нал?
     Вставая, Соумс сказал:
     - Просто рабочие редко отдают друг другу честь.
     Ник тоже встал.
     - А грунтовые дороги?
     - Не знаю. Возможно, - Соумс кивнул. - Но я врач,  а  не  герой.  Джо
сказал, что на сидении в грузовике он видел  винтовки.  Военного  образца.
Если кто-то попытается выехать из Шойо по грунтовой дороге - мало  ли  что
может случиться? А если они заметят? Да и что там, за  пределами  Шойо?  Я
повторяю, кто-то допустил ошибку, и сейчас ее стараются  скрыть.  Безумие.
Безумие. Конечно, долго они это держать в секрете  не  смогут,  и  новость
распространится. Интересно, сколько людей умрет к тому времени?
     Ник испуганно смотрел, как доктор Соумс, пошатываясь, направляется  к
своей машине.
     - А ты, Ник, - спросил вдруг Соумс. - Как ты чувствуешь себя?  Озноб?
Кашель? Насморк?
     Ник при каждом симптоме отрицательно качал головой.
     - Ты будешь пытаться выбраться из города? Мне  кажется,  ты  сможешь,
если пойдешь через поля.
     Ник отрицательно покачал головой и написал:
     - Там сидят запертые люди. Я не могу их бросить. Винсент Хоган болен,
но двое других в порядке. Я принесу  им  завтрак  и  схожу  проведаю  мисс
Бейкер.
     - Ты разумный мальчик, - сказал Соумс. - Это редкость.  Парень  твоих
лет и такой рассудительный - это большая редкость. Она  оценит  это,  Ник.
Знаешь, настоятеля нашей методистской церкви тоже остановили. Наверное, он
не смог никуда дозвониться  и  решил  уехать.  Будь  осторожен  со  своими
подопечными, ладно?
     Ник кивнул.
     - Хорошо. Я постараюсь в обед приехать проведать тебя.
     С этими словами машина доктора тронулась с места. Ник, встревоженный,
смотрел ей вслед и пошел в сторону кафе. Почему-то в  зале  работал  всего
один официант, и Нику долго пришлось ждать  заказ.  Когда  он  вернулся  в
тюрьму, Билли и Майк были здорово напуганы. Винс Хоган лежал без сознания,
и к шести вечера он умер.

     19

     Ларри жил в Нью-Йорке со странным чувством. Все предметы,  окружающие
его, были прежними - и все же они изменились. Они как будто стали  меньше.
И ему бывало грустно безо всяких причин.
     Сегодня его мать не пошла на  работу.  Последние  несколько  дней  ее
знобило, а по утрам повышалась температура. И сейчас она лежала в постели,
а по телевизору передавали  сводку  новостей.  Попытка  поджога  в  Индии.
Авария на электростанции в Вайоминге. Решение судебной коллегии по  поводу
сексуальных меньшинств. Ничего особенного.
     Досмотрев новости, мать встала и, не  обращая  внимания  на  протесты
Ларри, отправилась готовить ему завтрак. Как всегда, к завтраку подавались
яйца. Элис не представляла себе завтрака без  яиц.  Они  содержат  в  себе
протеин и нутритион, говорила она. Ларри знал, что по этому поводу  с  ней
лучше не спорить.
     Завтрак был готов, и она пригласила  Ларри  за  стол.  По  тому,  как
спокойно она сидела напротив него, Ларри понял, что мать сегодня никуда не
пойдет.
     - Выходной, мама?
     - Нет. Я позвонила и предупредила, что больна. Эта лихорадка доконает
меня. Я ненавижу заболевать по пятницам - в этот день всегда много работы,
но я едва держусь на ногах. И еще болит горло.
     - Ты вызвала врача?
     - Когда я была молода и прекрасна, имело  смысл  вызывать  врачей,  -
сказала она. - Сейчас же нужно идти на прием в больницу.  Ненавижу  ходить
по больницам! Нет, обойдемся без врача. Я выпью аспирин и немного  полежу,
а завтра буду в полном порядке.
     Все утро  он  был  дома  и  пытался  помогать  матери.  Он  придвинул
телевизор к ее кровати, купил ей сок, бутылку коньяка и газеты.
     После этого заняться было нечем. Они начинали действовать друг  другу
на нервы. Ей перестало нравиться, что телевизор стоит  слишком  близко,  и
Ларри перенес его  на  прежнее  место.  Потом  были  еще  какие-то  мелкие
придирки нездорового человека, и он понял, что должен куда-нибудь пойти.
     - Пойду прогуляюсь по городу, - полувопросительно сказал он.
