дя к ее стулу и положив руки ей на плечи. Мой жест поначалу ее смутил, и это позволило Дуайту высвободиться из ее объятий, но она, похоже, уже смирилась с его отъездом и больше не пыталась его удержать.
     - Береги себя, - сказал он ей. - И вы тоже, Мэддокс. По вам я тоже буду скучать.
     Он поднял чемодан.
     - Попрощайтесь за меня с Мариеттой, ладно? Передайте, что я желаю ей счастья с ее подружкой.
     Он двинулся в сторону двери, но очень неуверенно, и я даже заподозрил, что он передумал, и, возможно, я оказался бы прав, не подними в этот миг Забрина глаза и не произнеси следующую фразу с такой яростью, которая никоим образом не вязалась с настроением момента:
     - Ты все еще здесь?
     Этого было достаточно, чтобы Дуайт повернулся и ушел.

Глава IV

     Несколько минут после ухода Дуайта я пытался утешить Забрину, но безуспешно, и тогда я вспомнил, что ничто не оказывает на нее более успокаивающего действия, чем еда, поэтому предложил ей заесть свое горе сэндвичем. Поначалу мое предложение было воспринято без особого энтузиазма, но пока я суетился на кухне, нарезая и укладывая на ломтик хлеба ветчину, маринованные огурцы, спаржу и приправляя все горчицей и майонезом, ее страдания мало-помалу притупились, всхлипывания утихли, а слезы высохли, поэтому когда мое маленькое произведение искусства, как я вполне заслуженно имею право его назвать, подошло к своему торжественному завершению и я преподнес его сестре, лицо Забрины уже сияло от предвкушения удовольствия.
     Когда она расправилась с сэндвичем, я поставил перед ней самый изысканный десерт, и она принялась за него с такой жадностью, что вряд ли заметила, как я вышел из кухни.

