умирали
подобным  образом.  Наиболее  вероятно,  что  это  были   члены
сборища, которые либо отреклись от черной мессы, либо выдали ее
секреты. Но это только догадка.
     Киндерман кивнул.
     -- Точно.  Я  вспомнил  о подобном убийстве в Лондоне. Это
было уже в наше время. Вернее, не так давно,  четыре  или  пять
лет тому назад, святой отец. Я читал об этом в газетах.
     -- Да,  я тоже читал, но все это оказалось газетной уткой.
Я ошибаюсь?
     -- Нет, все верно, святой  отец,  абсолютно  верно.  Но  в
данном  случае  вы  можете  проследить  некоторую  связь  между
убийством и осквернением в церкви.  Может  быть,  это  какой-то
сумасшедший  священник  или некто, настроенный против церкви? А
может быть, подсознательный протест...
     -- Больной священник,-- пробормотал Каррас. -- Вы об этом?
     -- Вы психиатр, святой отец, вот вы и скажите мне.
     -- Безусловно, в осквернениях есть психическое отклонение,
какая-то патология,-- задумался Каррас.  --  И  если  Дэннингса
убили, то я считаю, что убийца страдает расстройством психики.
     -- И, возможно, что-то знает о поклонении дьяволу?
     -- Возможно?
     -- Возможно,--  хмыкнул детектив. -- Тот, кто подходит под
эту статью, очевидно, живет где-то поблизости и имеет по  ночам
доступ в церковь?
     -- Больной  священник,--  тихо  повторил Каррас и протянул
руку к выгоревшим брюкам  цвета  хаки.  --  Послушайте,  святой
отец,  вам  это,  конечно,  тяжело.  Я все понимаю. Но ведь для
священников на территории университета вы --  психиатр,  святой
отец.
     -- Нет, у меня теперь другие обязанности.
     -- В самом деле? В середине года?
     -- Таков  приказ  ордена.  --  Каррас пожал плечами и стал
надевать брюки.
     -- И все-таки вы должны знать, кто болен, а кто здоров. То
есть вы понимаете, какую болезнь я имею в виду. Это  вы  должны
знать.
     -- Совсем    не    обязательно,   лейтенант.   Совсем   не
обязательно. Если бы я и знал, это было бы чистой случайностью.
Я не занимаюсь психоанализом. Мои обязанности -- давать советы.
Я действительно не знаю, кто бы это мог быть.
     -- Ах, ну да. Врачебная этика. Если бы вы и знали, то  все
равно не сказали бы.
     -- Скорее всего нет.
     -- Между  прочим, это я вспомнил так, к слову. Такая этика
очень часто идет вразрез с законом.  Я  не  хочу  утомлять  вас
мелочами,  но  не  так  давно  одного калифорнийского психиатра
посадили в тюрьму за то, что он  не  дал  полиции  определенных
сведений о своем пациенте.
     -- Это угроза?
     -- Не говорите ерунду. Я сказал к слову.
     -- Я   всегда   смогу   объяснить   судье,  что  это  была
исповедь,-- усмехнулся иезуит.
     Детектив мрачно взглянул на Карраса.
     -- Хотите заняться делом, святой отец?
     -- Послушайте,  я  действительно  ничего   не   скрываю,--
объяснил  он.  --  На  самом  деле.  Но  если бы я и знал этого
больного священника, я не назвал бы его имени. Скорее  всего  я
доложил  бы  об  этом архиепископу. Но я даже приблизительно не
могу себе представить, кто бы это мог быть.
     -- Ну ладно,-- вздохнул детектив. -- Если говорить честно,
я не думал, что это мог быть священник.  Если  бы  я  объяснил,
какие  у  меня  подозрения, вы бы назвали меня ненормальным. Не
знаю. Все эти общества и культы, где жизнь человеческая и гроша
ломаного не стоит. Начнешь задумываться. Чтобы идти в  ногу  со
временем, надо быть чуточку сумасшедшим, Каррас кивнул.
     -- Что   написано  на  вашей  рубашке?  --  спросил  вдруг
Киндерман.
     -- Что именно?
     -- На  вашей  футболке,--  уточнил  детектив.  --  Надпись
"Философы".
     -- А-а,  я читал лекции в одно время,-- объяснил Каррас,--
в Вудстокской  семинарии  штата  Мэриленд.  Я  играл  в  низшей
бейсбольной команде. Она называлась "Философы".
     -- А высшая?
     -- "Богословы".
     -- Странно  все  это,  очень  странно,-- печально произнес
детектив. -- Послушайте, святой отец. Или я сошел с ума, или  в
Вашингтоне  существует  община  Ведьм.  Возможно  ли это в наше
время?
     -- Ну-ну, продолжайте,-- подстегнул его Каррас.
     -- Значит, возможно.
     -- Я вас не понимаю.
     -- Вы мне точно не ответили и опять поступили очень  умно.
Вы   играете   роль  защитника  дьявола,  святой  отец,  да-да,
защитника. Может быть,  вы  не  хотите  показаться  доверчивым.
Суеверный  священник  и  рациональный  умница  Киндерман. -- Он
постучал пальцем у виска. -- Но гений находится рядом, это  наш
Век разума. Правильно. Ну скажите, я прав?
     Иезуит посмотрел на детектива с уважением.
     -- Ну что ж, это довольно проницательное замечание.
     -- Тогда  ладно,--  понизил до хрипа голос Киндерман. -- Я
