- Только мама, - сообщил он и вдруг сам прыснул. - В детстве я всякий раз холодел от ужаса, стоило мне услышать, как она кричит...
     Они дружно выкрикнули: "Хэнкок!" - и, словно испугавшись, обвели двор виноватыми взглядами. Несколько человек повернулись в их сторону.
     - Люди подумают, что мы сошли с ума, - заметила Рэйчел, изо всех сил сдерживая новый приступ смеха.
     - Мне не привыкать. Я всю жизнь хожу в дураках, - сказал Нейл, и, несмотря на нарочитую небрежность тона, в голосе его проскользнула обида. - Но меня это мало волнует.
     Рэйчел отчаянным усилием согнала с лица улыбку.
     - Мне очень жаль, если это так, - изрекла она и тут же снова согнулась пополам от хохота.
     - Что тебя так забавляет? - осведомился Нейл.
     - Хэнкок, - пробормотала она. - Ну до чего идиотское имя. - От смеха из глаз ее выступили слезы. - Ох, прости, - она с трудом перевела дух и достала носовой платок. - Так о чем ты говорил?
     - О всякой ерунде, - махнул рукой Нейл. - Не стоит повторять.
     Он тоже улыбался, но взгляд его неожиданно стал сосредоточенным и задумчивым.
     - Что случилось? - насторожившись, спросила она.
     - Ничего. Я просто подумал...
     Она вдруг поняла, что он сейчас скажет. Сейчас все будет испорчено, а жаль... Но ее догадка оказалась неверной.
     - Я был тогда ужасным идиотом...
     - Нейл.
     - Я имею в виду, когда решил расстаться с тобой.
     - Нейл, не надо...
     - Нет, пожалуйста, дай мне договорить. Мне вряд ли представится еще случай сказать тебе о том, что у меня на душе...
     - А может, нам лучше просто сделать еще несколько затяжек?
     - Все эти годы я думал о тебе.
     - Что ж, приятно слышать.
     - Я сказал это не ради красного словца. В своей жизни я наделал много ошибок. Сейчас мне бы так хотелось их исправить. И ты, Рэйчел, - моя главная ошибка. Всякий раз, когда я видел тебя по телевизору или натыкался на твою фотографию в журнале, я думал: она могла бы быть моей. И я сумел бы сделать ее счастливой. - Он взглянул ей прямо в глаза. - Ты веришь в это? В то, что я сделал бы тебя счастливой?
     - Верю. Но мы с тобой пошли разными путями, - тихо сказала она.
     - Не просто разными. Мы пошли неверными путями.
     - Не думаю, что...
     - Нет, я неточно выразился. Наверное, ты выбрала правильный путь. И не жалеешь, что вышла замуж за своего Гири. Я говорил только о себе. О собственной дурости.
     Он отчаянно затряс головой, и Рэйчел с удивлением увидела, что на глазах его выступили слезы.
     - Нейл, милый...
     - Не утешай меня. Я понимаю, что сам испортил себе жизнь...
     - Может, вернемся к гостям?
     - Зачем?
     - Думаю, нас уже хватились. Никто не знает, куда мы делись.
     - Мне на них наплевать. На всех. Они мне осточертели. Весь этот провинциальный сброд.
     - Ты недавно сказал, что в глубине души всегда останешься мальчишкой из захолустья, - с улыбкой заметила Рэйчел.
     - Я сам не знаю, кто я такой, - пожал плечами Нейл. - Раньше я думал, что...
     Взгляд его внезапно затуманился и устремился на темневшие в сумерках очертания машин.
     - Знаешь, Рэйчел, раньше я умел мечтать...
     - Думаю, ты и сейчас не разучился.
     - Нет, - вздохнул он. - Разучился. Мое время ушло. Я упустил свой шанс. И больше он не вернется. Жизнь не слишком-то щедра к нам. Каждому дается один шанс, а тот, кто не сумел им воспользоваться, пусть пеняет на себя.
     - Ты стал настоящим философом, но все же...
     - Не надо ничего говорить. Я и так все знаю. Ты никогда меня не любила, так что от меня ничего не зависело. Но я все равно думал о тебе, Рэйчел. И буду думать о тебе до конца своих дней. Почему-то мне кажется, сложись все иначе, ты сумела бы меня полюбить. Если бы только я... - Губы его тронула грустная улыбка. - Все могло быть иначе.