***

     Себе я приготовил более скромный сэндвич, который съел между делом, пока мылся, брился и приводил себя в более презентабельный вид, меняя помятое после сна одеяние на свежее.
     Не успел я закончить свой туалет, как день стал клониться к вечеру, а за окном сгустились сумерки. Плеснув в бокал немного джина, я вышел на веранду, чтобы насладиться последними лучами уходящего дня. Вечер выдался на редкость восхитительным - ни облачка, ни дуновения ветерка, в кронах магнолий на все лады распевали птицы; белки, завершая свой трудовой день, деловито скакали по траве. Пригубив джин, я смотрел на окружавшую меня природу и, внимая ее голосам, думал: большая часть того, что создает красоту "L'Enfant", останется жить после разрушения самого дома. Долгое время здесь не перестанут петь птицы и шалить белки, и всякий раз на смену дню будет приходить ночь, обнажая на небе яркие звезды, - самое главное не прекратит своего существования.
     Осушив бокал, я услышал доносившийся с лужайки смех, поначалу отдаленный, но постепенно приближавшийся, и хотя я по-прежнему никого не видел, не нужно было долго гадать, чтобы понять, кто был причиной этого веселья. Хриплый и грубый, смех принадлежал женщинам и, на мой взгляд, был порожден доброй дюжиной глоток. Должно быть, Мариетта решила привести в дом гостей на свадебное пиршество.
     Я сошел с веранды на траву. Полная луна, круглая и яркая, уже вступила в свои права, заливая землю желто-маслянистым светом.
     Теперь я отчетливо услышал голос Мариетты, который звучал громче всех.
     - Эй, вы. Пошевеливайте своими задницами, - кричала она. - Не то кто-нибудь потеряется.
     Вглядевшись туда, откуда раздавался голос, я вскоре увидел среди деревьев сестру, которая шла рука об руку с Элис. Потом показались еще три дамы, одна из которых обернулась, вероятно поджидая прочих приглашенных.
     Случись подобное вторжение несколько месяцев назад, я был бы крайне возмущен поступком Мариетты, осмелившейся притащить столько народу в дом, расположение которого хранилось в строжайшей тайне. Тогда я расценил бы ее жест как попрание наших прав. Но какое теперь это имело значение? Чем больше людей смогут полюбоваться этим неповторимым шедевром Джефферсона, прежде чем он будет разрушен, тем лучше. А он был воистину хорош и, насколько я мог заметить даже на расстоянии, произвел должное впечатление на гостей Мариетты. Смех быстро стих, и, остановившись напротив дома, дамы замерли в немом восхищении.
     - И здесь живут эти счастливые сучки? - воскликнула одна из них.
     - Именно здесь мы и живем, - ответила Мариетта.
     - Потрясающе... - сказала та женщина, что недавно оглядывалась через плечо, а теперь, позабыв про своих спутниц, направлялась к дому с изумленным видом.
     Из-за деревьев послышался очередной всплеск смеха остальных участниц празднества, они наконец вступили в полосу лунного света. Одна из них была почти совсем раздета - блузка расстегнута, под ней ничего не было, другая, женщина постарше, с растрепанными русыми волосами, была более или менее одета, если не считать расстегнутой впереди застежки на платье, из которого вываливался наружу ее пышный бюст. Обеих женщин слегка покачивало при ходьбе, а когда младшая увидела дом, то перестала хохотать и от удивления села на траву.
     - О черт, Люси! - воскликнула она. - Да она, похоже, не шутила.
     Когда к ней подошла дама, что с виду казалась старше (полагаю, Люси), она прислонилась головой к ее бедрам.
     - И как такое могло случиться, что я никогда не видела этого дома? - спросила Люси Мариетту.
     - Это наш маленький секрет, - ответила та.
     - Но теперь это уже не секрет, - вступила в разговор третья дама, которая недавно подошла к Мариетте. - Теперь мы будем без конца ходить к вам в гости.
