, рано. Пока еще он не
может отстаивать свою правоту до конца.
     Каррас подумал о том, что  неплохо  было  бы  раздеться  и
забраться  под  одеяло.  Но  он  слишком устал. Тяжесть событий
давила на него, а он хотел быть свободным.
     "...Дай нам жить!"
     "Дай мне жить!" -- ответил он на это. Тяжелый глубокий сон
постепенно окутал его.

     Дэмьен проснулся от телефонного звонка.  Слабой  рукой  он
потянулся  к выключателю. Интересно, сколько сейчас времени? Он
снял трубку. Звонила Шарон и просила его прийти  прямо  сейчас.
Каррас снова почувствовал себя затравленным и измученным.
     Он  прошел в ванную, умылся холодной водой, натянул свитер
и вышел из дома.
     Было еще темно. Несколько кошек  в  испуге  шарахнулись  в
разные стороны.
     Шарон  встретила  его внизу. Она была в кофте и куталась в
одеяло. Вид у нее был перепуганный.
     -- Извините,  святой  отец,--  прошептала  Шарон,--  но  я
подумала, что вы должны это видеть.
     -- Что?
     -- Сейчас  увидите. Только тише. Я не хочу будить Крис. --
Она кивком пригласила Карраса следовать за ней.
     Войдя в спальню Реганы, священник ощутил ледяной холод. Он
нахмурился и недоуменно посмотрел на Шарон.
     -- Отопление включено на полную мощность,-- прошептала она
и взглянула на Регану, на страшные белки  ее  глаз,  сверкающие
при свете ночника. Казалось, Регана находится в бессознательном
состоянии.  Дыхание тяжелое, полная неподвижность. Трубка -- на
месте, сустаген медленно вливается через нос в горло ребенка.
     Шарон осторожно подошла к кровати, наклонилась и  медленно
расстегнула  Регане воротник пижамы. Каррас с болью наблюдал за
тем, как обнажается  исхудалое  тело  девочки.  По  выступившим
ребрам,  казалось, можно было сосчитать остаток ее дней на этой
земле.
     Он почувствовал, что Шарон смотрит на него.
     -- Я  не  знаю,  святой  отец,   может   быть,   это   уже
прекратилось,-- прошептала она. -- Но вы посмотрите на грудь.
     Брови  Карраса поползли вверх. Он заметил, что кожа Реганы
начала краснеть, но не на всей груди, а только местами.
     -- Вот, начинается,-- шепнула Шарон.
     По телу Карраса поползли мурашки, но не от  холода,  а  от
того,  что  он увидел на груди Реганы. Ярко-красными рельефными
буквами на коже четко проступили два слова:

     ПОМОГИТЕ МНЕ

     -- Это ее почерк,-- прошептала Шарон.
     В 9 часов утра священник Дэмьен Каррас явился к президенту
Джоджтаунского   университета   и   попросил   предварительного
разрешения на проведение ритуала изгнания дьявола. Получив его,
он отправился к епископу епархии. Тот серьезно выслушал рассказ
Карраса.
     -- Вы  уверены,  что это настоящая одержимость? -- спросил
епископ.
     -- Я  могу  утверждать,  что  все  признаки,  описанные  в
"Ритуале",  сходятся,-- уклончиво ответил Каррас. Он все еще не
осмеливался  поверить  в  случившееся.  Не  разум,   а   сердце
заставило  его  прийти  сюда.  Жалость  и надежда, что внушение
поможет излечить девочку.
     -- Вы  хотели  бы  провести  изгнание  сами?  --   спросил
епископ.
     Дэмьен  почувствовал  в  себе  прилив  сил. Ему захотелось
сбросить с  себя  тяжкий  груз  и  избавиться  от  надоедливого
призрака собственного неверия.
     -- Да, конечно,-- ответил он.
     -- Как ваше здоровье?
     -- В порядке.
     -- Вам    когда-нибудь   приходилось   делать   что-нибудь
подобное?
     -- Никогда.
     -- Хорошо, мы примем решение. Конечно, в таких делах лучше
всего иметь  человека  с  опытом.  Их,  конечно,  немного,  но,
возможно,  кто-нибудь вернулся из заграничной миссии. Дайте мне
время  подумать.  Когда  что-нибудь  прояснится,  я  сразу   же
поставлю вас в известность.
     После того как Каррас ушел, епископ связался с президентом
Джорджтаунского  университета,  и они поговорили о Дэмьене, уже
второй раз за этот день.
     -- Да, он знает всю историю болезни,-- заметил в разговоре
президент. -- Я  думаю,  не  будет  вреда,  если  взять  его  в
качестве  помощника.  В  любом  случае  необходимо  присутствие
психиатра.
     -- А кого пригласить для изгнания? У вас есть какие-нибудь
предложения? Я ума не приложу.
     -- Здесь сейчас Ланкэстер Мэррин.
     -- Мэррин? Мне казалось, что он сейчас в Ираке.  По-моему,
я читал, что он работает на раскопках где-то в Ниневии.
     -- Да,  рядом  с  Мосулом.  Все  правильно,  только он уже
закончил работу и три или четыре месяца назад  вернулся.  Он  в
Вудстоке.
     -- Преподает?
     -- Нет, работает над очередной книгой.
     -- Бог  да  поможет  нам!  Вам, однако, не кажется, что он
слишком стар? Как его здоровье?
     -- Наверное, неплохо,  иначе  он  не  стал  бы  заниматься
раскопками, не так ли?
     -- Думаю, вы правы.
     -- Кроме того, у него есть опыт, Майкл.
     -- Я этого не знал.
     -- По крайней мере так говорят.
     -- Когда это было?
     -- Мне  кажется,  10 или 12 лет назад, по-моему, в Африке.
Изгнание длилось несколько месяцев, он сам чуть не погиб.
     -- В таком случае  я  сомневаюсь,  чтобы  он  захотел  это
повторить.
     -- Мы  делаем  то,  что  нам  говорят,  Майкл.  Среди нас,
священнослужителей, мятежников нет.
     -- Спасибо за напоминание.
     -- Ну и что же вы думаете?
     -- Я полагаюсь на вас и на архиепископа.
     Этим  же  вечером  молодой  человек,   готовящийся   стать
священником, бродил по Вудстокской семинарии штата Мэриленд. Он
искал  худого  седовласого  иезуита  и  нашел  его, когда тот в
раздумье прогуливался по аллеям  семинарии.  Юноша  вручил  ему
телеграмму.  Пожилой  человек поблагодарил его, тепло посмотрел
на юношу, затем повернулся и продолжал свои размышления. Он шел
и любовался природой; иногда  останавливался,  прислушиваясь  к
пению  малиновки и наблюдая за поздними бабочками. Он не вскрыл
телеграмму и не прочитал ее,  так  как  уже  знал,  что  в  ней
написано. Он прочитал ее в пыльных храмах Ниневии.
     Он   был   готов,  поэтому  и  продолжал  свою  прощальную
прогулку.

      * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *

     "Да приидет вопль мой пред лице твое.."

     "Тот, кто остается верным любви, остается верным Богу,
     а Бог -- ему..."
                                                 СВЯТОЙ ПАВЕЛ.

     Глава первая

     Киндерман  сидел  за  столом  в  полумраке  своего  тихого
кабинета.  Свет  от настольной лампы падал на ворох документов.
Рапорты  полицейских  и  отчеты  из  лабораторий,  вещественные
доказательства  и служебные записки. В задумчивости он медленно
разложил их в виде лепестков цветка, чтобы сгладить то  мерзкое
заключение,  к  которому  они его привели и которые он никак не
мог принять.
     Энгстром был невиновен. Во время гибели Дэннингса он был у
своей дочери -- снабжал ее деньгами для покупки наркотиков.  Он
солгал в первый раз, чтобы не выдать ее и чтобы мать, считавшая
дочь  умершей,  ничего  не  узнала.  Когда  Киндерман рассказал
Эльвире,  что  ее  отец  подозревается  в  соучастии   убийства
Дэннингса, она согласилась все рассказать. Нашлись и свидетели,
которые  подтвердили рассказ. Энгстром был невиновен. Невиновен
и молчалив. От него нельзя было узнать, что происходит в доме у
Крис.
     Киндерман нахмурился, рассматривая свой  "цветок":  что-то
ему не понравилось.
     Он  передвинул один "лепесток" немного ниже и правее и еще
раз проанализировал все факты.
     Киндерман уставился в самую середину своей бумажной  розы,
где  лежала  старая  выцветшая  обложка  популярного журнала. С
фотографии на него смотрели Крис и  Регана.  Он  пригляделся  к
девочке:  симпатичное,  веснушчатое  лицо,  волосы  завязаны  в
"хвостики", не хватает переднего зуба.  Киндерман  посмотрел  в
окно. На улице было темно. Моросил надоедливый дождик.
     Он  пошел  в  гараж,  сел  в черный автомобиль и поехал по
блестящим,  мокрым  от  дождя  улицам  в  сторону  Джорджтауна.
Припарковавшись   на   восточной   стороне  Проспект-стрит,  он
просидел в машине около четверти часа, глядя  на  окно  комнаты
Реганы.  Может быть, нужно постучаться и потребовать, чтобы ему
ее показали? Он опустил голову и потер лоб рукой.
     Уильям В. Киндерман! Вы больны!  Идите  домой!  Примите
лекарство и ложитесь спать!
     Он  опять  посмотрел  на окно и задумчиво покачал головой.
Нет. Неумолимая логика руководила его поступками.
     К дому подкатил автомобиль.
     Детектив насторожился, повернул ключ зажигания  и  включил
дворники.
     Из такси вышел высокий пожилой человек. На нем были черный
плащ и  шляпа,  в  руках  он  держал  видавший виды чемоданчик.
Старик заплатил шоферу и остановился, осматривая дом  с  улицы.
Такси  тронулось и повернуло на 36-ю улицу. Киндерман поехал за
ним. Поворачивая за угол, он заметил, что пожилой человек так и
не двинулся с места; он стоял в туманном свете уличного фонаря,
как памятник путнику: полный спокойствия и застывший на века.
     Детектив посигналил фарами таксисту.

