- Давай пройдемся немного.
     Ларри показалось, что Уэйн смотрит на  него  как-то  странно;  эдакая
смесь восхищения и жалости.
     - Нет, приятель, дальше я не пойду. Я устал. - Уэйн начал  раздражать
Ларри. Что такое, собственно говоря, этот Уэйн?  Завистник,  каких  вокруг
множество.
     - Не спеши, Ларри. Я хочу поговорить с тобой. Выслушай  и  постарайся
понять.
     И, переведя дух, Уэйн быстро и доходчиво объяснил Ларри, что если тот
не перестанет  швырять  деньги  направо  и  налево,  то  скоро  не  сможет
расплатиться за свои причуды, чего и ожидают парни из Колумбии. Если Ларри
погрязнет в долгах - он подпишет  любой  контракт  на  любых,  даже  самых
кабальных, условиях.
     - С простаками вроде тебя всегда так случается, - закончил он.
     С простаками вроде тебя.
     С простаками вроде меня.
     С простаками вроде...

     Кто-то стучал пальцем в окно.
     Ларри вздрогнул и сел. Шея затекла и теперь болела. Он на самом  деле
уснул, понял Ларри. За окном был серый Нью-Йорк, и кто-то стучал пальцем в
окно.
     Повернув голову, он увидел свою мать; ее волосы были повязаны  черным
шелковым платком.
     Мгновение они просто смотрели друг на друга через стекло, и  у  Ларри
возникло странное чувство: будто он - экспонат зоопарка и сидит в  клетке.
Потом его губы растянулись в улыбке, и он открыл окно.
     - Мама?
     - Я знала, что это ты, - ровным голосом сказала она. - Выйди же и дай
рассмотреть себя!
     Открывая дверцу, Ларри почувствовал, что его ноги затекли тоже. Он не
ожидал встретиться с матерью подобным образом  и  поэтому  был  совсем  не
подготовлен. Ему почему-то  казалось,  что  мать  выше  и  крепче,  а  она
оказалась совсем маленькой и хрупкой. Годы не прошли для нее незаметно.
     Он всегда побаивался  матери.  Когда  ему  было  десять,  она  каждое
воскресенье будила его: ей казалось, что он слишком много спит.  Так  вот,
будила она его вот таким же постукиванием пальца по  косяку  двери  в  его
комнату. Прошло четырнадцать лет, а рефлекс сохранился. Она  постучала  по
стеклу, и он сразу же проснулся.
     - Привет мама!
     Она смотрела на него, не произнося ни слова, и сердце в  груди  Ларри
внезапно забилось, как пташка в клетке. Ему стало страшно, что она  сейчас
вдруг повернется и уйдет, оставив его  одного,  скроется  за  углом  и  он
никогда не увидит ее.
     Потом она тяжело вздохнула, как человек, собирающийся поднять тяжелый
груз. А когда она заговорила, ее голос был таким  естественным  и  мягким,
что Ларри забыл свои первые впечатления.
     - Привет, Ларри, - сказала она. - Подойди же ко мне. Я знала, что это
ты, когда заглядывала в окно. Давай же поднимемся в дом. Если бы ты  знал,
как он мне опостылел!
     Она повернулась и стала подниматься по ступенькам. Ларри следовал  за
ней.
     - Мама?
     Мать обернулась, и Ларри неловко обнял ее.  Ему  хотелось  заплакать;
это  был  момент  Величайшей  Близости  между  ними.  Потом  мать  ласково
оттолкнула его; ее глаза были сухи.
     - Пойдем, я приготовлю тебе завтрак.  Ведь  ты  всю  ночь  провел  за
рулем?
     - Да, - ответил он слегка дрожащим от избытка чувств голосом.
     - Тогда пойдем. Лифт поломан, но нам нужно подняться только на второй
этаж. Миссис Хелси с ее артритом гораздо хуже.  Она  живет  на  пятом.  Не
забудь вытереть ноги о половик. Если ты этого не сделаешь,  мистер  Фримен
растерзает меня на мелкие кусочки. Он считает грязь и пыль своими  личными
врагами. - Они прошли целый пролет. - Ты в  состоянии  съесть  яичницу  из
трех яиц? И еще я пожарю гренки, если ты не возражаешь. Идем же.
     Она  отперла  дверь,  и  они  вошли  в  квартиру.  Здесь  ничего   не
изменилось. Даже темно-коричневые тени и запахи кухни были теми же самыми.

     Элис Андервуд поджарила ему три яйца, бекон,  гренки,  сварила  кофе.
Когда он справился со всем, кроме кофе, он закурил сигарету и  отодвинулся
от стола. Мать негодующе посмотрела на него, но ничего не сказала.
