ц, - сказал он. - Мне кажется,  вы  правы.
Это только... антракт.
     - Весьма метко сказано. Хорошо сказано.  Если  вы  не  возражаете,  я
вернусь к моей картине.
     - Как угодно?
     - Вы видели еще собак? - спросил Бейтман, указывая на лежащего  рядом
Коджака.
     - Нет.
     - Я тоже нет. Вы -  единственный  человек,  которого  я  встретил,  а
Коджак - единственная собака.
     - Если выжил он, значит, есть и другие.
     - Звучит безапелляционно, но ненаучно, - пошутил Бейтман. - К  какому
типу американцев относитесь вы? Покажите мне еще одну собаку -  желательно
суку - и я соглашусь с вашим тезисом, что где-нибудь есть  третья.  Но  не
стоит, показывая на одну, утверждать, что существуют другие.
     - Я видел коров, - задумчиво пробормотал Стью.
     - Коров, да, и оленей. А вот все лошади умерли.
     - Кажется, вы правы, - согласился  Стью.  Он  действительно  встретил
несколько дохлых лошадей. - И почему же так происходит?
     -  Не  имею  представления.  Все  мы  не  раз  болели  респираторными
заболеваниями, а эта болезнь, несомненно, носит респираторный характер. Но
думаю, что дело не только в этом. Заболевают люди, собаки и лошади. Коровы
и олени - нет. А крысы на  время  исчезают,  но  скорор,  видимо  появятся
снова. Повсюду  кошки,  полчища  кошек,  и  еще,  как  я  успел  заметить,
насекомые прекрасно себя чувствуют - москиты,  мухи,  пчелы.  Все  это  не
укладывается в логические рамки. Это безумие.
     - Пожалуй, - кивнул Стью и сделал глоток. В голове приятно зашумело.
     - Мы можем наблюдать  интересные  изменения  в  экологии,  -  говорил
Бейтман, пытаясь  изобразить  Коджака  на  фоне  рощи  и  делая  при  этом
нелепейшие мазки. - Остается только понять, сможет ли Хомо Сапиенс в  этих
условиях распродуцировать себя. И найдет ли суку Коджак? И  станет  ли  он
отцом? И так далее...
     - Боже, я думал, что он не способен...
     - Мне кажется, вы все же правы, - оторвался  от  рисунка  Бейтман.  -
Где-то есть другие люди, другие лошади, другие собаки. И все же целый  ряд
животных вымер навсегда. Да и с людьми большой вопрос.
     - Что вы имеете в виду?
     - Есть две возможности, - сказал Бейтман. - Только две. Первая, что у
родившихся детей будет отсутствовать иммунитет.
     - То есть они умрут, едва родившись?
     - Да, сразу, или почти сразу. Есть также не очень приятная, но вполне
возможная  случайность,  что  все  мы,  уцелевшие  от   эмидемии,   теперь
бесплодны.
     - Это безумие, - сказал Стью.
     - Но все же это возможно.
     - Но если будущие матери имеют иммунитет...
     - В некоторых  случаях  дети  действительно  наследуют  иммунитет  от
матерей, но не всегда. Вы не можете этого  отрицать.  И  поэтому,  будущее
этих пока не родившихся детей представляется мне весьма туманным. Да, у их
матерей  есть  необходимый  иммунитет,  но  статистика  подсказывает,  что
большинство отцов этих детей сейчас уже мертвы.
     - Но есть и другая возможность?
     - Да. Мы можем закончить этот разрушительный процесс, -  тихо  сказал
Бейтман.  -  Человек  -  животное  социальное,  но  социум  подвержен  как
прогрессу, так и регрессу. Пойдя по пути  регресса,  мы  скоро  перестанем
быть людьми.
     - Вы действительно так думаете? - недоверчиво спросил Стью.