     - Это мне подходит, - сказала Мариетта и, обернувшись к Элис, чмокнула ее в губы. - Мы можем, - она поцеловала свою подружку еще раз, - делать все, - еще один поцелуй, - что нам захочется.
     Когда Мариетта с Элис направились к дому, я решил, что мне настало время обнаружить свое присутствие, и, окликнув Мариетту, вышел на лунную дорожку и зашагал к дамам.
     - Эдди! - Сестра широко распахнула руки, чтобы меня обнять. - Вот ты где! Погляди на нас! Мы поженились! Мы поженились!
     И я очутился в ее объятиях.
     - Вы и священника привели? - осведомился я.
     - Не нужен нам никакой священник, - сказала Элис. - Мы дали клятву перед Богом и друзьями.
     - А потом все напились, - добавила Мариетта. - Тот еще выдался денек, - она прильнула ко мне. - Я люблю тебя, Эдди. Знаю, не всегда это заметно, но...
     Я прижал ее к себе.
     - Ты настоящая леди, - сказал я ей. - Я горжусь тобой.
     Мариетта повернулась лицом к дамам.
     - Слушайте все! Я хочу вас всех познакомить с моим братом Эдди. Он единственный мужчина на земле, который того стоит, - она взяла, меня за руку и крепко ее стиснула. - Эдди, поздоровайся с моими девочками. Это Терри-Линн, - блондинка, стоявшая за Элис и Мариеттой, улыбнулась мне и сказала "привет". - А вон ту крупную девочку зовут Луиза. Но только не вздумай ее так называть, не то получишь пинка под зад. Она предпочитает имя Луи. В общем, я тебя предупредила.
     Луи, которая телосложением напоминала тяжелоатлета, откинула с лица волосы и поприветствовала меня. Стоящая рядом с ней дама, черты лица которой были столь же мягкими и женственными, насколько у Луи они были грубыми и строгими, представилась без помощи Мариетты.
     - А я Роланда, - сказала она.
     - Очень рад познакомиться, - ответил я, после чего она протянула мне бутылку виски, которую держала в руке.
     - Выпьешь?
     Я взял бутылку и глотнул.
     - А вон там, сзади, Ава и Люси, - Мариетта забрала у меня бутылку и, отпив из нее немного, передала Элис.
     - Мне кажется, Аве нужно прилечь, - заметила Люси. - Она слегка перебрала.
     - Элис проводит вас в дом, - сказала Мариетта. - Мне нужно перекинуться словечком с моим братом. Иди, радость моя! - Она развернула Элис лицом к дому и слегка шлепнула ее по мягкому месту. - Отведи их в дом. Я скоро буду.
     - А куда нам лучше пойти? - спросила Элис.
     - Куда вашей душе будет угодно, - махнув рукой, ответила Мариетта.
     - Только не наверх, - предупредил их я.
     - О, Эдди... Она никого не тронет.
     - О ком это вы, интересно, говорите? - полюбопытствовала Роланда.
     - О нашей маме.
     - Луи быстро ее урезонит. Устроить хорошую драку - ее слабость.
     - Цезария не из тех, кто пускает в ход кулаки, - сказал я. - Просто оставайтесь внизу, и все будет хорошо.
     - Можно мне виски обратно? - обратилась Роланда к Мариетте.
     - Нет, нельзя, - ответила Мариетта, и Роланда нахмурилась. - Ты свое уже выпила.
     - А ты что, нет? - возмутившись, Роланда обернулась ко мне. - Знаю, что вы сейчас думаете, - с хитрой усмешкой проговорила она.
     - И что же?
     - Если бы я был женщиной, то оттянулся бы по полной. И знаешь? Ты прав. Вечер выдался что надо, - при этом она протянула руку и без всякого предупреждения взяла меня за гениталии. - Жаль, что тебе мешает эта штуковина, - улыбнувшись, она пошла прочь вслед за своими подружками, а я не нашелся, что ответить, а если бы и попытался, вряд ли смог бы выдавить из себя нечто вразумительное.
     - Так, значит, это твои подружки... - сказал я Мариетте.
     - Что, слишком буйные? Они не всегда такие. Просто сегодня особенный вечер.
     - А что ты им рассказала?
     - О чем?
     - О доме. О нас. О маме.
     - О, Эдди. Когда ты наконец прекратишь дрожать? Если хочешь знать, даже под страхом смерти они не смогут найти дорогу сюда. К тому же я им доверяю. Они мои друзья. И я хочу оказать им должное гостеприимство в своем доме.