     В это время Шарон делала Регане укол либриума, а Каррас  и
Карл  держали  девочку за руки. За последние два часа доза была
увеличена до четырехсот миллиграммов. Это было очень много,  но
после   временного   затишья,   длившегося   много  часов,  бес
неожиданно проснулся в таком приступе  ярости,  что  ослабевший
организм Реганы не смог бы долго продержаться.
     Каррас  измотался.  После  визита  к представителю высшего
духовенства  он  вернулся  к  Крис,  чтобы  рассказать   ей   о
результатах.   Потом   помог  наладить  для  Реганы  внутреннее
питание, вернулся домой и сразу же рухнул в кровать. Однако уже
через полтора часа  его  разбудил  телефонный  звонок.  Звонила
Шарон.  Регана все еще была без сознания, и ее пульс постепенно
замедлялся.  Каррас  сразу  же  бросился  на  помощь,  захватив
чемоданчик  с  медикаментами.  Он  уколол  Регану  в ахиллесово
сухожилие, чтобы посмотреть на ее реакцию. Реакции не было.  Он
с   силой   надавил   на   ноготь.   То   же  самое.  Священник
забеспокоился. Хотя он знал, что  при  истерии  и  в  состоянии
транса  иногда  наблюдается  невосприимчивость к боли, в данном
случае  он  опасался  наступления  комы,  которая  легко  могла
закончиться  смертью.  Каррас  измерил  давление:  девяносто на
шестьдесят, пульс -- шестьдесят. Он оставался в комнате и делал
повторные измерения через каждые  пятнадцать  минут  в  течение
полутора  часа,  пока  не  убедился в том, что Регана была не в
состоянии шока,  а  в  оцепенении.  Шарон  получила  инструкцию
продолжать  измерять  пульс  каждый  час.  После  этого  Дэмьен
вернулся к себе, чтобы поспать. Но его снова разбудил  телефон.
Ему  сообщили,  что  "изгоняющим  дьявола"  назначен  Ланкастер
Мэррин, а помощником -- он, Каррас.
     Новость   потрясла   его.   Мэррин!   Философ-палеонтолог,
человек, обладающий удивительным, тонким умом! Его книги всякий
раз  приводили  в  волнение  церковь,  потому  что  в  них вера
объяснялась  с  точки  зрения  науки,  постоянно  развивающейся
материи,   судьба  которой  --  стать  субстанцией  духовной  и
присоединиться к Богу.
     Каррас тут же позвонил Крис,  чтобы  передать  новость,  и
узнал, что епископ уже сообщил ей об этом лично.
     -- Я  ответила  епископу,  что Мэррин может остановиться у
нас,-- сказала Крис. -- Это займет день или два, верно?
     -- Я не знаю,-- ответил Каррас.
     Подождав еще немного он продолжал:
     -- Вы не должны слишком многого ждать от него.
     -- Я хотела сказать,  если  это  поможет.  --  Голос  Крис
звучал подавленно.
     -- Я   и   не  думал  убеждать  вас  в  том,  что  это  не
подействует,-- подбодрил ее Каррас. -- Просто на это, возможно,
понадобится время.
     -- Сколько времени?
     -- Бывает по-разному.
     Он  знал,  что  изгнание  дьявола  часто  затягивалось  на
недели,  а  то  и  на  месяцы.  Знал,  что  часто оно вообще не
помогало. Предчувствовал, что бремя лечения  свалится  на  него
очередным и на сей раз последним грузом.
     -- Это  занимает  несколько  дней  или недель,-- сказал он
Крис.
     После  разговора  Каррас  почувствовал  себя  до   предела
усталым  и  измученным.  Вытянувшись  на  кровати,  он  думал о
Мэррине. Волнение и сомнения овладели им.  Дэмьен  считал  себя
вполне  подходящим  кандидатом  для  проведения ритуала, однако
епископ выбрал не его. Почему? Из-за того, что  Мэррину  раньше
уже приходилось делать это?
     Он  закрыл  глаза  и  вспомнил,  что  для  изгнания  бесов
выбирают тех, "кто  набожен"  и  обладает  "высокими  душевными
качествами".   Ему  припомнился  отрывок  из  Евангелия,  когда
ученики спросили Христа, почему они не могут изгонять бесов,  и