     Поискав, куда стряхнуть пепел, Ларри решил  воспользоваться  кофейным
блюдцем; мать твердо отвела его руку и подала ему раковину, стоящую обычно
на комоде. Ларри подумал, что блюдце вполне бы могло подойти, но решил  не
возражать. С матерью не имело смысла спорить, потому что она  всегда  была
уверена в своей правоте.
     - Итак, ты вернулся,  -  сказала  Элис,  беря  с  маленького  столика
какое-то вязание и принялась за работу. - Что же привело тебя?
     - Я очень соскучился, мама.
     - Почему же ты тогда не писал мне? - Она пожала плечами.
     - Ну, я не очень-то большой мастер писать, - Ларри крутил  в  пальцах
сигарету. Дымок спирально подымался к потолку.
     - Повтори еще раз.
     Он улыбнулся:
     - Я не очень-то большой мастер писать.
     - Ты, как всегда, врешь матери, Ларри.
     - Извини, мама. Расскажи, как ты живешь.
     Она отложила вязание.
     - Не так плохо. Побаливает спина, но я спасаюсь таблетками.  И  делаю
гимнастику.
     - Ты не пробовала массаж?
     - Только один раз. У доктора Холмса.
     - Ты хорошо выглядишь. Совсем как девушка. - Он лгал, но знал, что ей
это будет приятно. Но сейчас лишь легкая улыбка  коснулась  ее  губ.  -  В
твоей жизни, наверное, есть новые мужчины?
     - Несколько, - ответила она. - А у тебя?
     - Пока обхожусь без мужчин, - серьезно ответил он. - Девушки есть,  а
вот мужчин нет.
     Он надеялся рассмешить ее, но она опять только слегка  улыбнулась.  Я
вношу неудобства в ее жизнь, подумал Ларри.  Беспокою  ее.  Она  не  ждала
моего появления, да и прошло уже три года. Она хотела бы, чтобы я поскорее
исчез.
     - Все тот же Ларри, - произнесла она. -  Никогда  не  был  серьезным.
Совсем изменился.
     - Что ж, мама, таков любой холостяк.
     - Похоже, ты навсегда останешься им. Тебе никогда не найти порядочную
девушку из хорошей католической семьи. А мне бы этого так хотелось!
     Ларри пожал плечами, напуская на себя прожженный вид.  Мать,  заметив
это, решила изменить тему.
     - Я слышала по радио песню, которую ты написал. Я говорю  людям,  что
автор - мой сын, Ларри. Но большинство мне не поверило.
     - Ты слышала ее? - Он был удивлен, почему она  сразу  не  сказала  об
этом.
     - Конечно, ведь ее все время  передают  по  этой  молодежной  станции
ВРОК.
     - И тебе понравилось?
     - Как и любая другая музыка. - Она пристально посмотрела на  сына.  -
Бывают песни и похуже.
     Ему хотелось вскочить, но он сдержался.
     - Не очень любезно с твоей стороны, мама. - К его лицу прилила кровь.
Он не ожидал такого прохладного отзыва.
     - Слишком много эмоций. Эмоции нужны не  в  песне,  а  в  постели,  -
шутливо сказала она, давая тем самым понять, что обсуждение окончено. -  И
потом, что случилось с твоим голосом? Создается  впечатление,  будто  поет
черномазый.
     - Сейчас? - Он был изумлен.
     - Нет, по радио.
     - Это такая манера, понимаешь...
     - Что ж, это не мое дело, - быстро перебила его Элис. - Скажи  лучше,
они расплатились с тобой или ты взял эту маленькую машину в кредит?
     - Они много заплатили мне, - сказал он, и это вновь была ложь, хотя и
недалекая от правды. - Я уже почти выплатил деньги за машину.
     - Эти кредиты до добра не доводят, - убежденно сказала мать. -  Из-за
них обанкротился твой отец. Доктор  сказал,  что  он  умер  от  сердечного
приступа, но это не так. Он умер от разбитого сердца. Он по  уши  завяз  в
невыплаченных кредитах.
     Все это Ларри уже слышал много раз и сейчас только кивнул.  Он  знал,
что Элис приставала  к  отцу,  которого  всегда  считала  неудачником,  но
спорить было бесполезно. Такова мама!
     - Ты намерен задержаться здесь Ларри? - тихо спросила она.
     Он нерешительно спросил:
     - А как бы ты хотела?
     - У меня есть свободная комната. Если в ней убрать и  перенести  туда
кровать, ты мог бы пожить в ней.
     - Что ж, если я не помешаю тебе... Но это недолго. Всего пару недель.