вас  еще  раз  спрашиваю:  может   ли   сейчас   в   Вашингтоне
существовать община Ведьм?
     -- Но  я действительно не знаю,-- задумался Каррас, сложив
руки на груди. -- Говорят, что где-то в Европе есть  почитатели
черной мессы.
     -- В наши дни?
     -- В наши дни.
     -- Такие,  как  в  средние века, святой отец? Вы знаете, я
многое читал об этом, между прочим, и о сексе, и о  статуях,  и
еще  бог  знает  о чем. Я не хочу вызывать у вас отвращения, но
неужели они действительно этим занимались?
     -- Я не знаю.
     -- Но выскажите хотя бы свое мнение по этому поводу.
     Иезуит рассмеялся.
     -- Ну хорошо. Тогда я считаю, что все  это  правдоподобно.
По  крайней  мере  я  так  думаю.  Но  здесь я исхожу только из
патологии. Ну да, об этой самой черной  мессе.  Все,  кто  этим
занимался,  были,  видимо, психически больными. В медицине даже
есть специальный термин для подобного  расстройства:  сатанизм.
Эти  люди  не могут получать сексуального наслаждения, если оно
не  связано  с  богохульством  и   осквернением   святых.   Это
встречается  не  так уж редко даже в наше время, а черная месса
только подтверждает правильность моих слов. В отчетах парижской
полиции можно  и  сейчас  найти  описание  интересного  случая,
который  произошел  с двумя монахами. Сейчас вспомню. По-моему,
это было в Крэпи. Эти два монаха пришли в  гостиницу  и  начали
ругаться,  требуя  трехместную  кровать.  Третьего они тащили с
собой: это была статуя божьей матери в человеческий рост.
     -- О  боже,  это  потрясающе,--  выдохнул   детектив.   --
Потрясающе.
     -- Но  это самая настоящая правда. И она подтверждает, что
все, прочитанное вами, основано на фактах.
     -- Да, секс... Может быть, может быть. Я  теперь  понимаю.
Но  это  немного  другое.  Не  важно.  А  ритуалы,  связанные с
убийствами, святой отец? Это тоже правда? Расскажите! Они берут
кровь грудных младенцев?
     -- Я ничего не знаю о ритуальных  убийствах,--  проговорил
Каррас.  --  Нет,  не  знаю.  Но  в  Швейцарии одна акушерка на
исповеди призналась, что убила около 30  или  40  младенцев  во
время черной мессы. Возможно, у нее выведали это под пытками,--
поспешил   добавить   он.   --   Кто  знает?  Но  говорила  она
убедительно. Акушерка рассказывала, что прятала в рукав длинную
тонкую  иглу,  и,  когда  надо  было  принимать  ребенка,   она
незаметно  высовывала  иглу  и  втыкала ее в родимчик на голове
ребенка, а потом опять прятала иглу в  рукав.  После  этого  не
оставалось  никаких  следов,--  пояснил  Каррас  и  взглянул на
Киндермана. -- Все считали, что  ребенок  родился  мертвым.  Вы
слышали,    что   европейцы-католики   весьма   предосудительно
относятся к акушеркам? Так вот, эта предосудительность вытекает
именно отсюда.
     -- Это страшно.
     -- И в нашем веке встречается безумие. Во всяком случае...
     -- Подождите. Все эти истории... ведь их рассказывали  под
пытками,  верно?  Так  что  на них нельзя полностью полагаться.
Сначала они подписывали  свои  признания,  а  уж  потом  кто-то
другой  мог их дополнить. Я хочу сказать, что в этих случаях не
было ни клятв, ни, так  сказать,  предписания  о  представлении
виновных  перед  судом для рассмотрения законности их ареста. Я
прав?
     -- Да, вы правы, но тем не  менее  многие  признания  были
сделаны добровольно.
     -- Кто же будет добровольно рассказывать о таких вещах?
     -- Ну, хотя бы те, у кого болела душа.
     -- Ага! Еще один достоверный источник!
     -- Конечно  же,  вы  правы,  лейтенант.  Я выступаю в роли
адвоката дьявола. Но есть одна  вещь,  часто  нами  забываемая:
люди,  у  которых  хватает  духу  сознаться  в  подобных делах,
возможно, способны  и  совершить  их.  Ну,  например,  вспомним
легенду об оборотнях. Конечно, это звучит смешно, ведь никто не
может  превратиться  в  дикого зверя. Но если человек поверит в
то, что он оборотень, он и будет вести себя как оборотень.
     -- Ужасно. Только теория или факт?
     -- Ну,  существовал  же,  например,  Уильям  Стампер.  Или
Питер.  Я  точно  не  помню.  Он жил в Германии в XVI веке, был
уверен в том, что он оборотень, и убил больше 20 человек.
     -- Вы хотите сказать, что он сам признался в этом?
     -- Да, но думаю, что это признание было обосновано.
     -- Чем?
     -- Когда его поймали, он пожирал мозги двух своих  молодых
невесток.
     Детектив  и  иезуит  подошли  к  стоянке.  Поравнявшись  с
полицейской машиной, Киндерман посмотрел на Карраса.
     -- Так кого же мне искать, святой отец? -- спросил он.
     -- Сумасшедшего,--  тихо   ответил   Дэмьен   Каррас.   --
Возможно, наркомана.
     Детектив  задумался и, ни слова не говоря, кивнул головой.
