а мне не ответит.
     - А где сейчас Марджи?
     - Не имею ни малейшего понятия. Где-нибудь пьет. У нее есть три-четыре приятельницы, такие же стервы. И у них вошло в обычай вместе напиваться до свинячьего визга. Да ты с ними знаком. Помнишь ту суку, что вышла замуж за Ленни Брайана?
     - Мэрилин.
     - Ага. А еще та, которая управляет ресторанами.
     - Эту не знаю.
     - Да что ты? Такая тощая, страшная. Плоская как доска, с длинными зубами.
     - А, Люси Чивер.
     - Я ж говорю, ты с ними знаком.
     - Просто у меня был роман с Люси Чивер.
     - Шутишь? С Люси?
     - Мы с ней ездили в Новый Орлеан и трахались целую неделю.
     - Да-а, большие зубы, маленькие сиськи...
     - С сиськами у нее порядок.
     - Да, если рассматривать их под микроскопом. К тому же она всегда пьяна.
     - В Новом Орлеане она была трезвой. По крайней мере, иногда.
     Гаррисон покачал головой.
     - Не представляю тебя с ней. Ей же под пятьдесят.
     - Это было пять или шесть лет назад.
     - Все равно. Ты можешь затащить в постель любую красотку, а ты тратишь целую неделю на женщину, которая старше тебя лет на десять-пятнадцать. Какого хрена?
     - Она мне нравилась.
     - Она ему нравилась!
     Тут вернулся мистер Ко с меню и стаканом молока.
     - Принесите мне бренди, - сказал Гаррисон. - Заказ мы сделаем позже.
     Мистер Ко удалился, и Гаррисон вернулся к прерванному разговору.
     - Она была хороша в постели?
     - Ты не мог бы оставить ее в покое? Сейчас голова у меня занята вещами поважнее, чем воспоминания о том, как мы трахались с Люси Чивер. - Митчелл глотнул молока. - Я должен найти Рэйчел.
     - Не дергайся. Скоро она сама вернется.
     - А если нет?
     - Вернется, куда она денется...
     - Найдет, куда деться. Может, она решила, что нам надо расстаться.
     - Именно так она и решила, можешь не сомневаться. Чертовски глупо с ее стороны, но факт. - Гаррисон глубоко затянулся и выпустил колечки дыма. - Или она узнала то, о чем ей знать не следовало. Как думаешь?
     - Если и узнала, то не от меня.
     - На что ты намекаешь?
     - Ну, она много времени проводила с Марджи. Черт его знает, о чем они разговаривали.
     - Не только черт. Еще и Марджи.
     - Вряд ли она помнит, о чем болтала, когда была пьяна.
     - Слушай, а вы с Рэйчел подписали брачный контракт?
     - Нет.
     - Ты что, совсем обалдел?
     - Не кричи на меня.
     - Я же говорил Сесилу, чтобы он обязательно составил брачный контракт.
     - Мне плевать, что ты говорил. Я убедил его, что в этом нет необходимости, - заявил Митчелл.
     Гаррисон пренебрежительно фыркнул.
     - Я боялся, что у Рэйчел возникнет впечатление, будто она заключает деловое соглашение. Я этого не хотел. Пойми ты своей глупой башкой, я любил ее. И до сих пор люблю.
     - Ну так и что с того? Разве ты не понимал, как важно, чтобы она держала свой ротик на замке?
     - Понимал.
     - Так какого хрена ты не заставил ее подписать брачный контракт? - Гаррисон перегнулся через стол и вцепился в руку Митчелла. - Знаешь, я тебе прямо скажу. Ты можешь любить ее, сколько угодно, но если она начнет болтать о наших семейных делах, я отдам распоряжение ее прихлопнуть.
     - Это ни к чему.
     - Нет, вы его только послушайте! Ты даже не знаешь, где сейчас твоя обожаемая жена! Может, в этот самый момент она мило беседует с каким-нибудь долбаным журналистом.
     Митчелл отрицательно покачал головой.
     - Кроме шуток, я не стану с ней церемониться, - буркнул Гаррисон. - Так что если она тебе дорога, поторопись сам все уладить.
     - Да нечего тут улаживать. Конечно, мы пережили не лучшие времена. И не буду врать, у нас случались размолвки. Но мы всегда быстро мирились, и мне казалось...
     - Вот именно, тебе казалось, - насмешливо подхватил Гаррисон, словно он уже тысячу раз сталкивался со случаями подобного самообмана. - Ты вечно воображаешь себе то, что хочешь увидеть.
     - Я женился на ней потому, что полюбил ее. И это чувство никуда не исчезло.
     - Еще исчезнет, - усмехнулся Гаррисон, подзывая мистера Ко. - Можешь не сомневаться, исчезнет. И следов не останется.