     - Конечно, - Бейтман цепко посмотрел на Стью и улыбнулся. - Позвольте
обрисовать  вам  гипотетическую  ситуацию,  мистер   Стьюарт   Редмен   из
Восточного Техаса. Представим, сто мы  имем  Содружество  А  в  Бостоне  и
Содружество В в Ютике.  Им  известно  о  существовании  друг  друга  и  об
условиях  в  лагере  проживания  каждого  их  них.   Общество   А   хорошо
организовано, оно не терпит нужды, потому  что  парни  из  этого  Общества
умеют обращаться с механизмами и оборудованием предприятий, которые  могут
помочь им возродиться вновь.  Наиболее  знающие  учат  менее  образованную
часть сообщества. Так  обстоит  ситуация  в  Бостоне,  Почти  идиллическая
картинка. Никаких течений. Никаких расовых проблем. Никакой  преступности.
Никаких денежных или бартерных проблем,  потому  что  все  или  почти  все
принадлежит  всем.  Говоря   языком   социологии,   естественный   вариант
коммунистического общества. Никакого диктата, потому что отсутствует почва
для диктата. Теперь обратимся в Содружеству В в Ютике. Ни одно предприятие
не работает. Все инженеры мертвы. Для того, чтобы непосвященным  научиться
работать с оборудованием, требуется много  времени.  Образно  говоря,  они
мерзнут по ночам (а зима близко), они  голодны,  они  несчастны.  Приходит
сильный человек. Они  с  радостью  бросаются  ему  навстречу,  потому  что
замерзли и хотят есть.  Они  надеются,  что  ОН  решит  все  их  проблемы.
Позволяют ЕМУ принимать решения.  И,  конечно  же,  ОН  принимает  их.  Он
посылает кого-нибудь  в  Бостон  за  опытом.  Не  пришлют  ли  из  Бостона
специалистов, чтобы помочь бедной  отсталой  Ютике?  Ведь  скоро  начнется
суровая зима. Как, по-вашему, поступят члены Содружества А?
     - Пошлют своих парней на помощь?
     -  О  Боже,   конечно,   НЕТ!   В   перенесшим   суперинфляцию   мире
технологическое  "ноу-хау"  будет  цениться  на  вес   золота.   Потому-то
Содружество А богато, а Содружество  В  бедно.  И  что  же  станет  делать
Содружество В?
     - Думаю, что двинется на юг, - улыбаясь, ответил Стью. - Может  быть,
даже в Восточный Техас.
     - Возможно. Возможно и другое: они  попытаются  уничтожить  население
Бостона с помощью оружия.
     - Верно, - сказал Стью. - Они не могут запустить свои заводы, но в их
распоряжении ядерный арсенал в Бинтауне.
     Бейтман сказал:
     - Если бы это был я, я бы не  связывался  с  ядерным  оружием.  Я  бы
просто высадил в Бостоне вооруженный десант и перебил всех по одному.  Как
думаете, получилось бы?
     - Кто его знает!
     - Даже если бы не получилось, получилось  бы  в  другой  раз.  Вокруг
скопилось много оружия. Оно буквально валяется под ногами. И  потом,  если
бы даже оба содружества были равны в интеллектуальном  отношении,  нашлись
бы другие причины -  религиозного,  территориального  или  идеологического
характера. Боюсь, что в любом случае столкновение неизбежно.
     Воцарилась долгая тишина. Вдалеке, где-то  в  лесу  возбужденно  лаял
Коджак. Жаркое полученное солнце начинало клониться на запад.
     - Знаете, -  сказал  наконец  Бейтман,  -  я,  в  сущности,  искрений
человек. Наверное, я чрезмерно болтлив, и плохой художник, как вы не могли
не заметить, и весьма эксцентричен по натуре, но я  неплохой  и  искренний
человек.
     Старик все говорил, но Стью больше не слышал его. Он  вновь  и  вновь
переживал нарисованную Бейтманом картинку взаимоотношений между уцелевшими
от страшной болезни. И почему-то ему представлялся  красноглазый  человек,
стоящий спиной к заходящему солнцу и беспокойно вглядывающийся  в  восток.