     - Почему бы нам не устроить день открытых дверей? - предложил я. - Пригласить в гости весь округ. Пусть приходят все, кому не лень.
     - Знаешь, не такая уж плохая идея, - она ткнула пальцем мне в грудь. - Надо же когда-нибудь начинать.
     Она оглянулась и увидела, что ее подружки уже зашли в дом.
     - О чем ты хотела поговорить? - спросил я.
     - Я просто хотела произнести тост, - поднимая бутылку, ответила она.
     - За что-нибудь особенное?
     - За тебя. Меня. Элис. И любовь, - ее лицо осветилось лучезарной улыбкой. - Жаль, что ты мужчина, Эдди. Не то я подыскала бы тебе хорошую девчонку, - она захохотала. - О, Эдди, жалко, нет фотоаппарата! Ты краснеешь!
     - Ничего я не краснею.
     - Радость моя, поверь мне на слово. Ты залился краской, - она чмокнула меня в щеку, которая, возможно, и вправду немного горела.
     - Наверно, мне нужно еще немного пожить на свете, - сказал я.
     - Вот за это мы сейчас и выпьем, - сказала Мариетта. - За то, чтобы мы выжили и еще немного пожили.
     - За это стоит выпить.
     - Чертовски долго это продолжается, - сделав несколько глотков, она передала бутылку мне, и я тоже отпил, подумав, что очень быстро смогу догнать ее подружек, ведь за весь день, кроме сэндвича, я ничего не ел, а за последние полчаса уже в третий раз прикладывался к спиртному. Но в чем, собственно говоря, проблема? В конце концов, не так уж часто мужчине доводится очутиться в компании буйных женщин.
     - Пошли с нами, - предложила Мариетта, нащупывая мою ладонь, и, прильнув ко мне, направилась в дом. - Я так счастлива, - призналась она, когда мы подошли к двери.
     - Надеюсь, не потому, что слишком много выпила виски? - спросил я.
     - Нет, виски тут ни при чем. Я просто счастлива. Очень счастлива. До чего же сегодня дивная ночь! - она оглянулась через плечо. - О боже, - вдруг сказала она. - Посмотри.
     Проследовав за ее взглядом, я увидел на лужайке направлявшихся в нашу сторону четырех гиен, и, хотя они взирали на нас отнюдь не плотоядным взором, мне показалось на редкость странным, что, вопреки своей природной боязливости, они расхрабрились и осмелились так близко подойти к дому. Когда наши глаза встретились, трое из гиен замерли на месте, но четвертая, самая большая, неустрашимо продолжала свой путь и остановилась лишь тогда, когда нас разделяло расстояние не более четырех-пяти ярдов.
     - Думаю, она хочет зайти в дом, - сказала Мариетта.
     - Откуда ты знаешь, что это "она"? - спросил я. - Мне казалось, ты не отличаешь самцов от самок.
     - Чтобы узнать сучку, мне достаточно одного взгляда, - заметила Мариетта. - Эй, дорогая, - обратилась она к гиене, - желаешь присоединиться к нашей пирушке?
     Гиена фыркнула и обернулась на своих сородичей, внимательно наблюдавших издалека и не решавшихся подойти ближе. Однако, прежде чем предпринять ответственный шаг и войти в дом, она, очевидно, решила более тщательно изучить обстановку, поэтому улеглась на траву и опустила голову на передние лапы.
     Мы оставили ее, полагая, что гиена не заставит себя долго ждать и скоро переступит порог. Интересно, чем все это кончится? Сначала свадебная пирушка, потом гиены, так еще немного - и в дом заявятся лисы, а затем птицы, и "L'Enfant" в своем почтенном возрасте начнет кишеть зверями не только снаружи, но и внутри. Неужели после всех моих мрачных прогнозов он не погибнет насильственной смертью, а будет просто разрушен дикими животными, что обитают вокруг? Кажется, несколько месяцев назад меня уже посещала такая мысль, и то, что мое предсказание может сбыться, удивительно меня радовало.
     Я оставил входную дверь открытой, давая тем самым гиене понять, что ее приглашают войти.

