жидая  отца.  Ее  содержимое
безобразно на вкус, и все же ты должна испить ее.  Пришло  время,  Франни.
Испей же ее, каждый глоток.

     21

     Стью Редмен был здорово напуган.
     Он выглянул в зарешеченное окно своей новой  комнаты  в  Стовингтоне,
штат Вермонт, и то, что  он  увидел,  было  маленьким  городком  со  всеми
принадлежащими маленькому городку  атрибутами,  присущими  западной  части
Новой Англии - Грин Маунтинс.
     Испуган же он был потому, что  все  это  напоминало  скорее  тюремную
камеру, чем больничную палату. Он был испуган, потому что Деннингер исчез.
Он не видел Деннингера с тех пор, как его перевели из Атланты сюда.  Дейтц
тоже не появлялся. Стью решил, что, наверное, Деннингер и  Дейтц  заболели
или даже мертвы.
     Кто-то  ошибся.  Или  же  болезнь,  завезенная   Чарли   Д.Кампионом,
оказалась более заразной, чем можно было ожидать. В  любом  случае,  думал
Стью, каждый, кто соприкоснулся с болезнью, подцепит  этот  чертов  вирус,
который врачи называют "А-прим", или суперпневмония.
     Здесь его продолжали обследовать, но  безрезультатно.  Организм  Стью
будто издевался  над  врачами,  демонстрируя  полную  невосприимчивость  к
вирусу.
     Конечно, это было не самое худшее. Самым худшим было  оружие.  Теперь
медсестры, берущие у Стью анализы крови или мочи, заходили в палату только
в сопровождении солдата, вооруженного ружьем с пластиковыми пулями.  Ружья
были армейского образца, 4-го калибра, и Стью не сомневался, что, если ему
захочется повторить ту же шутку, которую он проделал в  отношении  Дейтца,
первый же выстрел навсегда отучит его не только шутить, но и дышать.
     Плохо быть подопытным кроликом. Еще хуже жить под постоянной охраной.
Но жить под постоянной охраной и быть при этом подопытным кроликом  -  это
очень плохо.
     Теперь каждый вечер Стью с нетерпением ожидал шестичасовых  новостей.
Ежедневно передавалась информация об охватившей страну  страшной  болезни.
Усталый доктор из Нью-Йорка обвинил в эпидемии русских. При  этом  он  дал
довольно странный совет: "Рекомендую всем, кто  почувствовал  себя  плохо,
лечь в постель, расслабиться, принять аспирин, чтобы сбить температуру,  и
пить побольше жидкости."
     Ведущий при этих словах саркастически улыбнулся.
     Солнце спускалось к горизонту,  осветив  все  вокруг  желто-оранжевым
светом. Хуже всего Стью чувствовал себя ночью. Ночью человек  острее,  чем
днем, ощущает одиночество.  Стью  казалось,  что  он  окружен  автоматами,
сосущими из него кровь. Он опасался за свою жизнь, хотя все еще был вполне
здоров. Он даже поверил, что не заболеет Этим, чем  бы  Это  ни  было.  Но
остаться одному, без друзей и знакомых, которых, по-видимому,  уже  нет  в
живых...
     Стью размышлял о том, возможно ли бежать из этого места.

     22

     Прибывший 24 июня Крейтон нашел  Старки  у  монитора,  расхаживающим,
заложив за спину руки. На правой руке Старки  тускло  сверкало  кольцо,  и
Кейтону внезапно стало жаль старика. Уже десять дней  Старки  держался  на
таблетках и был близок к  обмороку  от  полной  потери  сил.  Но,  подумал
Крейтон, если его выводы по поводу  телефонного  звонка  верны,  у  Старки
наступило самое страшное - безумие.
     - Лен, - изобразив удивление, сказал Старки. - Рад тебя видеть.
     - Я тоже, - с легкой улыбкой сказал Крейтон.