Он проснулся незадолго до  полуночи  от  собственного  крика.  В  соседней
комнате, равномерно всхрапывая, преспокойно спал Глей Бейтман. На  пороге,
положив голову на лапы, дремал Кодлжак. Лунный свет, проникая в  окно,  до
неестественного ярко освещал комнату.
     Оперевшись на локоть, Стью  другой  рукой  прикрыл  глаза,  не  желая
вспоминать разбудивший его сон.
     Он снова был в Стовингтоне. Элдер был  мертв.  Все  были  мертвы.  По
больничному корпусу гуляло эхо. Он один был жив, и ему никак не  удавалось
найти выход. Сперва он старался не впадать  в  панику.  ИДИ  СПОКОЙНО,  НЕ
БЕГИ, говорил он себе, повторяя  эти  слова  снова  и  снова,  но  не  мог
сдержаться. Его  шаги  все  убыстрялись,  и  он  почти  бежал,  беспокойно
оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что за  ним  нет  ничего,  кроме
эха.
     Он пробегал мимо дверей кабинетов с  табличками,  указывающими,  кому
принадлежат эти кабинеты.  Мимо  перевязочной.  Мимо  ординаторской.  Мимо
трупа медсестры в расстегнутом белом халате.
     Быстрее, быстрее...  Его  ноги  скользили  по  блестящему  линолеуму.
Таблички. РАДИОЛОГИЯ, и КОРИДОР, и ЛАБОРАТОРИЯ, и НЕ ВХОДИТЬ  БЕЗ  ВЫЗОВА.
Вот он уже в другой части корпуса - здесь ему еще не  приходилось  бывать.
Вдоль стен коридора - вереница  трупов.  Кровь.  Эти  люди  умерли  не  от
болезни. Их убили. Стью видел травмированные тела  и  следы  ран.  Из  тел
некоторых торчали хирургические  инструменты.  В  мертвых  глазах  застыла
боль.
     Он оказался  у  двери  лифта.  В  дальнем  конце  коридора  виднелись
какие-то  двери.  Мелькали   красноватые   вспышки.   Светились   надписи:
КРЕМАТОРИЙ, ЛАЗЕРНОЕ ХРАНИЛИЩЕ, БАКТЕРИОЛОГИЧЕСКАЯ  ЛАБОРАТОРИЯ.  И  вдруг
среди этих надписей мелькнула долгожданная - ВЫХОД.
     Стью завернул за угол и увидел открытую дверь. На дворе стояла темная
безлунная ночь. Стью шагнул  за  порог,  переступив  через  загораживающий
выход труп мужчины в джинсах и форменной куртке. Внезапно перед ним возник
какой-то человек, темнокожий, с ярко-красными глазами. В них чувствовалось
полное бездушие, сдобренное  чувством  юмора.  Будто  перед  Стью  был  не
человек, а призрак.
     Темнокожий человек вытянул вперед руки, и Стью  увидел,  что  они  по
локоть обагрены кровью.
     - Небеса и земля, - раздался свистящий шепот темнокожего. -  Вот  то,
что осталось от неба и земли.
     И тут Стью проснулся.
     В коридоре постанывал, взлаивал и дергал ногами во сне  Коджак.  Стью
подумал, что даже собака спит. Что ж, ей тоже, вероятно,  снятся  какие-то
кошмары. Не стоит обращать внимания на дурные сны.
     И все же он еще очень долго не мог уснуть снова.

     35

     Первая вспышка эпидемии пошла на  убыль,  но  на  смену  ему  явилась
вторая, продолжавшаяся около двух недель. Эта вспышка  нанесла  наибольший
урон сверхразвитым странам, - таким, как Штаты. В остальных регионах  типа
Перу или Сенегал ее последствия были менее значительными. Эта новая  волна
забрала жизни 16% уцелевших в соединенных Штатах, в Перу же - не более 3%.