Мне бы хотелось кое-кого увидеть... Марка... Галена... Давида...  Криса...
всех ребят.
     Она встала, подошла к окну и распахнула его.
     - Оставайся, сколько захочешь, Ларри. Может быть, ты не поверишь,  но
тебе действительно рада. Мы не  очень  хорошо  попрощались.  Было  сказано
много резких слов. - Она открыто посмотрела на сына. - Но  я  забыла  это,
давно забыла. Все было потому, что я слишком  люблю  тебя.  Я  никогда  не
могла  сказать  этого  прямо  и  поэтому  пыталась  выразить  это  другими
способами.
     - Ладно, все в порядке, - Ларри уставился в пол.  -  Слушай,  я  могу
дать тебе денег на хозяйство.
     - Если хочешь. Но в этом нет необходимости. Я  работаю  и  достаточно
зарабатываю. А ты - все еще мой сын.
     Внезапно по щекам Ларри покатились слезы. Ничто не  постоянно,  думал
он. Мать изменилась! Наверное, изменился и он, но не так, как ожидал.  Она
стала сильнее духом, а он - слабее. Он вернулся домой не потому,  что  ему
было нужно куда-то уехать. Он вернулся потому, что  боялся  и  нуждался  в
ней, своей матери.
     Она стояла у открытого окна, не сводя с него взгляда. Легкий  ветерок
колыхал занавески. Из окна доносился шум транспорта. Порывшись  в  кармане
платья, Элис достала носовой платок  и  протянула  его  Ларри.  Он  прижал
платок к лицу.
     Да, думал Ларри, он остался все тем же мягкотелым, безвольным  Ларри.
Достойный сын своего отца. И все же она - его мать и любит его.
     Элис же, глядя на сына, думала о  том,  что  он  уже  не  мальчик,  а
взрослый, сформировавшийся мужчина, даже  довольно  красивый.  И  еще  она
думала: он молодец, что приехал. Лучше позже, чем никогда.
     - Ты устал, сынок, - сказала она. - Тебе  стоит  умыться,  а  я  пока
постелю постель, и ты сможешь поспать. Мне  нужно  ненадолго  уйти,  но  я
скоро вернусь.
     Она направилась в спальню, их старую спальню, и  стала  греметь  там,
выдвигая ящик с бельем. Ларри медленно вытер глаза.  Звуки  транспорта  за
окном становились все громче. Когда же в последний раз он плакал на глазах
у матери? Он не помнил. Внезапно ему вспомнилась дохлая  кошка.  Да,  мать
права. Он устал. Устал, как никогда в жизни. Он прошел в  спальню,  рухнул
на расстеленную кровать и проспал беспробудным сном восемнадцать часов.

     6

     Когда Франни приехала домой и вошла в  сад,  где  ее  отец  выращивал
фасоль и горох, было далеко за полдень. Франни была  поздним  ребенком,  и
отцу сейчас  было  за  шестьдесят,  но  его  возраст  выдавала  разве  что
совершенно седая голова, и поэтому он, не снимая, носил бейсбольную кепку.
Мать Франни отправилась в Портленд за покупками. Лучшая подруга Фран,  Эми
Лоудер, через несколько дней должна была выйти замуж, и мать хотела купить
подарок.
     Франни с любовью смотрела на сутулую спину отца. Как и в детстве,  ей
всегда становилось уютно и спокойно рядом с ним.
     От нахлынувших чувств у нее запершило в горле. Она прокашлялась.
     - Помощь нужна?
     Со шлангом в руке он оглянулся, и его лицо осветила улыбка:
     - Привет, Фран. Хотела напугать меня, чертовка?
     - Да, и, кажется, мне это удалось.
     - Твоя мать уже вернулась? - Он с хитрецой посмотрел на дочь. -  Хотя
нет, вряд ли. Скоро ее не жди. Ну  что  ж,  если  хочешь  запачкать  руки,
присоединяйся. Только не забудь потом их вымыть.
     - Руки женщины свидетельствуют о ее привычках, - пошутила Франни. Она
взяла лежащий на земле шланг и начала поливать  грядки.  В  последние  дни
стояла засуха, и горох под жарким солнцем несколько пожух.
     Они работали, и  Питер  рассказывал  дочери,  как  провел  день.  Она
помогала ему, перемежая его рассказ вопросами.  Он  работал  машинистом  в
крупнейшей автомобильной фирме Бостона. Ему исполнилось шестьдесят  четыре
года, и в следующем году он намеревался  уйти  на  покой.  В  сентябре  он
собирался взять на четыре недели  отпуск,  чтобы  как-то  подготовиться  к
длительно пенсионному безделью, как он любил поговаривать.