     - Тебе ведь известно, кто это звонил.
     - Значит, это действительно был он?
     - Да, Президент. Мне поверили. Эти грязные старейшины  мне  поверили.
Конечно, я знал, что это произойдет. Но оно все еще внушает страх.
     Лен кивнул.
     - Итак, - сказал Старки, проведя  рукой  по  лицу,  -  дело  сделано.
Теперь твоя очередь. Он  хочет,  чтобы  ты  как  можно  скорее  вылетел  в
Вашингтон.
     - Если так, то вся страна должна стать перед тобой на колени.
     - Мне было трудно, Лен, но я сдержал это. Я смог сдержать это.  -  И,
подумав, добавил: - Но без тебя мне не удалось бы этого сделать.
     - Значит, мы постепенно отходим на исходные позиции?
     - Хорошо сказано. Теперь слушай внимательно. Есть один  очень  важный
момент. Первое, что ты сделаешь, - повидаешься  с  Джеком  Кливлендом.  Он
знает, что нужно сделать, и знает, как это сделать быстро.
     - Не понимаю, Билли.
     - Мы должны предусмотреть худшее, - сказал  Старки,  и  по  его  лицу
пробежала гримаса боли. - Сейчас вирус вышел из-под контроля.  Он  поразил
Орегон, Небраску, Луизиану, Флориду. Единичные случаи  зарегистрированы  в
Мексике и Чили. Когда мы покидали Атланту, мы потеряли  троих  великолепно
экипированных людей. Везде  за  собой  мы  возим  этого  мистера  Стьюарта
"Принца" Редмена. Ему неоднократно инъецировали вирус,  хотя  он  даже  не
подозревает об этом. Но он все еще жив и здоров. Объяснить это невозможно.
Если бы у нас было шесть недель, мы бы  смогли  найти  объяснение,  но  не
нашли. Ситуация требует нового подхода. У Кливленда есть восемь  мужчин  и
двадцать женщин в СССР и от пяти до десяти человек в каждой из европейских
стран. Не знаю только, сколько у него людей в Красном Китае. - Губы Старки
вдруг задрожали. -  Когда  сегодня  днем  увидишь  Кливленда,  тебе  нужно
сказать ему только одно: "Рим пал". Не забудешь?
     - Нет, - покачал головой Лен. - Но неужели ты действительно  думаешь,
что они пойдут на это? Эти мужчины и женщины?
     - Они просто будут считать, что действуют во имя безопасности страны,
не зная сути дела. Вот и все. Разве не так, Лен?
     - Да, Билли.
     - И если положение вещей от плохого изменится к... еще худшему, никто
ничего не узнает. Голубой Проект неисчерпаем, мы  в  этом  уверены.  Новый
вирус, мутация...  нашим  противникам  просто  не  хватит  времени,  чтобы
сориентироваться. Внезапность и только внезапность, Лен.
     - Да.
     Старки вновь взглянул на мониторы:
     - Много лет назад моя дочь подарила мне сборник  стихов  человека  по
фамилии Йетс. Она сказала, что каждый военный  должен  читать  Йетса.  Мне
казалось, что это она так шутит. Ты слышал когда-нибудь о Йетсе, Лен?
     - Кажется, да, - ответил  Крейтон,  соображая,  что  Старки,  видимо,
переиначил фамилию Ейтс. Или еще какую-нибудь?..
     - Я прочел каждую строчку, - сказал Старки, вглядываясь в  безмолвную
панораму кафетерия на мониторе. - Не стоит  быть  слишком  предубежденным.
Многого я не понял - мне даже показалось, что автор безумен, -  но  я  все
прочел. Прекрасные стихи. Не всегда рифмованные.  Но  в  книге  есть  одно
стихотворение, которое я никогда не смогу выбросить из головы. В нем будто
описана вся моя жизнь. Он написал,  что  все  проходит.  Он  написал,  что
невозможно удержать равновесие. Я понимаю, что он хотел сказать этим, Лен.
