к.
     Ошибаешься, детка!
     Он принялся высматривать такси. Наконец увидев свободную  машину,  он
помахал водителю рукой и только тут вспомнил о струйке крови на виске. Вот
черт, забыл вытереть! Он открыл заднюю дверцу и влез  в  машину,  даже  не
спрашивая, устраивает ли это водителя.
     - Манхеттен, - распорядился он.
     Такси стронулось с места.
     - У вас порез на виске, мистер, - заметил таксист.
     - Девушка запустила в меня журналом, - пояснил Ларри.
     Таксист посмотрел на него удивленным взглядом и  фальшиво  улыбнулся.
Затем он отвернулся, предоставив  Ларри  обдумать,  как  объяснить  матери
события сегодняшней ночи.

     11

     Ларри подъехал к многоэтажному зданию, в котором работала его мать. У
выглядящей устало чернокожей  женщины  в  вестибюле  он  узнал,  что  Элис
Андервуд делает уборку на двадцать  четвертом  этаже.  Он  вызвал  лифт  и
поднялся наверх, стараясь держаться к остальным  пассажирам  лифта  боком,
чтобы они не заметили царапины на лице. Кровь уже перестала  сочиться,  но
смыть ее было пока негде.
     На  двадцать  четвертом  этаже  размещался  офис  какой-то   японской
компании. Ларри около двадцати минут бродил по коридорам в поисках матери,
пока наконец не столкнулся с ней у двери в туалет.
     - Привет, мам! - сказал он.
     Она удивленно замерла:
     - Итак, Ларри? Ты начинаешь завоевывать город заново?
     - А как же! - Он переминался с ноги на ногу. - Я должен  попросить  у
тебя прощения. Мне следовало позвонить и...
     - Да. Это было бы неплохо.
     - Я задержался с Бадди. Мы... ну... мы гуляли. Осматривали город.
     - Не сомневаюсь, что именно этим вы и занимались. Этим или чем-нибудь
другим вроде этого.
     - Она стояла с тряпкой в одной руке и пылесосом  в  другой,  необычно
маленькая и постаревшая.
     - Ты еще что-нибудь хочешь сказать мне? - спросила она  после  долгой
паузы, глядя ему в глаза.
     - Ну... разве что еще раз извиниться. Было свинством с  моей  стороны
не позвонить тебе.
     - Да, - кивнула она. - Хотя, конечно,  ты  взрослый  и  имеешь  право
жить, как захочешь. Я отлично усвоила это.
     Он вздрогнул:
     - Мама, послушай...
     - У тебя идет кровь. Тебя кто-то избил на улице?
     - Я же сказал - извини! - громко и настойчиво повторил  Ларри.  -  Он
постепенно начинал выходить из себя.
     - Да. Это ты сказал. - Она принялась водить пылесосом по стенам.
     - Мама, послушай! Меня никто не побил.  Эта  царапина  -  от  корешка
журнала.
     - Да? - Она повернулась к нему, удивленно подняв кверху брови.
     - Да. От корешка журнала.
     - Кто-нибудь хотел устроить из твоей головы журнальный  столик?  Могу
представить только, что за ночь вы с Бадди провели, осматривая город!
     Он решил, что будет лучше, как и всегда, рассказать правду.
     - Это была девушка, ма. Она запустила в меня журналом.
     - Наверное, была  зла  на  тебя,  как  черт,  -  констатировала  Элис
Андервуд.
     - Мама, ты не сердишься на меня?
     Она отвернулась, и ее спина задрожала.
     - Не сердись, - прошептал он. - Ладно? А?
     Она повернулась к нему, и он увидел в ее глазах... неужели слезы?
     - Ларри, - ласково сказала она. - Ларри, Ларри, Ларри...
     Ему показалось, что она ничего больше не скажет;  ему  даже  хотелось
бы, чтобы так и было.