***

     На следующее утро Динни устроила сестре настоящий скандал. О чем только Рэйчел думала, уединившись с Нейлом Уилкинсом? Надо же, нашла себе компанию. Может, в Нью-Йорке подобное поведение считается хорошим тоном, но, да будет известно Рэйчел, у них в провинции так не принято. Рэйчел надоело ощущать себя нашкодившим ребенком, и она посоветовала Динни умерить свой пыл. Кроме того, что зазорного в том, что она поговорила с Нейлом Уилкинсом?
     - Да он же законченный алкоголик, - заявила Динни. - И ужасно обращался с женой.
     - Уверена, все это досужие выдумки.
     - Это самая что ни на есть правда, - вновь повысила голос Динни. - Мне лучше знать. И прошу тебя, Рэйчел, держись от него подальше.
     - Я вовсе не собиралась...
     - Ты не можешь вытворять здесь все, что взбредет тебе в голову...
     - Подожди, я не понимаю...
     - Не можешь ни с кем не считаться...
     - Ради бога, о чем ты говоришь?
     Динни, которая мыла посуду, повернула к сестре пылающее от гнева лицо.
     - Ты прекрасно все понимаешь.
     - Ни черта я не понимаю.
     - Ты поставила меня в дурацкое положение.
     - Каким образом? И когда?
     - Не надо притворяться! Вчера вечером ты куда-то смылась, а я должна была за тебя отдуваться. Меня буквально засыпали вопросами. И что мне было отвечать? Что моя сестра вспомнила детство и флиртует с Нейлом Уилкинсом?
     - Я с ним не флиртовала.
     - Да кого ты обманываешь? Я тебя прекрасно видела! И все видели, как вы с ним воркуете, причем ты хихикала, как школьница. Я чуть сквозь землю со стыда не провалилась.
     - Мне очень жаль, что я поставила тебя в неловкое положение, - ледяным тоном произнесла Рэйчел. - Больше этого не повторится.

***

     Вернувшись в дом матери, Рэйчел сразу стала собирать вещи. Слезы текли по ее лицу, пока она возилась с чемоданами. Причиной этих слез был не только обидный разговор с сестрой, Рэйчел была в смятении. Может, Динни права и Нейл Уилкинс действительно колотил свою жену? И все же вчера он затронул в ее душе какую-то нежную струну, хотя она не могла объяснить почему. Может, потому, что связь ее с прошлым не порвана до конца? Потому, что в ней по-прежнему живет девчонка, некогда влюбленная в Нейла? Девчонка, с трепетом ожидавшая первого поцелуя и мечтавшая о счастье? И сейчас она не может сдержать слез при мысли, что мечтам этим не суждено сбыться и их с Нейлом пути разошлись навсегда.
     Как все это смешно и грустно... Впрочем, зная себя, она могла предвидеть, что возвращение домой приведет к таким последствиям. Рэйчел отправилась в ванную, вымыла холодной водой опухшее от слез лицо и попыталась собраться с мыслями. Разумеется, ее приезд сюда был ошибкой. Лучше бы она осталась в Нью-Йорке. Лучше бы она не сбегала от Митчелла, а откровенно выяснила с ним отношения.
     С другой стороны, может, она и не зря приехала. Теперь она поняла, что стала чужой в городе своего детства. Она больше не станет утешаться сентиментальными мечтами о возращении в родные края - раз выбрав свой путь, она должна двигаться по нему, не сворачивая. И прежде всего ей необходимо вернуться в Нью-Йорк и поговорить с Митчеллом. Если они решат, что дальнейшая совместная жизнь невозможна, она потребует развода, и тогда придется пройти через все необходимые судебные процедуры. Марджи даст ей немало ценных советов относительно того, на что она может рассчитывать в качестве бывшей супруги миллионера. А потом? Потом увидим. Одно Рэйчел знала наверняка - жить в Дански она не будет никогда. Кем бы она ни была в глубине души (сейчас она не имела об этом ни малейшего понятия) - живущая в ней девочка не питала ни малейшей привязанности к захолустью.