И я принял это всем своим сердцем.
     Крейтон молчал. Ему было нечего сказать.
     - Зверь вышел из своего логова, - резко поворачиваясь, сказал Старки.
- Он вышел из логова, и  это  гораздо  страшнее,  чем  предполагал  ученый
парень Йетс. Все пройдет. Наша задача - продержаться при  этом  как  можно
дольше.
     - Да, сэр. - Крейтон почувствовал, что его глаза увлажнились.  -  Да,
Билли.
     Они пожали друг другу руки. Рука  Старки  была  холодной  и  шершавой
рукой старика, с высушенной кожей. По его щекам текли слезы.
     - Мне нужно идти, меня ждут дела, - сказал Старки.
     - Да, сэр.
     Старки снял с руки кольцо, покрутил в пальцах и надел на левую руку.
     - Для Синди, - сказал он. -  Для  моей  дочери.  Проследи,  чтобы  ей
передали его, Лен.
     - Да, сэр.
     Старки направился к двери.
     - Билли? - окликнул его Лен Крейтон.
     Старки оглянулся.
     Не вытирая бегущих по щекам слез, Лен отдал ему честь.
     Старки повторил его жест и вышел за дверь.

     Двери лифта раскрылись, и Старки ступил на пол.  Он  знал,  что  лифт
автоматически подымется наверх и сможет опуститься, только если кто-нибудь
сверху нажмет кнопку. В этом была простая логика. Впрочем, Старки это мало
интересовало.
     Он направился по коридору к кафе, и его шаги гулко зазвучали в пустом
и безмолвном помещении. По дороге  он  видел  их.  Видел  трупы  мужчин  и
женщин, напоминающие куски тухлого мяса.
     У стены сидел человек в галстуке. Старки дотронулся до его головы,  и
голова с легким треском откинулась назад. Глазные  яблоки  закатились  под
верхние веки. Зрелище было настолько ужасным, что Старки отступил на  шаг.
Казалось, он сейчас заплачет.
     Заставив себя усилием воли отойти в сторону,  Старки  вошел  в  кафе.
Запах здесь был таким мерзким, что Старки захотелось зажать рукой нос.  Он
никогда не знал, что трупы могут так пахнуть. Ему стало страшно. Казалось,
безжизненные глаза со всех сторон следят за ним из-под опущенных век.
     Он медленно подошел к столу, где в тарелке супа лежало лицо Фрэнка Д.
Брюса. Несколько мгновений он смотрел на то, что осталось от Брюса,  затем
за волосы поднял голову трупа. На лице Брюса застыл суп. Старки достал  из
кармана носовой платок и брезгливо вытер лицо покойника. Протирая веки, он
вдруг испугался, что глаза Брюса выкатятся ему на ладонь, поэтому  оставил
свое занятие, осторожно опустил голову Брюса на  стол  и  прикрыл  носовым
платком. Потом повернулся и, чеканя шаг, как на параде, пересек кафе.
     На полпути к лифту он подошел к мужчине в галстуке. Старки сел  рядом
с ним, достал из кобуры пистолет и засунул его дуло себе в рот.
     Когда прозвучал выстрел, ничто не нарушило тишины в кафе. Ни  шороха,
ни звука. Только легкий  дымок  окутал  дуло.  Приникший  к  монитору  Лен
Крейтон пораженно  смотрел  на  эту  сцену.  Камера  все  чаще  показывала
прикрытое платком Старки  лицо  Фрэнка  Д.Брюса.  Лену  вскоре  предстояло
предстать перед лицом Президента Соединенных Штатов  Америки,  но  суп  на
лице Фрэнка Д.Брюса беспокоил его больше. Гораздо больше.