Потом повернулся к священнику:
     -- Хотите, подброшу?  --  предложил  он,  открывая  дверцу
машины.
     -- Спасибо, мне здесь близко.
     -- Не  важно,  садитесь!  -- Киндерман нетерпеливым жестом
пригласил  священника  в  машину.  --  Потом  расскажете  своим
друзьям, что катались в полицейской машине.
     Иезуит улыбнулся и опустился на заднее сиденье.
     -- Ну  вот  и  хорошо.  -- Детектив шумно выдохнул воздух,
откинулся назад и захлопнул дверцу.
     Каррас показал дорогу. Они поехали  на  Проспект-стрит,  к
современному  зданию, куда недавно перевели иезуитов. Каррас не
мог больше оставаться  в  коттедже,  понимая,  что  священники,
привыкшие к его помощи, будут продолжать свои посещения.
     -- Вы любите кино, отец Каррас?
     -- Очень.
     -- Вы видели "Короля Лира"?
     -- У меня нет возможности.
     -- А я видел. У меня есть пропуск.
     -- Это хорошо.
     -- У  меня  есть  пропуск на самые лучшие фильмы. Моя жена
очень устает и поэтому никогда со мной не ходит.
     -- Это плохо.
     -- Да,  это  плохо,  я  не  люблю  ходить  в  кино   один.
Понимаете,   мне   нравится  поговорить  о  фильме,  поспорить,
покритиковать его.
     Каррас молча кивнул, глядя вниз на большие и сильные руки,
зажатые  между  колен.  Так  прошло  несколько  секунд.   Потом
Киндерман  неуверенно  повернулся  и,  с  хитринкой  в  глазах,
предложил:
     -- Может быть, вы когда-нибудь согласитесь сходить со мной
в кино, отец Каррас? Это бесплатно... У меня пропуск,--  быстро
добавил он.
     Священник взглянул на него и улыбнулся.
     -- Как говорил Эльвуд Дауд в кинофильме "Гарвей": когда?
     -- О!   Я   позвоню   вам,   позвоню!  --  Лицо  детектива
засветилось.
     Они подъехали к дому и остановились.
     Каррас взялся за ручку и открыл дверцу.
     -- Пожалуйста, позвоните. Извините,  что  я  не  смог  вам
помочь.
     -- Ничего,  вы мне все-таки помогли. -- Киндерман неуклюже
помахал рукой. Каррас уже выходил из машины.
     -- Послушайте,  святой  отец,  я  совсем  забыл,--   вдруг
остановил  его  Киндерман.  --  Совсем  вылетело  из головы. Вы
помните ту карточку с осквернительным текстом?  Ту  самую,  что
нашли в церкви?
     -- Карточка с молитвами?
     -- Ну да. Она еще у вас?
     -- Да,  она  у  меня.  Я  проверял латинский язык. Она вам
нужна?
     -- Да, она, может быть, мне чем-нибудь поможет.
     -- Одну секундочку, сейчас принесу.
     Пока  Киндерман  ждал  около  полицейской  машины,  иезуит
прошел  в  свою  комнату  на  первом этаже, выходящую окнами на
Проспект-стрит, и взял карточку. Потом вышел на улицу  и  отдал
ее Киндерману.
     -- Может  быть,  остались отпечатки пальцев,-- предположил
Киндерман, осматривая карточку, а потом добавил: --  Хотя  нет,
вы  же  держали ее в руках. Хорошо, что я вовремя сообразил. --
Он  вглядывался  в  пластиковую  обертку  карточки.   --   Ага,
подождите-ка, что-то есть, что-то есть! -- Потом с нескрываемым
ужасом детектив посмотрел на Карраса. -- Вы ее вынимали отсюда?
     Каррас усмехнулся и кивнул.
     -- Ну,  это  не  важно, может быть, мы что-нибудь все-таки
найдем. Кстати, вы ее изучали?
     -- Да.
     -- Ваше заключение?
     Каррас пожал плечами.
     -- На шутника не похоже.  Сначала  я  подумал,  что  текст
сочинил  какой-то  студент.  Но  теперь  я в этом сомневаюсь. У
того, кто писал эти  строки,  несомненно,  сильное  психическое
расстройство.
     -- Как вы и говорили.
     -- И латынь... -- Каррас нахмурился. -- Текст не безликий,
лейтенант,   здесь   чувствуется   определенный  стиль,  вполне
индивидуальный стиль. Человек, который это писал, должен думать
на латинском языке.
     -- А священники думают на латыни?
     -- Ну-ну, продолжайте!
     -- Ответьте на вопрос, мистер Вечно-Подозревающий.
     -- Да, на определенной стадии освоения языка  это  бывает.
По  крайней  мере  у иезуитов и некоторых других священников. В
Вудстокской семинарии некоторые философские дисциплины читались
на латыни.
     -- Почему?
     -- Для четкости мышления. Это стройная система.
     -- Ага, понимаю.
     Каррас посерьезнел:
     -- Послушайте,  лейтенант,  можно,  я  скажу   вам,   кто,
по-моему, действительно сделал это?
     Детектив придвинулся к нему:
     -- Кто же?
     -- Доминиканцы.  Поищите  среди  них. -- Каррас улыбнулся,
помахал на прощание рукой и пошел.
     -- Я вам сказал  неправду!  --  вдруг  крикнул  ему  вслед
лейтенант. -- Вы похожи на Саль Минео!
     Киндерман  следил  взглядом  за  священником.  Тот еще раз
махнул рукой и вошел в здание. Детектив  повернулся,  уселся  в
машину, вздохнул и пробормотал:
     -- Он  колеблется,  колеблется.  Совсем  как  камертон под
водой.