     - Прекрасная мысль, - с неожиданным энтузиазмом сказала мать. - Я как
раз собираюсь вздремнуть. Ты - хороший мальчик, Ларри.
     Проходя   мимо   телефона-автомата,    Ларри    почувствовал    вдруг
непреодолимое желание  позвонить  домой.  Пошарив  по  карманам  в  поиске
жетона, он набрал номер. К телефону  никто  не  подходил.  Наверное,  мать
все-таки решила пойти на работу, подумал Ларри. Но он сам не верил в  это.
Совсем больная, с температурой и кашлем, куда она могла деться? Он  быстро
сел в стоящее неподалеку такси и назвал адрес матери.

     Дверь была заперта, и на стук никто не отвечал. Ларри опять  подумал,
что мать, очевидно, ушла на работу. Как же он войдет в  квартиру?  Ведь  у
него нет ключа! Он повернулся, чтобы спуститься  к  мистеру  Фримену,  как
вдруг услышал из-за двери какой-то глухой стук.
     На двери матери было в общей  сложности  три  замка,  но  обычно  она
пользовалась только верхним. Это позволило  Ларри  довольно  легко  выбить
дверь плечом. Он вломился в квартиру.
     - Мам?
     Какой-то хрип. Стон.
     В гостиной было пусто. Полуоткрытое окно, приспущенные  шторы,  белая
скатерть на столе. За окном шел дождь, и  капли,  попадая  на  подоконник,
разбрызгивались на полу.
     - Мам, ты где?
     Все тот же стон, чуть более громкий.  Он  вошел  в  кухню.  За  окном
загремел гром. И Ларри чуть не споткнулся об  нее.  Она  лежала  на  полу:
наполовину в кухне, наполовину в своей комнате.
     - Мама! Боже, мама!
     Она попыталась повернуться на звук его голоса - и не смогла. Ее грудь
еле заметно вздымалась; дыхание было слабым и неровным. Но  самое  худшее,
чего он никогда не сможет забыть, было то, как ее  глаза  искали  его,  не
видя ничего перед собой. Лицо ее раскраснелось от температуры.
     - Ларри?
     - Сейчас попытаюсь перенести тебя в постель, мама.
     Он подхватил ее, протащил несколько шагов и затем поднял как  пушинку
на руки. Ее сердце еле билось. Это испугало Ларри.  Трудно  жить  с  такой
температурой, подумал он.
     И будто услышав эти мысли, она сказала вдруг:
     - Ларри, приведи своего отца. Он в баре.
     - Успокойся, - испуганно сказал Ларри. -  Тебе  нужно  успокоиться  и
заснуть, мама.
     - Он в баре с этим фотографом, - блестя глазами, настаивала мать.  Ее
зубы стучали от холода. Кожа стала  совершенно  прозрачной  и  сухой,  как
пергамент, - того и гляди, разорвется. Лицо было бледным и горячим.
     - Иди и скажи ему, что я приказываю ему уйти оттуда! - крикнула  она,
и сразу же наступила тишина, и только ее  хриплое  дыхание  прерывало  эту
тишину.
     Ларри на цыпочках вышел в гостиную и подошел к телефону. Подумав,  он
закрыл окно на защелку и повернулся к телефону.
     В записной книжке он разыскал телефон больницы. В спальне  хрипела  и
стонала, разрывая ему сердце, его мать.
     Он набрал номер. На противоположном конце  провода  немедленно  сняли
трубку.
     - Это центральная больница. Сейчас все наши машины  и  врачи  заняты.
Если желаете, сделайте вызов, и он будет удовлетворен по мере возможности.
Спасибо. После гудка можете сообщить ваш номер...
     Ларри понял, что  говорит  с  автоответчиком.  Он  положил  трубку  и
направился в  комнату  матери.  За  окном  грохотал  гром.  Мать  в  бреду
бормотала какие-то стихи.  Черт  возьми,  почему  же  все  врачи  больницы
заняты? Что происходит в городе?
     Ларри решил спуститься к мистеру Фримену и  узнать,  в  чем  дело,  а
заодно попросить присмотреть за матерью, пока он съездит в  больницу.  Или
лучше позвонить к частнопрактикующему врачу? Боже,  почему,  когда  нужно,
никогда не знаешь, что делать? Почему этому не учат в школе?
     Мать хрипло дышала и стонала.
     - Я скоро вернусь, - пробормотал он, зная,  что  мать  все  равно  не
слышит его. Он был испуган и переживал за нее. Он очень хотел, чтобы  мать
поправилась.
     Прикрыв дверь, Ларри по ступенькам сбежал к мистеру Фримену. Когда он
добежал до первого этажа, дверь распахнулась  и  с  улицы  в  дом  хлынули
потоки дождя.

