прошлой ночью? Док Соумс  и  его  жена
еле откачали тебя, парень.
     - Меня ограбили и побили. В миле от центра города.
     - Вообще-то это не самое  лучшее  место  для  прогулок.  Да  и  пить,
парень, тебе рановато.
     Ник протестующе замотал головой:
     - Я выпил только две кружки  пива.  Разве  за  это  нужно  бить?  Мне
двадцать два года. Я имею право.
     Бейкер удивленно воззрился на него:
     - Ты не выглядишь на свои годы. А что ты здесь делал, парень?
     - Я только путешествовал. Я не сделал ничего дурного. Я  подрабатывал
на фермах. В последний раз - у Ричарда Эллертона, в шести милях отсюда.  Я
вычистил у него конюшню. Он заплатил мне  за  неделю,  а  парни,  побившие
меня, забрали все деньги.
     - Ты уверен, что работал у Эллертона? Я ведь могу проверить! - Бейкер
вырвал листок, на котором Ник  указал  свои  имя  и  фамилию,  и,  сложив,
засунул в нагрудный карман.
     Ник кивнул.
     - Ты видел его собаку?
     Ник кивнул.
     - Какой она породы?
     Ник написал:
     - Большой доберман. Очень красивый.
     Бейкер удовлетворенно посмотрел на юношу и направился в свой кабинет.
Потом он выглянул оттуда и поманил Ника пальцем. Тот приблизился.
     - Ты хочешь есть?
     Ник покачал головой, потом сделал движение, будто он подымает  стакан
и что-то пьет.
     - Кофе? Сейчас угощу тебя. С сахаром и сливками?
     Ник отрицательно покачал головой.
     - Что ж, пойдем.
     Они шли, и Бейкер без умолку болтал, но Ник думал о своем, не понимая
смысла сказанных слов. Шериф завел юношу в кабинет  и  налил  из  высокого
термоса чашку крепкого черного кофе. На столе лежал  сверток,  в  котором,
очевидно, Бейкер принес из дома завтрак. Ник  отпил  кофе.  Напиток  обжег
рот, но ему сразу стало лучше.
     Он дотронулся до плеча Бейкера, и, когда тот оглянулся, Ник указал на
кофе, потом на свой живот и благодарно сжал руки.
     Бейкер улыбнулся.
     - Ты хочешь сказать, что кофе  хорош?  Моя  жена  Джейн  -  мастерица
варить  кофе.  -  Он  очистил  яйцо  и  отправил  его  в  рот,   тщательно
пережевывая, затем указал вилкой на Ника.  -  С  тобой  интересно.  Как  в
пантомиме. Ты все показываешь очень понятно.
     Ник сделал рукой неопределенный жест.
     - Я не стану задерживать тебя, - продолжал Бейкер, -  и  вот  почему.
Мне совершенно ясно, что не  ты  затеял  драку.  Но  может  быть,  ты  сам
захочешь задержаться? Я имею в виду, может быть, мы сумеем поймать  ребят,
так обошедшихся с тобой. Твой ход?
     Ник кивнул и написал:
     - Вы думаете, я смогу получить у них назад свои деньги?
     - Наверняка сказать трудно, - задумчиво ответил Бейкер.  -  Я  только
шериф, парень. Но попытаться стоит. Сколько их было?
     Ник показал сперва четыре пальца, потом, подумав, поднял и пятый.
     - Ты мог бы узнать кого-нибудь из них?
     Ник поднял один палец и написал:
     - Большого блондина. Наверное, вашего роста. Серая рубашка и  джинсы.
Кастет. Он избивал меня.
     Когда Бейкер прочитал это, его лицо изменилось. На  нем  теперь  была
написана только ярость. Ник, решивший, что ярость направлена против  него,
сжался в комочек на стуле.
     - Боже правый, - сказал Бейкер. - Ты уверен насчет кастета?
     Ник закивал.
     - А больше ты ничего не заметил?
     Ник задумался, потом приписал:
     - На его шее болтался огрызок галстука.
     Бейкер прочитал написанное Ником.
     - Это Рей Буз, - сказал он. - Мой зять. Спасибо,  парень.  Он  плохой
актер, и Дженни знает это. Он не раз бил ее, еще когда они были детьми. И,
хотя они брат и сестра, я думаю, не стоит мне обращать на это внимания.
     Ник, пораженный его словами, смотрел в пол. Прошло  несколько  долгих
минут, потом Бейкер потряс Ника за плечо, призывая посмотреть на него:
     - Ну что, попробуешь? Попробуешь выступить в суде против  Рея  и  его
дружков? Ты нанес им какие-нибудь увечья?
     - Пару раз стукнул этого Рея по носу, - написал Ник.
     - Обычно Рей якшается с Винсом Хоганом, Билли  Уорнером,  а  также  с
Майком Чилдрессом, - сказал Бейкер. -  Я  могу  поймать  Винса  наедине  и
расколоть его. Потом, имея на руках его показания, я бы принялся за  Билли
и Майка. - Он немного подумал. - Словом, мы могли бы провернуть это,  если
бы ты захотел. Но нужно все хорошо продумать, потому  что  ты  -  чужак  в
наших краях, а они - свои. Если им удастся выкрутиться, они придут по твою
душу.
     Ник представил себе это. От одного предложения, что  он  вновь  будет
безжалостно избит, ему стало не по себе. И все же он  решился.  На  чистом
листке в блокноте он написал всего два слова:
     - Давайте попробуем.
     Бейкер вздохнул и кивнул.
     - Ладно. Винс Хоган работает недалеко отсюда... впрочем,  не  в  этом
дело. Мы подъедем к нему на работу в пять, и, желательно, вместе с  тобой.
Возможно, застав Винса врасплох, мы расколем его.
     Ник кивнул.
     - Как твой рот? Док Соумс наложил несколько швов и  предупредил,  что
несколько дней будет болеть.
     Ник вновь кивнул и поморщился.
     - Я достану их. Они... - Бейкер замолчал и добавил. -  Что  ж,  добро
пожаловать в Арканзас, дружок.
     Он достал из кармана какие-то таблетки и протянул их  и  стакан  воды
Нику. Это было обезбаливающее лекарство. Лекарство, с помощью которого Ник
должен был кое-как дотянуть до конца дня.