Она не получила никакого  определенного  названия,  потому  что  не  имела
постоянных симптомов. Социологи вроде Глена Бейтмана могли бы  назвать  ее
"естественной смертью". С позиций дарвинизма, это было последней каплей  -
наиболее неприятной из всех возможных.
     Сэму Тауберу было пять с половиной лет. 24 июня его мать скончалась в
больнице Марфрисборо, штат Джорджия. 25 июня умерли его отец и  двухлетняя
сестренка Эприл. 27 июня за ними последовал старший  брат  Майк,  оставляя
Сэма одного-одинешенька.
     Со смертью матери Сэм пребывал в шоке. Он бесцельно бродил по  улицам
Морфрисборо,  сто-то  ел,  когда  бывал  голоден,  иногда  плакал.   Через
некоторое время он перестал плакать, потому что много плакать  плохо.  Это
не помогает вернуть умерших людей. Ночью ему мерещились кошмары, в которых
папа, и Эприл, и Майк умирали снова и снова; он видел их искаженные  мукой
лица и слушал ужасные сдавленные звуки, вырывающиеся из груди.
     2 июля, в десять утра,  Сэм  предавался  мечтам  на  лесной  лужайке,
усыпанной земляникой, неподалеку от дома Хетти Рейнольдс. Он блуждал между
кустиками и задумчиво отправлял в ром  пригоршню  за  пригоршней  душистые
ягоды.  Вокруг  жужжали  озабоченные   пчелы.   Внезапно   ноги   мальчика
провалились куда-то  в  пустоту,  и  он,  пролетев  вниз  двадцать  футов,
оказался в поросшей травой волчьей норе. Он умер  спустя  двадцать  часов,
как от страха, так и от голода и жажды.
     Ирма Файетти жила в Лоди, штат  Калифорния.  Она  была  старой  девой
шестидесяти четырех лет, панически боявшаяся изнасилования. Вся ее  жизнь,
начиная с 23 июня, стала одним сплошным кошмаром, когда в городе перестали
функционировать органы юстиции и полиции. У Ирмы был  небольшой  домик  на
окраине; до 1985 года она жила там с матерью,  скончавшейся  от  инфаркта.
Когда в городе начались грабежи, и на улицах все чаще звучали выстрелы,  а
под окнами каждый вечер раздавались вопли подвыпивших мужчин, Ирма заперла
все двери на замки и спустилась с погреб.  С  тех  пор  она  лишь  изредка
подымалась наверх, стараясь не шуметь,  и  пополняла  истощившиеся  запасы
едой. Ирма не любила людей. Если бы на земле все, кроме  нее,  умерли,  ее
счастье было бы безграничным. Но пока что ей не везло. Только вчера, когда
она всерьез начала надеяться, что в Лоди, кроме нее, никого  не  осталось,
она увидела в окно пьяного хиппи, бредущего по улице с  бутылкой  в  руке.
Его длинные  нечесанные  волосы  прикрывали  плечи.  Из  оттопыривающегося
кармана потрепанных джинсов торчал пистолет. Ирма в страхе  спряталась  за
штору, надеясь, что он ее не заметит, на цыпочках бросилась  на  чердак  и
там забаррикадировалась.
     Нет, еще не все умерли. Если остался один хиппи, должны быть и другие
хиппи. И все они, конечно же, насильники. Все они  стремятся  изнасиловать
ЕЕ. Рано или поздно, они найдут ее и изнасилуют.
     Наутро она пошла у чулан и под грудой всякого хлама разыскала  старое
ружье своего отца. Она не будет больше прятаться, как мышь в норке. Теперь
она вооружена. Пусть насильники трепещут!
     В полдень она вышла на веранду, села на скамейку и  принялась  читать
газету. Ружье Ирма положила рядом.
     В два часа возле дома показался какой-то блондин. Он  был  так  пьян,
что едва стоял на ногах. Внезапно он увидел Ирму, и его глаза вспыхнули от
радости: наконец-то ему попалась "какая-нибудь киска".