2

     К собственному удивлению, Митчелл обнаружил, что изрядно проголодался. Несмотря на неказистый вид ресторанчика, еда оказалась отменной. Гаррисон больше налегал на острые блюда, пару раз он предлагал Митчеллу попробовать содержимое своей тарелки, а потом от души веселился, глядя на брата, отчаянно хватавшего ртом воздух.
     - Тебе нужно укрепить свое нёбо, - сказал Гаррисон.
     - Не поздновато? - улыбнулся Митчелл.
     - Лучше поздно, чем никогда, - ответил тот, поднимая голову от тарелки, очки его слегка запотели.
     - Что ты имеешь в виду? - осведомился Митч.
     - Ты всегда был слишком изнеженным. Пора с этим кончать. Ради всех нас, - Гаррисон отложил вилку и поднял бокал с вином. - Ты знаешь, что Лоретта ходит к какому-то астрологу?
     - Да, старик Кадм явно недоглядел. Но при чем тут это?
     - В прошлое воскресенье Лоретта позвонила мне. И приказала незамедлительно к ней пожаловать. Она, видишь ли, только что советовалась с астрологом. И он выложил ей целую кучу скверных прогнозов.
     - Бог мой, каких еще прогнозов?
     - О нас. О Гири.
     - И что же он сказал?
     - Что нас ожидают большие перемены и они нам вряд ли понравятся. - Гаррисон перекатывал в ладонях винный бокал, глядя куда-то поверх головы брата. - То есть совсем не понравятся.
     Митчелл недоуменно уставился на него.
     - Какого черта Лоретта тратит деньги на подобную чушь?..
     - Подожди. Я еще не все сказал. Первым признаком грядущих... - Гаррисон осекся, подыскивая слово, - ...перемен будет то, что один из нас потеряет жену. - Взгляд его наконец встретился со взглядом Митчелла. - И с тобой это только что произошло.
     - Она вернется.
     - Тебя трудно убедить. Но вернется она или нет, главное, что она от тебя ушла.
     - Слушай, Гар, я тебя не узнаю. Да неужели ты веришь во все эти бредни?
     - Я не закончил. Он назвал и второй признак - нам придется иметь дело с человеком, пришедшим с моря.
     - Все это не слишком убедительно, - вздохнул Митчелл. - Этот парень наверняка что-то вытянул у Лоретты, а потом подал ей полученные сведения под соответствующим соусом.
     - Может, ты и прав, - кивнул головой Гаррисон.
     - А как еще можно объяснить все эти жуткие пророчества? - раздраженно вопросил Митчелл. - Или нам стоит признать, что этот парень ясновидящий и впереди нас ждут неисчислимые бедствия?
     - Да, - вновь кивнул головой Гаррисон. - Это тоже нельзя сбрасывать со счетов.
     - Да ты совсем спятил. Моя версия мне больше по душе.
     Гаррисон налил себе вина.
     - Как я уже сказал, - пробурчал он, - ты слишком изнежен.
     - Да что ты ко мне привязался, черт возьми!
     Гаррисон криво ухмыльнулся.
     - Ты слаб, братец, и не желаешь принимать ничего всерьез. Не желаешь замечать опасности. Пусть все летит к черту, ты предпочтешь закрыть глаза.
     Митчелл вскинул руки, точно прося пощады.
     - Я ушам своим не верю, - простонал он. - Вот уж не думал услышать такое от тебя. Тебя же всегда считали самым разумным из всей нашей семьи.
     - Это верно. Полюбуйся, что со мной сотворила моя хваленая разумность.
     - По-моему, ты выглядишь неплохо. Не скажешь, что свеж как огурчик, но...