     23

     Рэндалл Флэгг, чернокожий, стоял на  шоссе,  прислушиваясь  к  звукам
ночи, возникающим то здесь, то там по обе стороны шоссе, которое рано  или
поздно приведет Флэгга из Айдахо в Неваду. Из Невады  он  мог  отправиться
куда угодно. От Нью-Орлеана до Ногалеса, от Портленда в  штате  Орегон  до
Портленда в штате Мэн. Это была его страна, и никто не знал ее лучше и  не
любил больше, чем он. Он знал, куда ведут дороги, и он шел по  ним  ночью.
Сейчас он находился где-то между Грейсмером и Риддлом, к  западу  от  Твин
Фолз, все еще севернее резервации "Утиная Долина", разделяющей два  штата.
Разве это не прекрасно?
     Он шел торопливо, громко шаркая ногами по обочине дороги. Его  колени
утопали в густой траве. Он шел  на  юг;  высокий  мужчина  неопределенного
возраста в потертых джинсах и застиранной рубашке. В  его  карманах  можно
было обнаружить с полсотни потрепанных литературных сборников  -  памфлеты
всех мастей, пригодные на все случаи жизни. Когда он отдавал  какую-нибудь
из брошюрок любому встречному, не было случая, чтобы кто-нибудь  отказался
- будь то брошюра об опасности, которую представляют  атомные  станции,  о
роли   Международного   Еврейского   Союза   во   взаимоотношениях   между
государствами,     антикокаиновая     пропаганда,     сельскохозяйственные
рекомендации, молитвенник Свидетелей Иеговы или что-нибудь другое.  Да-да,
все это было у него, и не только  это.  На  погончиках  его  рубашки  были
забавные пуговицы. На правом - желтое улыбающееся лицо. На левом -  свинья
в полицейской фуражке.
     Он шел вперед, не останавливаясь и не замедляя шаг. Он вслушивался  в
ночь. Казалось, в темноте он видит, как днем. За спиной  у  него  болтался
бой-скаутский рюкзачок, старенький и  латаный.  Но  его  лицо  было  лицом
совершенно счастливого человека; оно излучало тепло и  обладало  громадной
притягательной силой.
     Он шел на юг, направляясь по шоссе N_252 к Неваде. Скоро  он  сделает
привал и пропит весь день, проснувшись  только  вечером.  Пока  в  котелке
будет вариться ужин, он почитает  -  неважно,  что  именно:  порноновеллу,
"Майн Кампф", юморески Р.Крамба, или  какую-нибудь  свежую  газету.  Перед
Флэггом любое печатное  слово  обладало  равными  возможностями  со  всеми
остальными печатными словами.
     После ужина он вновь отправится в путь, на юг. Завтра или послезавтра
он пересечет границу Невады, пройдя через Овайхи и Маунтин Сити.  Два  дня
назад он был в Ларами, Вайоминг. Завтра он будет еще  где-нибудь...  И  он
почувствовал себя счастливым. Еще счастливее он был потому, что...
     Он остановился.
     Потому что что-то происходило. Он чувствовал это; даже  вкус  воздуха
был теперь иным. Происходило нечто значительное, нечто великое.
     Приближалось время его трансфигурации.  Он  должен  был  родиться  во
второй раз. В первый раз он родился,  когда  было  время  перемен.  Теперь
вновь пришло время перемен. Это  витало  в  воздухе,  об  этом  нашептывал
ветерок, едва заметный в тихий вечер в Айдахо.
     Время перерождения почти настало. Он знал это. Иначе почему он  вдруг
почувствовал потребность заняться колдовством?
     Он закрыл глаза, повернув разгоряченной лицо к  темному  небу,  будто
приготовившемуся опуститься на землю. Он сконцентрировался. Улыбнулся. Его
пыльные стоптанные башмаки начали отрываться от  дороги.  Дюйм.  Два.  Три
дюйма. Улыбка сменилась смехом. Он уже на фут поднялся над  землей.  Затем
на два фута. Под ним осталась пыльная дорога.