Глава V

1

     Почему описание веселья дается мне с большим трудом, чем описание грустных событий? Почему сцены, полные печали и страданий, занимавшие бог знает сколько страниц, я одолел без особых усилий, а ныне, когда мне выпала участь рассказать вам о каких-то трех-четырех восхитительных часах, проведенных в компании дорогой мне Мариетты и ее подружек, слова совершенно не идут мне на ум? Несмотря на то что их остроумие граничило с непристойностями и грубостью, а голоса - в особенности когда они не сходились во мнениях - оглашали весь дом, их общество оказало на меня самое благоприятное действие. Я уже не помню, что было предметом их споров, и, честно говоря, почти не принимал в них участия, но наблюдать за женщинами со стороны, клянусь, было для меня сущим отдохновением, добровольно отказаться от которого я не мог.
     Но вскоре после полуночи, когда виски сделало свое дело, выбив из наших рядов даже самых крепких участников свадебного веселья, компания распалась, и мы разошлись по комнатам. Улучив момент, я успел сообщить Мариетте об отъезде Дуайта, и она предложила Роланде и Терри-Линн воспользоваться на ночь его спальным ложем. Ава с начала вечера обосновалась на диване, и Люси лишь оставалось присоединиться к ней. Луи осталась спать там, где ее сморил сон, положив голову на стол в столовой. Что же касается новобрачных, то они, разумеется, взявшись за руки, удалились в спальню Мариетты.
     Направляясь в свой кабинет, я размышлял о том, что мне следует еще написать. Пожалуй, исключительно из соображений последовательности повествования я обязан рассказать вам об отъезде Галили и Рэйчел с острова, но поверьте, событие это было самое заурядное и не отмеченное ничем достопримечательным. А что касается оставшихся в доме Галили трупов, то им, пожалуй, стоит посвятить несколько строк, ибо, полагаю, узнать о том, как их обнаружили, вам будет гораздо интересней, чем вникать в подробности отъезда вышеупомянутой влюбленной парочки. По иронии судьбы тревогу подняла та слепая собака, что случайно наткнулась на Рэйчел в первый день ее приезда на остров. Только не подумайте, что она жалобно выла, сидя на веранде, наоборот: о трагедии сообщил в полицию ее хозяин, когда она принесла в зубах кусок человеческой ноги ниже лодыжки. Когда же трупы были обнаружены, что случилось довольно скоро, оказалось, что своей конечности лишилось тело Митчелла Гири; несмотря на то что оно находилось в доме, собака по какой-то непонятной причине не тронула труп на веранде, а решила пообедать тем, который лежал у подножия лестницы.
     Как следовало из заключения экспертов, оба мужчины скончались не ранее чем двое суток назад, и хотя розыск был начат незамедлительно, было понятно, что убийца, скорее всего, покинул остров и, возможно, уже находился на большой земле. Конечно, против Рэйчел свидетельствовало множество улик: в спальне были найдены ее сумки, а на перилах, неподалеку от места, где лежал труп Митчелла, - отпечатки пальцев, но впоследствии полиции стали известны другие обстоятельства, которые заставили усомниться в виновности Рэйчел. Так, например, владелец магазина опознал в убитом человека, купившего кухонный нож, который и стал орудием убийства, кроме того, на ручке ножа были обнаружены отпечатки пальцев только одного человека - Митчелла. Но хотя Рэйчел собственноручно не наносила смертельных ран, из этого еще не следовало, что она не была причастна к убийству. Скоро газеты стали строить различные догадки об этом убийстве, а самые популярные из них взялись развивать наиболее удобоваримую версию: Митчелл приехал на остров, чтобы вернуть свою жену, но, заподозрив ее в сопричастности к угрожающим его жизни интригам, решил в целях самозащиты вооружиться. Сначала он убил человека, который по приказанию Рэйчел покушался на его жизнь, после чего у них с женой, по всей вероятности, завязалась борьба, вследствие которой он скатился с лестницы и по трагическому стечению обстоятельств пал жертвой собственного ножа.
     Надо заметить, что данная теория не испытывала недостатка во всевозможных комментариях - те из них, что принадлежали наиболее чувствительной части журналистского круга, делали особый акцент на несостоятельных брачных взаимоотношениях семейства Гири. Иные журналисты даже взяли на себя смелость заявить, что давно предсказывали подобный исход событий, который в сущности был неизбежен. "Этот неравный брак был заключен в аду, - писал один из наиболее резких обозревателей. - Удивляет только то, что он не распался раньше. Однако его трагическое завершение отнюдь не вызвало удивления у прочих членов семьи Гири, в рядах которых любовь и брак редко протекают гладко. Ретроспективный взгляд на историю данной династии дает право утверждать, что мужчины данного семейства почти всегда расценивали брак как выгодную сделку и вкладывали капитал в лоно супруги с тем, чтобы впоследствии он возвратился к ним не столько деньгами, сколько потомством. Поэтому не трудно понять состояние Рэйчел, которая, должно быть, не смогла принять такую жизнь".
     Что же касается клана Гири, то никто публичных заявлений не делал, если не считать Сесила, который, опираясь исключительно на имевшиеся в распоряжении полиции сведения, весьма кратко и осторожно осветил ход следствия.
     Семейство ни разу не собралось за закрытыми дверьми, дабы обсудить сложившееся положение дел, и Лоретта не выступила со своей проникновенной и трогательной речью о навалившихся на них бедах и о том, что необходимо продемонстрировать сплоченность Гири. Три смерти за такой короткий срок повергли членов этой семьи в состояние глубокой депрессии, и те предались скорби и размышлениям каждый сам по себе. Похороны Кадма были отложены на несколько дней, пока с Гавайев не будет доставлено тело Митчелла, поскольку церемонии прощания с покойными дедом и внуком предполагалось провести одновременно. Что же касается траурных приготовлений, то Лоретта от них полностью устранилась и, целиком доверившись в этом вопросе Карлу Линвилю, удалилась вместе с Джоселин в дом Вашингтона, где, пребывая в затворничестве, никого не принимала и ни с кем не говорила, кроме Сесила. Со смертью принца она потеряла своего последнего союзника. Навсегда ли это лишило ее аппетита к власти в семье, покажет время, но пока, казалось, Лоретта истощила свой интерес к жизни внешнего мира и предоставила событиям течь своим чередом.

***

     Только Гаррисон производил впечатление человека, безучастного к семейной трагедии. Не то чтобы он был к ней совершенно равнодушен, но общего отчаяния явно не разделял. Прибыв на Гавайи за телом покойного брата, он шел через шеренгу журналистов с таким видом, будто только что получил от жизни новый кредит. Конечно, он был не настолько дерзок и груб, чтобы улыбаться, но всякий, знавший его, его молчаливую скрытность на людях, не мог не заметить перемен в его облике. Казалось, в нем появились черты покойн