     Питер Голдсмит не слишком доверял  системе  социального  обеспечения,
особенно в период инфляции. Инфляция сделала его  родителей  париями.  Его
отец, дед Франни,  без  конца  повторял  одно  из  краеугольных  положений
демократического мировоззрения: "Не доверяй сильным мира сего, потому  что
их власть дороже для них, чем народ, давший им эту власть".
     Все это и говорил сейчас Франни отец. Девушка улыбалась. Ей нравились
суждения  отца  на  подобные  темы.  Он  не  часто  мог   позволить   себе
порассуждать, потому что женщина, которая была его  женой  и  матерью  его
дочери, всегда сердилась, слыша его суждения.
     Верить  нужно  только  себе,  продолжал  он,  и  тогда  не   наступит
разочарование в сильных мира сего. Тогда все будет в порядке.
     - Экономия, - вот выход из положения,  -  рассуждал  он.  -  Мужчина,
любящий деньги, - мерзавец, достойный ненависти. Мужчина,  не  думающий  о
деньгах, - просто дурак. Он достоин не ненависти, а жалости.
     Франни показалось, что он имеет в виду беднягу Поля Керона, его друга
со времен, с которых Франни помнила себя; и она решила не уточнять.
     Работать, работать и еще раз работать, продолжал он. Жаль,  что  мать
Франни не всегда понимает его. Карла никак не может смириться с  тем,  что
все изменилось, даже женщины. Она никак не  может  понять,  что  Франни  и
девушек ее поколения не интересует охота на мужей.
     - Вот выходит замуж Эми Лоудер, - рассуждал  Питер,  -  и  твоя  мать
думает: "На ее месте могла бы быть моя Фран. Эми симпатичная, но  рядом  с
моей Фран - просто  уродина".  Твоя  мать  подходит  к  жизни  со  старыми
мерками, и она уже не изменится. Помни, Фран,  она  слишком  стара,  чтобы
меняться, а ты достаточно взрослая, чтобы это понимать.
     И он продолжал работать, рассказывая теперь о своих  сотрудниках.  Он
перескакивал с одной темы на другую. Постепенно тени становились все более
вытянутыми, и пора было  прекращать  работу.  Франни  думала  о  том,  что
приехала к родителям кое-что рассказать  им,  а  вместо  этого,  как  и  в
детстве, слушает отцовскую болтовню. Что ж,  по  всеобщему  мнению,  он  -
занятный рассказчик.
     Она ждала, когда  красноречие  отца  иссякнет.  И  действительно,  он
наконец отложил в сторону шланг, присел на камень и отер пот со лба. Потом
пристально посмотрел на дочь:
     - Так что у тебя на уме, Франни? Выкладывай.
     Она задумчиво смотрела на него,  не  уверенная,  стоит  ли  начинать.
Собственно, именно за этим она и приехала,  но  теперь  вся  ее  решимость
исчезла. Некоторое время она вслушивалась в тишину, потом сделала глубокий
вдох, как перед прыжком.
     - Я беременна, - просто сообщила она.
     Отец, пытающийся раскурить трубку,  от  неожиданности  отложил  ее  в
сторону и уставился на дочь.
     - Беременная, - повторил он, будто никогда  прежде  не  слышал  этого
слова. - Франни... это шутка? Или розыгрыш?
     - Нет, папа.
     - Тогда подойди ко мне и сядь рядом.
     Девушка нерешительно приблизилась к нему и села прямиком на  нагретую
солнцем землю. У нее гудела голова и ныло в животе.
     - Ты уверена? - спросил он.
     - Уверена, - ответила она и потом  -  наверное,  от  беспомощности  -
начала навзрыд плакать. Питер обнял ее одной рукой, она прижалась к  нему,
собираясь задать вопрос, беспокоящий ее сейчас больше всего.
     - Папа, ты все еще любишь меня?
     - Что? - Он изумленно посмотрел на нее. - Да. Я все еще  очень  люблю
тебя, Франни.
     Это вызвало новый взрыв слез, и он прижал ее  к  себе  крепче,  будто
намереваясь защитить от чего-то.
     - Ты огорчен? - немного успокоившись, спросила Франни.
     - Не знаю. До сих пор у меня не было беременной дочери,  и  сейчас  я
просто не могу привыкнуть к этой мысли. Это Джесс?
     Она кивнула.
     - Ты сказала ему?
     Она опять кивнула.
     - И что же он?
     - Он сказал, что женится на мне. Или даст денег на аборт.
     - Женитьба или аборт, - сказал Питер Голдсмит, раскуривая  трубку.  -
Он напоминает мне двуствольное ружье, твой Джесс.