     Потом он почувствовал какой-то толчок,  исходящий  с  неба,  и  начал
опускаться. Время еще не настало.
     Но скоро оно настанет.
     Он вновь  пошел  по  шоссе,  улыбаясь  и  присматривая  местечко  для
привала. Время скоро настанет, и пока достаточно знать лишь это.

     24

     Ник Андрос отодвинул  занавеску  и  выглянул  на  улицу.  Отсюда,  со
второго этажа дома покойного Джона Бейкера, было хорошо видно  почти  весь
городок. На  улицах  было  пустынно.  Выглядевшая  больной  собака  сидела
посреди дороги, понурив голову. Из ее пасти тела слюна. Неподалеку  лежала
другая собака, уже мертвая.
     Позади Ника стонала женщина, но Ник не слышал ее стонов. Он  задернул
занавеску, потер кулаком глаза и направился  к  женщине,  которая  недавно
проснулась. Джейн Бейкер была укрыта двумя одеялами, потому что ее знобило
весь предыдущий вечер. Сейчас она пыталась раскрыться. Она не видела Ника.
Она умирала.
     - Джонни, принеси мне тазик. Меня сейчас вырвет!  -  закричала  вдруг
она.
     Ник достал из-под кровати тазик и поставил перед ней, и в этот момент
Джейн вдруг перекатилась на край  кровати  и  с  грохотом  упала  на  пол.
Правда, звука Ник не услышал. Он поднял ее и усадил на пол, поддерживая за
плечи.
     - Джонни! - стонала она. - Я не могу  найти  "косметичку"!  Ее  здесь
нет!
     Ник протянул женщине стакан воды, но она даже не подняла руку.  Тогда
он поднес стакан  к  ее  рту.  В  этот  момент  она  покачнулась  и  опять
повалилась на пол. Ник отставил стакан в сторону и снова усадил ее.
     Никогда он не жалел о том, что нем  и  глух,  как  в  последние  двое
суток. Когда Ник два  дня  назад  пришел  к  Джейн,  он  обнаружил  у  нее
Брейсмана, настоятеля местной методистской церкви. Брейсман читал  женщине
Библию, но  он  явно  нервничал  и  торопился  уйти.  Ник  без  труда  мог
догадаться, почему. Из-за температуры ее  щеки  раскраснелись,  а  дыхание
участилось. Наверное, настоятель боялся, что Джейн бросится ему на  шею  и
потащит в постель. Или же, что более вероятно, он торопился к своей семье,
чтобы со  всеми  домочадцами  попытаться  через  поля  покинуть  город.  В
маленьких городках все новости распространяются быстро, и уже многие семьи
решили пытаться покинуть Шойо.
     С момента, когда Брейсман  покинул  гостиную  дома  Бейкеров,  прошло
сорок восемь часов, и многое с тех пор казалось  ночным  кошмаром.  Миссис
Бейкер стало хуже, настолько хуже, что Ник боялся, что она умрет до захода
солнца.
     Ужасней всего было то, что он не мог сидеть у ее  постели  неотлучно.
Он спустился в кафе и заказал завтрак для трех узников. Но Винс Хоган  уже
не мог есть. Он был совсем плох. Майк Чайлдресс и Билли Уорнер умоляли его
отпустить их, но Ник не мог сделать этого. Это не был страх; Ник  понимал,
что они не станут сводить с ним  счеты,  а  поскорее,  подобно  остальным,
попытаются улизнуть из города. Но у Ника был долг. Он дал слово  человеку,
который теперь был мертв. Безусловно, рано или поздно, должен был  прибыть
патруль и забрать их.
     В столе покойного шерифа Ник обнаружил заряженный пистолет и  положил
его в карман. Тяжелая и прохладная сталь внушала уверенность.