     10

     Ларри проснулся с ощущением, что находится где-то не там, где  должен
был бы находиться.
     Он лежал на кровати, покоясь головой на подушке. Рядом была еще  одна
подушка. Откуда-то доносился запах жареной ветчины. Он сел  и  выглянул  в
окно. Занимался очередной серый нью-йоркский  день.  Первой  мыслью  Ларри
было, что вчера они с Беркерли что-то натворили ночью. Потом  воспоминания
о прошедшей ночи начали проясняться, и он понял, что встречался вовсе не с
Беркерли, а с Фордхемом. Он находился на  втором  этаже  дома  на  Тремонт
Авеню, а мать его, наверное, удивлялась, где  же  это  он  провел  прошлую
ночь. Интересно, позвонил он ей, чтобы предупредить, или нет?
     Он спустил ноги с кровати  и  нащупал  в  кармане  брюк  мятую  пачку
"Винстона" с единственной оставшейся в ней сигаретой. Ларри прикурил ее, и
во рту стало еще более мерзко. Запах  ветчины  из  кухни  все  усиливался,
доводя Ларри до дурноты.
     Девчонку звали Мария, и она, как она сказала... кто?  Бог  ее  знает,
кто она по профессии, но в постели - просто гений. Если  ему  не  изменяет
память, ему не пришлось долго уговаривать ее. Она немного  удивилась,  что
он  -  тот  самый  Ларри  Андервуд.  А  что,  если  им  поискать   магазин
грампластинок и купить запись "Детки"?
     Ларри тихо чертыхнулся и попытался восстановить от начала и до  конца
картину вчерашних подвигов.
     Его мать ушла на работу, и он проснулся  в  пустой  квартире,  но  на
столе обнаружил записку:

     "Ларри!
     4 июля состоится большой бейсбольный матч. Если у тебя  нет  на  этот
день других планов, почему бы тебе не пригласить свою мать на  стадион?  Я
куплю пива и сосисок. В холодильнике яйца и  колбаса.  Позаботься  о  себе
сам". Далее следовал типичный для Элис Андервуд постскриптум: "Большинство
ребят, с которыми ты когда-то балбесничал,  переехали,  но,  мне  кажется,
Бадди Маркс работает в полиграфическом магазине на Стрикер Авеню".