он ответил им: "Потому что вера ваша слаба".
     Архиепископ знал о его проблеме, знал об этом и президент.
Может быть, один из них и рассказал епископу?
     Каррас   повернулся   на   кровати   и  почувствовал  себя
недостойным, неумеющим, отвергнутым. Эта мысль  больно  ужалила
его.  В  таком  подавленном  настроении он все же заснул, и сон
постепенно заполнил все трещины и пустоты в его сердце.
     Но и на этот  раз  он  проснулся  от  телефонного  звонка.
Рыдающая  Крис  сообщила,  что  у  Реганы опять приступ. Дэмьен
поспешил к ним  и  проверил  у  девочки  пульс.  Сердце  бешено
колотилось. Он ввел ей либриум, потом еще раз. И еще раз. После
этого  Каррас  отправился  на кухню и сел рядом с Крис за стол,
чтобы выпить чашечку кофе.  Крис  просматривала  одну  из  книг
Мэррина, которые по ее просьбе были доставлены на дом.
     -- Мне  это  недоступно,--  тихо сказала она. Однако по ее
виду можно было догадаться, что книга ей очень понравилась.
     Она перелистала назад несколько страниц, нашла  отмеченное
место и передала книгу Каррасу. Он прочитал:
     "...У нас есть установившееся мнение относительно порядка,
постоянства  и  обновления материального мира, окружающего нас.
Хотя каждая часть его преходяща и все  элементы  его  движутся,
все  же  он  связан  законом  постоянства, и хотя он постепенно
умирает, он  так  же  постоянно  и  возрождается.  Исчезновение
одного  только  лишь  дает  рождение  другим,  и  смерть -- это
появление тысячи новых жизней. Каждый час бытия свидетельствует
о том, как преходяще и как одновременно с этим твердо и  велико
сие грандиозное существование единства. Оно подобно отражению в
воде:  всегда  одно  и  то же, хотя вода течет. Солнце заходит,
чтобы снова взойти, ночь поглощает день, чтобы он снова родился
из нее, такой же ясный,  словно  никогда  и  не  угасал.  Весна
становится летом, а потом, пройдя лето и осень,-- зимою, но тем
яснее  и  ближе  становится  ее  возвращение, которое все равно
восторжествует над холодом, хотя к холоду весна стремится уже с
самого первого своего мгновения. Мы горюем  о  майских  цветах,
потому что они непременно завянут, но мы знаем, что однажды май
непременно  возьмет верх над ноябрем, и этот круговорот никогда
не остановится. Это учит нас надеяться и никогда ни  в  чем  не
отчаиваться..."
     -- Да,  это  красиво,--  тихо  сказал  Каррас,  не отрывая
взгляда от книги.
     Сверху послышался крик беса:
     -- Негодяй! Подонок! Набожный лицемер!..
     -- Она всегда клала мне розу на тарелку... утром...  перед
тем, как мне уходить на работу.
     Каррас вопросительно посмотрел на Крис.
     -- Регана,--  пояснила  она  и опустила глаза. -- Я совсем
забыла,  что  вы  ее  раньше  никогда  не   видели.   --   Крис
высморкалась и коснулась пальцами век.
     -- Вам  налить  немного  бренди  в  кофе,  отец Каррас? --
спросила она, силясь придать голосу бодрость.
     -- Спасибо, не нужно.
     -- А для меня просто кофе не подходит,--  прошептала  она.
-- Я налью себе бренди, если вы не возражаете.
     Крис вышла из кухни.
     Оставшись  один,  Каррас мелкими глотками допил свой кофе.
Ему было тепло в свитере, надетом под рясу. То, что он не  смог
успокоить  Крис,  слегка расстроило его. Он вдруг вспомнил свое
детство, и ему стало грустно. У него жила  собачонка  Джинджер,
простая  дворняга,  которая  однажды  заболела и лежала в ящике
прямо в его комнате. Ее все время лихорадило и рвало, и  Каррас
укрывал  ее  полотенцами,  заставлял  пить теплое молоко. Потом
пришел сосед и сказал, что  собака  больна  чумой.  Он  покачал