     Он открыл камеру Винса в полдень 23-го июня и положил на лоб  бедняги
холодный  компресс.  Винс  открыл  глаза  и  посмотрел  на  Ника  с  такой
безмолвной мольбой, что Ник мысленно взмолился, чтобы Винс  не  сказал  ни
слова - как он желал этого теперь,  двумя  днями  позже,  рядом  с  миссис
Бейкер. О, как жаль, что ему самому недоступны даже такие  простые  фразы,
как "У вас будет все в порядке" или "Мне кажется, температура падает".
     Все время, пока он занимался Винсом, Билли и Майк  кричали,  стараясь
привлечь его внимание. Изредка оглядываясь, он видел их лица. Выпусти  нас
отсюда, говорили они. Ник старался держаться от них подальше,  потому  что
знал - мужчины в панике становятся опасными.
     В полдень он брел по пустынной улице, боясь обнаружить  Винса  Хогана
или Джейн Бейкер мертвыми. Он высматривал автомобиль  доктора  Соумса,  но
его нигде не было видно. Несколько магазинов были открыты,  и  Ник  видел,
что  городок  пустеет  на  глазах.  Люди   уходили   лесными   тропинками,
проселочными дорогами, некоторые  даже  пытались  переплыть  реку.  Многие
уходили с наступлением темноты.
     Когда он добрался до дома Бейкеров, солнце уже садилось. Он обнаружил
Джейн на кухне. В своей розовой пижаме она готовила чай. Джейн  приветливо
посмотрела на Ника, когда он вошел, и юноша увидел, что температура у  нее
несколько упала.
     - Хочу поблагодарить тебя за заботу обо мне, -  сказала  она.  -  Мне
гораздо лучше. Хочешь чашку чая?
     И она вдруг разрыдалась.
     Он подошел к ней и обнял, боясь, что она неверно истолкует этот жест.
Она положила голову ему на плечо, и он ощутил,  что  его  рубашка  тут  же
промокла от ее слез.
     - Джонни, - тоскливо прошептала она. - О, мой Джонни!
     Если бы я мог говорить,  горестно  подумал  Ник.  Но  он  мог  только
поддерживать ее и повел плачущую женщину к  кухонному  столу,  где  стояли
стулья. Она села на один из них.
     - Чай...
     Ник указал на себя, потом на нее.
     - Хорошо, - сказала она. - Мне  лучше.  Действительно  лучше.  Это...
это... - Она закрыла лицо руками.
     Ник приготовил им обоим горячий чай и поставил  чашки  на  стол.  Они
молча выпили его. Джейн держала свою чашку  двумя  руками,  как  младенец.
Допив, она поставила чашку на стол и спросила:
     - Сколько в городе больных, Ник?
     - Не знаю, - написал Ник. - Это весьма плохо.
     - Ты видел доктора?
     - С утра - нет.
     - Если он не будет стараться вылечить меня, я выгоню его,  -  сказала
женщина. - Но ведь он будет стараться, Ник?! Мне ведь не придется выгонять
его?
     Ник кивнул и попытался улыбнуться.
     - Как поживают арестанты Джона? Патруль приезжал за ними?
     - Нет, - написал Ник. - Хоган очень болен. Я  делаю  все,  что  могу.
Остальные просят меня отпустить их, пока Хоган не заразил их.
     - Не смей выпускать их! - воскликнула она.  -  Надеюсь,  ты  ведь  не
сделаешь этого?
     - Нет, - написал Ник и, поколебавшись, добавил: - Вам лучше бы лечь в
постель. Вам нужно отдохнуть.
     Она улыбнулась ему, и Ник увидел глубокие  морщины,  перерезавшие  ее
нежный лоб. Он подумал, что она бы не  смогла  одолеть  дорогу  из  города
через лес.
     -  Да.  Я  хочу  вздремнуть   часок-другой.   Конечно,   это   звучит
издевательски - спать, когда Джон мертв... Я до сих  пор  не  могу  в  это
поверить. - Она помолчала. - И