     - Это все, что ты скажешь мне? "Не сердись,  мама?"  Я  часто  слушаю
тебя по радио и каждый раз горжусь, что это поет мой сын, хотя  мне  и  не
нравится твоя песня. Люди спрашивают меня, действительно ли это  поет  мой
сын, и я говорю - да, это Ларри. Я говорю им, что ты всегда пел,  и  я  не
лгу, верно?
     Он покачал головой, не поднимая на нее глаз.
     - Я говорю им, что у тебя настоящий талант, Ларри. Правда, ты сам  об
этом знаешь. То, что ты не  пришел  ночевать  сегодня,  меня  не  удивило.
Такова природа вещей в этом мире. Молодой мужчина и молодая  женщина,  они
всегда уходят вместе. Иногда это раздражает, но это естественный  процесс.
Теперь ты вернулся. Нет, - нет, не сейчас. Ты вернулся в город. Это тоже о
чем-то говорит.
     - У меня нет никаких неприятностей, - быстро вставил он.
     - Уверена, что есть. Я знаю это по некоторым признакам. Я  уже  давно
твоя мать, Ларри, и ты не обманешь меня.
     Он смотрел на нее,  желая  сказать  что-нибудь,  но  зная,  что  если
раскроет рот, то сможет сказать только одно: "Не плачь, мамочка, ладно?"
     - Думаю, ты вернулся домой, потому что тебе некуда было больше  идти.
Ты не знал, куда еще можно приткнуться. Я никогда и никому  не  сказала  о
тебе дурного слова, Ларри, даже когда ты поступал некрасиво  по  отношению
ко мне, но тебе я могу сказать все, что думаю.  Я  думаю,  что  ты  умеешь
только брать. Ты всегда был таким. Ты не плохой, я не это имею в  виду.  В
тех местах, где нам пришлось жить после смерти твоего отца, ты обязательно
стал бы плохим, если бы в тебе это было заложено.  Мыслишь  ты  правильно,
Ларри, и это самое ужасное. Ты знаешь, что такое плохо, но тем не менее не
всегда поступаешь так как надо. Ты привык брать, вот и все. И ты пришел ко
мне, потому что знал, что я могу отдать, отдать себя.  Никому  другому  не
отдала бы, но тебе - да.
     - Я уеду, - сквозь зубы процедил он. - Сегодня же.
     - Не нужно, - тихо сказала она.  -  Мне  бы  не  хотелось,  чтобы  ты
уезжал, Ларри. Я специально для тебя купила кое-какие продукты.  Наверное,
ты это заметил. И я надеялась, что  завтра,  может  быть,  мы  поиграем  в
"вист".
     - Ма... - оттаивая, он умолк. - Мы обязательно поиграем в "вист".
     - По пенни за вист, и я легко обыграю такого младенца, как ты.
     - Да, если я дам тебе выиграть.
     - Так как же, Ларри?
     - Все в  порядке,  -  сказал  он.  Впервые  за  сегодняшний  день  он
почувствовал себя хорошо.  Тихий  голосок  внутри  него  подсказывал,  что
нельзя утрачивать свободу, но Ларри его не слушал. То, что она сказала,  -
правда, хотя ему и было тяжело это выслушать. - Вот что я  скажу  тебе.  Я
куплю билеты на этот матч, 4 июля. И  я  обставлю  тебя  в  карты  сегодня
вечером.
     - Тебе нужно умыться, - она улыбнулась. - Этажом ниже мужской туалет.
Почему бы тебе не смыть с лица кровь? Потом можешь взять у меня в кошельке
десять долларов и сходить в кино. Здесь неподалеку приличный кинотеатр. Не
хуже, чем на Бродвее.
     - Скоро я сам буду давать тебе деньги, - гордо  сказал  Ларри.  -  На
этой неделе моя песня перескочила на восемнадцатое место. Скоро  я  получу
чек от Сэма Гуди.
     - Чудесно. Тогда, если ты скоро заработаешь, почему бы тебе не купить
парочку видеокассет, вместо того, чтобы сидеть в кинотеатре?