     20

     "Харборо" - старейшая гостиница в Оганквайте. Из ее  окон  открывался
не самый лучший вид, но в такие  дни,  как  этот,  когда  небо  перерезали
молнии, это было, пожалуй, самое надежное место.
     Вот уже три часа Франни сидела у окна, пытаясь написать письмо  Грейс
Дуган, своей соученице, собирающейся  сменить  фамилию  на  Смит.  Она  не
собиралась сообщать Грейс ни о беременности, ни о ссоре с матерью. О таких
вещах не стоит писать, потому что это портит настроение. Да и потом Грейс,
вероятно, уже достаточно наслышана о положении Франни.  Это  было  простое
дружеское письмо.
     Исписав уже четыре листа, Франни почувствовала, что пора заканчивать.
Подумав, она написала:
     У меня есть проблемы с моим  парнем,  но  сейчас  нет  настроения  их
описывать. Все достаточно плохо, и мне неприятно даже думать  об  этом.  И
все же я надеюсь увидеться с тобой четвертого июля,  если  твои  планы  со
времени твоего последнего письма  не  изменились.  (Одно  письмо  в  шесть
недель? Мне начинает казаться, что кто-то отрубил тебе  пальчики,  Грейс!)
Когда встретимся, я все  расскажу  тебе.  Надеюсь,  ты  сможешь  дать  мне
дельный совет.
     Верь в меня, и я буду верить в тебя.
     Твоя Фран.
     Она сложила письмо,  вложила  в  конверт  и  надписала  адрес.  Потом
положила конверт на столик возле зеркала. Все, дело сделано.
     Так. А что теперь?
     День был таким дождливым, что Франни никуда не хотелось выходить. Она
некоторое время бесцельно походила по  комнате,  решая,  чем  бы  все-таки
заняться. Может быть, спуститься в кинозал? Она знает в городе только один
кинозал, а  он  довольно  далеко  от  гостиницы.  Поехать  в  Портленд  за
покупками? Неинтересно. Все равно сейчас покупать что-то не имеет  смысла,
особенно одежду. Скоро она перестанет влезать в нее.
     Сегодня ей трижды звонили, первый раз с  хорошими  новостями,  второй
раз - с никакими, третий раз - с плохими. Ей  бы  хотелось,  чтобы  звонки
поменялись местами и первый  стал  третьим.  Снаружи  лил,  не  прекращая,
дождь. Может быть, пойти пройтись? Свежий воздух не повредит ей. Возможно,
она почувствует себя лучше и выпьет где-нибудь стаканчик пива.  Счастье  в
бутылке. Глупости.
     Первой звонила Дебби Смит из Сомерсворта.  Дебби  пригласила  Фран  к
себе погостить.  Франни  нуждалась  в  таком  внимании.  Дебби  совершенно
искренне рассказывала, как ей не хватает Фран, а под конец сказала:
     - Я родом из большой семьи, Фран, и плачущие  дети  в  моем  доме  не
будут помехой.
     Франни  пообещала  приехать  к  первому  июля  и,   повесив   трубку,
разразилась вдруг водопадом слез. Слез облегчения. Все в ее жизни будет  в
порядке. Нужно только уехать из этого города, где она родилась  и  где  ей
душно. Как зверек ищет нору, чтобы произвести на  свет  потомство,  так  и
Франни инстинктивно подбирала себе пристанище.
     Второй звонок был от Джесса Райдера. Он звонил из  Портленда.  Сперва
он дозвонился к Франни домой, и отец дал ему этот номер  в  "Харборо",  не
сказав при этом ни слова о том, что ему все известно.
     Первое, что сказал Джесс, было:
     - У тебя дома неприятности, верно?
     - Да.
     Ей не хотелось обсуждать с ним эти проблемы, но он настаивал:
     - С матерью?
     - Почему ты так думаешь?
     - Прочитал это в ее глазах при знакомстве, Франни.
     Она ничего не ответила.
     - Прости. Я не хотел обидеть тебя.
     - Ты  не  обидел  меня,  -  спокойно  ответила  она.  Слово-то  какое
странное, обидел! И вдруг она вывела для себя  постулат:  когда  любовники
начинают говорить об "обидах", они перестают быть  любовниками,  перестают
любить друг друга.
     - Франни, мое предложение остается в силе.  Если  ты  скажешь  да,  я
положу сейчас трубку и к обеду буду у тебя.
     На своем мотоцикле, хихикнула про себя Франни.
     - Не нужно, Джесс, - вслух сказала она.
     - Ты ведь знаешь, что я имею в виду!