     - Господи, - устало перебил его Гаррисон. - Неужели мы с тобой так и не поймем друг друга? Да будет тебе известно, я жру антидепрессанты горстями. И не вылезаю от психоаналитиков. А когда я вижу собственную жену голой, меня тянет блевать. Неплохая картинка, правда, Митч? - Гаррисон уставился на свой стакан. - Вообще-то, мне нельзя пить. Алкоголь и антидепрессанты - убойное сочетание. Но сейчас мне на все плевать. - Гаррисон помолчал и осведомился: - Желаешь еще что-нибудь отведать?
     - Нет, спасибо.
     - Думаю, ты справишься с мороженым. Иногда надо позволять себе маленькие детские радости. Это повышает настроение.
     - Мне лучше воздерживаться от сладкого.
     - Женщины на этой вонючей планете ничего не имеют против жирных мужских задниц. Так что ешь мороженое, сколько влезет.
     - Не меняй тему. Ты говорил, что смешиваешь спиртное и таблетки.
     - Нет, я говорил не о таблетках. Я говорил, что скоро свихнусь, потому что не вижу ровным счетом никакого смысла цепляться за свой поганый рассудок.
     - Раз так, сходи с ума на здоровье, - отрезал Митчелл. - Я тебе мешать не буду. Явись на следующее заседание совета в чем мать родила. Подожги дом. Пришей кого-нибудь. Делай все, что твоя левая нога захочет. Все равно это лучше, чем слушать бредни какого-то придурка-астролога и дрожать от страха.
     - Он говорил о Галили, Митчелл.
     - Человек, пришедший с моря? Это может быть кто угодно.
     - Да. Но астролог говорил именно о нем. О Галили.
     - Давай прекратим этот разговор, - вскинул руки Митчелл.
     - Но почему?
     - Потому что мы с тобой ходим по кругу, и этому не видно конца. С меня хватит.
     Гаррисон пристально посмотрел на брата и вздохнул.
     - Что ты будешь делать сегодня ночью? - спросил он.
     - Как что? - пожал плечами Митчелл и взглянул на часы. - Отправлюсь домой и лягу спать.
     - В одиночестве?
     - Да. В полном одиночестве.
     - Ни секса. Ни мороженого. Да ты себя совсем заморишь, братец. Хочешь, подыщу тебе на эту ночь классную телку?
     - Нет, спасибо.
     - Ты уверен?
     Митчелл расхохотался:
     - Уверен.
     - Что смешного?
     - Ты. Можно подумать, мне снова семнадцать лет и ты пытаешься помочь мне лишиться девственности. Помнишь ту шлюшку, что ты для меня привел?
     - Хуаниту.
     - Точно, Хуаниту! Ну и память!
     - Ей так нравилось...
     - Ох, не напоминай мне...
     - ...Сидеть у тебя на лице. Тебе надо было на ней жениться, - сказал Гаррисон, отодвигая стул и поднимаясь. - Сейчас бы у тебя было детей двадцать, не меньше.
     Митчелл укоризненно взглянул на него.
     - Не злись. Сам знаешь, что я прав. Мы оба лажанулись. Нам надо было жениться на тупых суках с широкими задницами, пригодными для деторождения. А мы просчитались. Я выбрал алкоголичку, ты - продавщицу.
     Гаррисон одним глотком осушил свой стакан и поставил его на стол.
     - Ладно, пока. Желаю приятно провести ночь.
     - А ты сейчас куда?
     - У меня свидание.
     - Я ее знаю?
     - Даже я ее не знаю, - ухмыльнулся Гаррисон. - И можешь мне поверить, так намного проще и приятнее.