     Она посмотрела на свои руки и  вытерла  их  о  джинсы.  Руки  женщины
свидетельствуют о ее привычках, считает ее чувствительная мама. Беременная
дочь. Руки женщины...
     - Мне бы не хотелось лезть в чужие дела, -  сказал  тем  временем  ее
отец, - но разве он... или ты... разве вы не предохранялись?
     - Я принимала противозачаточные таблетки. Они не помогли.
     - Значит, виноваты оба, - он  пристально  смотрел  на  нее.  -  Но  я
слишком стар, Франни, и многое  забыл.  Поэтому  не  будем  выяснять,  кто
виноват.
     Она кивнула. Ее отец никогда не спорил с мамой. Не спорил вслух.  Это
было бесполезно. Он просто оставался при своем мнении.
     - Ты уверен, что сможешь противостоять  ей,  папа?  -  тихо  спросила
Франни.
     - Ты хочешь, чтобы я принял твою сторону?
     - Не знаю.
     - Что ты собираешься делать?
     - С кем? С мамой?
     - Нет. С собой, Франни.
     - Я не знаю.
     - Выйдешь за него замуж?
     - Нет, не думаю, что я смогу выйти за него замуж.  Я  разлюбила  его,
если то, что я чувствовала к нему, было любовью.
     - Из-за ребенка? - Он смотрел на дочь из-под густых бровей.
     - Нет, не из-за ребенка. Это так или иначе произошло бы. Джесси...  -
Она на миг задумалась. - Он слабый. Я не могу объяснить лучше.
     - И ты действительно не хочешь связать с ним свою жизнь, Франни?
     - Не хочу, - ответила она. Она  не  верила  Джессу.  -  Джесс  мыслит
хорошо и хочет совершать правильные поступки; впрочем, он их и  совершает.
Но... ты ведь знаешь меня...
     Отец потерся щекой о ее щеку:
     - Франни - шутница, да?
     - Да. Верно. Ты хорошо меня знаешь.
     - Есть немного.
     - Так вот, Джесс не понимает моих шуток. И очень  рассердился,  когда
узнал о ребенке. Наверное, он был прав,  и  он  имел  право  злиться...  и
совершать глупости... И все же он - не тот  человек,  который  мне  нужен.
Если бы мы поженились... он сошел бы с ума со мной, а я с ним.  Поэтому  я
пытаюсь... и я надеюсь...
     - Боюсь, ты будешь несчастна, - задумчиво сказал Питер.
     - Надеюсь, что нет, - возразила Франни.
     - Тогда не позволяй своей маме уверить тебя в обратном.
     Франни прикрыла глаза. Он понял. Он все правильно понял.
     - А что ты думаешь об аборте? - через некоторое время спросила она.
     - Мне кажется, что именно об этом ты и хотела поговорить.
     Она изумленно смотрела на него.
     Он отвернулся, довольный своей проницательностью.
     - Да, ты прав, - признала Франни.
     - Что ж... И он надолго умолк. Девушка даже хотела спросить, все ли с
ним в порядке, но тут он заговорил:
     - Франни, тебе, наверное, хотелось бы иметь отца помоложе, но  тут  я
ничем не могу тебе помочь. Я впервые женился в 1956 году.
     Он задумчиво посмотрел на дочь.
     - В те дни Карла была совсем другой. Она  была...  словом,  она  была
молода. И она не менялась, пока  не  умер  твой  брат  Фредди.  Тогда  она
прекратила... расти. Не знаю, понимаешь ли ты, о чем я говорю. Но я  точно
знаю, что Карла... прекратила расти, когда умер Фредди. И все  же  она  не
всегда была такой, можешь мне поверить.
     - Какой же она была, папа?
     - Она напоминала тебя, Франни. Она любила шутить. Любила танцевать  и
веселиться. Любила пиво...
     - Мама... пила пиво?
     - Да, пила. И еще обожала ходить в гости.
     Франни попыталась представить себе мать с кружкой пива в  руке  и  не
смогла.
     - Она никак не могла забеременеть, - говорил Питер.  -  Мы  ходили  к
врачу, и он сказал, что у нас  обоих  все  в  порядке.  Твой  брат  Фредди
родился в 1960 году. Она безумно любила сына, Фран. Ее отца звали  Фредом,
ты должна это помнить. В 1965 году  у  нее  наступил  климакс,  и  мы  оба
думали, что детей у нас больше не будет. А  в  конце  1969  года  на  свет
появилась ты. И я до полусмерти полюбил тебя. Каждый из  нас  двоих  обрел
своего ре