     Внезапно к горлу Ларри подступил комок. Он прокашлялся, но  комок  не
исчезал.
     - Ладно, ерунда, - сказала Элис. - Я болтаю глупости.  Начав  бежать,
нужно бежать, пока не устанешь. Тебе это известно.  Возьми  не  десять,  а
пятнадцать долларов, Ларри. Думаю, так или  иначе,  я  сумею  получить  их
назад.
     - Обязательно, - пообещал он. Потом подошел к матери и прижался щекой
к ее плечу, как совсем маленький мальчик. Она смотрела в пол.  Он  потерся
об ее щеку и поцеловал. - Я люблю тебя, мама...
     Она выглядела обескураженной внезапным признанием.
     - Мне это известно, Ларри, - прошептала она.
     - И еще, о том,  что  ты  сказала  мне...  О  неприятностях.  У  меня
действительно есть неприятности, но...
     Внезапно ее голос стал холодным и равнодушным, и это испугало Ларри:
     - Я ничего не хочу об этом слышать.
     - Что ж, ладно, - согласился он. - Слушай, ма, какой здесь есть самый
хороший театр?
     - Театр "Люкс Твин", - ответила она, - но я не знаю его репертуара.
     - Неважно. Знаешь, что я  думаю?  Существует  три  вещи,  которые  на
территории Америки можно получить где угодно, но по-настоящему - только  в
Нью-Йорк-Сити.
     - И что же это такое?
     - Кинофильм, бейсбол и сосиски от Недика.
     Она рассмеялась.
     - А ты совсем не так глуп, как кажется, Ларри!
     И он спустился в туалет. И смыл с лица кровь. И  вернулся  к  матери,
чтобы поцеловать  на  прощание.  И  взял  у  нее  из  кошелька  пятнадцать
долларов. И посмотрел  фильм  про  мистического  маньяка  Фредди  Крюгера,
убийцу подростков, приходящего к ним во сне и убивающего своими  пальцами,
на которых вместо ногтей растут бритвы. Конец  фильма  был  Ларри  неясен:
удалось ли главной героине  убить  Фредди,  или  же  он  возникнет  снова.
Правда, если бы он каждый раз не восставал из мертвых, не было бы стольких
серий этого фильма.
     В ряду позади Ларри кашлял какой-то человек.

     12

     Они сидели  на  обвитой  плющем  веранде,  Франни  Голдсмит  и  Карла
Голдсмит, мать и дочь.
     - Итак, ты беременна, - повторила Карла.
     - Да, мама. - Голос Франни прозвучал очень сухо,  но  она  не  хотела
облизывать губы. Наоборот, она крепко сжала их.
     - Ох, Франни, - сказала ее мать; слова, как из пулемета,  выскакивали
из нее одно за другим. - Как - это - случилось?
     Этот же вопрос задал ей Джесс. Теперь она разозлилась  по-настоящему:
это был тот же самый вопрос, который задал ей он.
     - Имея двух детей, мама, ты должна отлично знать, как это случается.
     - Не хами! -  прикрикнула  на  нее  Карла.  Ее  глаза  расширились  и
засверкали, что всегда в детстве приводило Франни в ужас. - Как ты посмела
преподнести такой подарок мне и твоему отцу? И кто этот парень - Джесс?
     - Да, это Джесс. Отец ребенка - Джесс.
     Карла подавилась собственной слюной.
     - И как же ты пошла на  это?  Ведь  мы  воспитывали  тебя  совершенно
по-другому! Это... это...
     Она подняла руки к лицу и начала рыдать.
     - Как ты посмела? - кричала она. - Это твоя благодарность за все, что
мы для тебя сделали? За это ты пошла и... как последняя  шлюха...  с  этим
мальчишкой? Мерзкая девчонка! Мерзкая девчонка!
     - Мама...
     - Не смей обращаться ко мне! Ты уже достаточно сказала!