     Новая   комната   Карраса   была    обставлена    скромно:
односпальная  кровать,  удобный стул, письменный стол и книжные
полки, встроенные в стену. На письменном  столе  стояла  старая
фотография его матери, а в изголовье кровати молчаливым упреком
висело металлическое распятие.
     Эта узкая комната вполне устраивала Карраса и являла собой
его мир. Дэмьен не заботился о вещах, главное, чтобы они всегда
были чистыми.  Каррас  принял душ, быстро побрился. Надев брюки
цвета хаки и рубашку с короткими рукавами, он  легкой  походкой
направился   в  столовую  для  священников.  Здесь  он  заметил
розовощекого Дайера, одиноко сидящего в углу.
     -- Привет, Дэмьен! -- поздоровался Дайер.
     Каррас кивнул и,  встав  рядом  со  стулом,  скороговоркой
пробубнил молитву. Потом благословил себя, сел и поздоровался с
другом.
     -- Ну,  как  дела  у  бездельника?  -- пошутил Дайер, пока
Каррас развертывал на коленях салфетку.
     -- Кто это бездельник? Я работаю.
     -- Читая одну лекцию в неделю?
     -- Здесь важно качество,--  возразил  Каррас.  --  Что  на
обед?
     -- А по запаху не определишь?
     -- Кошмар! Кислая капуста да конская колбаса.
     -- Здесь  важно  количество,--  с  напускной  серьезностью
парировал Дайер.
     Каррас покачал головой  и  протянул  руку  к  алюминиевому
кувшину с молоком.
     -- Я бы не стал рисковать,-- пробормотал Дайер, не меняясь
в лице  и намазывая масло на добрую половину пшеничного батона.
-- Видите там пузыри? Селитра.
     -- Мне полезно,-- отрезал  Каррас,  пододвинул  к  кувшину
свой стакан и услышал, как кто-то подошел к столу.
     -- Я   наконец-то   прочитал   книгу,--   весело   сообщил
подошедший.
     Каррас поднял глаза и почувствовал болезненную тревогу,  а
потом  свинцовую  тяжесть  в  суставах.  Он  узнал  священника,
приходившего к нему недавно за советом. Того самого который  не
мог ни с кем подружиться.
     -- Да?  И  что  же  вы  о ней думаете? -- полюбопытствовал
Каррас и поставил кувшин на место.
     Молодой священник  заговорил,  а  уже  через  полчаса  вся
столовая сотрясалась от смеха Дайера.
     Каppac взглянул на часы.
     -- Не  хочешь  одеться? -- спросил он молодого священника.
-- Можно пойти полюбоваться закатом.
     Через некоторое время  они  уже  стояли,  облокотившись  о
перила лестницы, ведущей на М-стрит.
     Рыжие  лучи заходящего солнца освещали западную часть неба
и мелкими красноватыми зайчиками разбегались по  темной  речной
глади.
     Однажды  в  это  же  время  Каррас встретил Бога. Это было
давно. Но, как покинутый любовник, он помнил об этом свидании.
     -- Красивое зрелище,-- восхищался Дайер.
     -- Да -- согласился Каррас. -- Я стараюсь  приходить  сюда
каждый вечер.
     Университетские  часы  начали  отбивать  время.  Было семь
часов вечера.
     В  7  часов   23   минуты   лейтенант   Киндерман   изучал
спектрографические    данные,   подтверждавшие,   что   краска,
отколупленная  с  птицы  Реганы,  была   идентична   краске   с
оскверненной статуи девы Марии.
     А  в  8  часов  47  минут в трущобах северной части города
бесстрастный    Карл    Энгстром    вышел    из    запущенного,
полуразвалившегося   жилого   дома,   прошел   три  квартала  к
автобусной остановке, минуту подождал, не меняя выражений лица,
а потом вдруг согнулся и зарыдал, опершись о фонарный столб.
     В это время лейтенант Киндерман был в кино.