Глава XV

1

     Когда-то давно, так давно, что я уже не силах вспомнить когда именно, в моей жизни был период, когда ничто не доставляло мне большего наслаждения, чем песни о любви. Я не только обожал их слушать, но, стоило мне выпить, сам их напевал. Так случилось, что незадолго до того, как несчастный случай приковал меня к креслу, мы втроем - Чийодзё, Мариетта и я - ездили в Райли, посмотреть игру бродячих актеров; в каждом их представлении непременно присутствовала пара сцен, проникнутых сладкой, упоительной грустью, когда главный герой или героиня, прижимавшая к груди белоснежный носовой платок, заводили что-нибудь душещипательное, типа "Я помяну тебя, любовь моя, в своих молитвах" или "Белые крылья". Чем больше надрыва и слезливых сантиментов они вкладывали в свое пение, тем сильнее оно меня трогало. Но после смерти Чийодзё я потерял интерес к подобным развлечениям. Простые песни о любви имеют особое очарование, когда предмет ваших нежных чувств сидит рядом, сжимая вашу руку в своей. Но после того, как Чийодзё отняли у меня - при обстоятельствах столь трагических, что ни одному сочинителю песен они не привиделись бы даже в кошмарном сне, - нестерпимая горечь овладевала мною при первых же звуках заунывной мелодии.
     И все же, несмотря на все мое нежелание касаться темы любви, момент, когда мне все же придется это сделать, неумолимо приближается. Фраза за фразой, абзац за абзацем, повествование мое движется к тому моменту, когда любовь, ворвавшись в жизнь уже знакомых вам персонажей, преобразит ее до неузнаваемости. И сколь неуязвимыми для этого чувства ни считали бы себя некоторые из них, лишь немногим удалось ускользнуть от его влияния.
     Лично мне не удалось. Нередко я задавался вопросом, не являлось ли сознание собственной беззащитности перед этой стихией единственной причиной, так долго не позволявшей мне взяться за перо. От матери я унаследовал страсть к сочинительству, а в последнее столетие досуга у меня было предостаточно. Но я предпочитал праздность, ибо опасался - и, если честно, опасения не оставили меня до сих пор, - что стоит мне заговорить об огне, пожирающем чужие сердца, этот огонь не пощадит и меня самого.
     Но теперь деваться некуда. Настало время любовной истории, я ничего не могу с этим поделать, ибо она неотвратима, как исполнение предсказания, о котором Гаррисон говорил своему брату в ресторане.

***

     Гаррисон расстался с Митчеллом у дверей ресторана, отпустил своего шофера и направился в свою тайную квартиру, о существовании которой не знал никто из семейства Гири. Гаррисон приобрел это гнездышко именно для тех целей, в которых намеревался использовать его нынешней ночью. Войдя, он с удовольствием обнаружил, что температура в квартире куда ниже той, что принято считать комфортной, а это означало, что эротический ритуал уже начался. Несмотря на охватившее его возбуждение, Гаррисон не спешил в спальню. В гостиной он налил себе выпить и остановился у окна, смакуя спиртное и предвкушая близкое наслаждение. О, если бы вся его жизнь была столь насыщенна, столь богата чувствами и полна смысла, как в эти блаженные моменты. Завтра, разумеется, он будет презирать себя, завтра на его пути лучше не попадаться, потому что он превратится в законченного ублюдка и будет мстить всем и каждому за собственный стыд. Но сегодня - другое дело. Сейчас, упиваясь предчувствием того, что ждет его через несколько мгновений, Гаррисон был почти счастлив. Наконец он поставил стакан, так и не допив содержимого, и, на ходу развязывая галстук, направился в изысканно обставленную спальню. Дверь была приоткрыта, в комнате горел неяркий свет. Гаррисон вошел.
     На кровати лежала женщина. Ему сказали, что ее зовут Мелоди (хотя Гаррисон сильно сомневался, что женщины, торгующие своим телом, пользуются именами, данными им при рождении). Она лежала неподвижно, вытянувшись под простыней, и глаза ее были закрыты. Покоившуюся на подушке голову женщины окружали бесчисленные лилии, желтые и белые, изящный штрих, придающий особую прелесть погребальному обряду, знак внимания со стороны Фреда Плэтта, человека, который устраивал для Гаррисона эти представления. Благоухание цветов не могло заглушить другой запах, пропитавший всю комнату, запах дезинфекции. Это тоже было одним из удачных изобретений Плэтта, поначалу Гаррисон был несколько шокирован столь грубым вторжением мрачной реальности в свои эротические фантазии. Но Плэтт превосходно разбирался в психологии клиента: неприятный запах, раздражавший ноздри Гаррисона, послужил отличным стимулирующим средством. С тех пор он стал неотъемлемой частью ритуала.
     Гаррисон приблизился в кровати и, остановившись у ее изножья, стал внимательно разглядывать неподвижное тело, пытаясь уловить колебания груди или едва заметное шевеление. Но, как он ни напрягал зрение, ему удалось различить лишь легчайшее подрагивание ноздрей, женщина старательно подавляла в себе все признаки жизни. Молодец, одобрительно подумал Гаррисон, похоже, она настоящий профессионал. Гаррисон уважал профессионализм, в чем бы он ни проявлялся - в биржевых спекуляциях, в приготовлении пищи, в имитации смерти. Как любила повторять Лоретта, взялся за дело - выполняй его как следует.
     Он приподнял простыню, открыв скрещенные на груди руки Мелоди. Она лежала перед ним совершенно обнаженная, тело ее покрывал лишь слой белой пудры, придающий ему трупный оттенок.
     - Мило, - немного иронично заметил Гаррисон.
     Она и правда замечательно выглядела - маленькие груди, напряженные от холода, торчащие соски. Волосы у нее на лобке были изящно подстрижены, так что он мог рассмотреть прелестные очертания ее вагины. Скоро он прижмется к ней губами и вопьется языком.
     Но сначала ноги. Гаррисон бросил простыню на пол, опустился на колени перед кроватью и припал губами к нежной коже женщины. Мелоди была холодна, как покойница, - под простыней, на которой она лежала, скрывались пластиковые контейнеры со льдом. Он поочередно покрыл поцелуями ее пальцы, затем подошвы, а руки его ласкали ее тонкие лодыжки. Теперь, касаясь ее кожи, он ощутил трепет жизни, исходивший из глубин ее существа, но он был так слаб, что не разрушил иллюзии. Стоило ему сделать над собой небольшое усилие, и он поверил, что она мертва. Мертва, холодна и покорна.
     На этом я прерву свое описание, продолжать нет нужды. Тот, кто хочет представить, как Гаррисон Гири развлекался с женщиной, изображающей покойницу, вполне может сделать это самостоятельно, я уже обрисовал обстановку и сообщил немало деталей, способных подстегнуть воображение. А с нас довольно и той информации, что Гаррисон получал наслаждение таким своеобразным способом. Не знаю, почему именно погребальная атмосфера действовала на него столь возбуждающе, но так уж случилось. В общем, тут мы его и оставим, покрывающего псевдотруп поцелуями и распаляющего себя, чтобы овладеть якобы бездыханным телом.