     Подобного  послания  было  вполне  достаточно,   чтобы   вывести   из
равновесия любого. Ни "дорогой" перед его именем.  Ни  "с  любовью"  перед
подписью. Она не верила в словесные излияния. Свидетельством ее любви  был
холодильник. Когда он навещал ее, она всегда готовила его  любимые  блюда.
Ее память насчет его вкусов была просто  невероятной.  Готовила  она  тоже
мастерски.
     Все еще припоминая подробности  дня,  он  направился  в  ванную  и  с
ожесточением принялся чистить зубы "Пепсодентом".
     Потом некоторое время он рассматривал разные безделушки на полочке  в
ванной, не выпуская из рук тюбик с зубной пастой и обдумывая манеру матери
писать записки.
     Вошла его ночная подруга, одетая в розовый  нейлоновый  пеньюар,  под
которым больше ничего не было.
     - Привет, Ларри! - сказала она. Она  была  миниатюрной  и  напоминала
фигурой Сандру Ли.
     - Привет! - ответил Ларри. Он  вышел  из  ванной  и,  обнаружив  свою
одежду сваленной в кучу возле кровати, начал одеваться.
     - У меня есть кое-что, что ты мог бы надеть.  И  тогда  мы  могли  бы
позавтракать. Яичница с ветчиной.
     Яичница с ветчиной? В желудке у Ларри мерзко заурчало.
     - Нет, милочка. Мне нужно бежать. Я должен кое с кем встретиться.
     - Брось, ты ведь не можешь вот так убежать от меня!..
     - Это на самом деле важно.
     - Что ж, я тоже должна быть важна тебе! - Она начинала сердиться.  От
ее голоса у Ларри сильнее разболелась голова.
     - Ты слишком явно демонстрируешь свой бронкский диалект, - сказал он,
желая уязвить девушку.
     - Как прикажешь это понимать? - Она уперла  руки  о  бедра,  и  в  ее
голосе зазвучали стальные нотки. От неожиданности Ларри  был  вынужден  на
шаг отступить. - А что, цвет моей кожи стал черным, если я из Бронкса? Что
ты имеешь против Бронкса? Ты что, расист?
     - Ничего я не имею против, -  устало  сказал  он.  -  Послушай,  этот
кто-то, с кем я должен встретиться, - моя мать. Я приехал в город два  дня
назад и не позвонил ей вчера вечером, что не приду ночевать... или звонил?
- с надеждой спросил он.
     - Ты никому не звонил, - отрезала она. - Что-то не верится, что  дело
в твоей матери.
     Он медленно вернулся к кровати.
     -  И  тем  не  менее  это  так.  Она  уже  в  возрасте,  но  все  еще
подрабатывает. Мне кажется, сейчас она работает уборщицей.
     - МНЕ кажется, что ты -  не  тот  Ларри  Андервуд,  который  поет  на
пластинке.
     - Если не хочешь, можешь не верить. Я должен бежать.
     - Ты гнусный мерзавец! - накинулась она на Ларри. - Что прикажешь мне
делать со всей этой яичницей, которую я нажарила?
     - Выброси в окно, - посоветовал Ларри.
     Она издала звериный вопль и швырнула в него журналом.  Журнал  угодил
точно в голову Ларри. Больно не было, но потом он почувствовал  струящуюся
по виску кровь.
     Это привело его в ярость. Схватив журнал в руки, он крикнул:
     - Сейчас я размозжу тебе этим голову, а потом заставлю сожрать!
     Она разрыдалась:
     - Конечно! А почему бы и нет? Ты  ведь  большая  знаменитость.  И  ты
торопишься! Я думала, ты славный мальчик, но ты оказался совсем не славным
мальчиком.
     Боже правый, подумал Ларри. Так и с ума недолго сойти!
     - Мне нужно идти, - примирительно сказал он. Его белый  пиджак  висел
на спинке кровати. Он взял его и перекинул через плечо.
     - Нет, ты не славный мальчик! -  кричала  она  ему  вслед,  когда  он
проходил через гостиную. - Я пошла с тобой только потому, что ты показался
мне славным!
     Он оглянулся. Она стояла в дверном проеме, растрепанная.  На  ноге  у
нее Ларри заметил царапину, которую  она,  вероятно,  заработала,  сбривая
волосы на ногах.

     Он должен был пообещать ей это, но вместо этого его губы скривились в
дурацкой усмешке, и он процедил:
     - Ты пахнешь потом!
     Она застыла от возмущения, и это  дало  возможность  Ларри  быстро  и
беспрепятственно сбежать по ступенькам. Уже у подножья лестницы он услышал
ее безумные вопли:
     - Ты - не милый мальчик! Ты...
     Он хлопнул входной дверью и выскочил на улицу,  немедленно  окутавшую
его вязким и жарким воздухом, наполненным ароматами  весенних  деревьев  и
выхлопных газов. Но после запаха комнаты Марии  эти  запахи  были  подобны
лучшим духам в мире. Как хорошо, что он удрал оттуда! Было бы безумием...
     Над его головой распахнулось и треснуло окно, и он точно знал, что за
этим последует.
     - Что б ты сдох! - донеслось сверху. - Что б ты попал под трамвай! Ты
не певец! Ты импотент, и с тобой нечего делать в постели! Ты кретин!  Лови
же, болван! Отнеси это своей мамочке!
     Из окна вылетела бутылка с молоком и, подобно бомбе,  взорвалась  при
ударе об асфальт, расколовшись при этом  на  мелкие  кусочки.  Ларри  едва
успел уклониться. За молоком последовала бутылка виски и, наконец,  полная
сковорода яичницы с ветчиной.
     Ларри бросился наутек. Этому безумию, казалось, не будет конца. Вслед
ему несся торжествующий вопль с явными интонациями Бронкса:
     - ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ В ЗАД, КРЕТИН!
     Ларри завернул за угол и только здесь  смог  немного  отдышаться.  Он
вдруг рассмеялся, находясь почти на грани истерики.
     - Ну  что,  дружок,  неплохо  для  начала?  -  спросил  он  себя,  не
подозревая, что говорит вслух. - Да, парень,  ты  силен!  Отличная  сцена!
Лучше  не  повторять  такое,  дружок.  -  Он  вдруг   понял,   что   вслух
разговаривает с самим  собой,  и  очередной  приступ  смеха  заставил  его
согнуться пополам. В животе заныло.
     Ты не славный мальчи