     - Эй, детка! - окликнул он Ирму. - Здесь только ты и я!! Сколько... -
Внезапно его лицо исказил ужас: он увидел в руках Ирмы ружье.
     - Эй, послушай, убери эту штуку... она стреляет? ЭЙ...
     Ирма спустила  курок.  Старое,  давно  никем  неиспользованное  ружье
взорвалось у нее в руках, мгновенно убив ее.
     Не велика потеря.
     Миссис Эйлин  Драммонд  из  Клевистона,  штат  Фолрида,  до  чертиков
напилась 2 июнля на похоронах Купера.  Она  хотела  напиться,  потому  что
пьяная она не сможет думать  о  своей  семье.  Накануне  она  нашла  пачку
сигарет с марихуаной и просидела полдня в гостиной, покуривая  сигареты  и
рыдая над фотографиями из старого семейного альбома.
     Итак, в обед  она  выпила  бутылку  виски,  затем  приняла  душ  и  с
сигаретой улеглась в постель. Через  несколько  минут  она  крепко  спала.
Сигарета, дымясь, выпала  из  пальцев,  и  вскоре  весь  дом  был  охвачен
пламенем. Дул сильный ветер, и пожар перекинулся на соседний дом.  Сгорела
половина Клевистона. Тоже не велика потеря.
     Артур Стимсон жил в Рено, штат Невада. В полдень 29 июня, поплавав  в
озере  Тахоэ  на  берегу,  он  наступил  на  ржавый  гвоздь.  Образовалась
гангрена. Артур сам поставил себе диагноз и попытался  ампутировать  ногу.
Во время операции он умер от шока и потери крови.
     С Сванвилле, штат Мэн, десятилетняя  девочка  по  имени  Кэнди  Моран
упала с велосипеда и умерла от перелома позвоночника.
     Мильтон Краслоу, владелец ранчо в Нью Мехико, был  укушен  гадюкой  и
умер спустя полчаса.
     В  Мильтауне  штат  Кентукки,  Джуди  Хортон  была  в   восторге   от
происходящего. Она была хорошенькой  девушкой  семнадцати  лет.  Два  года
назад  она  совершила  две  серьезные  ошибки:  забеременела  и  позволила
родителям  настоять  на  замужестве  с  тощим  студентом  -  очкариком  из
университета.
     Суперэпидемия  помогла  решить  все  проблемы.  Ее  родители  умерли,
малютка-сын умер (его ей было немного жаль, хотя  через  пару  дней  Джужи
напрочь забыла, что у нее был ребенок), родители очкарика умерли, затем за
ними последовал и сам очкарик. Джуди  получила  долгожданную  свободу.  Ей
даже в голову не приходило, что она тоже  может  умереть;  вот  она  и  не
умерла.
     Они жили в большом особняке в центре Мильтауна. Несмотря на  то,  что
уже три в городе  бесчинствовали  мародеры,  на  их  улице  все  еще  было
спокойно. Муж и сын умерли  дома,  поэтому  Джуди,  не  желая  возиться  с
землей, не стала хоронить их, а просто отнесла трупы в подвал  и  положила
на ледник. Ежедневно проведывая их,  она  видела,  что  тела  не  начинают
разлагаться. Подводов для волнений - никаких.
     2 июля Джуди,  как  обычно,  спустилась  в  подвал,  забыв  подпереть
колышком двери. Сильным сквозняком дверь  закрыло,  и  защелкнулся  замок.
Ключса не было тоже. В подвале, возможно было не настолько холодно,  чтобы
замерзнуть, но и не настолько тепло, чтобы жить. Джуди  Хортон  умерла,  в
конце концов, в компании нелюбимых мужа и сына.
     Джим  Ли  из  Хэттисбуртга,  штат   Миссиссипи,   попытался   сменить
перегоревшие пробки и умер, убитый током.
     Ричард Хоггинс, молодой негр, всю свою жизнь прожил в Детройне,  штат
Мичсиган. Все его друзья и родные  умерли  от  суперинфаркта,  остался  он
один.