     - Знаю, - устало ответила она, - но я еще не готова к  замужеству.  Я
поняла это про себя, Джесс. И тут ничего не поделаешь.
     - А ребенок?
     - Я намерена родить его.
     - И сама воспитывать?
     - Да, и сама воспитывать.
     Он на мгновение  умолк,  и  до  Франни  донеслись  чьи-то  голоса  из
соседнего номера. Там у людей тоже были какие-то проблемы, решила  Франни.
Дитя, мир - это ежедневная драма. Нам нравится жить, и мы всегда надеемся,
что завтра будет лучше, чем вчера.
     - Я все время думаю о ребенке, - сказал наконец Джесс.
     - Джесс...
     - Что же ты собираешься делать? -  робко  спросил  он.  -  Ты  же  не
сможешь жить в "Харборо" все лето? Если тебе нужно жилье,  я  присмотрю  в
Портленде что-нибудь подходящее.
     - У меня есть жилье.
     - Где же оно, или я не имею права интересоваться?
     - Не имеешь.
     Франни не хотела отвечать так грубо, но как сказалось, так сказалось.
     - Что ж, - сказал он. Его голос задрожал. - Я хотел бы спросить тебя,
Франни, но боюсь рассердить. Но я должен  знать.  И  это  не  риторический
вопрос.
     - Спрашивай.
     Он помолчал, как бы набираясь решимости.
     - Скажи, Фран, во всей этой истории я имею какие-нибудь права? Имею я
право принимать решения или хотя бы участвовать в принятии тобой решений?
     Боже, как ему объяснить? Почему он не хочет оставить ее в покое?
     - Джесс, - сказала Франни, - никто из нас не хотел этого  ребенка.  Я
принимала противозачаточные таблетки, и ты отлично знал об этом.  Мы  были
уверены, что ничего не случится. Поэтому у тебя нет никаких прав.
     - Но...
     - Нет, Джесс, - спокойно отрезала она.
     Он вздохнул.
     - Ты сообщишь мне, когда устроишься?
     - Думаю, что да.
     - И ты все еще собираешься продолжать учебу?
     - Да. Мне останется один семестр.
     - Если я понадоблюсь тебе, Франни, ты знаешь, где меня  найти.  Я  не
собираюсь убегать.
     - Я знаю это, Джесс.
     - Если тебе нужно что-то...
     - Да?
     - Позвони мне.  Не  хочу  давить  на  тебя,  но...  мне  так  хочется
увидеться с тобой.
     - Ладно, Джесс.
     - До свидания, Франни.
     - До свидания, Джесс.
     Она с облегчением повесила трубку. Ах, какие мы стали вежливые! И все
же ей было немного грустно: за весь разговор Джесс так и  не  сказал,  что
любит ее.
     Последний звонок был сразу после обеда. Звонил отец. За день до этого
они вместе завтракали, и он выражал беспокойство по поводу состояния Карлы
после того, как она узнала о беременности дочери.  Прошлой  ночью  она  не
стала ложиться в постель, до утра перебирала старые  семейные  фотографии.
Питер сказал, что она выглядит несколько  не  в  себе.  Он  уговаривал  ее
прилечь, но она даже не удостоила  его  взглядом,  сказав,  что  не  хочет
спать. Ее знобило, она кашляла и чихала. Когда Питер предложил  ей  стакан
горячего молока, она и вовсе не ответила. Наутро он обнаружил ее спящей  в
кресле в неудобной позе.
     Проснувшись, Карла выглядела лучше, хотя ее все еще знобило. К  врачу
она отказалась обращаться,  сказав,  что  озноб  ее  носит  чисто  нервный
характер. Но Питер был уверен, что температура у нее повышена.
     Сегодня  он  позвонил   Франни   сразу   же   после   начала   грозы.
Пурпурно-черные облака затянули небо, тишину прорезал  раскат  грома  -  и
полил дождь, сперва не очень сильный, но вскоре ставший настоящим  ливнем.
Говоря с отцом, Франни выглядывала в окно, но сквозь пелену дождя не  было
видно ничего даже в метре от нее.
     - Сегодня она не вставала из постели, - говорил тем временем Питер. -
И она согласилась наконец, чтобы Том Эдмонтон осмотрел ее.
     - Он уже приезжал?
     - Только что уехал. Он сказал, что у нее воспаление легких.
     - О Боже! - прошептала Франни, прикрыв глаза. - В ее возрасте это  не
шутка!