     Глава шестая

     В среду, 11 мая, они вернулись домой.  Регану  положили  в
кровать, установили замки на ставнях и убрали все зеркала из ее
спальни и ванны.

     "...все  меньше  и меньше работает ее сознание, а во время
припадков она полностью  отключается.  Это  новый  симптом,  и,
пожалуй  он  исключает истерию. В то же время проявились другие
симптомы в области,  которую  мы  называем  парапсихологическим
феноменом..."

     Пришел доктор Кляйн. Крис вместе с Шарон наблюдали, как он
демонстрировал  им  необходимые  действия по подключению Регане
питания во время комы. Он показывал им носожелудочную трубку:
     -- Сначала...
     Крис заставляла себя смотреть и в то же  время  не  видеть
лица  дочери,  слушать  врача  и забыть о словах, произнесенных
врачом в клинике...
     Но они пробивались в ее сознание, как туман  сквозь  ветви
деревьев.

     Кляйн направил трубку в желудок Реганы.
     -- Сначала  вы  должны  проверить, не попала ли жидкость в
легкое,-- инструктировал он, зажимая трубку,  чтобы  прекратить
доступ сустагена. -- Если...

     "...синдром  разновидности  такого  расстройства,  которое
вряд  ли  встретишь  еще  где-нибудь,  может  быть   только   у
примитивных   народов.   Мы   называем   это  "сомнамбулическая
одержимость". Честно говоря,  мы  мало  об  этом  знаем,  разве
только  то,  что  она  начинается с конфликта или чувства вины,
приводящего больного к впечатлению, будто в его теле  находится
посторонний разум, душа, если хотите.
     Раньше,  когда  люди  верили  в  дьявола, это вторгающееся
существо считалось бесом. В современных случаях это  чаще  душа
какого-либо   умершего  человека,  знакомого  больному  прежде,
которому он подсознательно может  подражать  мимикой,  голосом,
манерами   и   иногда  даже  воспроизводить  черты  лица  этого
знакомого. Говорят..."

     После того, как мрачный доктор  ушел,  Крис  связалась  со
своим  агентом в Беверли Хиллз и безжизненным голосом сообщила,
что не будет принимать участия в съемках. Потом  она  позвонила
миссис  Пэррин.  Но  последней не оказалось дома. Крис повесила
трубку и почувствовала отчаяние.
     Хоть бы кто-нибудь был рядом. Кто-нибудь, кто  мог  бы  ей
помочь...

     "...есть   более   простые  случаи,  относящиеся  к  душам
умерших, здесь редко встреча