     В тот яркий летний день он сидел  на  тротуаре,  потягивая  прямо  из
бутылки теплую минералку и думая об Элли Мак-Фарлан и сплетнях, которые  о
ней распускают. Об Элли - и о запасе героина, который  он  хранил  дома  в
потайном месте.
     Героин победил.  Риччи  заторопился  домой.  Там  он  трясущимися  от
нетерпения руками приготовил шприц и  сделал  себе  инъекцию.  Его  всегда
удивляло, как быстро действует это зелье. Спустя несколько минут он был не
в силах даже  пошевелить  головой.  Подхваченный  потоками  крови,  героин
мгновенно проник во все органы - и Риччи без сил свалился прямо на пол. Он
умер шесть минут спустя.
     И это тоже не велика потеря.

     36

     Ллойд Хеннрейд сидел в тюрьме.
     Вчера  умер  его  сокамерник  Траск,  и  теперь  перед  Лойдом   была
неразрешимая проблема. С одной стороны,  ему  хотелось  есть,  потому  что
тюремщики, очевидно, давно умерли,  так  как  вот  уже  пять  дней  им  не
приносили никакой еды. С другой стороны, он не  мог  заставить  себя  есть
мертвечину. Он старался отодвинуться от  трупа  Траска  подальше,  но  его
неудержимо  тянуло  к  телу  бедняги.  За  этим  занятием  его  и   застал
раздавшиеся где-то в коридоре шаги.
     Первым порывом Ллойда было закричать, привлечь к себе внимание, но он
тут же изменил намерение. Никто не знает, чьи это шаги.  Безопаснее  будет
затаиться и переждать, пока шаги стихнут.
     Шаги звучали все громче... вот они замерли у двери его камеры.
     Ллойд поднял глаза и увидел темное лицо Рэндалла Флэга.
     - О-о-о!  -  удивленно  протянул  Флэгг  и  отступил  на  шаг.  Ллойд
застонал, попытался встать на ноги, но упал и начал плакать от бессилия. -
Все в порядке, - успокаивающе сказал Флэгг. - Эй, парень, все в порядке.
     - Ты бы не мог выпустить меня? -  всхлипывая,  пробормотал  Ллойд.  -
Пожалуйста,  выпусти  меня!  Я  не  хочу  умирать,  я  боюсь,  пожалуйста,
мистер!..
     - Бедняга! Ты похож на кандидата для съемок в Дахау.
     Несмотря на звучащую в голосе Флэгга симпатию, Ллойд  боялся  поднять
глаза. Ему казалось, что если он вновь посмотрит на это  лицо,  то  умрет.
Это было лицо дьявола.
     - Пожалуйста! - бормотал он. - Пожалуйста, выпустите меня!  Я  умираю
от голода!
     - И сколько же ты находишься здесь, дружок?
     - Не знаю, - прошептал Ллойд, закрывая глаза руками. - Долго.  -  Как
же случилось, что ты до сих пор не умер?
     - Не знаю...
     - Не потому ли, что съел несколько кусочков  ляжки  того  парня,  что
валяется рядом?
     - Что? - заверещал Ллойд. - Что?! Нет! Боже, нет! Как вы могли  такое
подумать? Мистер, мистер, пожалуйста...
     - Его левая нога показалась мне несколько короче правой, вот  и  все,
дружок.
     - Я здесь не при чем, - прошептал Ллойд. Он весь дрожал.
     - Как тебя зовут?
     - Ллойд Хенрейд.
     Ллойд попытался что-нибудь прибавить, но в мозгах был полный хаос. Он
боялся, что его могут приговорить  к  электрическому  стулу,  но  то,  что
происходило сейчас, было пострашней.
     - Посмотри на меня, Ллойд!
     - Нет, - прошептал Ллойд, крепко зажмурившись.
     - Почему нет?
     - Потому что...
     - Продолжай.
     - Потому, что мне кажется, что вы не настоящий, - прошептал Ллойд.