     - К сожалению. - Он промолчал. - Я  все  рассказал  Тому,  Франни.  О
ребенке и о твоей с Карлой ссоре. Том знает тебя с пеленок и, конечно  же,
был поражен. Я спросил его, могла ли Карла  заболеть  вследствие  нервного
потрясения. Он сказал, что нет. Воспаление легких есть воспаление  легких.
Сейчас таких случаев много, сказал он.  Похоже,  что  возникает  эпидемия.
Болезнь идет к нам с юга, и ею уже охвачен весь Нью-Йорк.
     - А что еще он...
     - Он недоволен хрипами в ее бронхах и легких.  Больше  он  не  сказал
ничего, хотя мог бы добавить, что  безумные  общественные  нагрузки  давно
должны были доконать ее. Он просто сказал, что ей необходим покой. Франни,
она сразу постарела и сдала.
     - И как она сейчас, папа?
     - Лежит в постели, пьет сок и принимает  таблетки,  которые  назначил
Том. Я взял выходной, а завтра с ней посидит мисс Холлидей. Она  сама  так
захотела. - Питер глубоко вздохнул и через силу пробормотал: - Иногда  мне
кажется, что твоей матери хочется умереть.
     - Неужели ты думаешь, что...
     - Да, Франни. Хотя, конечно, я могу и ошибаться.
     Попрощавшись, отец повесил трубку.
     Лил дождь, и  Франни  не  хотелось  никуда  выходить.  Закутавшись  в
одеяло, она села у окна и задумалась. О матери, об  их  ссоре,  о  будущем
ребенке. О том, как воспримет мать его появление на свет...
     Зазвонил телефон.
     Секунду она непонимающе смотрела на него. Ведь ей уже звонили сегодня
трижды! Кто же это может быть? Вряд ли Дебби, да  и  Джесс,  вероятно,  не
перезвонил. Тогда кто же?
     Уже собираясь снять трубку, она вдруг ощутила  странную  уверенность,
что это отец и что он хочет сообщить ей плохие новости.  Заставить  выпить
до дна чашу стыда и раскаяния.
     - Алло?
     В трубке не было слышно ни  звука,  и,  испуганная,  Франни  еще  раз
повторила:
     - Алло? Алло?
     Тогда она услышала голос отца:
     - Фран?
     И он издал странный булькающий звук.
     - Франни?
     Булькающий звук прозвучал снова, и Фран со внезапным  ужасом  поняла,
что отец захлебывается в слезах. Она стиснула свободной рукой горло:
     - Папа? Что случилось? Что с мамой?
     - Франни, я должен забрать тебя. Я... я сейчас приеду и заберу  тебя.
Я должен это сделать.
     - С мамой все в порядке? - крикнула она в трубку.  За  окном  гремели
раскаты грома. Они были какими-то зловещими, и Франни заплакала.  -  Скажи
мне, папа!
     - Ей стало хуже, вот все, что мне известно, - ответил Питер. -  Около
часа назад я уже говорил  тебе,  что  ей  стало  хуже.  У  нее  подскочила
температура и началась рвота. Я попытался дозвониться до  Тома...  но  его
жена сказала, что он ушел, что вокруг очень много больных... и я  позвонил
в Сэнфордскую больницу, и они сказали,  что  все  их  машины  и  врачи  на
вызовах и что они внесут Карлу в список заказов. В  список,  Франни,  и  я
размышляю до сих пор, что это за список. Я знаю Джима  Уоррингтона,  он  -
водитель одной из карет скорой помощи, и обычно за день  бывает  не  более
двух-трех вызовов. Так что же это за список?!
     Голос отца прервался рыданиями.
     - Успокойся, папочка. Успокойся. Возьми себя в руки.  -  Франни  едва
держалась, чтобы не зареветь в голос. - Если она все еще дома, отвези ее в
больницу сам.
     - Нет... нет, около пятнадцати минут  назад  они  уже  приезжали.  И,
Франни, представь себе, в машине у них уже лежали шесть человек!  Один  из
них был Уилл Ронсон, водитель грузовика. И Карлу... твою мать... они  тоже
забрали с собой. Уезжая, она говорила: "Мне трудно дышать,  Питер!  Почему
так трудно дышать?" О Боже!
     - Ты можешь вести машину, папа? Сможешь доехать до меня?
     - Да, - ответил он. - Да, конечно. -  Она  поняла,  что  отец  совсем
растерян.
     - Я выйду на крыльцо.
     Она повесила трубку  и  быстро  спустилась  вниз  по  ступенькам.  Ее
коленки дрожали. Дождь заканчивался, но небо  не  прояснялось.  Подумав  о
совпадении происходящего в природе с происходящим в ее душе, Франни горько
разрыдалась.
     Пей  свою  чашу,  говорила  она  себе,  о