     Франни встала и выпрямилась.  Ее  ноги,  затекшие  за  время  долгого
сидения, казались сделанными из дерева, но они  еще  и  дрожали.  Из  глаз
вытекли первые капли слез, но Франни изо всех сил сдерживала их.
     - Сейчас я уеду.
     - Ты ела за нашим столом! - внезапно заорала прямо ей в лицо Карла. -
Мы любили тебя... и поддерживали тебя... и вот что  мы  получили  за  это!
Мерзавка! Мерзавка!
     Больше Франни  не  могла  сдерживаться.  Она  захлебывалась  слезами.
Внезапно пол поплыл у нее под ногами, и, чтобы  удержать  равновесие,  она
ухватилась руками за край стола, но не устояла на ногах и рухнула на стул,
больно ударившись при этом.
     - И что же вы намереваетесь делать теперь, мисс? Собираетесь остаться
здесь? Ожидаете, что мы будем кормить тебя и оказывать всякую поддержку, а
ты тем временем будешь спать со всем мужским населением города? Ну уж нет!
Я этого не допущу! Не допущу!
     Схватив со стола вазу, Карла Голдсмит запустила ею в дочь.
     - Я не хочу оставаться  здесь,  -  прошептала  Франни.  -  Почему  ты
решила, что я хочу здесь остаться?
     - А куда тебе идти! К нему? Сомнительно.
     - Думаю, я найду куда. Это не твое дело. - Франни все еще плакала, но
постепенно ее охватывала ярость.
     - Не мое дело? - Эхом подхватила ее слова Карла. Ее лицо стало белым,
как пергамент. - Не мое дело? То, что ты вытворяешь под  моей  крышей,  не
мое дело? Ах ты, маленькая сука!..
     Она отвесила Франни пощечину, и  голова  девушки  от  сильного  удара
дернулась назад. Но Франни не сдвинулась  с  места,  ненавидящими  глазами
глядя на мать.
     - И это за то, что мы отдали тебя в хорошую школу? После того, как ты
выйдешь за него замуж...
     - Я не собираюсь выходить за него замуж.
     Карла изумленно уставилась на дочь:
     - О чем ты говоришь? Об аборте? Ты в своем уме?
     -  Я  собираюсь  родить  ребенка.  Мне  придется  взять   для   этого
академический отпуск, но к следующей весне я снова продолжу учебу.
     - Продолжать учебу? На  чьи,  интересно,  деньги?  На  мои?  Напрасно
надеешься! Современные девушки, вроде тебя, не должны ждать  поддержки  от
родителей.
     - Поддержка мне, конечно, нужна, - тихо сказала Франни.  -  Деньги...
или мне придется начать зарабатывать самой.
     - Ни стыда, ни совести! Думает только о  себе!  -  заорала  Карла.  -
Боже, что ты только вытворяешь со своим отцом и мной! Это разобьет  сердце
твоего отца и...
     - Пока оно еще не разбито, мое сердце, - послышался спокойный  голос,
и Питер Голдсмит вошел на веранду.
     - Что ты здесь  делаешь?  -  гневно  поинтересовалась  Карла.  -  Мне
казалось, что после обеда ты обычно работаешь!
     - Я отпросился, - ответил Питер.  -  Фран  уже  все  рассказала  мне,
Карла. Скоро мы с тобой станем дедушкой и бабушкой.
     - Бабушкой! - фыркнула она. - Ну, конечно! Она  рассказала  тебе  обо
всем первому, и ты скрыл это от меня. Ладно. Лучшего я от тебя и не ждала,
Питер. А сейчас выйди и закрой за собой дверь. Мы хотим  поговорить.  -  И
она вдруг улыбнулась Франни: - У нас есть свои маленькие тайны.
     Питер, вместо того чтобы выйти, подошел к столу и сел в кресло.
     - Питер, предоставь это мне.
     - В  прошлом  я  предоставлял  тебе  слишком  многое.  Сейчас  другие
времена, Карла.
     - Это не твоя территория.