***

     В тот же день Рэйчел уехала, несмотря на уговоры матери.
     - Останься хотя бы на пару дней, - упрашивала Шерри. - Ты же проделала такой длинный путь. Куда ты так спешишь?
     - Мне правда надо вернуться, мама.
     - Неужели все дело в этом Нейле Уилкинсе?
     - К Нейлу Уилкинсу мой отъезд не имеет никакого отношения.
     - Он что, приставал к тебе?
     - Нет, что ты.
     - Если он осмелился...
     - Мама, Нейл ничего лишнего себе не позволил. Он держался, как подобает джентльмену.
     - Скажешь тоже. Откуда этому парню знать, как подобает держаться джентльмену. - Шерри пристально взглянула на дочь. - Вот что я тебе скажу. Сотня Нейлов Уилкинсов не стоят одного Митчелла Гири.
     Хлесткая фраза запала Рэйчел в душу, и на протяжении всего пути до Нью-Йорка она невольно сравнивала этих двух мужчин, словно сказочная принцесса, размышлявшая о достоинствах претендентов на свою руку. Один из них был богат и красив, но невыносимо скучен, другой успел обзавестись лысиной и брюшком, но ему ничего не стоило рассмешить ее и заставить позабыть обо всем на свете. Они были такие разные, но одно их сближало: в глазах обоих стояла печаль. Она пыталась представить их веселыми, но у нее ничего не получалось - перед ее мысленным взором вставали грустные, удрученные лица. Источник тоски Нейла был ей известен - он сам поведал ей о том, что его терзает. Но что отравляет жизнь Митчеллу, этому избраннику судьбы, столь щедро наделенному всем? Она не находила ответа на этот вопрос, и чем больше Рэйчел размышляла, тем крепче становилась ее уверенность в том, что, лишь узнав эту тайну, она сможет восстановить их отношения.

Часть четвертая

Возвращение блудного сына

Глава I

     Вчера вечером ко мне заходила Мариетта с кокаином - по ее словам, его купили в Майами, высшего качества - и бутылкой "Бенедиктина", Она научила меня, как растворять порошок в алкоголе в оптимальных пропорциях. Мариетта сказала, что нам пора пойти поразвлечься вместе, а эта смесь создаст соответствующее настроение. Я ответил, что не хочу никуда идти. Меня переполняли идеи, и нужно было собраться с мыслями, чтобы нити моей истории не перепутались.
     - Знаешь, как говорится: делу время - потехе час, - глубокомысленно изрекла Мариетта.
     - Это точно. Но это не помешает мне отказаться.
     - Да в чем дело? - не унималась Мариетта.
     - Ну... - протянул я. - Как раз сегодня я собираюсь приступить к рассказу о Галили. И мне не хочется прерываться, пока я не передумал. Потом мне будет трудно снова решиться на это.
     - Не понимаю, о чем ты, - пожала плечами Мариетта. - По-моему, рассказывать о нем чертовски занятно.
     - А меня пугает предстоящая задача.
     - Но почему?
     - За свою жизнь он сменил слишком много обличий. И слишком многое он сделал. Я боюсь, что в моем описании он предстанет просто скопищем противоречий.
     - Может, в этом и есть его суть, - заметила Мариетта.
     - Так или иначе, если я изображу его таким, люди решат, что я искажаю истину, - возразил я.
     - Эдди, это просто книга.
     - Это не просто книга. Это моя книга. Мой шанс открыть миру то, о чем никто никогда не рассказывал.
     - Хорошо, хорошо, - Мариетта вскинула руки, словно моля о пощаде. - Не выходи из себя. Я уверена, все у тебя получится превосходно.
     - Это не то, что я хотел услышать. Ты меня только смущаешь.
     - Господи, тогда не знаю, что тебе и сказать.
     - Ничего. Ровным счетом ничего. Просто оставь меня и не мешай работать.