***

     Что же касается Митчелла, то он остался верен своему намерению поехать домой и лечь спать. В глубине души он надеялся, что Рэйчел вернется ночью и все размолвки между ними будут забыты. Он отчетливо представлял, как легкий шум в спальне заставит его открыть глаза, как он различит силуэт Рэйчел на фоне темнеющего за окном звездного неба (Митчелл никогда не задергивал шторы на ночь, в комнате с зашторенными окнами ему неизменно снилось, будто его душат). Потом она сбросит с себя одежду, шепнет "прости, прости меня" и скользнет под одеяло рядом с ним. Может, они займутся любовью, а может, нет. Пожалуй, будет даже лучше, если она просто положит руку на его грудь и они заснут в объятиях друг друга, как в ту ночь, когда они впервые оказались в одной постели.
     Но романтическим мечтам Митчелла не суждено было сбыться. Рэйчел не вернулась. Митчелл долго ворочался в огромной постели. Далеко за полночь он наконец забылся сном, но вскоре пронзительная боль внизу живота заставила его проснуться. Едва сдерживаясь, чтобы не закричать, и посылая проклятия Гаррисону, мистеру Ко и его мерзопакостной стряпне, Митчелл, согнувшись пополам, побрел в ванную и стал рыться в аптечке в поисках болеутоляющих. Перед глазами у него расплывались красные пятна, пальцы тряслись, и прошло не менее трех минут, прежде чем он обнаружил необходимую упаковку с таблетками. Едва он успел сунуть две таблетки в рот, как мучительный спазм заставил его броситься к унитазу и извергнуть поток жидких зловонных фекалий. Он остался сидеть, ощущая, что передышка продлится недолго. Боль, терзавшая его живот, не утихала, ему казалось, что в кишки его вонзаются раскаленные иглы.
     Митчелл уже не мог сдержать слез, сначала они робко поползли по его щекам, а потом полились ручьями. Он закрыл руками разгоряченное лицо и разрыдался. Казалось, невозможно вообразить положение более печальное, чем то, в которое он попал сейчас - оставленный женой, больной, униженный. Чем он заслужил такое наказание? Ничем. Ему не в чем упрекнуть себя, он всегда поступал именно так, как следовало. Почему же теперь он, точно проклятый, сидит здесь, корчась от боли, в окружении собственных миазмов, а душу его терзают мрачные пророчества Гаррисона? Почему жена его скрылась в неизвестном направлении? Почему ее нет рядом, почему она не успокоит его боль прикосновениями своих прохладных рук, почему он не слышит ее нежного, встревоженного голоса? Почему он остался один? О господи, почему он один?

***

     На другом конце города Гаррисон вышел из спальни, где только что изверг свое семя.
     Холодное неподвижное тело приняло этот с