     Он медленно ответил:
     - Моя.
     - Папочка...
     Карла резко обернулась к Франни,  и  девушка  испугалась,  увидев  ее
побелевшее лицо с красными пятнами на щеках.
     - Не смей разговаривать с ним! Он - не  тот  человек,  который  может
поддержать тебя! Хотя, конечно, он всегда защищал тебя и поддерживал  твои
самые бредовые идеи!
     - Перестань, Карла...
     - Пошел вон!
     - Нет. Ты...
     - Пошел вон из моего дома!
     И она бросилась на мужа. Какое-то время Питер пытался ее  сдерживать,
но она яростно вцепилась в него и все время кричала:
     - Вон! Вон! Пошел вон! Скотина, я ненавижу тебя! ПОШЕЛ ВОН! ВОН!
     И тогда он ударил ее.
     Раздался глухой звук, и Карла отлетела в сторону. Она упала на колени
и умолкла от неожиданности и боли.
     - Нет, о, нет! - умоляющим голосом прошептала Франни.
     Карла прижала руку к груди и уставилась на мужа.
     - Ты заслужила это за последние десять  лет,  -  заметил  Питер.  Его
голос звучал удивительно спокойно. - Я  всегда  говорил  тебе,  что  этого
делать нельзя. Нельзя бить женщин. Но когда человек - мужчина или  женщина
- становится собакой и начинает кусаться, необходимо ударом вернуть  этого
человека к действительности. Мне  жаль,  Карла,  что  я  не  сделал  этого
раньше. Тогда сегодня кое-что могло бы быть по-другому.
     - Папа...
     - Заткнись, Франни, - приказал Питер, и она умолкла.
     - Ты сказала, что наша дочь - эгоистка, - все еще глядя прямо в глаза
жены, сказал  Питер.  -  Это  ты  -  эгоистка.  Ты  совершенно  прекратила
интересоваться Франни, когда умер Фред. Тогда ты решила не  растрачиваться
и жить для себя. Именно так ты и жила в  последнее  время.  Ты  помнила  о
покойных членах семьи и напрочь забыла о живых. И когда твоя дочь пришла к
тебе за помощью, я уверен, что первой твоей мыслью было: "Что  скажут  мои
подруги по клубу?!" Нет, Карла, это ты - эгоистка.
     Он нагнулся и помог жене подняться. Как во сне, она встала  на  ноги.
Но выражение ее лица не изменилось - оно было, как и прежде,  неуступчивое
и гневное.
     - Это я виноват, что упустил тебя. Я тоже был эгоистом. Но  теперь  я
хочу сказать тебе, Карла, я - твой муж,  и  решать  буду  я.  Если  Франни
понадобится где-то жить, она сможет жить здесь, как это было всегда.  Если
ей понадобятся деньги, я дам  ей  их,  как  давал  и  прежде.  И  если  ей
понадобится помощь в воспитании ребенка, она сможет получить ее  здесь.  И
еще кое-что я  хочу  сказать  тебе,  Карла.  Если  Франни  решит  крестить
младенца, это тоже произойдет в этом доме.
     Губы Карлы задрожали, и она с трудом выдавила:
     - Питер, твой собственный сын лежал в этом доме в гробу!
     - Да. Вот почему я считаю, что именно здесь должно произойти крещение
новой жизни, - сказал он. - В этом  ребенке  будет  течь  и  кровь  Фреда.
Значит, Фред будет жить в нем, Карла. Ты хочешь выжить свою дочь из нашего
дома. Что же у тебя тогда останется? Ничего, кроме твоей комнаты  и  мужа,
ненавидящего тебя за то, что ты совершила. Если же Франни  придется  уйти,
то вместе с ней уйду и я.
     - Мне нужно подняться к себе и прилечь, -  пробормотала  Карла.  -  Я
плохо себя чувствую.
     - Я помогу тебе, мама, - вскочила со стула Франни.