***

     Я был не совсем откровенен с Мариеттой. Да, я боялся начинать писать о Галили и действительно опасался, что, прервав работу теперь, в преддверии его появления, не смогу с легкостью войти в плавный поток своего повествования. Но еще больший страх вселяла в меня перспектива прервать собственное затворничество и отправиться с Мариеттой в мир, бушующий за пределами нашего сада, мир, который я покинул много лет назад. У меня были все основания подозревать, что он нахлынет на меня, ошеломит, повергнет в смятение, и я почувствую себя заблудившимся ребенком, растерянным и несчастным. Как и положено ребенку, я задрожу, зальюсь слезами и намочу штаны. Бог свидетель, я отдаю себе отчет, насколько смешными все эти опасения могут показаться вам, тем, кто живет в самой гуще этого мира и с благодарностью принимает все его дары, но я не мог преодолеть свой страх. Если помните, я обрек себя на добровольное заточение так давно, что уподобился узнику, который большую часть своей жизни провел в тесной камере, мечтая увидеть небо, но, когда час долгожданной свободы наступил, несчастный, оставшись без защиты тюремных стен, сжимается в комок от страха.
     Короче, Мариетта оставила меня в прескверном настроении, и я понимал, что этой ночью покоя мне не будет. Если я останусь дома, меня ждет встреча с Галили. Если выйду из этих стен, мне предстоит столкновение с миром.
     Стремясь оттянуть момент, когда мне все же придется взяться за перо, я решил проверить, так ли уж хорош коктейль Мариетты. Я сделал все, как она учила, - плеснул в стакан немного "Бенедиктина", открыл крошечную коробочку - там был порошок и комочки, - осторожно подцепил немного содержимого, опустил в стакан и размешал карандашом. Кокаин растворился не полностью, жидкость получилась мутноватая. Я провозгласил тост за успешное завершение книги, лежавшей передо мной на столе, и одним глотком осушил стакан. Жидкость обожгла мне горло, и я понял, что совершил ошибку. Из глаз брызнули слезы, я ощущал мучительное жжение в пищеводе, а потом адским огнем вспыхнул и желудок.
     - Мариетта... - простонал я. Ну зачем я послушал эту чертову куклу? Знал же, что хорошего она не посоветует. Но не успел я произнести ее имя, как наркотик подействовал. Приятная теплота разлилась по телу, сознание прояснилось, мысли рождались с поразительной быстротой.
     Я встал из-за стола, ощущая прилив сил в своих нижних конечностях. Мне захотелось выйти из комнаты на воздух, насладиться свежестью вечера, прогуляться под кронами каштанов и вдохнуть благоуханную прохладу сумерек. А после этого, взбодрившись, можно было приступать к выполнению своей главной цели - рассказу о Галили.