головой  и  добавил: "Надо было сразу же делать уколы". Однажды
он вышел из школы... на улицу... они шли парами...  И  на  углу
его  ждала  мать...  она была очень грустная... потом она взяла
его за руку и вложила в нее монетку в  полдоллара...  он  тогда
еще обрадовался: так много денег!.. и тут же раздался ее голос,
мягкий и нежный: "Джинджер больше нет..."
     Он  посмотрел  на  горькую  черноту в чашке и ощутил холод
утраты.
     -- Проклятый святоша!!!
     Бес все еще был в бешенстве.
     "Надо было сразу же делать уколы".
     Каррас вернулся в спальню  Реганы  и  удерживал  ее,  пока
Шарон делала укол либриума. Доза на этот раз составляла пятьсот
миллиграммов.  Шарон прижала тампон к месту укола, и тут Каррас
изумленно  взглянул  на  Регану.  Ругательства  на   этот   раз
относились  не  к  ним,  а к кому-то другому, кто был невидим и
находился далеко отсюда.
     -- Я сейчас вернусь,-- сказал  он  Шарон  и  спустился  на
кухню, где в одиночестве за столом сидела Крис, подливая себе в
кофе бренди.
     -- Вы не передумали, святой отец? -- спросила она.
     Он  отрицательно  покачал  головой  и  устало опустился на
стул.
     -- Вы разговаривали с ее отцом?
     -- Да, он звонил. -- Молчание. -- Он  хотел  поговорить  с
Рэгс.
     -- И что же вы ему сказали?
     -- Я сказала, что она ушла в гости.
     Снова  тишина.  Каррас  взглянул на Крис и увидел, что она
смотрит на потолок.  Он  заметил,  что  крики  наверх;  наконец
смолкли.
     -- Мне  кажется, либриум подействовал,-- с удовлетворением
произнес Дэмьен.
     В дверь позвонили. Он посмотрел на  Крис,  и  она  уловил.
догадку в его глазах.
     Киндерман?
     Потянулись  долгие  секунды.  Они  ждали.  Уилли отдыхала,
Шарон и Карл были еще наверху. Крис резко поднялась и  пошла  в
комнату.  Она  приподняла  занавеску  и  посмотрела  в  окно на
незваного гостя. Слава Богу! Это  не  Киндерман.  Вместо
детектива  она  увидела  высокого пожилого мужчину в поношенном
плаще. Склонив голову, он терпеливо ждал под  дождем,  держа  в
руках старомодный, потертый чемоданчик.
     Звонок прозвенел еще раз.
     Кто он?
     Удивленная   Крис  пошла  к  выходу,  приоткрыла  дверь  и
высунулась в темноту.
     -- Я вас слушаю.
     Поля шляпы скрывали глаза незнакомца.
     -- Миссис Макнейл? -- раздался его голос. Он  был  чистым,
мягким и вместе с тем достаточно уверенным.
     Старик снял шляпу, и Крис увидела глаза, которые ошеломили
ее. Умные   и   добрые,  они  словно  сияли  и  были  наполнены
пониманием и состраданием. Они излучали тепло, и источник  этой
целительной  энергии  был  одновременно  в них самих и вовне, и
поток этот не имел границ.
     -- Я отец Мэррин.
     Секунду она непонимающе смотрела на  него,  на  его  худое
лицо  аскета,  на  рельефные, тщательно выбритые скулы, а потом
поспешно распахнула дверь:
     -- О Боже! Пожалуйста, входите!  О,  входите!  Видите  ли,
я... В самом деле! Я не знаю, где мои...
     Он вошел в дом, и она закрыла дверь.
     -- То  есть  я хочу сказать, что я ждала вас только завтра
утром!
     -- Да, я знаю,-- услышала она в ответ.
     Крис обернулась и увидела, что отец Мэррин стоит,  склонив
голову  набок  и  смотрит  вверх, как будто слышит что-то, нет,
чувствует  чье-то  невидимое   присутствие...   Какие-то
отдаленные   вибрации,   которые   ему  давно  знакомы.  Она  с
удивлением наблюдала за пришельцем.
     -- Можно, я помогу вам,  святой  отец?  Мне  кажется,  ваш
багаж слишком тяжел.
     -- Спасибо,--  мягко  ответил  он.  -- Этот чемодан -- как
часть меня самого: такой же старый... и  потрепанный.  --  Отец
Мэррин  опустил глаза, и в них мель