     - Не прикасайся ко мне! -  завизжала  Карла.  -  Оставайся  со  своим
папашей! Похоже, вы с ним прекрасно отрепетировали  весь  этот  спектакль!
Скоро ты выживешь меня отсюда, Франни! Тебе ведь только это и нужно!
     Она начала истерически смеяться. Она производила  впечатление  пьяной
бабы. Питер попытался положить ей на плечо руку,  но  она  сбросила  ее  и
зашипела, как кошка.
     Потом Карла нетвердым шагом принялась взбираться по лестнице  в  свою
комнату. Оказавшись у двери,  она  бросила  на  мужа  и  дочь  прощальный,
преисполненный ненависти взгляд и захлопнула за собой дверь.
     Франни и Питер обменялись взглядами.
     - Это поможет, - тихо сказал Питер. - Она придет в себя.
     - А если нет? - спросила Франни,  медленно  подходя  к  отцу.  -  Мне
почему-то кажется, что нет.
     - Неважно. Не нужно сейчас об этом думать.
     - Мне лучше уйти. Она не хочет, чтобы я оставалась здесь.
     - Ты останешься. Ведь на самом деле ей тоже нужно, чтобы ты осталась.
- Он помолчал. - И мне ты очень нужна, Фран.
     - Папочка, - сказала она  и  прижалась  лицом  к  его  груди.  -  Ох,
папочка! Мне так стыдно...
     - Тссс, - прошептал он и погладил ее по голове. - Тссс,  Франни...  Я
люблю тебя. Я люблю тебя.

     13

     Зажглась красная лампочка. Щелкнул замок. Дверь открылась. Вошедший в
комнату человек не был одет в традиционный белый халат, хотя на шее у него
болтался крошечный респиратор.
     - Привет, мистер Редмен, - сказал он, пересекая комнату. Он  протянул
свою руку, и Стью, удивленный, все же пожал ее. - Я Дик  Дейтц.  Деннингер
сказал, что вы не намерены вступать  в  игру,  пока  вам  не  объяснят  ее
правил.
     Стью кивнул.
     - Отлично. - Дейтц присел  на  краешек  кровати.  Это  был  невысокий
загорелый мужчина; он напомнил Стью гнома из диснеевского  мультфильма.  -
Итак, что же вы хотите знать?
     - Сперва объясните мне, почему вы вошли сюда без защитного костюма  и
белого халата.
     - Потому что Джеральдо говорит, что вы не заразны. - Дейтц указал  на
морскую свинку, сидящую между оконными рамами. Свинка была в клетке. К ней
неслышным шагом подошел Беррингер и с невозмутимым видом стал рядом.
     - Джеральдо, да?
     -  Джеральдо  последние  три  дня  провел  вместе  с  вами.  Болезнь,
поразившая ваших друзей, также легко поражает морских свинок. Если  бы  вы
были инфицированы, Джеральдо сейчас был бы мертв.
     - И все же вы не забыли о предосторожности, - Стью раздраженно указал
на респиратор.
     - Это, - с циничной усмешкой сказал Дейтц,  -  не  входит  в  условия
моего контракта.
     - Чем я, по-вашему, болен?
     Медленно, будто размышляя, Дейтц протянул:
     - Черные волосы, голубые глаза, порождение сатаны... - Он  пристально
посмотрел на Стью. - Не смешно, да?
     Стью ничего не ответил.
     - Вам, наверное, хочется ударить меня?
     - Не думаю, что это привело бы к чему-нибудь путному.
     Дейтц вздохнул и потер переносицу.
     - Послушайте, - сказал он. - Когда обстоятельства слишком серьезны, я
начинаю шутить.  Некоторые  люди  при  этом  курят  или  жуют  жевательную
резинку. Это способ держать себя в руках, вот и все.  Не  думаю,  что  мой
выход - самый худший. Если же говорить о вашей предполагаемой болезни, то,
исходя из исследований доктора Деннингера и его ассистентов, вы  абсолютно
здоров