Глава II

     Прежде чем отправиться на прогулку, я приготовил себе еще порцию коктейля, немного увеличив дозу кокаина. Взяв стакан, я спустился по лестнице, открыл заднюю дверь и оказался на лужайке. Вечер стоял изумительный - спокойный и тихий. Комары, разумеется, немедленно возжелали отведать моей крови, но смесь кокаина и бренди сделала меня нечувствительным к их укусам. Пробираясь между деревьями, я добрался до места, где относительная ухоженность сада уступала место хаосу дикого болота. Сладкие ароматы садовых цветов сменились запахом гниения и стоячей воды.
     Мои глаза постепенно привыкли к темноте, не столь уж кромешной благодаря усеявшим небо звездам; в свете этих далеких солнц я мог разглядеть открывшиеся за деревьями пространства. Я видел, как плещутся в тине и лежат на кочках крокодилы, как над головой проносятся и скрываются в густом переплетении ветвей летучие мыши.
     Поверьте мне на слово - блаженство, которое я испытывал, когда наблюдал за ночными тварями и вдыхал гнилостные испарения болота, было вызвано отнюдь не кокаином. Мой взор и прежде нередко радовали предметы и явления, которые большинство людей сочло бы отталкивающими, даже очевидные проявления разложения и упадка подчас доставляют мне наслаждение. Отчасти это наслаждение имеет эстетическую природу, отчасти я обязан им тому чувству родства, которое испытываю ко всему неприглядному и уродливому. Ведь и сам я источаю отнюдь не благовонные ароматы и представляю собой образец вырождения, а не расцвета.
     Так или иначе, я с удовольствием прогуливался по кромке лужайки, обозревал болота и не желал ничего лучшего. Из стакана, который я захватил с собой, я долго не отпивал ни капли (подчас именно предвкушение дарует нам самые приятные минуты, это справедливо не только в отношении наркотиков). Наконец я сделал первый глоток. На этот раз действие оказалось куда сильнее. Как только жидкость проникла мне в глотку, все мое существо затрепетало в ожидании: конечности налились силой, а мысли вновь потекли с почти пугающей быстротой. Мне доводилось слышать, что подобная ясность сознания - не более чем иллюзия, что кокаин играет с человеческим разумом злую шутку и откровения, пережитые под его влиянием, на поверку оказываются бредом. Но мой опыт свидетельствует об обратном. Белый порошок дарует моему интеллекту неведомое в обычном состоянии могущество, и сделанные с его помощью умозаключения стоят тех, что являются плодом долгих научных изысканий.
     Но в ту ночь я не сумел бы поддержать ученую беседу, даже если бы от этого зависела моя собственная жизнь. Может, причиной тому была смесь кокаина и "Бенедиктина", может, окружавшие меня дикие просторы, а может, и мое внутреннее состояние - так или иначе, меня охватило сильнейшее возбуждение. Голова шла кругом, сердце бешено колотилось, а член, который в течение нескольких месяцев не подавал признаков жизни - за исключением той ночи, когда меня посетила Цезария, - натянул ткань моих широких штанов и терся о ширинку.
     Позвольте уточнить, мое желание не было направлено на какой-либо конкретный объект, вымышленный или реальный. Наркотик разбудил дремавшие в моем теле возможности, и, очнувшись от забытья, организм первым делом осознал свою мужскую сущность, Я громко расхохотался, довольный собой и своей природой, в эту минуту у меня было все, что нужно для счастья, - звезды, болота, стакан с остатками чудесного коктейля, переполненное радостью сердце и твердый член. Это было восхитительно и чертовски забавно.
     Наверное, мне стоит вернуться за стол, подумал я, может, мое возбуждение окажется плодотворным в творческом плане. Сейчас, пока я бесстрашен, я смогу наконец начать рассказ о Галили, хотя бы набросать его, прежде чем уверенность в собственных силах, вызванная кокаином, начнет слабеть. Позже я сумею придать объем эскизу. Но самое главное - начать. И разумеется, у меня есть возможность при необходимости подпитать свою храбрость новым коктейлем.
     Желание взяться за перо всецело мной овладело; допив коктейль, я зашвырнул пустой стакан в гниющие воды болота и поспешил к дому. По крайней мере, мне казалось, что я направился к дому. После того как я проделал расстояние примерно в пятьдесят ярдов, выяснилось, что мой распаленный рассудок подвел меня, и, вместо того чтобы вступить на твердую садовую дорожку, я все глубже забредаю в болота. Уцелевшая во мне крупица здравого смысла призывала меня немедленно повернуть назад, но большая часть моего охваченного блаженным дурманом мозга уверенно заявляла, что по этому пути повела меня интуиция, а раз так, я должен следовать ее голосу и ничего не бояться. Почва под ногами становилась все более зыбкой, и каждый шаг сопровождался забавным хлюпаньем, ненадежную тропу освещали лишь слабые отсветы звезд, пробивавшиеся сквозь облака. Но моя интуиция по-прежнему влекла меня в глубь зарослей. Хотя в те минуты мне, как говорится, море было по колено, я отдавал себе отчет, что подвергаюсь смертельному риску. Болото было не слишком подходящим местом для прогулок даже днем, не говоря уже о том, что сейчас стояла глубокая ночь. Тропа могла в любую минуту уйти у меня из-под ног, и меня засосала бы зловонная, кишащая крокодилами жижа.
     Но тогда мне было плевать на опасность. Если мне суждено умереть, говорил я себе, значит, такова Божья воля, значит, Всевышний накажет меня за то, что в гордыне своей я вообразил себя писателем, каковым вовсе не являюсь.
     К тому же меня не оставляло странное ощущение, что я здесь вовсе не один, и уверенность в этом крепла с каждой секундой. Где-то поблизости находилось еще одно человеческое существо, я ощущал спиной его пристальный, любопытный взгляд. Резко остановившись, я оглянулся.
     - Кто здесь? - едва слышно выдохнул я.
     В сущности, я не рассчитывал на ответ (вряд ли тот, кто преследует в темноте бредущего по болотам сумасброда, назовется по первому требованию), но, к моему удивлению, невидимый спутник откликнулся на мои слова. То, что я услышал, не было человеческой речью, по крайне мере сначала. Звук напоминал шорох множества крыльев, словно тот, кто скрывался во мраке, подобно фокуснику внезапно выпустил из рукава множество птиц. Я вглядывался в темноту, пытаясь определить источник этого звука, и, хотя мгла оставалась непроглядной, я вдруг понял, кто это. После многолетних